В результате к 1953 г. СССР стал государством с наиболее образованным населением, что открывало невиданные в прошлом перспективы развития, которые не пожелали реализовать послесталинские бюрократические режимы при попустительстве остального населения.

И именно особенности марксизма, о которых было сказано выше, привели к тому, что наряду с общечеловеческими идеалами в политику государственности СССР воплощались и сугубо эгоистические единоличные и кланово-корпоративные интересы, что в период олицетворения так называемой «власти» Н.С.Хрущёвым стало сутью политики государства и привело в последующем к застою в период правления кланов бюрократов, действовавших от имени тяжело больного и во многом неадекватного после перенесённого инсульта Л.И.Брежнева.

ВТОРОЕ в истории Русской многонациональной цивилизации имело место в перестройку, начатую под вывеской М.С.Горбачёва при его деятельном участии, и продолжает быть наиболее зримым и доныне в жизни России и большинства остальных государств, утративших достижения периода строительства социализма: но оно уже в основном выработало свой разрушительный потенциал [23]. Гитлеризм в истории Германии тоже — выражение второго — подмены общечеловеческих идеалов в их национальном выражении кланово-корпоративными интересами.

К вопросу о необходимости выражения именно общечеловеческих идеалов в так называемой «национальной идее» подходят (пока только подходят) и некоторые отечественные аналитики.

8. На сайте “Русского журнала” (www.russ.ru) опубликована статья Олега Матвейчева “Гуманитарное лидерство Запада” (сноски по ходу цитирования — наши). О.Матвейчев начинает её словами:

«Настоящий патриот не тот, кто гордится собой, исподтишка показывая кукиш сильному, не тот, кто, как моська, лает на слона и тихонько лелеет мечту дождаться, когда у врага случатся неприятности, чтобы “толкнуть слабого”. Настоящий патриот должен сознавать всю серьёзность и масштабность проблемы мирового лидерства и, прежде всего, правильно её ставить.

Одним из самых прочно укоренённых предрассудков нашей патриотической интеллигенции является предрассудок о чуждости материалистическому Западу всей гуманитарной проблематики.

Как только не называют западную цивилизацию: и бездуховной, и потребительской, и механистической… Запад рассматривается как античеловеческая, антигуманистическая цивилизация, воплощающая всё самое низкое, топящая в себе все высокие устремления, все ценности и идеалы. Запад навязывает всем свои низкие стандарты, открывая путь к деградации всего, кроме тела и низших потребностей, спекулируя на них. Он ведёт территориальную, планетарную и историческую экспансию. Вниз всегда идти легче, чем вверх, вот всё человечество постепенно и увлекается Западом в пропасть. Недаром он и называется Запад — закат.

Все хорошее рождалось на Востоке, а гибло на Западе, с Востока свет, с Запада — тьма. Залог его могущества в том же, в чём и залог могущества зла и Сатаны. Чтобы следовать им, не нужны духовные усилия, наоборот, нужно максимально освободить себя от всех обязательств и ответственности. Запад навязывал себя миру через экономические и потребительские стандарты; в крайнем случае, когда сопротивление духа бывает велико, — через физическую силу. Кто не будет соблазнён золотым тельцом — будет изнасилован, но в любом случае — покорен»

(http://www.russ.ru/docs/112862522?user_session=a04db2856870356dfb1f6c78e2dd413a).

Далее в статье излагаются взгляды на различие духовности Запада и Востока:

«… о духовном лидерстве Запада как раз можно говорить с момента его рождения в Греции и с Возрождения в Европе. Именно дух обеспечил Греции победу над Персией. Именно греческий дух вёл Александра Македонского и через него был распространён на всю “ойкумену”.

Именно греческая учёность была образцом для римлян. Именно наследниками эллинистического мира и Рима видела себя Византия. Именно от греков набирались мудрости и арабы, через которых потом Европа заново познакомилась со своими же истоками после Крестовых походов.

Именно на основе возрождения прежней греко-римской философии стали возможны научные открытия Нового времени, успехи в технике, научно-техническая революция, вслед за ней военное и экономическое господство над всем миром, продолжающиеся и по сей день.

