Чего я жду, уже задет
Стрелой Амора? худшей раны?
Жест неблагоразумный – рано,
Пока еще меня не гонят,
Отсюда уходить. Но понят
Мой случай мною слишком поздно.
Обдумать должен был серьезно
Я все, пока не начал путь.
Теперь уже не повернуть:
Амор мне не защитник ныне.
Но я готов его в кручине
Ждать и во власть его себя
Отдать, страдания терпя:
Страх – слабости вина прямая.
День завтрашний – календы мая [123],
Амору самая пора
Дать дар не меньший, чем вчера.
И славно это торжество,
И день двух главных, сверх того,
Апостолов [124], двоим же вышним
Едва ли будет рыцарь лишним.
Мне будет праздник, коль увижу
Ту, к коей быть хочу всех ближе
И коей я себя предам».
Сон был наградой тем словам:
Едва закрыл глаза он, в самой
Желанной комнате, пред дамой,
Амор поставил в сновиденье
Его, и, преклонив колени,
Молил он: «Сжальтесь, поимейте
Чуть состраданья, пожалейте!
Свет качеств совершенных, чьи
Сияют на весь мир лучи;
Высоких доблестей господство,
Ум, красота и благородство,
Манеры ваши, куртуазность,
Слов и приемов сообразность,
И хор похвал вам – привели
Меня сюда; благоволи
Вы согласиться – ваш я буду,
Сему свершиться дайте чуду.
Позвольте вашим быть слугой -
И мне не нужен дар другой:
Быть здесь по вашему приказу -
И все. А что открылся сразу,
То трактовать меня как хвата
Не надо: страстью сердце сжато.
Велит кричать мне «сжальтесь!» – страсть,
Когда б наговориться всласть
Мог с вами я и видеть снова
И снова, никогда б такого
Я не сказал: словцо и взгляд
Вам бросить – выше всех наград.
Как знать, когда я вас опять
Не взором сердца увидать
Смогу, и потому зараз
Спешу всего просить у вас.
Я дерзок как бы второпях.
Быть дерзким заставляет страх.
Но здравоумье ваше стойко,
И вот, смелеет страх настолько,
Что вдруг делюсь я с вами всем».
Едва мольбу прервал Гильем,
Она в ответ: «Кто вы, сеньор,
Чьей речи сладостен напор?
Вопрос мой неучтив, но в стиле
Таком досель не говорили
Мне ни признаний многословных,
Ни одного из слов любовных».
– «Я, дама, раб, слуга ваш дерзкий:
Меня зовут Гильем Неверский,
Сюда пришел вам сдаться в плен
И умолить, не встав с колен,
Чтоб дали худший или лучший
Вы для беседы с вами случай.
Я гибну, дайте мне совет».
– «Но у меня совета нет,
Сеньор; условья таковы,
Что пусть люблю я вас, ни вы
Любви без близости не рады,
Ни я – страданью без услады.
Когда б я стала вам мила
И наслажденье дать могла,
А все ж держала бы в кручине,
То это был бы грех гордыни.
Но коль хочу, а не могу,
В вину не ставьте мне тугу.
Мои возможности так слабы:
Помочь хотела б – не могла бы.
Я разлюбить меня прошу -
С любви не быть тут барышу:
Амор порвал со мною связь.
И то мне милость, что, томясь
По Божьей воле под запором,
Я не тревожима Амором [125]».
– «Ах, что мне делать [126], коль отказ
Получен, нежная, от вас,
В ком весь мой мир, а что в остатке
Оказывается – перчатки
Дешевле? Кто совет подаст
Мне нужный, в колдовстве горазд,
Должно быть, ибо мысли эти
Скрывал бы я от всех на свете,
Любимая; секрет рассказан
Лишь вам, кем я сражен и связан,
Вы – мысль моя, мои расчеты,
Моя отрада и заботы.
Коль не хотите брать к себе
Меня и печься о рабе,
И я отказываюсь твердо
От жизни, ибо сердце гордо
И жить не станет лишний час,
Не получив его от вас».
– «Смиренье ваше благородно,
Сеньор, вам, видно, впрямь угодно
Меня всем сердцем почитать.
Коль я могла б совет вам дать,
Дала б охотно, слову веря,
Ведь сердце у меня не зверя,
Не из железа или стали.
