Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Исэ моногатари

ModernLib.Net / Древневосточная литература / Средневековая литература / Исэ моногатари - Чтение (стр. 3)
Автор: Средневековая литература
Жанр: Древневосточная литература

 

 


"Если б сосна в Анэва

на равнине Курихара

человеком стала, –

сказал бы ей: пойдем со мной,

как вещь редкая, в столицу"[17].

Так сказал он, и она в радости все повторяла: «Да он любил меня, любил»[18].

<p>14</p>

В давние времена кавалер в провинции Митиноку познакомился с дочерью одного незначительного человека, и, к его удивлению – она показалась ему совсем не такой, какою быть бы должна.

Поэтому он:

"Гора «Любовных мечтаний!»

Ах, если б нашелся

путь тайный к тебе...

Хотел бы узнать я

сердца тайны ее"[19].

Дама была счастлива беспредельно, но... в таком варварском месте, – можно ли было что-либо сделать?[20]

III

<p>15</p>

В давние времена жил человек по имени Ки Арицунэ. При дворе трех микадо последовательно служил он, и счастье по временам ему улыбалось, но потом свет изменился, времена пошли уже не те, и хуже, чем у людей простых, стала жизнь его. Был человек он с изящной душой, с тонким вкусом и не в пример прочим – не имел забот о существовании; был беден он, и все же сердцем оставался таким же, как и раньше, во времена лучшие, – забот о делах житейских не знал он. Жена, с которой сжился он за годы жизни, постепенно стала отходить от него, и, в конце концов монахинею став, к сестре старшей, уже раньше постригшееся, ушла.

Хоть и не были их отношения очень близкими, но все ж теперь, когда ушла она, почувствовал он жалость; однако, беден будучи, не мог сделать всего того, что нужно было[21]. В горе он своему другу, с которым поверяли они друг другу все, так написал: «Так и так... Теперь вот отпускаю ее я – и ничего, безделицы малейшей ей сделать не могу». И в письме:

"Если бы по пальцам

подсчитать те годы,

что прошли у нас, –

все десять повторив

четырежды будет".

Друг этот, увидев это все, пожалел его и, отослав все, что нужно, вплоть до одежд ночных, сложил:

"Если даже лет

десять раз четырежды

прошло с тех пор,

сколько ж раз ей приходилось

в тебе опору находить?"

Так он сказал, и Арицунэ к радости вдобавок[22]

"Это что? Не та ли,

крылатая – с небес одежда?

Она, конечно!

Тебе же – в одеянье

ее преподнесли"[23].

И, не будучи в силах сдержать свою радость, снова:

"Что это – осень?

Роса ли? Иль слезы

мои льются настолько,

что их принимаю

я за росу?"

<p>16</p>

В давние времена один, целыми месяцами не подававший вестей о себе, кавалер пришел посмотреть на вишни в цвету, – и хозяин:

«Ненадежные»... имя

сложилось о вас,

цветы вишни.

А вот вы дождались

того, кто так редок в году..."

И в ответ кавалер:

"Не приди я сегодня, –

завтра б, как снег,

опали они...

и пусть бы не стаял он, все же –

можно ль признать его за цветы?"[24]

IV

<p>17</p>

В давние времена жила дама с сердцем, о себе мнящем высоко. Вблизи жил кавалер. Дама поэтом была, и вот – чтоб его испытать, – ветку сломив хризантемы в полном цвету, тому кавалеру послала.

"Алость и блеск,

куда они скрылись?

На вид будто белый

снег на ветвях,

Так что и гнутся они..."

Кавалер же сложил в ответ стихи, как будто бы не понимая:

"Алость и блеск,

и поверх их – белый снег, –

то, ветку сломившей, –

так кажется мне, –

не цвет рукавов ли?"[25]

<p>18</p>

В давние времена кавалер, познакомившись с дамой одной, в услужении бывшей у дамы высокой, служившей при дворе, чрез короткое время от нее отдалился. Так как жили они в одном и том же месте, он постоянно был на глазах у дамы; но так как совершенно он не замечал ее существования, дама:

"Что ж – ходишь ты теперь

так далеко, как в небе

облака?