Господство Запада (и Америки как квинтэссенции Запада) над планетой имеет исключительно духовные, гуманитарные основания. Всякий, кто говорит о бездуховности Запада, извращает дело с точностью до наоборот и будет всегда заблуждаться насчёт своих возможностей, будет не в состоянии ни поставить проблему Запада и России, ни решить её.

Мы хотим правильно поставить проблему и решить её, а, значит, для начала мы должны вернуться к точке размежевания Востока и Запада и понять, как Запад действительно себя идентифицировал.

Впервые Запад осознал себя Западом после победы Греции в войне с Персией. Военное поражение, нанесённое Персии, было на самом деле чудом. Ведь Персия покорила почти всю известную тогда грекам вселенную, ойкумену, уже одно это должно было сломить дух. Персидская армия была единой, а греческие полисы раздроблены, Персия была богаче, в её распоряжении были и все людские ресурсы покорённых стран. Тем не менее несколько побед греков над персами всерьёз заставили задуматься о причинах превосходства.

И сразу стало ясно, что “кадры решают все”. Основным различием было различие в качестве “человеческого материала”, в гуманитарном превосходстве греков над персами. У греков — хитрый военачальник-стратег, обученный правилам вдохновляющей риторики, философски и технически образованный, интеллектуал. У персов — умеющий только казнить и миловать держиморда. У греков воины, свободные, да ещё и желающие умереть за свою свободу, суверены духа, у персов идущие из-под палки, ненавидящие начальников рабы, безынициативные исполнители.

Это разделение на “западную свободу и восточное деспотическое рабство”, появившееся 2,5 тысячи лет назад, стало матрицей, в которую до сих пор упаковывают и политику, и идеологию, и науку, и искусство в самых различных масштабах.

Что, однако, означают эта “свобода” и это “рабство”? Какие процессы предшествовали греческой победе? Что происходило в Греции в течение трёхсот лет, когда создавался невиданный качественный “человеческий материал”, в результате чего каждый грек стал “стоить” сотен и даже тысяч единиц персов? [24]»

(http://www.russ.ru/docs/112862522?user_session=a04db2856870356dfb1f6c78e2dd413a).

В промежуточном итоге:

«Когда сегодня, спустя 2,5 тысячи лет, современный человек видит всё того же индийского гуру, который путём десятилетних тренировок научается за час заживлять на себе раны или не чувствовать боль, он приходит в восторг и даже отрекается от западной цивилизации в пользу “восточной духовности”. Но на самом деле подлинные чудеса демонстрирует как раз западная цивилизация: она может не только заживлять раны, спасать от гангрены, она победила холеру и чуму. Никакой индийский йог не может встать посреди Лондона, а через пять часов оказаться в Дели [25]. Но западный человек с помощью самолёта запросто может это сделать. Многие гуру хвастаются, что разговаривают с духами и видят их (правда, их разговоров никто не слышит), но зато все люди западной цивилизации на расстоянии в несколько тысяч километров видят и слышат друг друга с помощью телевизоров и телефонов»

(http://www.russ.ru/docs/112862522?user_session=a04db2856870356dfb1f6c78e2dd413a).

Действительно зримый облик современной глобальной цивилизации — её техносфера — порождение духовности Запада. И хотя действительно заработать и купить, например, сотовый телефон и научиться на нём нажимать кнопки, куда быстрее и проще, нежели поработать над собой и освоить биологический потенциал, открывающий возможности произвольной телепатической коммуникации, но глобальный биосферно-экологический кризис и сопутствующие ему множество социальных кризисов и проблем — реальная опасность для человечества — и порождёна она духовностью Запада.

Но и якобы превосходящая западную духовность духовность единичных «гуру» Востока не уберегла человечество от этой опасности, и вообще она не знает, а главное не хочет знать, что делать с угрозой гибели нынешней цивилизации в биосферно-экологическом кризисе и связанном с ним множеством социальных кризисов…

«Для восточного человека слова — это сотрясание воздуха, это нечто мимолётное, это “всего лишь слова”. Слова и речи используются для того, чтобы что-то скрыть, запутать, для того, чтобы получить временное ситуативное преимущество. Слова могут использоваться для восхваления и соблазнения, для просьб и приказов, но в любом случае роль языка — подчинённая.