Не допущу, чтоб мертвым пали
Вы, рыцарь, коль могу спасти.
Легко вам сердце обрести
Мольбами и его разрушить,
Коль вас оно согласно слушать.
Такая нежность, если молит,
Броню холодную расколет.
Неблагодарной нужно даме
Быть, чтоб не тронуться мольбами,
Ибо лишь ту, чья суть груба,
Не тронет нежная мольба.
И сердце то оледенело,
И до себя ему лишь дело,
Коль нежностью его ласкает
Мольба, оно ж никак не тает,
Поскольку с нежностью смешалась
Любовь горячая и жалость.
Не чистой, знать, муки пирог,
Коль в нем она за долгий срок
Добиться не могла смягченья,
Прибавки или облегченья.
Господь внимает и святые
Мольбе, покорны ей стихии.
В том будет не моя вина,
Коль тронет и меня она,
При том что сил набралась в месте.
Где Радость, Доблесть, Чувство вместе
Сошлись, в приюте лучших благ.
Итак, совет мой будет благ,
Усердно вымолен он вами:
Кто мне благословенье в храме
Дает, коль было бы вдомек
Ему, поговорить бы мог
Со мной, произнося лишь слово
За раз, поскольку для второго
Нет времени; когда ж опять
Возникнет случай, должен ждать
Без слов он, что скажу в ответ.
Таков возможный ход бесед.
И в ваннах Пейре Ги, куда
Хожу купаться иногда,
Возможно было бы подкоп
Подземный сделать тайно, чтоб
Он вышел к комнате желанной,
И милый друг, как только в ванной
Я буду, мог бы им придти.
Я лишь наметила пути,
Но что означено вчерне,
Обдумать вы наедине
С собой должны – принять ничью
Я помощь в деле не хочу,
Ведь это, уступив напору,
Я ради вас сдаюсь Амору.
Свою вам верность доказать я
Хочу, вас заключив в объятья
И поцелуй вам, друг мой, дав.
В вас виден благородный нрав,
Вы – куртуазности пример:
Должна почтить на свой манер
Любая дама вас бесспорно
И вашу власть признать покорно».
Его ласкает и целует
Она и радости дарует
Словами, жестом, взором, всем.
Едва лишь выслушал Гильем
То, как она об этом судит,
Его Амор сейчас же будит:
«Гильем, иль вновь тебе угодней,
Чем что-то делать, спать сегодня?»
И отвечает он уныло:
«Ах, что за счастье посетило
Меня; и грех на вас, Амор,
Что был конец его столь скор.
Сном милость мне явив вначале,
Вы у меня ее забрали,
Подняв до наступленья дня.
Прошу вас усыпить меня,
Амор, ну ненадолго хоть!
Нет, лучше сон перебороть,
Ведь радость есть в грядущем дне -
Все вспоминать, что снилось мне».
И, часто вспоминая сон,
Дает со смехом клятву он:
«Груш никогда я есть не стану,
Коль этот сон ведет к обману,
О чем – дай бог сдержать обет -
Узнает давшая совет».
И так всю ночь провел он эту.
Когда же срок пришел рассвету,
В тот миг, как в спальне солнце ало,
Взошед над миром, засияло,
Совсем не выспавшись, он встал,
Но не настолько все же вял,
Чтоб не открыть окошка прежде,
Чем даже подойти к одежде.
В нем все, кто цвет лица его
Увидел бы, нашли б сродство
С влюбленным: бледен, голубое
Вкруг глаз, и в пульсе перебои
Из-за того, как похудел.
Знать, не имел с любовью дел,
Кто не решит никак проблему,
Откуда вдруг пришла к Гильему
Хворь, что пройти не может вскоре,
Как все естественные хвори.
Ведь хворь любви терпеть невмочь:
Длись приступ только день и ночь,
Истреплет в этот промежуток,
Как те за восемнадцать суток.
И я скажу вам почему:
На душу бросившись саму,
Недуг любви ее ретиво
Терзает и без перерыва.
Пусть мысль любви туда-сюда
Метнется, цель ее всегда
Одна и та же: выбрав вас,
Боль не отпустит ни на час;
Другие ж хвори после вспышки
Дают минуты передышки.
