И поворот в диалоге, внешне кажущийся нелогичным со стороны Сухова:

«— Зря, — сказал Сухов.

— Что зря? — не понял Рахимов.

— Освободили зря. Там бы они живыми остались. А теперь он их наверняка убьет, раз они у тебя в руках побывали», — неожиданно приобретает глубокий смысл.

Национальные “элиты”, зараженные психическим троцкизмом (по оглашению — одно, а по умолчанию — другое) с точки зрения Глобального Предиктора — порченые и ни на что другое, кроме как на уничтожение после исполнения предназначенной им миссии паразитизма на теле своих народов, не годны. И ответ Рахимова: “Мы даже лиц-то их не видели,” — иносказательно говорит о том, что для троцкизма все национальные “элиты” — на одно лицо. А с точки зрения большевизма получается, что прежде освобождения народов и их управленческих “элит”, необходимо сформировать концепцию жизнестроя, альтернативную библейской: “Сперва надо с ним управиться, а потом уж жен освобождать… Восток — дело тонкое”.

«— Значит ты должен взять баб!

— Многовато для меня, — улыбнулся Сухов. — Одну бы мог для услаждения жизни.

Рахимов сразу посуровел.

— Не надо с этим шутить. Это первые освобожденные женщины Востока».

Это первый фрагмент текста киноповести, из которого можно понять, что Сухов и Рахимов по разному видят “освобожденных женщин Востока”. В толпо-“элитарном” обществе смысл жизни — в наслаждении: есть наслаждение — есть жизнь, нет наслаждения — нет и жизни. И этот принцип жизни в обществе с толпо-“элитарной” нравственностью насаждает “элита”, поскольку именно она является законодателем мод в толпе. Но и сама она ни для чего иного, как прожигания жизни и паразитирования на теле трудового народа, использована быть не может. Поэтому Сухов в определении предназначения женщин из гарема, точен: для услаждения жизни. Но здесь же видно и отношение большевизма к тому жизненному принципу, который исповедуют национальные “элиты” — принципу наслаждения: “многовато для меня, одну бы мог для услаждения жизни”. Последнее сказано в шутку и Рахимов понимает, что это шутка. Но если Сухов “и в шутку, и всерьез” последователен в своем отношении к гарему Абдуллы, то для Рахимова они то “бабы, которые по рукам и ногам связали”, то “первые освобожденные женщины Востока”. В этом — суть психического троцкизма, как социального явления.

«Сухов продолжал улыбаться. Вдруг он увидел Саида, который прихрамывая появился из-за бархана.

— Ты как здесь оказался? — удивился Сухов.

— Стреляли, — ответил Саид и уселся на песок».

Это первое появление Саида, который каждый раз будет и в дальнейшем возникать неожиданно как бы из-под земли и приходить на помощь Сухову, обеспечивая совместной деятельностью эффективный тандем. “Из-под земли” — хотя и образно, но по смыслу — очень точно: каждый раз как бы заново “откапываясь” и тем самым отвечая своей символической сущности — кораническому исламу. Коранический ислам, в отличие от ислама исторически сложившегося, — немногословен и максимально дееспособен, поскольку всё необходимое для осуществления деятельности во исполнение Божьего Промысла уже есть в Коране. Но кроме того, Саид еще и “прозрачен”, то есть невидим для людей с животным типом строя психики. Поэтому в фильме его не замечают ни Петруха, ни Рахимов, ни женщины гарема, ни даже, когда этого потребовали обстоятельства, “люди” Абдуллы. Саид напрямую, без посредников общается только с Суховым и Абдуллой. При общении коранического ислама с большевизмом возникает новое социальное явление, активное и деятельное, в направлении осуществления Божьего Промысла — русское Богодержавие, предтечей которого и был сталинизм.