Совсем иное отношение к слову было у греков. Как это ни парадоксально, для них Логос — это самое стабильное, что есть в хаотическом мире. Всё меняется, Логос остаётся, поэтому человек должен быть, если он хочет быть твёрдым, послушен Логосу, поэтому человек, если он хочет быть мужественным, должен не манипулировать словами, а держать слово. Держание слова, в свою очередь, запускает механизм подтверждения взаимных ожиданий, включает положительную обратную связь и увеличивает взаимное доверие членов общества, что сказывается и на политике, и на экономике. Но главное в Логосе — это его способность не путать и скрывать, а способность открывать. Для грека Логос — то, что открывает все сущие вещи.

Интерпретация Логоса как открывающего начала нацеливает грека на познание всего сущего “так-как-оно-есть-на-самом-деле”. Между человеком и сущим нет никаких искажающих преград, точнее, они есть, но они могут быть преодолены. Важно, что принципиально человек есть тот, кто может знать истину. Истина интерпретируется как открытость, откровенность. Открытость всего сущего для человека и откровенность человека по отношению к сущему и к другому человеку. Это бесконечно далеко от восточных хитростей и дипломатий, от восточных лести и наушничества. Это бесконечно далеко от восточного представления о том, что мир лежит во зле и что вместо истины нам дана сплошная “кажимость”. Поэтому понятно, что на Востоке может быть бесконечное количество мудростей и мудрецов, ведь каждый из них — автор новой иллюзии, нового обмана. Для греков впервые во всей истории это оказалось неприемлемо, и они первыми выдвинули идеал, если так можно выразиться, “объективного познания” [26].

(…)

Мы мыслим на языке Запада, всё человечество мыслит на западном языке. Нет, каждый может коммуницировать на арабском, японском и даже мумбу-юмбу. Но когда он начинает коммуницировать по поводу коммуникации, он переходит на метаязык, язык западный [27]. Каждый может познавать на своём урду или хинди, но когда он начинает познавать познание, когда он начинает объяснять, он переходит на категории, на понятия, на метаязык, то переходит на западный язык. Запад владеет миром через дискурс, через правила и категории. А разве язык экономики во всём мире с её инвестициями и инфляциями не западный? Другого нет [28]. А язык политики с её демократиями, разделениями властей, выборами? И так в каждой хоть гуманитарной, хоть естественной дисциплине!

Но и это ещё не всё. Запад ненавязчиво правит миром через саму используемую технику. Абсолютная глупость считать, что техника — это “только средство”, которое-де можно использовать как во благо, так и во зло, что она инструмент, она нейтральна. Как уже было сказано, техника родилась в особом мире и требует для себя особой онтологии, которую и воспроизводит.

Китайцы когда-то провозгласили лозунг “Модернизация без вестернизации!”, но они не ответили на вопрос, как такое возможно. Если ещё про газету, например, можно сказать, что написанное в ней, её контент [29], может быть западным и восточным, а сама она “нейтральное средство”, просто бумага (хотя, конечно, это не так, как показал Маклюэн, газета модернизирует зрение, другие чувства, мышление и проч.), то, например, про такое техническое “средство”, как Интернет, вообще никто не рискнёт сказать, что это нечто “нейтральное” и никак не изменяющее человека. Тем не менее интернет — главное оружие и средство коммуникации всех сетевых структур арабских террористов, воюющих с США, родиной интернета. И дело не в том, что они взяли оружие у врага и повернули против него же себе на пользу, а в том, что именно тогда, когда они взяли оружие врага, они уже проиграли.

Хорошо, что по миру прошёл блокбастер “Властелин колец”, он помогает объяснять сущность техники вообще. Кольцо всевластия не только управляет всеми кольцами, которые раздали разной живности, но оно принадлежит своему господину и все время стремится к нему. Им нельзя владеть, хотя это самое сильное искушение. Только оно владеет тобой, пока ты им “владеешь”. И, владея тобой, оно изменяет тебя, ведёт к тому миру, в котором было порождено [30]»

(http://www.russ.ru/docs/112862522?user_session=a04db2856870356dfb1f6c78e2dd413a).