Пусть так, но все же –

глазам твоим видна же я".

Так сказала она, а кавалер в ответ:

"Туда, назад, – все время

брожу по небу я...

И это оттого, что там,

на той горе, где жил я,

ветер так силен..."

Так сложил он потому, что у той имелись и другие кавалеры[26].

<p>19</p>

В давние времена кавалер, познакомившись с дамой, жившей в Ямато, стал ее навещать. И вот через некоторое время, – служил он при дворе, – домой вернулся и по дороге – был месяц третий, когда кленовые листы краснеют так красиво, – ветвь сломив, с дороги даме послал сказать:

"Для тебя, о друг милый,

рукой моей сломленная ветка

и весною даже

такою красной стала,

как в осень должно ей".

Так послал он ей, и ответ был принесен ему уже по прибытии в столицу.

"Когда же успел

бывший пышным цветок

так отцвести?

В твоей стороне, видно, милый,

уже не весна..."[27]

<p>20</p>

В давние времена кавалер и дама были в самых тесных отношениях, и ничего иного у них на сердце не было. И вот почему-то, по пустякам, она, разочаровалась в их союзе и, думая о том, чтоб ей уйти, стихи такие сложив, на месте видном написала:

"Уйду я от тебя,

и – «сердце мелкое у ней» –

скажут люди...

Ведь не знают,

каков был наш союз!"

Написала, оставила и ушла.

Кавалер же, увидав эту оставленную ему записку, подумал: «Странно! Ничего не запомню такого, что бы должно остаться на сердце... С чего бы это она?» – и, заплакав горькими слезами, вышел за ворота, чтоб пойти отыскать ее там, где она; вышел, – смотрел сюда, туда смотрел, – но как он ни смотрел, не мог в толк взять того, где может быть она; вернувшись в дом:

"Лишенным смысла

стал наш союз!

А разве в шутку

с тобой в союзе долгом

хотел я жить?"

Так сказал он и предался тоскливым думам:

"Любила ль, нет ли

она меня, – не знаю...

Только образ

ее, в повязке драгоценной,

все время предо мною..."

Даме этой, – прошло уж много времени с тех пор, – невмоготу что ль стало, только так ему сказать послала:

"Теперь бы только

одно лишь мне желанно:

чтоб ты не сеял

в своем сердце

хоть семена травы забвенья!"

А он в ответ:

"Если б я только

услышал, что ты

хоть траву забвенья сеешь, –

тогда б я хоть знал,

что любила меня."

И еще, и еще... и вот – ближе, чем раньше, стали друг другу они, и кавалер:

«Забудешь вновь!» –

всплывает мысль...

В сомненьях сердца

сильней, чем прежде,

грусть".

А дама в ответ:

"Как в небе чистом

облака плывущие бесследно

исчезают,

так и мой удел –

быстротечным станет".

Хоть и сказала так она, но все же вновь соединилась с ним; однако отношения уж близкими быть перестали.

<p>21</p>

В давние времена – любовь одна почему-то прервалась, но все же от дамы – не забывала что ль она – пришли стихи:

"Хоть и горько мне,

но все ж тебя

забыть я не могу!

И ненавижу я,

и все ж люблю".

Так сказала она, а кавалер: «Ах, вот как!» – подумав, сложил:

"Свиданий? – Их нет.

Все ж одно – наши души:

как струи в реке,

что островком разделены,

за ним – опять одно..."

Хоть так и сказал он, но в ту же ночь отправился и лег с нею на ложе. И, говоря о минувшем, о том, что грядет, кавалер:

"Если бы долгая ночь

осенью была длинна,

как тысяча долгих ночей, –

пусть восемь их будет, и все ж

буду ли я насыщен?"

А дама в ответ:

"Пусть долгая ночь

осенью и будет длинна,

как тысяча долгих ночей, –

не останется разве, что нам говорить,

когда птички уже запоют?"

И с большей любовью, чем прежде, стал к ней ходить кавалер.