Природа, тела госпожа,
Его в своих руках держа,
Как на лекарства ни обильна,
С любовью справиться бессильна,
Забыв, какие средства благи.
И, сердце возвратив бедняге,
Душе внушает: «Хоть и схожи
Познанья паши, дама, все же
Ищите нужный вам состав,
Но не беря ни смол, ни трав,
Ни снадобий, что мне известны,
Для вашей раны бесполезны
Они». Любовь наносит раны
Рассудку; жертвы, ею пьяны,
Лекарств не ищут ей в угоду,
Отталкивая тем природу.
Любовью раненый лишен
Бывает красок, должен он
Быть тощ и бледен, слаб и хил,
Но в то же время полон сил.
Рассудок близок к сердцу столь,
Что состраданьем эту боль
Сперва он в сердце предваряет
И тотчас ею одаряет.
Когда бы сердца боль не жгла,
В любви не видели бы зла,
Меж тем, сердечной суть печали,
Не ошибаясь, злом назвали.
Столь стоек приступ боли жгучей,
Что мази нет на этот случай.
Любое средство на потребу
Больным – известно было б Фебу,
Во врачеванье чудодей
Он был и первый из врачей.
Узнав любовную кручину:
«Всем служит, но не господину
Сей дар», – сказал он; этот стих [127] -
Свидетельство, что никаких
Средств от любви не знал и он.
Поэтому не удивлен
И я, что повредили муки
Красу Гильема. Мыл он руки,
Когда хозяин, стан склоняя,
К нему вошел: «Властитель рая
Помилуй вас и защити!»
– «Благую часть вам обрести
Дай бог от вашего же слова.
Звонил ли колокол, иль снова
Мы прогуляемся с утра,
Как это сделали вчера?»
– «Как вам угодно. Но особу
Просил бы вашу я на пробу
Абсенту отхлебнуть сейчас,
Его пить в мне в самый раз».
– «Пусть принесут, велите, что ж».
– «Он тут уж, и весьма хорош».
Тогда Гильем велит достать
Свой кубок: из него под стать
Пить императору – всех чаш он
Массивней и резьбой украшен;
Вес серебра в нем марок пять
И столько ж за отделку дать.
Гильем хлебнул, после чего
Вручил хозяину его:
«Будь ваш он с этого момента,
В нем, право, лучше вкус абсента.
Приятней мне, чтоб эта чаша
Впредь не моя была, а ваша».
Сперва не мог хозяин слов
Найти; смеяться он готов
От радости, ушам не веря.
Гильем просил, не лицемеря,
И кубок взял он, из сосуда
Пить этого клянясь, покуда
Он целый, и каких бы цен
Ни назначали, иль в обмен -
Не отдавать его, будь краше
Иль тяжелей другие чаши.
К жене он с кубком подошел,
Та спрятала его в чехол,
Чехол в ларец. Идут, меж тем,
Оруженосцы есть. Гильем
С хозяином приходят в храм
И молятся, но их мольбам, -
Столь остр во всем меж них разлад,
Хоть к одному отцу летят, -
Быть сестрами не суждено,
Все разно, имя лишь одно.
Не забывал Гильем о деле
И в угол тот прошел, где пели
Они вчера; отдав поклон
Священнику учтиво, он
Стал боком, взгляд направив прямо
Туда, войдет откуда дама.
В разгар трезвона, видом дик,
Эн Арчимбаут, сей проводник
Прелестной дамы, входит с нею.
Гильем к проходу тянет шею,
Как ястреб, видя куропатку.
Он не в себе, но по порядку
Прочел, меж тем, стих за стихом,
Блуждая взором, весь псалом.
И вот, судьба небезучастна
К нему, и в неф он не напрасно
Глядел: Фламенка у портала,
Молясь, подольше постояла,
Обыкновенью вопреки,
Перчатку с правой сняв руки,
И, чтоб откашляться, у рта
Вуаль спустила, и уста
Гильем увидел. Взором льнет
Он нежно к ней, чрез узкий ход
Сопровождая неотрывно.
Да, понедельников, столь дивно
Начавшихся, не выпадало
Ему досель. Не запоздало
И солнце бросить луч на стенку
И ниц склоненную Фламенку -
Другое солнце – им зажгло.