Завершается статья следующим по сути деловым предложением:

«Если мы хотим хотя бы встать вровень с Западом, надо создавать новый невиданный “дискурс”, новую невиданную “культуру” (эти западные понятия уже не подходят!), которая сможет, как пожар, как эпидемия, распространиться по миру, так как у мира не будет никаких антител, так как иммунная система каждой культуры “пропускала” бы наш культурный вирус, так же, как сейчас пропускает западные вирусы в виде дискурса и техники.

Но почему мы вообще решили, что мы можем соперничать с Западом? Почему мы не есть обречённые на некое умирание, модернизацию и вестернизацию, так же, как и все?

Ответ тот же: мы шестьдесят лет назад победили страну и культуру, бывшую в то время квинтэссенцией западного мира. Как когда-то греки победили персов. И мы тоже победили каким-то духом. Но, в отличие от греков, мы не стали спрашивать каким. Мы не рефлектировали, мы не эксплицировали условия своей победы, и после “горячей” войны проиграли “холодную войну”. Задача, которую мы не выполнили тогда, осталась перед нами и зовёт нас сейчас»

(http://www.russ.ru/docs/112862522?user_session=a04db2856870356dfb1f6c78e2dd413a).

Но прежде чем, комментировать это, обратимся ещё к одной статье того же Олега Матвейчева “Духовный суверенитет”, затрагивающей другие аспекты этой же проблематики выражения общечеловеческих идеалов в «национальной идее». Статья опубликована на сайте “Русского журнала” 17.02.2006 и дублирована на сайте “Интернет против Телеэкрана”, но под другим названием: “В чём истинный суверенитет России”. В ней О.Матвейчев пишет (сноски по ходу цитирования — наши):

«Ватикан не обладает экономической мощью, он живёт на “пожертвования”, на кредиты, в залог которых даёт имеющиеся в огромном количестве произведения искусства и предметы роскоши. Он владеет акциями, но вряд ли жизнь рантье есть свидетельство экономического лидерства.

Ватикан не обладает военной мощью. Несколько сот швейцарских гвардейцев явно не в счёт. Ватикан не имеет атомной бомбы и лишён так называемого ядерного суверенитета, у него нет места в совете Безопасности ООН.

Политическая система Ватикана тоже не является эталоном цивилизованности. Всякому приличному государству полагается быть демократией, а Ватикан — абсолютная монархия [31]. Однако никто не причисляет Ватикан к “оси зла”, к странам-изгоям, не грозит ему бомбёжками, не разворачивает на его территории широкую сеть институтов и фондов, НГО и НКО. На Ватикан не транслируются передачи радио “Свобода” на латинском языке, не проводятся международные конференции под лозунгом “Последний диктаторский режим Европы” [32]. В отличие от Лукашенко Папу не дразнят “батькой”, хотя ему бы эта кличка больше подходила.

Подобные “недружественные” действия, попытки хоть как-то воздействовать на суверенитет Ватикана, а тем более лишить его суверенитета сразу бы вызвали огромную реакцию по всему миру. Почти миллиард католиков как минимум взволновались бы, и уж среди них наверняка бы нашлось несколько миллионов готовых пожертвовать жизнью в войне с любым агрессором.

Кто-то может сказать, что никому в голову не придёт лишать Ватикан суверенитета, ведь победитель не получит никаких трофеев, да и само это государство весьма безобидное, ни на кого не покушающееся. Это, безусловно, не так. Ватикан сыграл серьёзную роль в разрушении СССР, а если углубляться дальше, в глубь веков, то мы обнаружим, что римские папы были одними из крупнейших геополитических игроков в истории. Достаточно сказать, что как минимум три нашествия, в результате которых Россия могла бы потерять суверенитет (поход ливонцев, поход Мамая, польская интервенция [33]), организовали в Ватикане. Что касается трофеев, то сокровищницы Ватикана являются самым большим в мире хранилищем культурных и антикварных ценностей. Так что и повод, и причину для агрессии и для лишения Ватикана суверенитета найти можно.

