Бороться: коль, сражаясь с пылом,
Под крик его она вперед
Решит идти, то верх возьмет.
И та, что друга любит верно,
Смириться с тем, что ей всемерно
Все будут в том мешать, должна,
Зато когда-нибудь она
Сожмет в объятьях безоглядно
Того, чья близость ей отрадна.
Смирилась с тем и я сама,
Набравшись от любви ума!»
Так для нее весь день прошел:
Ни пить, ни есть не сев за стол,
Лишь к вечеру она сдалась,
Эн Арчимбауту подчинясь:
Сказав, что пусть вкусит-пригубит
Чего-нибудь она, коль любит
Его, а нет – и в ванну влезть
Не даст, уговорил поесть.
Гильема в этот день веселье
Не покидало; он с постели
Так и не встал, чтоб никому
Не вздумалось войти к нему,
Чем в мыслях сладких был бы сделан
Прорыв. Хозяину велел он
Пойти поведать дон Жюстину,
Священнику, что вновь в кручину
Он впал; что, обострившись вдруг,
В постель свалил его недуг;
Что, если место служки ценит,
Пусть ищет, кто его заменит;
Что новость примет пусть безгневно
И, как обычно, ежедневно
К нему приходит пить и есть.
Нести доверил эту весть
Гонцу надежному Гильем
И был весьма доволен тем.
В четверг Фламенка речь все ту же
С рассвета завела при муже:
«Сеньор, каков вага нынче план?
Здесь остаетесь, иль до ванн
Проводите? Я еле дня
Дождалась; ревматизм меня
Убьет; озноб всю ночь так тряс,
Что не могла сомкнуть я глаз».
Ревнивец ей: «Мне дал понятье
Господь, и сколько мог понять я,
Вы дурно спали в эту ночь.
По завтрак должен вам помочь,
Поешьте до того, как выйти».
– «Сеньор, скорей себя прервите.
Я знаю, стало бы совсем
Мне плохо; в полдень я поем,
Домой вернувшись после ванны».
– «Ну что ж, идем, коль так вы рьяны»,
Он длинный грубый плащ извлек
Откуда-то и без чулок
С женой пустился вперегонки.
Вновь ни известки, ни щебенки
Не обнаружив ни следа,
Решился он не без труда,
Дверь, как всегда, замкнув, уйти.
Вновь остается взаперти
Фламенка, и спешат девицы
Покрепче изнутри закрыться.
Короткий ожиданья миг,
И к ним, таясь, Гильем проник:
Из багряницы плащ на нем
Золотозвездным был шитьем
Украшен: вышивок и ткани
Прелестно было сочетанье.
Из шелка алого чулки,
Шаги изящны и легки.
Пред дамой первым сделал он,
Ее приветствуя, поклон.
Она, приблизясь, не сробела:
«Друг, коим дух, равно как тело
И все, владею чем, живет [196], -
Благословен будь ваш приход!»
– «О сладостная, в чьей я власти,
Господь наш радости и счастья
Дай вам и тем, кто близок вам,
По вашим вкусам и мольбам».
И, бросившись вперед, друг друга
В объятиях сжимают туго
Они и тотчас же идут
В прелестный, милый им приют.
К той убранной роскошно зале,
Где так приятно отдыхали
Недавно оба, их ведет
Знакомый им подземный ход.
И там с весельем неразлучны
Они, и им вдвоем нескучно.
Но взор Гильема не беспечен
Вполне и дамою замечен:
«Друг, вами дума овладела?»
– «О дама, коль угодно, дело
Впрямь у меня к вам с ночи есть.
Да как бы вам не надоесть».
– «Друг, расскажите мне о деле,
Добра бы вы иль зла хотели,
Умно будь это, или блажь,
Ничто меня – поскольку ваш
В том интерес – смутить не может.
Душа лишь благо вам предложит,
Лишь то, что ублажило б вас,
Согласье лишь, а не отказ».
– «Что ж, мной сюда кузены взяты:
Отон и с ним Кларис; богаты,
Знатны они, и мной должны
Быть в рыцари посвящены.
