Сказал король: «Мы речи тратим зря.

Совету без доверья грош цена.

Клянитесь же Роланда нам предать».

Посол сказал: «Охотно клятву дам».

Морглес он взял, поклялся на мощах:

Их в рукоять меча он вделал встарь[32].

Аой!

Слоновой кости там стоял престол.

Кладет Марсилий книгу[33] на него.

Записан терваганов в ней закон.

Поклялся сарацин на книге той,

Что если в арьергард Роланд пойдет,

Всю рать арабы разом двинут в бой,

Чтоб ускользнуть от смерти граф не мог.

«Да будет так!» – промолвил Ганелон.

Аой!

Язычник Вальдаброн пришел туда.

Марсилия воспитывал он встарь.

С веселым смехом он послу сказал:

«Вот меч – нигде такого не сыскать.

За рукоять я сто червонцев дал.

Его примите, граф, приязни в знак.

Сгубить Роланда пособите нам,

Добейтесь, чтоб он в арьергард попал».

Ответил Ганелон: «Да будет так»,

Облобызал язычника в уста.

Язычник Климорен подходит к ним,

Послу с веселым смехом говорит:

«Вот шлем – нигде такого не найти.

Дарю его, чтоб был наш враг убит.

Чтоб мы могли Роланда посрамить».

«Да будет так!» – посланец подхватил,

И с ним облобызался сарацин.

Аой!

Подходит королева Брамимонда

И молвит графу: «Вы мне милы очень.

Вас хвалят все – и муж мой, и вельможи.

Жене свезите две богатых броши.

На них немало аметистов добрых,

И все богатства Рима их не стоят.

Ваш император не видал подобных».

Взял граф и сунул их в сапог глубоко.

Аой!

Марсилий казначея подозвал:

«Готова ль дань для Карла, Мальдуа[34]?»

Ответил тот: «Погружена казна.

Семьсот верблюдов с нею шлем мы в дар.

Заложников получит двадцать Карл».

Аой!

Король Марсилий Ганелона обнял

И молвит: «Нет мудрей, чем вы, барона.

Молю вас вашей верою святою

– За нас и впредь, как ныне, верно стойте.

Не пожалею я для вас сокровищ.

Дам десять мулов, золотом груженных,

И столько ж буду слать вам ежегодно.

Вот вам ключи богатой Сарагосы.

Вы их вручите королю с поклоном.

Роланда прикрывать назначьте войско.

Я повстречаюсь с ним в ущельях горных,

И мы тогда на смертный бой сойдемся».

Ответил граф: «Нельзя мне медлить дольше».

Сел на коня и в путь помчался снова.

Аой!

Путь император к Франции направил,

Стал по дороге лагерем под Гальной[35].

Разрушен этот город был Роландом,

Сто лет потом там не селились мавры.

Ждет Карл вестей от своего посланца

И дани от испанских басурманов.

С зарей, едва лишь солнце показалось,

Граф Ганелон въезжает в лагерь Карла.

Аой!

Чуть свет наш император с ложа встал.

Он в церкви у обедни побывал,

Сел на траву у своего шатра.

При нем Роланд и Оливье-вассал,

Немон и прочих рыцарей толпа.

Предатель Ганелон пришел туда,

Коварно речь повел издалека.

«Храни вас бог! – он королю сказал.

– Вот здесь ключи от Сарагосы вам,

А вот и мной полученная дань.

Заложников для вас я двадцать взял.

Король Марсилий просит не серчать,

Что он вам альгалифа не прислал.

Четыре сотни тысяч мусульман,

Все в панцирях и крепких шишаках,

Чернь с золотом на их стальных мечах,

Уселись с альгалифом на суда,

Чтоб таинства крещенья избежать.

Но не пришлось отплыть – я видел сам

– И на четыре мили кораблям,

Как налетели шторм и ураган.

Погибли альгалиф и с ним вся рать;

А будь он жив, он был бы здесь сейчас.

Клянется вам Марсилий-басурман,

Что месяц не пройдет еще сполна,

Как явится он в наш французский край,

Воспримет там святой закон Христа,

Вам руки в руки вложит, как вассал,

И в лен возьмет Испанию от вас».

Король воскликнул: «Господу хвала!

А вам не пожалею я наград».

Трубят французы в трубы и рога,

Садятся на коней, покинув стан,

В дорогу к милой Франции спешат.