Но этого не происходит, более того — никому даже в голову не приходит столь безумная мысль. Мысль о завоевании богатой страны приходит часто. Мысль о завоевании сильной страны тоже не редко (как минимум из чувства безопасности), а вот по поводу Ватикана: ни в одном генштабе мира не написан план соответствующей операции.

В чём же дело? Получается, что самый твёрдый, непробиваемый, гарантированный суверенитет держится не на силе, не на экономической мощи государства, не на атомной бомбе, а на духе. Суверенитет его держится только на том, что это центр католического мира, мировой религии.

Напрасно кто-то думает, что речь идёт только о Ватикане как о чём-то из ряда вон выходящем, чём-то экзотическом. Сущность любого феномена не есть нечто абстрактно-всеобщее, витающее над всеми единичными представителями данной сущности. Существенное и всеобщее фигурирует, как правило, в качестве особенного наряду с другими особенными. Мы ничего не узнаем о сущности суверенитета, взяв 150 государств и пытаясь путём отвлечения создать общее понятие. Напротив, взяв одно государство, которое выглядит как исключение из правила, мы поймём и само правило.

Всё, что сказано о Ватикане не в меньшей, а в большей степени применимо к любой другой суверенной стране, и тем больше, чем более она суверенна.

Всё, что было сказано о Ватикане, относится, например, к Арабским Эмиратам и Мекке. США из соображений экономической безопасности, может быть, давно бы уже захватили весь аравийский полуостров, который хранит в себе запасы 60 процентов самой дешёвой и качественной мировой нефти. Но не экономическая и военная мощь расположенных там государств останавливает США. Мекка — центр мировой религии. И она залог нынешнего и будущего суверенитета арабов.

Точно так же и сам Вашингтон является “Ватиканом демократической религии”, и он решает, что является демократией, а что ересью. Там находится “золотой эталон” демократии, как в Палате мер и весов. И всякий, кто принял этот дискурс, кто принял эти правила игры, уже не суверенен, он может быть сколь угодно демократичным, но если Вашингтону что-то не понравится, то еретик будет вынужден “идти в Каноссу”. Пока мы используем чужой дискурс, мы рабы того, кто этот дискурс создал или присвоил себе право говорить от имени создателя. Поэтому “суверенная демократия”, о которой сейчас много говорят, возможна только для Вашингтона.

(…)

Военная сила, материальные богатства — всё это временный ресурс, а ставка на время даёт временные преимущества. Если кто-то хочет непоколебимого суверенитета, тот должен ставить на вечное, на Дух. Тот, кто хочет быть сувереном, гарантированным сувереном, тот должен обеспечить себе такое место в мире, когда другие государства предпочтут умереть сами или нанести вред себе, нежели покуситься на того, кого считают воплощением некой духовной ценности. [34]

Ценность в этом случае является источником, на который ориентируются, откуда черпают и собственную идентичность (как мусульмане, например, черпают её в Мекке и Медине).

Источник — это ресурс, нечто, отдающее себя, растрачивающееся. Поэтому для того, чтобы быть такой ценностью, надо отдавать, а не брать, надо жертвовать, а не накапливать.

(…)

… настоящий источник — это такой источник, который никогда не оскудевает, который, возможно, становится тем больше, чем больше из него черпаешь, — источник духовный.

Только то государство, которое несёт миру некий свет, не требуя ничего взамен, дарит духовные ценности, обеспечивает себя истинным суверенитетом и обладает настоящей духовной властью над одариваемыми и неспособными отдариться по причине нищеты духа. Одариваемые просто проникаются даруемым им духом, испытывают головокружительное чувство превосходства над собой прежними и над тем, кто ещё не вкусил ничего подобного. Они получают невиданное ранее удовольствие, которое не могут обеспечить сами, они подсаживаются на иглу духа и отдают всё, что угодно (в том числе и материальные ценности и жизнь), за возможность припасть к истоку.