“Люди” Абдуллы — бандиты, одеты кое-как. Саид внешне от них ничем не отличается и тем не менее Абдулла явно отдает ему предпочтение. Даже когда Саид застрелил двоих из банды, Абдулла не расправился с ним на месте, не разоружил, а лишь спросил: ”Зачем ты убил моих людей, Саид?”. Разоружил же он Саида только после того, как заподозрил его в сотрудничестве с Суховым. Всё это говорит о том, что Абдулла признает по каким-то признакам в Саиде личность равную себе и желал бы видеть в нём союзника, а не противника. Знает он о существовании Джавдета и о противостоянии ему Саида, после чего создается впечатление, что он желает Саиду помочь: “Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джавдета в Сухом ручье. Его там нет”.

В этой фразе усматривается намерение Абдуллы выстроить линию поведения Саида в нужном для него направлении. Но Абдулла и Саид — символы, олицетворяющие противостоящие друг другу концепции управления глобального уровня значимости, а их информационное противоборство в конце ХХ века — суровая реальность для России и всего мира. Очевидно, что по мере роста грамотности в странах мусульманской ориентации, коранический ислам словно подпочвенные воды, должен подниматься снизу очищаясь от догматов исторически сложившегося ислама. Законы шариата, на которые ссылается “элита” мусульманских стран, как и любое законодательство, всё-таки вторичны по отношению к Корану. Поэтому мусульманское духовенство относится к священному писанию точно также как и иерархия христианских церквей: они не дают верующим представление о Коране, как целостном учении, способном изменить жизнь людей к лучшему, а зачитывают и комментируют во время своих проповедей лишь отдельные его фрагменты, чтобы укрепить в сознании верующих незыблемость законодательных положений, выстроенных исламской “элитой” на основе Корана, в интересах прежде всего этих “элитарных” кланов. В безграмотности простых мусульман одна из главных причин того, что исторически сложившийся ислам доминирует над кораническим исламом. Но по мере роста грамотности приверженных исламу во всех странах и их самостоятельного изучения Корана “Саид всё более будет оживать, а Джавдет отмирать”. Вероятность такого развития событий не могла остаться не замеченной для приверженных библейской концепции, тем более что эта тенденция проявилась в арабских странах в процессе освободительной борьбы от колониальной зависимости, начиная со второй половины ХIХ столетия. В религиозном плане это освободительное движение сопровождалось очищением коранического ислама от наносов национального традиционализма, к которому тяготели все национальные “элиты”, приспосабливая исторический ислам к своекорыстным интересам своих кланов.

Как мог остановить Глобальный Предиктор этот процесс очищения? Только возглавив его! И он это сделал. Так появился “исламский фундаментализм” и “исламский терроризм”, провозгласивший борьбу за очищение веры. Оба термина взяты в кавычки потому что к кораническому исламу они никакого отношения не имеют. Они — специальные и целенаправленные средства формирования негативного отношения к кораническому исламу в библейской цивилизации. И всё это наиболее остро проявилось в постперестроечной России, в которой Глобальный Предиктор, подыгрывая “исламскому терроризму” национальных “элит” Кавказа и Средней Азии, по сути стремится противопоставить народы России, завороженные библейским псевдохристианством, народам других стран, приверженным исторически сложившемуся исламу.

Но Абдулла, заигрывая таким образом с Саидом, играет с огнем. Так, в конце XIX столетия, чтобы предотвратить становление большевизма в России, он попытался заменить идеалистический атеизм Библии, на материалистический атеизм марксизма, в уверенности, что безграмотные православные русские всех национальностей не поймут, что всё это ветви одного мировоззренческого дерева. В результате он получил новую, неведомую для него форму большевизма — сталинизм. С кораническим исламом в Русской цивилизации произойдет нечто подобное, но на этот раз он будет иметь дело с мечтою А.С. Пушкина — Русским Богослужением [30] в Богодержавии, которое для него будет покруче коранического ислама.