Без тучки, павшей на чело,
Весьма некстати, от вуали,
Тот угол освещать едва ли
Так было бы необходимо
Лучом особенным, помимо
Сиявших от лица Фламенки,
Которая об этой сценке
В тот миг не ведала совсем.
Вот бревиарий взял Гильем,
Но, приковав к странице рот,
Он взор направил в узкий ход,
Где весь его был интерес.
Будь по его, во время месс
Евангелье и Agnus[128] лишь
Читали: ведь она, услышь
Их, поднялась бы, для чего
И был он здесь. На мотовство
Пошел бы он, отдав именье
За то, чтоб не страдало зренье
От загородки, а вуаль
Сжечь было б на костре не жаль.
Когда собрался Никола
Благословлять, то мысль пришла
К Гильему – указать псалом
Сейчас, чтоб не искать потом:
«Друг, есть такое место, оным
Благословляйте впредь – ученым
Вам должно быть в делах таких.
Так вот, всегда берите стих
Буди же мир в силе твоей [129].
Чтоб дело стало вам ясней,
Пусть будет смысл его открыт:
Псалтырь слагая, царь Давид
Стих этот повторять – наказ
Дал Соломону – в день хоть раз.
Тот взял за главное из правил
Его и в добром мире правил».
– «Так, – молвил Никола, – сеньор,
И буду делать с этих нор».
– «Но после принесите снова
Мне книгу, ведь молитвослова
Употребленье обиходно,
Я научу вас, коль угодно».
Благословленье местом тем,
Что указал ему Гильем,
Прильнувший вновь к проходу взором,
Дал Никола, и книгу в скором
Довольно времени опять
Счастливец мог в руках держать.
И, спрятавшись под капюшон,
Ко лбу подносит книгу он,
К глазам, к щекам и к подбородку
И смотрит в щель за загородку,
Чтоб видеть, был ли той замечен,
Чей взор всем этим мог привлечь он.
Влюбленный верит в самом деле,
Что все его откроет цели
Другое сердце, все желанья,
Страдая в миг его страданья.
И выбрал бы для всех сердец
Амор единый образец,
Будь справедлив он: но, забыв
О праве, будь-ка справедлив.
Гильем прикидывал, какого
Хватило б времени, чтоб слово
Сказать, как Никола ни мало
Стоял пред той, что целовала
Лист, дабы взять благословенье,
И, голову склонив в смиренье,
К нему устами льнула. Мига,
Пока пред ней лежала книга,
Распорядись он им толково,
Достаточно, чтоб бросить слово,
На взгляд его. Дождался еле
Эн Арчимбаут, чтоб мессу спели,
И, голову задрав, наддал;
За ним Фламенка – без похвал
Жонглеров, без достойной свиты,
Лишь две девицы как пришиты
К ней: услужить ли чем-нибудь,
Собрать ли в путь, одеть, разуть -
Всегда Алис и Маргарита
Готовы: быстро, деловито
Все сделают для госпожи,
Что им она ни прикажи.
Когда народ из церкви вышел,
После часов, чтобы услышал
Лишь Никола, промолвил глухо
Ему Гильем, но прямо в ухо:
«Не опоздайте, нам пора,
Приятна трапеза с утра
Пораньше». Никола: «Я мигом», -
Ответил. Книгу к прочим книгам
Тогда Гильем, закрыв, придвинул
На верхней полке; храм покинул
Затем с хозяином он вместе,
Который рад был этой чести.
Вчерашних майских лес дерев
Был убран стайкой юных дев;
Они, загадки распевая,
С куплетом, что в календы мая
Звучит, перед Гильемом прямо
Прошли: «Благословенна дама,
Что с другом будет не жестока
И не прервет, боясь упрека
И ков ревнивого врага,
Прогулок в рощу, в сад, в луга,
И приведет в свою светлицу,
Чтоб лучше милым насладиться,
А севшему на край кровати
Ревнивцу скажет: Как некстати
Пришли вы портить нам досуг!
Сейчас в моих объятьях друг,
Уйдет он, как календы мая!»
Гильем Творца молил, вздыхая,
Чтоб знаменательный запев,
Который слышит он от дев,
Был в самом деле не случаен.