О чем для них мечтать мне, кроме
Как о благом у вас приеме!
Тому б я был безмерно рад.
Мне много выпало утрат,
Скорбей, опасностей, печали,
О коих ни они не знали,
Ни вы; бог счастьем захотел
Мой скорбный одарить удел:
Чтоб мной владело полновластно
Оно, должны ему причастны
Быть и они; мои дружки
Красивы, юны и ловки,
Подружки ваши таковы же.
Сойдись они с моими ближе,
На всех хватило бы утех.
А тронь любовь и тех и тех,
И мы б им сделались дороже».
– «Друг милый, я хочу того же.
Как надо, сделайте». И вот
Дверь открывать Гильем идет,
Чтоб их впустить. Улицезрели
Те двое даму, на постели
Сидящую: восторг с их лиц
Сойти не может; вид девиц
Усиливает изумленье.
И каждый, преклонить колени
Спеша, из куртуазных слов
Речь составляет: «Я готов
Ваш, дама, исполнять приказ.
Оруженосца два у вас
Отныне есть». Она на диво
Была радушна, их учтиво
Приветствуя; прием такой
Им мил; дотронувшись рукой
Открытой, подняла легко их,
Чем честь, достойная обоих,
При всех и тайно воздана
Была. Зовет девиц она:
«Послушайте-ка обе, что я
Скажу: их два, вас тоже двое.
Что должен быть у каждой свой,
Понятно всем само собой:
Велю вам и рекомендую
Их прихоть исполнять любую.
Ступайте в ванны, будет вам
Приятно пребыванье там».
– «Мы примем это, как подарок», -
Они в ответ. И вот, товарок
Те повели: Отон – Алис,
А с Маргаритой шел Кларис.
Уходят в ванны, где утех
Вкусить в уюте, без помех,
В охотку, и повеселиться,
Причем уже не как девицы,
Алис и Маргарита скоро
Сумеют: дар им от Амора
И Юности – одна игра.
Коль место есть, да и пора,
Ошибкой было бы печальной
Не разложить им стол игральный.
И столь удачен был состав
Игравших, что они, сыграв,
Вновь тянутся к друзьям прелестным,
И те клянутся словом честным,
Что никогда их не обманут
И, если рыцарями станут,
Не заведут других подруг,
А эти, даже будь супруг
У каждой, им лишь будут верны, -
И станет счастье всех безмерно.
В игру такую же, меж тем,
Играет пылко и Гильем
С партнером, что не меньше любит
Борьбу и в схватке не уступит.
Был в их игре большой подъем.
Не стоит говорить о том,
Каков был тот иль этот выпад.
Один лишь сделаю я вывод:
В игре такого нет приема,
К которому была б влекома
Душа влюбленная, чтоб им
Казался он неисполним,
Нелаком иль необсуждаем.
Лишь до того теперь нужда им,
Чтоб всех не упустить забав.
Меняли, все переиграв,
Они в тот день барыш и ставки
Не раз. Не принимал отставки
Амор и куртуазен был.
Фламенки непритворен пыл,
Она в игру играет ту
С возлюбленным начистоту,
За то и прибыль столь щедра.
Когда же подошла игра
К концу, то в выигрыше оба:
Ни раздраженья в них, ни злобы
Друг к другу нет – скорей бы вновь
Игру затеять. И любовь
Внушает им, что долгих много
Впредь будет игр у них, и строго
Фламенку гонит прочь, пока
Веля оставить ей дружка,
Но, чтоб не так страдал бедняжка,
Сперва сказать, вздыхая тяжко:
«О друг мой, истинный и нежный,
Разлука стала неизбежной,
Но – бога в помощь я беру -
Вернусь к вам завтра поутру».
Гильем не мог в ответ ни слова
Промолвить: сердце в нем готово
Истаять и распасться в муке
От близящейся с ней разлуки.
Она передает свою
Уверенность ему: «Даю
Вам слово, друг мой, что вдвоем
Весь день мы завтра проведем».