Аой!

Великий Карл Испанию разграбил,

Разрушил города и занял замки.

Он мнит, что время мирное настало,

И едет к милой Франции обратно.

Вот стяг его Роланд на землю ставит.

С холма взметнулось грозно к небу знамя.

Вокруг стоят французские палатки.

Меж тем в ущельях сарацины скачут.

На них стальные панцири и латы,

Все в шлемах, препоясаны мечами,

На шее щит, копье в руке зажато.

В засаду сели мавры в горной чаще.

Четыреста их тысяч там собралось.

Увы, французы этого не знают!

Аой!

День миновал, на землю ночь спустилась.

Могучий император сон увидел:

У входа он стоит в ущелье Сизы,

Зажал копье из ясеня в деснице;

Но за копье граф Ганелон схватился,

Потряс его и дернул что есть силы.

Взвились обломки древка к небу вихрем…

А Карл все спит, не может пробудиться.

Потом ему привиделось во сне,

Что он в капелле ахенской своей.

Рвет правое плечо ему медведь.

Вдруг мчится леопард с вершин Арденн.

На Карла прянул он, разинув зев,

Но из дворца проворный пес приспел.

От короля он отогнал зверей,

Медведю ухо правое изъел,

За леопардом кинулся затем.

«Великий бой!» – кричат французы вслед,

Хоть и не знают, кто одержит верх.[36]

А Карл все спит: проснуться мочи нет.

Аой!

Ночь минула, заря, алея, встала.

Рога и трубы оглашают лагерь.

Пред войском Карл Великий гордо скачет.

«Бароны, – вопрошает император, – Тесны ущелья здесь и круты скалы.

Кого бы нам оставить в арьергарде?»

Граф Ганелон ему в ответ: «Роланда.

Мой пасынок – храбрейший из вассалов».

Услышал Карл, на графа гневно глянул

И говорит ему: «Вы – сущий дьявол.

Вас злоба неизбывная снедает.

А кто пойдет дозором перед ратью?»

Граф Ганелон сказал: «Ожье Датчанин.

Надежнее вы не найдете стража».

Аой!

Роланд узнал, куда он отряжен,

Заговорил, как рыцарь и барон:

«Большое вам спасибо, отчим мой,

Что я назначен прикрывать отход.

Не потеряет Франции король,

Пока я жив, коня ни одного.

За каждого из вьючных лошаков,

За каждого из мулов и ослов

Взыщу я плату с недругов мечом».

«Я это знаю», – молвил Ганелон.

Аой!

Узнал Роланд, что в арьергард назначен,

И отчиму промолвил в гневе страшном:

«Ах, подлое отродье, ах, предатель!

Ты думаешь, я уроню перчатку,

Как ты свой жезл, на землю перед Карлом?»[37]

Аой!

Роланд воскликнул: «Праведный король,

Я вас прошу, мне лук вручите свой.

Уж я не заслужу упрека в том,

Что перед вами уроню его,

Как сделал это Ганелон с жезлом».

Наш император Карл поник челом,

Мнет бороду и крутит ус рукой.

Но удержать никак не может слез.

Немон вслед за Роландом держит речь

– Вассала нет славнее при дворе.

Он молвит королю: «Слыхали все,

В какой пришел Роланд великий гнев.

Он с арьергардом остается здесь,

И заменить его нельзя никем.

Ему ваш лук вручите поскорей,

Дружины дайте лучшие из всех».

И лук Роланду Карл принять велел.

Роланду молвит император Карл:

«Племянник милый, вот вам мой наказ:

Возьмете вы полвойска под начал.

С ним никакой вам не опасен враг».

Роланд ответил: «Да не будет так.

Свой род не посрамлю я никогда.

Лишь двадцать тысяч мне прошу вас дать.

Ведите с миром остальных в наш край:

Пока я жив, никто не страшен вам».

Аой!

Роланд сидит на боевом коне.

При нем его товарищ Оливье.

За ними едут храбрый граф Жерье,

Жерен, Атон, Асторий, Беранже

И Ансеис, чья непомерна спесь.

Старик Жерар из Руссильона здесь

И славный герцог удалец Гефье.

Турпен сказал: «Мне отставать не след».

«Иду с Роландом, – подхватил Готье

– Ведь я его вассал: он дал мне лен».[38]

Ушло их двадцать тысяч человек.