Вошли в гостиницу; хозяин
Сказал: «Имеете ль желанье
Взглянуть на ванну, что заране
Готовить я велел для вас?»
Гильем ответил: «Не сейчас.
Принятья ванн в разгар календ
Я б избегал, не тот момент.
Мы завтра их принять вольны,
Как раз девятый день луны».
Ему хозяин добродушно:
«Приказам вашим мы послушны».
Тут входит эн Жюстин: замечен
Гильемом тотчас он и встречен
Объятьями и лаской: «Мне
Хотелось бы наедине
Остаться с вами на минуту».
И обращается к кому-то
Из свиты: «Комнату открой,
И поживее; все долой
С постели: мех иль одеяло
Класть в эту пору не пристало,
Коль не велю я сам покров
Накинуть». Живость этих слов
Священника развеселила
……………………………… [130]
«Сеньор священник, – он ответил, -
Недугом бог меня отметил,
Но и богатством. Я б хотел
Вам подарить мой плащ: он бел,
Он нов, он с меховой отделкой,
Он оторочен черной белкой;
А добрый Никола – с опушкой
Плащ, тоже белый, но мерлушкой
Подбитый, что слугою сшит
Моим, принять пусть поспешит».
Священник молвит: «Благодарен.
Но я б считал, что не одарен,
Когда бы плащ с таким подбоем
Решил принять, но что разбоем
Добыл его у вас, мой друг,
Еще не сделав вам услуг».
– «Извольте дар принять, сеньор,
Все возраженья ваши вздор,
Услуг вы сделали довольно».
Так заставлял он, что невольно
Тот уступил и, не ропща,
Согласье дал на дар плаща.
Поев, в свои покои, с тем,
Чтоб отдохнуть, ушел Гильем,
Коль только отдыхом зовется,
Когда несчастный то трясется,
То вскакивает, то от пота
Весь мокр, то нападет зевота,
То вдруг застонет, то вздохнет,
То чувств лишится, то всплакнет.
Гильем и отдыхал вот так.
Когда ж ночной спустился мрак,
Покинул комнату свою
Он, чтобы в роще соловью
Внимать, но приступами боли
Все злее мучим он, все боле.
Чем боль любовная больней,
Тем больше наслажденья в ней;
Чем меньше боль, тем больше мук.
Здесь как в игре, в которой, вдруг
Поддавшись, мы ценой потери
Большой – теряем в меньшей мере.
Хозяин в дом зовет опять,
Дан ужин в честь Жюстина; спать
Гильем идет, в постель он лег,
Но успокоиться не мог,
Вставал, в окно глядел тревожно:
«Увы, – он молвил, – сколь ничтожны
С любовью рядом – состоянья
Богатые, любые знанья,
Ум, рыцарство, происхожденье,
Куртуазия, поученья,
Все чувства, красота, семья,
Мощь, доблесть, мужество, друзья!
Бессилен сам Амор пред ней,
И в страхе я: ведь будь сильней
Любви Амор – притом, что ту
Я, как никто на свете, чту -
Помог бы – мы в одном с ним стане -
Он мне в моей с любовью брани;
Любовь – болезнь, и с нею в доле
Амор – производитель боли,
От их вражды ничтожный прок,
Коль одного в другом исток,
И случай здесь важней порядка,
Хитра аморова повадка:
Где б должен быть – оттуда прочь
Бежать; где мог бы – не помочь.
Я ту люблю, которой мил
Тот, что другую полюбил,
И – мне она, он ей, ему
Та – не достался никому
Никто; любовь, входя в разлад
С собой, находит новый лад:
Мы тянем равно, цели разны,
И в разногласье мы согласны.
Итак, любовь, судя и правя
Людьми, заботится о праве:
Влюбленный в ту, кем нелюбим,
Отмщен соперником своим
Я, ибо он ее любовь
Не больше ценит, чем морковь [131].
Но обвинять я б не посмел
За то, что у нее прицел
Другой: нельзя нам сговориться -
Нет ни посланца, ни девицы,
О страсти чтоб моей донесть;
Бумаге не доверишь весть,
Ибо на страже башни страж,
Которому даров не дашь, -
Эн Арчимбаут: он и конвой,
И господин, и часовой.
Коль я себе не дам совета,
Никто не сможет сделать это.