Очей касаясь и ланит
Устами, нежно так глядит
В глаза: и через этот взор,
Чтоб муку облегчить, Амор
Уносит боль из сердца друга,
И гот не чувствует недуга.
Так и должно быть: ведь услада,
Попавшая посредством взгляда
Вглубь сердца, слаще всех услад.
Амор на блага тароват:
Велит – два сердца бьются вместе,
Коль ум и сердце, в коих чести
……………………………… [197]
Но рады уступить друг другу.
Услады этой вкус таков,
Что ни через одно из слов
Не может стать она понятна:
Ведь разум – маловероятно,
Чтоб понял, – коль осознан был им
Так мир, что слуху не по силам
Постичь, ни языку облечь
В слова. К тому веду я речь,
Что сердцу нега слаще та,
Чей вестник – взор, а не уста,
Она чиста, в ней смыслов много -
Ей, согласитесь, впрок дорога [198].
О том подумай каждый сам,
А я лишь направленье дам:
Нет, я сказал, такого слова,
Чтоб объяснить предмет толково,
Но могут образ и подобье
Быть в рассужденьях как пособье.
Коль нежный друг подруге прямо
В глаза глядит, и так же само
Она в его, то нет конца
Отраде, полнящей сердца,
И сердцу нега, разлитая
В отраде, дарит жизнь, питая.
Но пропустивший нежность глаз,
Сколь в сердце ни велик запас
Ее, ни капли у себя
Не хочет удержать, любя.
Уста же, сладость в поцелуе
Вкушая, трудятся не всуе,
Но остаются в барыше,
Чего-то не додав душе.
При том что поцелуй, которым
Рот насладится, дан Амором
Как высшей радости залог [199].
Итак, я подведу итог:
Кто любит истинно, к усладам
Стремясь таким, что только взглядом
Даются, чистым и простым,
Столь полным неги, что о том
Ни я судить не в силах толком,
Ни кто – хоть и в раздумье долгом,
Тот будет за меня всецело,
Когда, как я, он вникнет в дело.
А кто целует, беспокоясь
О том лишь, как бы сдернуть пояс,
Не впрок, да и не по плечу
Тем все, чему я здесь учу.
Но есть и те, влечет которых
Лишь нега, скрытая во взорах,
Они живут, по ней тоскуя
В миг ласки или поцелуя.
И все другие не указ им,
Коль Милосердье или Разум
И Совесть рассуждают так,
Что поцелуй есть только знак
Отрады, впущенной Амором
В дверь, называемую взором;
Она светла, чиста, блестяща,
Чтобы Амор гляделся чаще
В нее, внутрь идя и наружу,
Когда с душой связует душу.
Столь этих душ надежна связь,
Что гаснет каждая, боясь,
Что прежнего в другой огня нет,
И тотчас в зеркало их тянет
Взглянуть и, по его указке,
Объятья, поцелуи, ласки
Дарить и веселиться так,
Что чужды и забот и благ
Иных они, пока союз
Их длится. Тот же, кто про вкус
Сей неги думает иначе,
Видать, не знал в любви удачи.
Настолько нежности был полон
Гильем, что если не нашел он
Сил не пойти, когда был дан
Возлюбленной приказ из ванн
Позвать подружек с их друзьями,
То и прихода снова к даме
Дождаться не имел он сил.
Но в тот момент, когда входил
Он к ней, Фламенка встала живо.
Обняв, до ванн весьма учтиво
Подругу проводил Гильем.
Уходят юноши, пред тем
Ей благодарность изъявляя
За счастье и за то, какая
Фламенкой честь им воздана.
«Ну как, бароны? – им она. -
Ванн приняли, небось, помногу.
Препоручаю вас я богу».
Гильем идет за ними вслед,
А у девиц, что, подошед
К нему проститься честь по чести,
Стоят, – глаза на мокром месте.
Вдвоем благодарят его
За то подруги, каково
Им было, и за перемены.
С тех пор, как к ним пришли кузены,
Они не ведают забот,
Печали, горестей, невзгод,
Забыв тюрьму, от коей худо
Ревнивцу только, коль оттуда
Пришла к ним радость, а не зло.