Такими к концу ХХ столетия сложились отношения между библейской концепцией управления и кораническим исламом. Для людей с библейскими стереотипами отношения к явлениям внутреннего и внешнего мира коранический и исторический ислам не различимы. И если Коран вот уже 1300 лет обвиняет “обладателей писания” в искажении откровений пророков, то все библиисты в прошлом и в настоящем предпочитают эти обвинения обходить молчанием. Иерархи же всех конфессий, поддерживая в пастве ритуальное рвение к вероучениям, замалчивают основы Единого Завета, данные людям в последний раз через пророка Мухаммада, как напоминание о едином Боге, и по сути своей насаждают идеалистический атеизм многобожия. В цивилизации Россия идеалистический атеизм был преодолен к концу XIX столетия и потому ей был навязан психическим троцкизмом атеизм материалистический в форме марксизма, о чем иносказательно и повествует следующая сцена.

«— Слушай, Сухов, — сказал Рахимов, воспользовавшись паузой, — я тебе человека [31] дам, лошадь, пшена… а, Сухов? Доведи их до Педжента. Сейчас ведь, может, на триста верст никого из наших…

— Это точно, — согласился Сухов».

Так большевизм получил в помощники от психического троцкизма материалистический атеизм в марксистской упаковке. Но фраза Рахимова «Сейчас ведь, может, на триста верст никого из наших…» иносказательно говорит о том, что психический троцкизм, навязывая большевизму в помощники материалистический атеизм, осознавал свою недееспособность в условиях России, ибо у Сухова и Рахимова были свои представления о “наших” и “не наших”.

Чтобы понять, о чём идёт речь, то есть — кто в понимании Сухова и Рахимова “наши” и “не наши”, необходимо сделать небольшое отступление в область человеческой психики.

Психика всякого индивида — многокомпонентная информационная система. Точнее психика — информационно-метрическая система, поскольку психика — это прежде всего алгоритмика, а алгоритмика — этопоследовательность шагов преобразования информации, что невозможно без разного рода свойственных алгоритмике матриц — преобразователей мер, которые представляют собой разного рода «кальки» с объективной всеобъемлющей меры-матрицы — Высшего предопределения бытия.

Психика порождает поведение человека на основе того, что в компьютерном деле принято называть информационным обеспечением. Информационное обеспечение поведения человека разнородно и включает в себя:

· инстинкты биологического вида «Homo Sapiens»;

· навыки, воспринятые из культуры общества в готовом к употреблению виде и отрабатываемые большей частью (как и инстинктивные программы) автоматически в ситуациях раздражителях;

· плоды собственных интеллектуальных усилий индивида;

· интуицию, которая также не однородна, а включает в себя:

O результаты автономной (изолированной от среды) работы бессознательных уровней психики самого индивида;

O духовное (биополевое) воздействие на его психику коллективной психики, в поддержании которой индивид соучаствует в духовном мире;

O наваждения извне и одержимость, как результат полевого воздействия на индивида со стороны других субъектов как воплощенных, так и бесплотных духов;

O непосредственное водительство Свыше.

Информационное обеспечение поведения, проистекающее из названных разнородных компонент, не во всех жизненных обстоятельствах бесконфликтно сочетается с информационным обеспечением поведения, проистекающим из других компонент. В зависимости от того, чему индивид отдает предпочтение, позволяя той или иной алгоритмике реализоваться в его поведении как в вещественном, так и в духовном мирах, складывается строй его психики, даже если индивид не осознает, что это такое. Вследствие неоднозначности отдания предпочтения при разрешении конфликтов между разнородными компонентами информационного обеспечения поведения в психике каждого, в обществе прослеживается более или менее ярко выраженная тенденция к поляризации:

· на одном полюсе те, кто большей частью бессознательно стремится всё подчинить удовлетворению своих инстинктивных потребностей;

· на другом полюсе те, кто более или менее осознанно стремится привести всё к ладу с Божьим промыслом и жить в русле Божьего водительства.

Первые являются носителями животного строя психики и по существу представляют собой говорящих человекообразных обезьян, более или менее выдрессированных воздействием культурной среды цивилизации. Вторые находятся на разных стадиях пути к тому, чтобы необратимо стать человеками — носителями человечного строя психики.