V

<p>2</p>

В давние времена дети двух семейств, проживавших в провинции, играть выходили у колодца. Когда они стали уже взрослыми – и юноша, и девушка, – они оба стесняться друг друга стали[28], но он лишь ее хотел в жены себе, она ж о нем одном лишь помышляла и слушать не желала родителей, за другого ее отдававших. И вот от него, жившего здесь по соседству, пришло к ней:

"У трубы колодца,

колодезной трубы – мы меряли

свой рост – ты помнишь?

Подрос я с той поры,

как мы в разлуке".

А она в ответ:

"Чем мерялись с тобою мы, –

волосы, в две струи ниспадавшие,

у меня уж ниже плеч.

И если, милый друг, не ты,

то кто ж их приласкает?"

Так переговаривались они, и в конце концов стало по их желанию[29]. Но вот прошли годы, и родителей дамы не стало – и не стало у них опоры в жизни. «Сидеть здесь вместе, – может ли это повести к чему-нибудь?» – подумал кавалер и отправился в провинцию Коти, уезд Такаясу, где и образовалась у него новая связь[30]. Однако прежняя дама провожала его, и виду не подавая, что ей это неприятно, и он, заподозрив: «Не потому ли так оно, что есть у ней любовь другая?» – спрятался в садике перед домом, вид сделав, что в ту Коти отправляется, – и смотрит. Видит он, что дама, тщательно одевшись, в думах:

"Повеет ветер –

и встают белые волны

на взморье, о, гора Тацута!

Не в полночь ли милый

один идет через тебя?"

Сложила такую песню, и, ее услышав, он безгранично тронут был и перестал ходить часто в Коти.

И вот редким случаем зашел он в этот Такаясу в видит, что та дама, имевшая сначала вид такой достойной, теперь неряшливо одетая, узлом замотав на затылке волосы свои[31] – отчего лицо казаться длинным стало, – сама собственноручно держит ложку для риса и наполняет ею миску. Увидел это, и стало сердцу его неприятно, – так что и ходить к ней перестал. И потому та дама, глядя в сторону Ямато:

"В твою, о друг милый,

сторону я гляжу здесь одна.

Гора Икома![32]

Вы, облака, не скрывайте

ее, хоть лил бы и дождь!"

Так сказала она, и как раз тот, из Ямато – «приду!» ей сказал. Радостно ждала она, но дни шли за днями, и дама:

«Приду» – ты сказал мне...

И ночи проходят

одна за другой.

А я все люблю

того, кто столь ненадежен..."

Но хоть и сказала так она, кавалер больше здесь уже не бывал.

<p>23</p>

В давние времена кавалер и дама жили в провинции глухой. Кавалер был должен ко двору на службу отправляться и, о разлуке сожалея, ушел.

Прошел так год, другой и третий – и все не возвращался он, так что дама, ждать его устав, с другим – человеком к ней относившимся весьма заботливо и нежно – сегодня в вечеру быть вместе сговорилась[33], и как раз явился тот кавалер. «Дверь мне открой!» – стучал он, но, не открывая, она, стихи сложив, ему проговорила:

"Сменяющихся лет –

уж целых три я жду,

и ждать тебя устала...

И только в ночь сегодня

я ложе новое делю..."

Так ему сказала, а он в ответ:

"Лук «адзуса», лук «ма»,

лук «цуки», – их много...

Ну, что ж... Люби

его, как я

любил тебя все эти годы"[34].

Сказал он и собрался уходить, но дама:

"Лук «адзуса»... – Натянешь

иль нет его, но все же –

с начала самого душа

моя, как прежде,

тебе принадлежит"[35].

Хоть и сказала так, но кавалер ушел обратно. В большом горе дама за ним вслед побежала, но настигнуть не удалось ей, и у ручья с водою чистой ниц она упала. Там на скале кровью, с пальца взятой, она написала:

"Того, кто не любит,

кто ушел от меня,

удержать я не в силах!

Настал, видно, миг, когда жизнь

уж исчезнуть должна..."

Написала она, и не стало ее.

VI

<p>24</p>

В давние времена жил кавалер. Той даме, что не говорила ему ни «да», ни «нет» и все же его пленила, послал сказать:

"Пуще, чем утром рукав,

когда по полю осенью

чрез кусты проберешься, –

увлажена моя ночь,

что сплю без тебя".