Не зря ж мне было сновиденье
К утру, и после пробужденья
Не мог заснуть я: не премину
Ту мысль внушить я дон Жюстину,
Что должен в служки взять меня,
А Никола пошлю, ценя
За то, что в нем видна порода,
В Париж учиться на два года.
Хозяину скажу, чтоб дом
Мне сдал на время целиком,
А управителям моим -
Чтоб камнетесам четверым,
С кирками, с молотками, в деле
Искуснейшим, придти велели
Ко мне средь ночи: ход просечь
Заставлю их при свете свеч.
Коль им до ванн хороший путь,
Заделав входы, дотянуть
Из комнаты моей удастся,
Велю святыми им поклясться,
Что никому про этот труд
Не скажут. Как они уйдут,
Я выздоровевшим притворюсь
И сам немного развлекусь:
Хозяина верну обратно,
Но пусть бедняге непонятно
Останется, зачем был он
Спроважен мной и отдален,
Коль не затем, что мне удобней
Так жить и отдыхать способней;
И, щедрой одарив рукою,
На все глаза ему закрою.
Бельпиль, мою хозяйку, страсть
Которой – шить, иль ткать, иль прясть,
Разумницу и мастерицу,
Привлечь, в дар дав ей багряницу
Всю в звездах золотых, я б мог.
Ее на долгий стало б срок
Сокровищем такое платье,
К которому хотел бы дать я
И шкурки беличьи из тех,
Чей свеж и переливчат мех.
Но если хочет, чтоб морока
Была вся эта не без прока,
Амор, пусть как-то даст мне знать!»
Тут он бросается в кровать,
Но простыни сбивает в ком -
Амор воюет люто, в нем
Огонь желаний распалив.
Гильему мнится, что призыв
К нему доносится аморов,
Угроз смешенье и укоров:
«Раз без нужды ты сделал сам
Так, чтобы две мешало вам
Стены, нарушил ты закон
Влюбленных [132]». Подбегает он
К окну и башню всю до крыши
Оглядывает, в грезах слыша,
Что кто-то имя там назвал
Его. Он, как влюбленный, шал:
Вскочил, прилег и под напором
Сна в разговор вступил с Амором:
«Что ж, усыпляйте, ибо в деле
Подачи снов вы преуспели,
Пусть я увижу ту во сне,
Что наяву запретна мне.
О вас, о дама, речь моя:
Коль сном смогу настичь вас я,
Уж то-то будет мне пожива.
Хочу твердить без перерыва:
Вы, вы! И, как во сне зову
Вас, донна, так и наяву.
На сон смежая веки, сердцу
Велю быть с вами по соседству
Всегда; да, с вами, дама, с ва…!» -
«Ми» не договорил. Едва
Заснул он, как пришел успех:
Он даму видит без помех.
Признаться, часто так бывает,
Что видит сон, какой желает,
Любой, кто засыпает с тем, -
Что знал по опыту Гильем.
Проснувшись хоть и поздно, споро
Собрался он и прибыл скоро,
Чтобы прослушать мессу, в храм,
Ибо ее по будним дням,
Как знал он, начинают рано.
Оттуда поспешил он в ванны,
Покинув их часам лишь к трем:
Он изучил подробно дом,
Пока удачное нашел
Для хода место. В ваннах пол
Из туфа мягок был и хрупок:
На нем писать или зарубок
Наделать нож простой бы мог,
Не нужен был и молоток.
Близ очень темного угла
Стена той комнаты была,
В которой он, по счастью, спит,
Там должен быть и ход прорыт.
В расслабленном он вышел виде
Из ванн, спешащего увидя
Священника и Никола
С эн Пейре Ги. Затем пришла
Хозяйка в комнату, на диво
Мила, приветлива, учтива,
И в честь ее решил он дать
Обед: их – четверо, с ним – пять.
После еды послал Гильем
За багрецом для дамы с тем,
Чтоб выказать благоволенье:
Слуга достал без промедленья
Ткань из сумы дорожной. В Фивах
Или Фессалии [133] – красивых
Таких не знали; доброхот
Хозяйке весь кусок дает;
«Здесь ткани, госпожа, в избытке
И для плаща, и для накидки,
Хочу, чтоб вам она пошла;