Между этими двумя полюсами общества рассредоточились (в математическом смысле статистического распределения) все остальные: разнородные биороботы-зомби — те, кто отвергает свободу своего разума в постановке и решении задач, а также отвергает и интуицию, подчиняя свою волю внешним факторам.

Среди зомби выделяется один специфический отряд — демонические личности [32] — те, кто не отказывается от разума и интуиции, но отвергает при этом водительство Свыше и пребывает в опьянении своеволием как своим собственным, так и некоторых из числа окружающих воплощенных в веществе или пребывающих в полевой форме сущностей.

Но при более пристальном рассмотрении все зомби, включая и демонические личности, — одинаково носители животного строя психики, чьи инстинкты закованы в кандалы норм культуры или выступают (как в прямом, так и в извращенном виде) под разновидными масками оболочек формальных новшеств в культуре гедонизма [33], подчиняющей все компоненты психики извлечению из всего и вся — удовольствий.

И именно с позиций признания этой объективной данности можно сказать, что общественный прогресс выражается в вытеснении в обществе одних типов организации психики другими, а не в технических достижениях, как полагают сегодня многие. И вследствие этого, всякое знание -лишь приданое к строю психики, что по существу означает: любое знание, применяемое индивидом с животным типом строя психики, даёт обществу один результат; индивидом с типом строя психики зомби — другой; демонической личностью — третий, но то же самое знание, используемое носителями человечного строя психики, даёт обществу результат отличный от первого, второго и третьего. Согласно этому человечество может продвигаться:

· в направлении скотства при статистическом преобладании животного строя психики, когда человекообразных цивилизованных обезьян будут пасти биороботы, запрограммированные культурой, при господстве над теми и другими демонических личностей;

· в направлении биороботизации, когда скотство будет беспощадно подавляться, а над массой биороботов будут, как и в первом варианте господствовать демонические личности;

· в направлении человечности, в которой скотство, биороботизация и демонизм будут поставлены в состояние невозможности осуществления.

Соответственно глобальная политика — деятельность в продвижении человечества к одной из этих взаимоисключающих друг друга «окончательных целей», вне зависимости от того, осуществляется эта деятельность под водительством животных инстинктов и их культурных оболочек; под водительством запрограммированности культурой; под давлением одержимости демонических личностей другими демонами; либо по свободной воле разумного человека, не глухого к Языку Жизни, в котором каждое событие имеет Свыше адресованный человекуобъективный смысл, который человек способен понять субъективно как в меру свойственной ему праведности, так и в меру свойственной ему порочности. То есть человек способен выявить двойственный смысл, после чего может по своему субъективному произволу определить, какой из них ближе к объективному Добру, а какой — к объективному Злу, и вести себя соответственно тому или другому.

Данное здесь понимание различных типов строев психики позволит читателю в дальнейшем более точно ориентироваться в предложенной нами символике на уровне второго смыслового ряда.

«— Вот и хорошо, — почему-то обрадовался Рахимов, — вот и договорились… По коням! — заорал он, вскочив на ноги. Сухов продолжал лежать на песке, удивленно глядя на него».

Последние слова этой фразы по умолчанию говорят о том, что в слово “наши” Сухов вкладывал иной, чем у Рахимова смысл, а оценка эмоционального восприятия происходящего Рахимовым (почему-то обрадовался) говорит об отношении авторов киноповести (конечно, не осознаваемом) непосредственно к троцкизму. И это отношение, как будет показано ниже, — насмешливо-ироничное.

«— Товарищи женщины! — Рахимов уже был в седле. — Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова. Он будет вас кормить и защищать. Он хороший человек!»

Поисками “хорошего человека”, обеспечивающего кормление, охрану и выдачу необходимых для бездумного паразитизма распоряжений, обычно озабочено толпо-“элитарное” общество; народам же органично присуще стремление к развитию самоуправления, поскольку они сами способны себя и накормить и защитить.