Аой!

Зовет к себе Роланд Готье де л'Она:

«Возьмете вы французов десять сотен,

Займете все ущелья и высоты,

Чтоб император не понес урона».

Аой!

Готье в ответ: «Исполню все, как должно»:.

Взял он с собой французов десять сотен

И занял все ущелья и высоты.

Откуда враг ударить ни захочет,

Семьсот мечей он встретит обнаженных.

Король Альмар Бельфернский[39] в час недобрый

Даст нынче бой Готье с его дозором.

Хребет высок, в ущельях мрак царит,

Чернеют скалы в глубине теснин.

Весь день идут французские полки,

На много миль разносятся шаги.

Вот уж они до Франции дошли.

Гасконь, владенье Карла, – впереди.

Припомнились родные земли им,

Невест и жен припомнили они.

Сбегают слезы по щекам у них,

Но больше всех великий Карл скорбит:

Племянник им оставлен позади.

Не плакать с горя у него нет сил.

Аой!

В чужой земле двенадцать пэров встали

И двадцать тысяч рыцарей отважных.

Ни бой, ни смерть им не внушают страха.

Во Францию спешит наш император,

(Рвет бороду и неутешно плачет.)

Лицо плащом в унынье прикрывает.

Старик Немон конь о конь с Карлом скачет.

Он молвит королю: «Что вас печалит?»

Король ему в ответ: «Вопрос ваш празден.

Я так скорблю, что не могу не плакать,

Граф Ганелон погубит войско наше.

Мне нынче в ночь явил виденье ангел:

Сломал копье мне Ганелон-предатель,

Он в арьергард определил Роланда.

В чужой земле племянник мной оставлен.

Беда, коль он умрет: ему нет равных».

Аой!

Сдержать не может слез великий Карл,

С ним плачет вся стотысячная рать.

Его и всех французов мучит страх,

Что Ганелоном предан граф Роланд.

Богатые дары предатель взял – И серебро, и злато, и шелка,

Коней, верблюдов, мулов, львов, собак.

Три дня Марсилий подданных скликал.

Все званы – герцог, альгалиф и князь,

Эмир, барон, и альмасор, и граф.[40]

Четыре сотни тысяч он собрал.

Рокочет в Сарагосе барабан.

На башню идол Магомет подъят,

Чтоб все могли к нему с мольбой воззвать.

В седло садится войско басурман.

И вот уж по Серданье[41] мавры мчат,

И виден им уже французский стяг.

Двенадцать пэров с войском ждут врага

И бой ему не побоятся дать.

Племянник короля летит вперед,

Вскачь гонит мула, древком бьет его.

Марсилию со смехом молвит он:

«Не раз я вам служил своим мечом,

Для вас претерпевал и труд и боль,

Одерживал победы над врагом.

Прошу вас даровать мне первый бой.

Роланда я сражу своим копьем.

Коль Магомет захочет мне помочь,

Испанию мы отвоюем вновь

От Дюрестана до Асприйских гор[42].

Устанет Карл, откажется от войн,

И проживете в мире век вы свой».

Племяннику перчатку дал король.

Аой!

Взял тот перчатку с дядиной руки,

Марсилию спесиво говорит:

«Пресветлый государь, ваш дар велик.

Двенадцать мне соратников нужны,

Чтобы двенадцать пэров перебить».

На зов явиться Фальзарон[43] спешит,

Марсилию он братом был родным.

«Племянник, вы пойдете не один,

Готов я вместе с вами в бой вступить,

Мы арьергард французов разгромим.

Не суждено живыми им уйти».

Аой!

Вторым подъехал Корсали туда.

Душа бербера[44] этого черна,

Но он лихой вассал, и смел в речах,

И храбрость ценит выше всех богатств.

С ним Мальприми, чья родина Бриган,

Он бегает быстрее скакуна.

Марсилию он громко закричал:

«Отправиться готов я в Ронсеваль.

Роланд погиб, коль с ним я встречусь там».

Вот амирафль из Балагета мчит.

Он станом строен и лицом красив.

Спесиво он на скакуне сидит,

Оружьем похваляется своим.

Он храбростью повсюду знаменит.

Одна беда – он не христианин.

Пред королем он встал и говорит:

«Прошу вас в Ронсеваль[45] меня пустить.

Коль встречу там Роланда, он погиб,

Погибнут Оливье и пэры с ним.