А играющая в любовь дама – в ответ:

"Не знаешь ты, что я –

та бухта, на которой

нет морской травы...

Рыбак же неотступно

до изнеможенья бродит..."[36]

<p>25</p>

В давние времена кавалер – в ответ человеку, который высказал ему свое сожаление в том, что он не смог добиться любви дамы, проживавшей в округе пятой улицы столицы, – сказал:

"Совсем нежданно –

в рукаве моем волненье,

как в гавани большой...

когда туда приходит

корабль китайский"[37].

<p>26</p>

В давние времена кавалер, придя к даме на одну только ночь, потом уж больше не приходил, отчего родитель дамы, рассердившись, схватил бамбуковую плетенку у умывальника и в гневе отшвырнул ее; дама же, увидев в воде лоханки лицо в слезах, так сложила:

"Нет боле никого,

кто б так страдал,

как я, –

считала я, а вот –

здесь под водой еще..."

Так сложила она, – и тот, не приходивший к ней кавалер, услышав это:

"То – я там был,

что виднелся тебе в водоеме...[38]

И даже лягушки

на дне под водою

плачут со мной в один голос".

<p>27</p>

В давние времена играющая любовью дама ушла от кавалера, отчего тот, в унынии:

"Почему же вдруг

так стало трудно мне

с тобой встречаться?

Ведь клялись мы с тобой –

ни капли не пролить!"[39]

<p>28</p>

В давние времена приглашенный на праздник цветов к дамам придворным, служившим у матери принца наследного, бывший офицером конвоя – кавалер так сложил:

"Вздыхаю всегда

по цветам, не успев

ими насытиться вдосталь...

Но никогда еще не было так,

как в этот вечер сегодня!"

<p>29</p>

В давние времена кавалер той даме, с которой был он едва знаком:

"Наши встречи с тобою

кажутся мне

единым лишь мигом,

но жестокость твоя

для меня бесконечна."

<p>30</p>

В давние времена кавалер во дворце проходил мимо покоев одной придворной дамы, и та имела, что ли, против него чего-либо, но только молвила: «Хорошо, хорошо! Вот посмотрим, что станет с листвой травы»[40].

И кавалер:

"Если кто клясть станет

того, в ком нет вины, –

на нем самом «забвенья» –

как говорят – «трава»

взрастет!"

<p>31</p>

В давние времена кавалер той даме, с которой был близок, год спустя так сказал:

"Ах, если б вновь

с пряжей клубок тот

минувшего нам намотать!

Если б ушедшее

вновь нынешним стало!"

Сказал он так, но она не почувствовала, видно, ничего, что ли...[41]

<p>32</p>

В давние времена кавалер навещал одну даму, что проживала в провинции Цу, уезде Убара. Показалось той даме, что он, на этот раз вернувшись к себе домой, уж более как будто к ней прийти не думает, и вот она – ему укоры, – он же:

"С камышей прибрежных

идет, все заполняя,

прилив – сильней, сильней...

Любовь к тебе, друг милый,

все так же возрастает!"

А она в ответ:

"Мысли сердца,

сокрытого, как в бухте тайной,

узнаю как я?

Веслом, пожалуй, – тем,

чем двигают ладью..."

Слова эти принадлежали человеку, живущему в деревне, и что ж – хороши ли, иль плохи они?

<p>33</p>

В давние времена кавалер даме жестокой:

"Сказать тебе – не в силах,

а не сказать – в волненьи

я терзаюсь сам...

Да, время наступило,

когда душа лишь плачет!"

Вероятно, сказано им это после долгих дум.

<p>34</p>

В давние времена кавалер той даме, с которой связь порвалась не по причинам сердца:

"Краткий миг свиданья

мы вместе завязали

узлом крепким...

И пусть в разлуке мы, –

потом ведь встретимся с тобою!"

<p>35</p>

В давние времена кавалер даме в ответ на слова: «ты, верно, забыл уж» –

"По тесной лощине

до самой вершины

вьется лиана...