Как показывает исторический опыт, процесс становления власти Советов в России шел «снизу» по инициативе трудящегося большинства в очень короткий период с ноября 1917 по май 1918 года и его естественное течение было прервано гражданской войной, потому что РСДРП (б) только окучивала этот процесс, во многом извращая его продвижением троцкистов на руководящие посты в условиях безграмотности большей части нееврейского населения страны, что и привело к весьма специфическому лозунгу Кронштадтского восстания (28 февраля — 18 марта 1921 г.) «За Советы, но без коммунистов!», поскольку троцкисты того времени — сионо-интернацисты, основной партийный актив — еще именовали себя по названию партии «коммунистами», а не по псевдониму своего лидера и кумира. Правильнее было бы «За Советы без марксистов и библиистов!», поскольку коммунизм и тогда и сегодня нуждается в очищении от марксизма, а Учение Христово — в очищении от библейской мерзости. И этот лозунг актуален не только в России и не только в наши дни.

Во многонациональной и многоконфессиональной Российской империи троцкизм в период становления советской власти сразу после революции активно препятствовал вхождению большевизма в культуру Богодержавия. Поэтому с точки зрения большевизма, символически представленного в фильме образом Сухова, после гражданской войны народам России не было смысла объединяться в Союз на базе марксизма, поскольку учение внука двух раввинов было всего лишь своеобразной модификацией библейской концепции управления. Отсюда и краткий ответ Сухова на домогательства Рахимова:

— Рахимов, я домой иду.

В киноповести открывается содержательная сторона этого ответа:

«— Нет уж, хватит, — сказал Сухов. — Мне домой пора. Я и так большой крюк дал. Теперь по гипотенузе пойду — она короче [34]. До Астрахани дойду, а там до Нижнего — по воде [35]… Ты уж пойми меня — не могу».

В фильме эпизод “прощания” Рахимова с Суховым изменен совсем немного, но эти изменения значимы, поскольку Мотыль, в силу своей приверженности библейской концепции, по-прежнему неосознанно дополняет мозаику второго смыслового ряда на уровне сюжета иносказательно изложенного повествования. Не обращая внимания на слова Сухова, Рахимов продолжает:

— Ты возьми, а мы пока Абдуллу поймаем. Он сейчас у Сухого Ручья. Ты их только до Педжента доведи, всё-таки от бандита подальше. Я тебе человека дам, лошадь, пшена, а, Сухов. Сухов, да сейчас может быть на 300 вёрст никого из наших нету!

Здесь появилась вставка о местонахождении Абдуллы, которой нет в киноповести, причем в качестве ориентира упоминается Сухой ручей. Как уже было отмечено, о Сухом ручье упоминает Абдулла, когда хочет помочь Саиду разделаться с Джавдетом. Что это, случайное совпадение или еще один “пароль доступа” в систему подсознательных ассоциативных связей кинорежиссера? Дальше текст киноповести и фильма содержательно не расходятся:

— Это точно, — соглашается Сухов [36].

— Вот и хорошо, — почему-то обрадовался Рахимов, — вот и договорились… По коням! — заорал он, вскочив на ноги. Сухов продолжал лежать на песке, удивленно глядя на него.

— Товарищи женщины! — Рахимов уже был в седле. — Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова. Он будет вас кормить и защищать. Он хороший человек.

Другими словами, троцкизм, не вникая в существо подлинных целей большевизма [37], считает что «они договорились», полагая что большевизм отказался от долговременной стратегии угодной Богу — «идти прямым путем». Надеясь покончить с общим кризисом капитализма [38] через механизм перманентной революции, троцкизм не скрывает своих подлинных целей — навязать прежние толпо-“элитарные” отношения в национальных толпах ему подконтрольных. Словами «а пока вы поступаете в распоряжение Сухова» он лишь на какое-то время передает опеку над ними большевизму в полной уверенности, что с Суховым «договорился». Так в фильме иносказательно показана вынужденность временного союза троцкизма с большевизмом под давлением сложившихся обстоятельств.