Постигнут всех французов смерть и стыд.

Карл выжил из ума, он стар, чуть жив,

Устанет скоро он войну вести,

И мы вкусим в краю испанском мир».

За речь Марсилий поблагодарил.

Аой!

Вот скачет альмасор из Морианы[46],

В Испании нет нехристя коварней.

Пред королем он встал и начал хвастать:

«Дружину поведу я к Ронеевалю,

Пойдет со мною двадцать тысяч храбрых.

Роланд погиб, коль с ним я повстречаюсь.

Весь век о нем придется Карлу плакать».

Аой!

Вот скачет граф Торжис из Тортелозы[47].

Его феод наследный этот город,

Всех христиан сгубил бы он охотно.

С другими он к Марсилию подходит

И молвит: «Будьте, государь, спокойны.

Наш Магомет сильней Петра святого,

Коль вы ему верны, он вам поможет.

С Роландом в Ронсевале мы сойдемся,

Ему оттуда не уйти живому.

Вы видите, как длинен меч мой добрый,

Он скоро в щепы Дюрандаль[48] расколет.

Молва вам скажет, кто кого поборет.

Мы победим французов в бранном споре.

Карл не избегнет срама и позора,

Носить корону не дерзнет он больше».

Вот скачет Эскреми[49] вдогонку прежним,

Владеет этот сарацин Вальтерной.

Кричит он громко королю неверных:

«Я в Ронсеваль смирить французов еду!

Роланд погиб, коль там его я встречу,

Погибнет Оливье, кто всех смелее,

Предам я с ним двенадцать пэров смерти,

Французский край навеки опустеет.

Карл не найдет таким бойцам замены».

Аой!

Вот Эсторган-язычник подскакал,

За ним Эстрамарен[50], его собрат,

Душа у них коварна и черна.

Король сказал: «Приблизьтесь, господа.

Спешите по ущельям в Ронсеваль,

Вести мне помогите в битву рать».

Они в ответ: «Исполним, государь,

Роланд и Оливье погибнут там,

Никто из пэров не уйдет от нас,

Остры у нас клинки, крепка их сталь,

Мы обагрим ее в крови врага.

Умрут французы, Карл поднимет плач.

Всю Францию наш меч добудет вам.

О государь, велите бой начать!

В плен попадет к вам император Карл».

Вот Маргари Севильский[51] подъезжает.

Он землями до Казмарины правит.

За красоту свою он мил всем дамам.

Чуть поглядит ему в лицо любая,

Не может от улыбки удержаться.

Нет воина отважнее у мавров.

Толпу он пред собою раздвигает,

Марсилию кричит: «Не опасайтесь!

Я еду в Ронсеваль убить Роланда,

И Оливье в живых я не оставлю,

Израню всех двенадцать пэров насмерть.

Вот меч мой с золотою рукоятью,

Эмиром Прима[52] был он мне подарен,

Клянусь его окрасить кровью вражьей.

Французов мы побьем и обесславим,

А император их, седой и старый,

День изо дня от горя будет плакать.

Не минет год – мы Францию захватим,

Свои палатки в Сен-Дени[53] поставим».

Король ему поклоном отвечает.

Аой!

Вот и Шернобль Монэгрский[54] лошадь шпорит.

До пят свисают у него волосья.

Играючи он больший груз уносит,

Чем увезти семь вьючных мулов могут.

В краю, откуда этот нехристь родом,

Хлеб не родит земля, не светит солнце,

Не льется дождь, не выпадают росы,

Там черен даже каждый камень горный.[55]

Есть слух: там у чертей бывают сходки.

Шернобль воскликнул: «Взял я меч свой добрый,

Его окрашу в Ронсевале кровью.

Я там Роланду заступлю дорогу.

Будь я не я, коль на него не брошусь,

Коль Дюрандаль я не добуду с бою.[56]

Французов мы побьем и опозорим».

Двенадцать пэров-сарацин уходят,

Стотысячную рать ведут с собою.

Всем поскорей затеять бой охота,

Все в бор идут и надевают брони.

В доспехах сарацинских каждый мавр,

У каждого кольчуга в три ряда.

Все в добрых сарагосских шишаках,

При вьеннских[57] прочных кованых мечах,

При валенсийских копьях и щитах.

Значок на древке – желт, иль бел, иль ал.