«Конец» – говоришь ты, а я –

и не думаю вовсе!"[42]

<p>36</p>

В давние времена кавалер познакомился с дамой, любовью игравшей. Не уверен, что ли, в ней был он, – но только:

"Если ты не со мной, –

не развязывай нижней шнуровки,

хоть и будь ты вьюнком, –

цветочком, не ждущим

вечерних теней..."

В ответ она:

"Ту шнуровку, что вдвоем

завязали мы,

одна я, вплоть до встречи

с тобой, и не сумею,

видно, развязать!"

<p>37</p>

В давние времена Ки Арицунэ, куда-то уехав, не возвращался долго, и вдруг ему:

"Из-за тебя я привык

к думам тоскливым.

Не это ли люди,

что в мире живут,

«любовь» называют?"

И Арицунэ в ответ:

"Из-за меня, говоришь?..

Из-за того, кто и сам

столь неопытен, что

у людей спросить должен:

что ж такое любовь?"

<p>38</p>

В давние времена жил микадо – микадо Сэйин по прозванию. Августейшую дочь его звали Такаико. Принцесса эта скончалась, и в ночь похорон кавалер, живший рядом со дворцом, взглянуть собираясь на них, с дамой вместе – в ее экипаж усевшись – сюда подъехал. Долго он пробыл, а похоронная процессия все не выходила. Вздыхая, готов был он уже прекратить ожидание, и здесь, в этот миг, известный повсюду как любовный игрец, Минамото Итару, который явился также сюда посмотреть и, экипаж кавалера приняв за дамский, к нему приблизился и всячески старался игру начать, – в миг этот Итару, светлячка поймав, его бросил к ним в экипаж.

Сидевшая там дама, опасаясь, как бы при свете светлячка ее не увидали, его потушила. А сидевший с ней кавалер:

"Процессия выйдет – и всё

на свете этом для принцессы

окончится: ведь свет погас...

Ты слушай плач: неужли годы

уж все для ней прошли?"

А Итару в ответ:

"Да, в самом деле, слышу,

как жалобно рыдают...

Но то, что свет погас –

вот этого уж я

не знаю, право"[43].

Так он ответил. Для стихотворения первого в свете любовного игреца это было поистине обыкновенно.

VII

<p>39</p>

В давние времена юноша один влюбился в женщину, дурного ничего собой не представлявшую. Родитель деспот был у него и, опасаясь, что их любовь придет к завершению своему, эту женщину собрался изгнать из дома[44]. Решил он так, но все же пока еще не изгонял. А тот ведь сыном был, – влияния не имел еще и остановить его не мог. Дама также – как звания низкого – сил не имела для борьбы.

И вот за это время любовь их становилась все сильней, сильней...

Как вдруг родитель эту женщину изгнал из дома. Кавалер кровавые лил слезы, но помешать не мог.

Увели ее, и дама тем, кто шел назад[45 ]

"Если он спросит:

доколе

вы проводили меня, –

до «реки» неустанных в разлуке

«слез» – вы ответьте ему!"

А кавалер – в слезах весь – так сложил:

"Если отвращенье, –

кому же будет трудно

расстаться с кем-нибудь?

Для меня же пуще

печаль теперь, чем раньше..."

Так сложил он и впал в беспамятство, – родитель же не знал, что делать. Решал он, полагая, что дело здесь в простом; он думал, что таким оно быть не могло, но так как тот на самом деле чувств лишился, в смятении, стал давать различные обеты.

Сегодня в сумерки лишился чувств тот, и на другой лишь только день, в час пса, наконец, в себя пришел.

В старину вот как любили молодые люди, а нынешние старцы – как раз так, что ль, поступают?

<p>40</p>

В давние времена жили две дамы – родные сестры. Одна имела мужа из звания низкого, и бедного, другая – благородного, и с состоянием. Вот та, что имела мужа незнатного, в последних числах декабря[46], одежды вымыв верхние, сама сушить их на шесте развешивала. Желание большое было у ней, но непривычна к столь низкому труду она была и, платье надевая на шест сушить, в плечах его порвала. Не зная, что делать, только плакала и плакала она.[47]

И вот тот благородный кавалер, услышав это и сочувствием сильным к ней проникшись, послал ей то, что бросилось в глаза в миг тот первым – прекрасную одежду особ шестого ранга[48] и при этом –

"Когда фиалок

цвет густой темнеет,

на поле всем вдали,

растений разных глазу –

не отличить!"[49]

Смысл здесь, по-видимому, тот же, что и в стихотворении: «На равнине Мусаси»[50].