Этот исток нам надо создать, этот исток нам надо открыть. Исток, из которого на всех без разбора, на все расы и религии, на все сословия и народы прольется духовный свет, без которого они уже не будут представлять свою жизнь.

Суверенитет России не в руках экономистов и политиков, не в руках военных и ученых. Он в руках философов и поэтов» [35]

(http://www.russ.ru/docs/110680710).

Однако то, что высказал в обеих цитированных нами статьях О.Матвейчев, — это Запад, если пользоваться его терминологией, а не Русь, хотя это и опубликовано в “Русском журнале”.

По существу, если написанное им выразить в понятийном аппарате Руси, то приведённые выше выдержки из обеих статей — выражение мечты о том, чтобы Россия стала Западом, ещё более высокой пробы, чем нынешний Запад.

Однако для того, чтобы это увидеть, понять и иметь возможность показать это другим, сначала надо обрести самообладание — «суверенитет» над самим собой. Суверенитет — это власть в ранее определённом смысле слова, и начинается он с неограниченной свободы в выборе тем для анализа прошлого, настоящего и перспектив. И неограниченность свободы в выборе тем — основа свободы прогностики.

9. Мы действительно победили агрессию именно Запада во второй мировой войне духом, но не «каким-то духом», а Русским духом. И при этом Запад не был однороден, но частично поддерживал нас в его войне с самим собой. А Восток в лице Японии выступал вместе с Западом против Руси.

Россия, а точнее, — Русь — не Восток и не Запад: и там, и там мы — чужие. Но и Восток, и Запад для нас — свои, вопрос только в том: В каком качестве они для нас свои, т.е. потенциально Русские?

А для ответа на этот вопрос, надо говорить о сути, а не о словах или иллюзиях.

10. Начнём с того, что понятие — это единство в психике индивида слова (языковых конструкций — в самом общем смысле терминов «язык» и «конструкции») и образа.

Слово может существовать в психике индивида само по себе вне связи с каким-либо определённым образом или множеством определённых образов.

Но образ не может существовать в психике индивида, если он не внесён в неё чувствами — ощущениями, или не воспроизведён на основе слов.

Отсюда проистекают принципиальные различия Востока и Запада:

· Для Востока (не для его толпы, — а для его «гуру») значимо пережить в себе самом определённое качество бытия, а не дискутировать об этом качестве бытия нескончаемо долго, не переживая этого качества в себе самом. Именно поэтому ещё в древности дзэн-буддистский мудрец Дайэ учил:

Слово «луна» — только «палец», указующий на луну: горе тому, кто примет «палец» за луну [36].

· Для Запада — для большей части его толпы, включая и так называемых «интеллектуалов», слово само по себе более значимо, нежели переживание определённого качества бытия, обозначаемое этим словом. Поэтому для Запада особо значимы и нескончаемые словопрения, далеко не всегда обусловленные реальными событиями. Т.е. Запад избыточно часто совершает ошибку, на которую указал Дайэ: принимает «палец» за луну [37].

Однако вопреки тому, что пишет О.Матвейчев, в главном — в корне духовность Запада и духовность Востока неотличимы друг от друга, потому что это одна и та же духовность индивидуализма, обособившегося от Жизни.

Всё остальное, включая и различие отношения к слову и личным переживаниям тех или иных качеств бытия, — выражение особенностей индивидуализма Востока (прежде всего «гуру») и Запада:

· индивидуализм Восточного образца, пребывая в этом Мире и находя его дискомфортным, желает побыстрее его покинуть и больше в него не возвращаться [38];

· индивидуализм Западного образца, пребывая в этом Мире и находя его дискомфортным, желает побыстрее его «отпрессовать» так, чтобы с комфортом скоротать «срок» — срок жизни;

Иными словами и Востоку, и Западу одинаково свойственны тюремные мироощущение и миропонимание, но:

· восточный претендент в «гуру» ориентируется и работает на совершение побега в одиночку так, чтобы его не поймали и не вернули в заключение;

· а западный «активист» ориентируется и работает на создание комфорта для себя в «камере», не задумываясь о последствиях ни для себя, ни для того мира, который он воспринимает в качестве «тюрьмы»;

· все прочие — прозябают в общем-то одинаково безсмысленно, занимаясь чем-то под давлением обстоятельств, в свободное от суеты время отдаваясь мечтам соответственно традициям Востока (обрести задаром качества продвинутого «гуру»), либо Запада (обрести задаром комфорт наиболее преуспевших «активистов»).