Арабы с мулов соскочить спешат,

На боевых коней садится рать.

Сияет день, и солнце бьет в глаза,

Огнем горят доспехи на бойцах.

Скликают мавров трубы и рога,

К французам шум летит издалека.

Роланду молвит Оливье: «Собрат,

Неверные хотят на нас напасть».

«Хвала творцу! – ему в ответ Роланд.

– За короля должны мы грудью встать.

Служить всегда сеньеру рад вассал,

Зной за него терпеть и холода.

Кровь за него ему отдать не жаль.

Пусть каждый рубит нехристей сплеча,

Чтоб не сложили песен злых про нас[58].

За нас господь – мы правы, враг не прав.

А я дурной пример вам не подам».

Аой!

Граф Оливье взошел на холм крутой,

Взглянул направо на зеленый дол

И видит: войско сарацин идет.

Зовет он побратима своего:

«Шум слышен в стороне испанских гор.

Горят щиты и шишаки огнем.

Французов ждет сегодня тяжкий бой.

Всему виной предатель Ганелон:

Он нас назначил прикрывать отход».

Роланд ему в ответ: «Он – отчим мой.

Я не позволю вам бранить его».

Граф Оливье глядит на дол с холма.

Вдали видны испанская страна

И сарацин несметная толпа.

Везде сверкают золото и сталь,

Блеск лат, щитов и шлемов бьет в глаза.

Лес копий и значков над долом встал.

Языческих полков не сосчитать:

Куда ни кинешь взор – повсюду враг.

Пришел в тревогу и смущенье граф,

Спустился поскорей с холма назад,

Пошел к французам, все им рассказал.

Промолвил Оливье: «Идут враги.

Я в жизни не видал такой толпы.

Сто тысяч мавров там: при каждом щит,

Горят их брони, блещут шишаки,

Остры их копья, прочны их мечи.

Бой небывалый нынче предстоит.

Французы, пусть господь вас укрепит.

Встречайте грудью натиск сарацин».

Французы молвят: «Трус, кто побежит!

Умрем, но вас в бою не предадим».

Аой!

Граф Оливье сказал: «Врагов – тьмы тем,

А наша рать мала, сдается мне.

Собрат Роланд, трубите в рог скорей,

Чтоб Карл дружины повернуть успел».

Роланд ответил: «Я в своем уме

И в рог не затрублю, на срам себе.

Нет, я возьмусь за Дюрандаль теперь.

По рукоять окрашу в кровь мой меч.

Пришли сюда враги себе во вред.

Ручаюсь вам, их всех постигнет смерть».

Аой!

«Трубите в рог скорей, о друг Роланд!

Король услышит зов, придет назад,

Баронов приведет на помощь нам».

«Не дай господь! – Роланд ему сказал.

– Не стану Карла я обратно звать,

Себе и милой Франции на срам.

Нет, лучше я возьмусь за Дюрандаль,

Мой добрый меч, висящий у бедра,

По рукоять окрашу в кровь булат.

Враги себе во вред пришли сюда.

Их всех постигнет смерть, ручаюсь вам».

Аой!

«О друг Роланд, скорей трубите в рог.

На перевале Карл услышит зов.

Ручаюсь вам, он войско повернет».

Роланд ему в ответ: «Не дай господь!

Пускай не скажет обо мне никто,

Что от испуга позабыл я долг.

Не посрамлю я никогда свой род.

Неверным мы дадим великий бой.

Сражу я мавров тысячу семьсот,

Мой Дюрандаль стальной окрашу в кровь.

Врага французы примут на копье.

Испанцам всем погибнуть суждено».

Граф Оливье сказал: «Вы зря стыдитесь.

Я видел тьму испанских сарацинов,

Кишат они на скалах и в теснинах,

Покрыты ими горы и долины.

Несметны иноземные дружины.

Чрезмерно мал наш полк в сравненье с ними».

Роланд в ответ: «Тем злей мы будем биться.

Не дай господь и ангелы святые,

Чтоб обесчестил я наш край родимый.

Позор и срам мне страшны – не кончина.

Отвагою – вот чем мы Карлу милы».

Разумен Оливье, Роланд отважен,

И доблестью один другому равен.

Коль сели на коня, надели панцирь – Они скорей умрут, чем дрогнут в схватке.

Их речи горды, их сердца бесстрашны.