“— Стой! — закричал Сухов. — Стой! — Он вскочил на ноги.

Но отряд уже скакал вслед за Рахимовым, оставив Сухову молодого красноармейца Петруху с двумя лошадьми (по киноповести — лошадь одна) и женщин.

Сухов подскочил к Петрухе и попытался дважды выстрелить, но каждый раз оружие давало осечку.

— Тьфу! Чтоб тебе! — Сухов в сердцах стукнул прикладом о песок, и раздался выстрел.

— Ну что же, мне всю жизнь по этой пустыне мотаться?! — в отчаянии воскликнул он.”

Это единственный случай, когда Сухов теряет присутствие духа; во всех остальных ситуациях он демонстрирует завидное самообладание.

Выше было показано, что каждому из видов оружия, применяемых различными персонажами фильма, соответствует определенный приоритет «обобщенных средств управления-оружия» (пистолет и винтовка, являясь оружием одиночного боя — символ средств управления третьего — идеологического приоритета). Но поскольку пистолет — оружие командного состава, а винтовка — рядового, то в этой сцене иносказательно большевизм получает косвенное доказательство того, что идеология марксизма, приданная “в помощь” большевизму троцкизмом — оружие не эффективное до тех пор пока не вступит в контакт с массами (песком). Но даже после такого контакта, идеология марксизма кроме шумового (винтовка действительно выстрелила) никакого другого эффекта произвести не смогла. По ходу действия фильма зритель будет неоднократно получать подтверждение правильности такой трактовки эффективности идеологии марксизма (владелец винтовки так ни разу из неё и не выстрелил). Реакция коранического ислама на этот процесс символически предана в словах Саида:

«Саид молча наблюдал за Суховым.

— Не ходи в Педжент, — сказал он, когда Сухов, бросив винтовку, повернулся к женщинам, — Абдулла придет туда.

— Конечно придет. Разве бросит он своих баб, — буркнул Сухов. — Подъем! — закричал он женщинам. Те испуганно вскочили на ноги».

В фильме помимо Старой Крепости речь идёт о неком городе Педженте. Первым о нём упоминает Сухов при расставании с Саидом, затем Рахимов просит проводить туда “женщин Абдуллы”; Саид предупреждает Сухова, чтобы тот не ходил в Педжент и, наконец, Абдулла рекомендует Саиду вернуться в Педжент и “не искать Джавдета в Сухом Ручье”. В последних картинах фильма Сухов выводит женщин из Педжента через подземный ход, указанный ему хранителем музея Лебедевым.

Старая Крепость — символ бывшей Российской Империи, из которой народы, её населявшие, вышли, чтобы объединившись создать новое государственное образование — Союз Советских Социалистических Республик. Поэтому можно предположить, что СССР в фильме представлен символически именем Педжент. Кстати, города с таким названием нет в республиках Средней Азии. Но интересно то, что в переводе с английского, близкое по написанию к «pagent» («педжент») слово «pagan» («пэйган») означает — языческий. Как можно раскрыть содержание этого символа?

Советская власть отлучила (внешне, по крайней мере) иерархов всех исторически сложившихся вероучений от участия в управлении государством и потому с их точки зрения Советский Союз — государство языческое. Отсюда каждый из персонажей фильма, высказывая свое отношение к Педженту, оглашает цели концепции управления, выразителем которой он выступает. Большевизм не на словах, а на деле способствует объединению народов бывшей империи в новое государственное образование. Троцкизм на словах декларирует те же цели, но на деле национальные толпы для него — обременительная обуза и он фактически подставляет большевизм, да и народы, под удары библейской концепции, определив в “помощники” большевизму абсолютно бесполезный марксизм (Петруху) и толпо-“элитаризм” (двух лошадей). Самую трудную работу — вывод национальных “элит” и народов из под влияния идеалистического атеизма и приобщение их к атеизму материалистическому — марксизму, троцкизм оставляет большевизму. Коранический ислам, наиболее осведомленный о всех разновидностях зла библейской концепции, предупреждает большевизм об опасности его вхождения в новое государственное образование (Педжент), в котором присутствующие лишь в иной форме элементы библейской концепции управления рано или поздно должны привести к реставрации капитализма.