Отсюда:

· Восточному претенденту в «гуру» для успеха его бегства с Земли, как он полагает, надо «накачать» себя в том, что на Западе называют «парапсихология», и ему нет дела до того, кто из деспотов и как «строит» своих современников и насколько он успешен в этом [39]. То же касается и корпораций «гуру» — они агитируют за бегство с Земли в индивидуальном порядке, и в своём большинстве не поддерживают усилия деспотов и деспотизм теми навыками и знаниями, которые успели освоить, а деспотам, пока они «строят» современников, — не до науки.

· Западному «активисту» для того, чтобы с комфортом обустроиться «здесь и сейчас», надо знать, как устроена «тюрьма», как использовать её в качестве ресурсов. Что будет потом, — в результате его действий — его не интересует: потом придут другие поколения и последствия его дел будут уже их проблемами. А один из способов обустроиться — начать самому «строить» современников, и это эффективнее делать на научной основе, что и находит выражение в потребности в объективном знании — для «строителей», и в одурманивании лжезнанием тех, кого «строят».

Объективное знание, предназначенное для избранных и доверенных, распространяется в обществах и на Западе, и на Востоке одинаково — на основе слов как таковых (и иных языковых конструкций в самом общем смысле этих терминов), которым сопутствуют ещё некоторые пояснения носителей традиции в прямом личном общении и взаимном сопереживании диалогу по теме.

Описывая негодование Александра Македонского по поводу опубликования Аристотелем [40] некоторых учений философа, Плутарх приводит весьма знаменательное письмо полководца:

«Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же мы будем отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах».

Успокаивая уязвлённое честолюбие и чувство превосходства Александра, Аристотель в своём ответе ему объяснил, что «хотя эти учения и обнародованы, но вместе с тем как бы и не обнародованы».

Последнее — Аристотелев аналог высказывания Дайэ: Слово «луна» — только «палец», указующий на луну: горе тому, кто примет «палец» за луну, — но не предназначенный для самостоятельного понимания без каких-либо пояснений, что и отличает его от высказывания Дайэ по этому же вопросу.

И это соотношение — явный показатель того, что О.Матвейчев, будучи под властью именно западного менталитета (в чём он признаётся сам [41]), ошибся, утверждая, что именно для Запада характерна «открытость всего сущего для человека и откровенность человека по отношению к сущему и к другому человеку. Это бесконечно далеко от восточных хитростей и дипломатий, от восточных лести и наушничества. Это бесконечно далеко от восточного представления о том, что мир лежит во зле и что вместо истины нам дана сплошная “кажимость”». В данном случае О.Матвейчев — жертва того, что он назвал “кажимостью”, а по-русски называется наваждением, мороком. А так называемые «восточные хитрости и дипломатия, восточная лесть и наушничество» — невинные детские шалости в сопоставлении с системой массового производства разнородных “кажимостей”, в результате действия которой Запад сложился в его нынешнем виде. Если для Запада и характерна открытость, то только открытость слов, а не стоящей за ними сути… И именно на этом издревле строился Запад.

В приведённом выше примере хорошо видно, что Александр Македонский — лидер “элиты” — обеспокоен “нарушением” Аристотелем — периферией социального знахарства — монополии на адекватное Знание — основы власти над невежественным обществом. Но здесь же хорошо видно и то, что Аристотель обеспокоен сохранением той же монополии на адекватное Знание ещё больше, чем Александр, поскольку намекает Александру, что публикация в некотором смысле дефективная и не позволяет овладеть Знанием в полной мере по её прочтении: требуются ещё некие объяснения. Если Александр не понял этого сам, то только потому, что не выделял «гуру» из “элиты”.