На христиан арабы бурей мчатся,

И молвит Оливье: «Враги пред нами,

И далеко ушли дружины Карла.

Когда бы в рог подуть вы пожелали,

Поспел бы к нам на помощь император.

Взгляните вверх, где круты скалы Аспры:

Там арьергард французов исчезает.

А нам теперь уж путь назад заказан».

Роланд ему: «Безумна речь такая.

Позор тому, в чье сердце страх закрался.

Стоим мы здесь и не пропустим мавров.

Верх мы возьмем, и поле будет нашим».

Аой!

Роланд увидел: битвы не минуть,

Как лев иль леопард, стал горд и лют,

Воскликнул громко: «Побратим и друг!

Вам говорить такое не к лицу.

Не зря нас Карл оставил с войском тут:

Не знает страха ни один француз,

И двадцать тысяч их у нас в полку.

Вассал сеньеру служит своему.

Он терпит зимний холод и жару,

Кровь за него не жаль пролить ему.

Копьем дадите вы отпор врагу.

Я Дюрандаль, что Карл мне дал, возьму.

Кто б ни владел им, если я паду,

Пусть скажет, что покойник был не трус».

Турпен-архиепископ взял в галоп,

Коня пришпорил, выехал на холм.

Увещевать французов начал он:

«Бароны, здесь оставил нас король.

Умрем за государя своего,

Живот положим за Христов закон.

Сомненья нет, нас ожидает бой:

Вон сарацины – полон ими дол.

Покайтесь, чтобы вас простил господь;

Я ж дам вам отпущение грехов.

Вас в вышний рай по смерти примет бог[59],

Коль в муках вы умрете за него».

Вот на колени пали все кругом.

Турпен крестом благословил бойцов,

Эпитимью назначил – бить врагов.

Французы поднимаются с земли.

Турпеном им отпущены грехи,

Он их святым крестом благословил.

На скакунов садятся вновь они.

Доспех надежный на любом из них,

К сраженью все готовы, как один.

Вот графу Оливье Роланд кричит:

«Вы мудро рассудили, побратим.

Нас Ганелон-предатель погубил.

Взял он за это деньги и дары.

Пускай ему за нас король отмстит.

Ты, сарацин Марсилий, нас купил

– Так вот мечом покупку и возьми».

Аой!

Долиной мчит Роланд на скакуне.

Конь Вельянтиф[60] под ним горяч и резв.

К лицу ему оружье и доспех.

Копье он держит меткое в руке,

Вздымает грозно к небу острие.

Значок играет белый на копье,

Свисает бахрома до рук и плеч.

Прекрасен телом граф и ликом смел.

Ему вдогонку скачет Оливье.

Несется клич французов им вослед.

Роланд надменно мавров оглядел,

Любовно глянул на своих людей

И стал держать к ним ласковую речь:

«Бароны, не гоните зря коней:

Язычников не минет ныне смерть.

Такую мы возьмем добычу здесь,

Какой не брал никто из королей».

Сходиться рати начали затем.

Аой!

Граф Оливье сказал: «К чему слова!

В рог затрубить казалось стыдно вам.

Теперь король нам помощь не подаст.

За это было б грех ему пенять:

Не знает он, что ожидает нас.

Пришпорьте лучше скакуна, собрат!

Бароны, ни на шаг не отступать!

Молю вас ради господа Христа,

Держите строй, крушите басурман!

Ударим с кличем Карла на врага».

И крикнули французы: «Монжуа!»[61]

Кто этот крик в бою слыхал хоть раз,

Тот видел тех, кому неведом страх.

Погнали тут коней французы вскачь.

Как шпорят их они, как лихо мчат!

Осталось им одно – рубить сплеча,

Но и арабов трудно испугать.

И вот уж грудь на грудь сошлись войска.

Марсилиев племянник Аэльро

Пред войском мавров мчит во весь опор,

Язвит французов наших бранью злой:

«Эй, трусы, ждет вас ныне смертный бой.

Вас предал ваш защитник и оплот:

Зря бросил вас в горах глупец-король.

Падет на вашу Францию позор,

А Карл простится с правою рукой».

Роланд услышал, в ярый гнев пришел,

Коня пришпорил и пустил в галоп,

Язычнику нанес удар копьем,

Щит раздробил, доспехи расколол,

Прорезал ребра, грудь пронзил насквозь,

От тела отделил хребет спинной,