VIII

<p>41</p>

В давние времена кавалер, зная и зная, что дама та играет в любовь, все ж сблизился с нею. И, несмотря ни на что, приятной ему была она. Часто ходил к ней он, и все же беспокоился сильно; однако перестать ходить не в силах был; и так однажды дня два иль три – помехи были – к ней не пошел он; и тут ей так он:

"Даже след мой,

след от моих посещений, –

все тот же, что был...

А чьей уж тропою

стал он теперь?"

Так сложил он из подозрений к ней.

<p>42</p>

В давние времена жил принц, принц Кая по имени. Принц этот, пристрастный к дамам, к ним относился у себя при дворе с благосклонностью особой.

Была одна средь них очень красива, и не давала прохода ей молодежь. «У ней – лишь я один!» – так думал один из них; другой же, узнав об этом, письмо ей посылая, модель кукушки изготовил и...

"Селений, в которых

поешь ты, кукушка,

так много!

Сторонюсь от тебя я,

хоть и люблю..."

Так сказал он. Дама ж эта, ему желая угодить:

"Кукушка та, лишь о которой

сложилось имя так,

сегодня утром плачет...

Ведь в стольких хижинах от ней

так сторонятся люди!"

Время было – месяц май. И кавалер в ответ:

"Во многих хижинах... и все же –

кукушке этой верю!

Вот если б только голос

не смолк ее в селеньи,

где я живу..."

<p>43</p>

В давние времена жил кавалер. В провинцию назначенному другу проводы желая устроить, он позвал его к себе. Близким человеком был тот, и кавалер жену свою заставил чарки подносить, а в подарок одежду женскую решил отдать.

И вот кавалер-хозяин, стихи сложив, жене дал прикрепить к одежде той у места поясницы[51]:

"Для тебя, о, уходящий

друг, с себя я сняла

одежду – скорбь!

И без них я даже

теперь останусь"[52].

<p>44</p>

В давние времена жил кавалер. Нежно любимая дочь одного человека – как бы перемолвиться хоть словом с этим кавалером – все помышляла. Высказать все это трудно было, верно, ей, и заболела она. Уж при смерти сказала: «Вот, как я думала» – и, услыхав отец про это, весь в слезах кавалеру все передал, и тот в смятении прибежал, но девушка уж умерла. В тоске, унынии захирел он.

Время было – конец июня, были дни жары ужасной. Вечером играла музыка[53], а ночью слегка повеял прохладный ветерок. Светлячки высоко взлетали вверх. И кавалер тот лежал, на них смотря:

"Светляк летающий!

Ты доберешься

до неба самого, – скажи

ты гусям диким там, что здесь

осенний ветер веет".

"Сумерками дня

летнего, который

не хочет так темнеть,

с тоскою гляжу я, и невольно

грустно мне..."

<p>45</p>

В давние времена кавалер имел очень хорошего друга. Думали оба они, что ни на миг друг от друга не отойдут, но уезжал тот в провинцию[54], и с горестью сильной расстались они. Месяцы шли, и в письме, присланном другом: «Как грустно! С тобою не видимся мы; время проходит... уж не забыл ли меня? в отчаяньи ужасном я помышляю... сердца ведь людей в этом мире: с глаз лишь долой – сейчас и забвение».

Так он писал, и в ответ кавалер:

"С глаз долой – говоришь?

Так не кажется мне...

Ни минуты одной,

чтоб забыл я тебя, –

облик твой предо мной".

<p>46</p>

В давние времена у кавалера была дама, о которой нежно он помышлял: «Ах, как бы!..», но, однако, дама, про кавалера слыша, что он ветрен, все более бесчувственною становилась и ему сложила:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8