— Не ходи в Педжент, Абдулла придет туда, — говорит Саид.

Внешне Сухов с ним соглашается:

— Конечно придет. Разве бросит он своих баб.

А на самом деле большевизм тут же предпринимает серьезные меры противодействия библейской концепции, используя при этом возможности коранического ислама. Под его влиянием процесс формирования мировоззрения национальных толп от марксизма переходит к кораническому исламу, а сам большевизм начинает проявлять интерес к основе коранического ислама — Различению.

«— Отдай коня! — приказал Сухов Петрухе и показал на Саида. Петруха передал повод коня Саиду.

— А как вы их различали? — Сухов смотрел на закутанных в чадры женщин».

Последняя фраза Сухова выпала из фильма — тоже очень значимый момент идентификации мировоззренческой ориентации кинорежиссера, конечно им неосознаваемый. Но интересно, к кому большевизм обращается с множественным “вы”? Если предположить, что вопрос о Различении адресован к марксизму, то из предыдущего обращения да и из последующих видно, что с Петрухой Сухов на “ты”. Скорее всего вопрос ко всем, кто бездумно привержен библейской концепции управления и прежде всего к троцкизму. Но тогда этот вопрос не по адресу: ранее Рахимов за всех библиистов ответил вполне определенно:

— Мы даже лиц-то их не видели, понимаешь?

А это означает, что к Различению большевизму придется подниматься самостоятельно, уповая на помощь Вседержителя. Что же такое Различение? Прямо сложить об этом явлении представление на основе диалогов персонажей фильма или понять, что это такое, из текста киноповести сложно, но понять что есть Различение, опираясь на канву художественных символов, можно.

— Вот список, — подскочил к нему Петруха, вынув из кармана лист бумаги.

Сухов берет список, некоторое время разглядывает его, потом приступает к перекличке.

— Зарина, Джамиля, Гюзель… — читает он имена женщин, а те одна за другой выстраиваются перед ним в шеренгу, как солдаты. — Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай…

Гюльчатай в сторонке на песке играет с черепахой.

— Гюльчатай! — Сухов повышает голос.

Гюльчатай, бросив черепаху, подбегает к остальным женщинам.

— Напра… — кричит Сухов, когда она занимает свое место в шеренге, и… вдруг вспоминает свою супругу Екатерину Матвеевну. В кадре она возникает, прислонившись к молодой березке, как далекий, но оттого еще более желанный образ в резком контрасте с реальностью, предстающей шеренгой закутанных в чадры женщин. В этой картине нет ни слова о Различении и тем не менее оно здесь явлено через художественные образы как нельзя лучше, поскольку реально присутствующие “эти женщины” — совсем не “та”, к которой тянется душа Сухова. Способность осознанно отличить “это” от “не это” и есть суть Различения. Но тому, что в Коране названо Различением невозможно научить, также его не возможно и купить; оно дается Свыше по объективной, а не декларируемой нравственности каждому непосредственно Богом в темпе течения со-бытий в Жизни.

Сцена контрастного сопоставления безликих женских фигур на фоне безжизненной пустыни с видением Сухова глубоко символична. Она иносказательно показывает, что после информационных контактов с кораническим исламом проблема Различения для большевизма становится жизненной необходимостью и, как мы увидим дальше, видение будет повторяться в критических для Сухова ситуациях.

— За мной, барышни, — скучно говорит Сухов, так и не закончив команды.

Тяжело вздохнув, он шагает по песку. Женщины гуськом спешат за ним следом; за ними идет Петруха. Саид верхом на коне замыкает «колонну».