Четыре месяца прошло
Таких: за августом сентябрь,
И весь октябрь, и весь ноябрь,
И так до праздника Святого
Андрея [200]. Счастлива, здорова,
Хвала творцу, и весела
Фламенка, всем вокруг мила,
К эн Арчимбауту безразлична:
И не встает уж, как обычно,
При нем [201], и не таит того,
Что ставит ни во что его.
И он, какой ни дурачина,
Заметил это, но причина
Ему неведома, и вот
Однажды к ней он пристает
С расспросами: «Я, дама, вижу,
Что цените меня вы ниже,
Чем прежде, только почему
Надменны стали, не пойму».
Фламенка живо в разговор
Вступает: «Дорогой сеньор,
На том, кто нас связал, вина.
С тех пор, как ваша я жена,
В вас добродетель убывала.
А ведь ценились до провала
Вы так, что крепнул хор похвал
И бог вам милость подавал.
Теперь вы стали столь ревнивы,
Что оба, вы и я, чуть живы.
Но договор связать бы нас
Мог при служанках хоть сейчас:
Клянусь святыми всеми [202] – впредь
Так строго за собой смотреть,
Как делать то доныне вам
Пришлось. Согласны – по рукам!»
……………………………… [203]
– «Пусть в храм [204] отправится Фламенка,
Взяв дам; пускай, набатный гуд [205]
Заслыша, рыцари придут;
Пусть горожан зовет кампан,
А малый колокол – крестьян;
Из созванных же не дерзнет
Пускай на площадь целый год
Никто ходить; и пусть без прений
Все, кто моей доволен пеней,
Ее приемлемой сочтут».
Единогласен общий суд,
Кричат: «Хотим того, да, да,
И в том поддержим вас всегда!»
– «Коль так, вернемся к разговору:
На Пасху, в радостную пору [206],
Хочу турнир устроить здесь -
Король, бароны, словом, весь
Цвет королевства будет в сборе,
Сойдясь с простершихся от моря
До моря областей, меж Роной
Раскинувшихся и Гаронной [207].
Я нынче голову помыл [208] -
Оставшийся потратить пыл
Хочу на праздник: пир закатим,
Утрачен вкус к таким занятьям
У нас, но позову я дам
И весь утехам день отдам».
И впрямь устроен праздник пышно:
Фламенка из затвора вышла
На радость рыцарям, чья цель -
При людях ли, наедине ль
С ней побеседовать свободно,
При этом каждый благородно,
Какой бы ни был в нем запал,
Другому место уступал.
Так что уловку иль обман
Придумать, чтоб дойти до ванн,
Весь день мешал Фламенке кто-то.
Да покидать и неохота
Ей было тех, меж кем сидела,
Кто множить радость то и дело
Старался, находя барыш
В том, чтобы даму видеть лишь.
И был безмерно счастлив тот,
Кого она не обойдет
Приветствием. Но утром рано
Одна у ней забота – ванна.
Эн Арчимбаут же ни ногой
Туда – есть в жизни смысл другой,
Чем ключ таскать, как сторожа,
Дом ванн и башню сторожа.
Взамен его зовет она
Семь дам, из коих ни одна,
Придя с ней к ваннам, в ванны сами
Не входит; просьба к каждой даме
По колокольчику придти,
Ибо недолго взаперти
Она пробудет; а кто хочет,
Пожалуй, пусть хоть кожу смочит.
В ответ – отказы иль оттяжки,
Все сторонятся ванн, столь тяжкий
Исходит запах от воды:
Чтоб их заставить без нужды
Влезть в ванну, нет такой приманки.
Они уходят, и служанки
Вход запирают, как всегда.
Будь воля их, из дам сюда
Едва ли бы пришла какая,
А то мешают, отвлекая
На болтовню и ерунду,
И страшно, если на беду
Гильем появится внезапно
……………………………… [209]
Но нет, он был настороже,
И, когда те ушли уже,
Возник, и два любимца следом
За ним. Предшествует беседам
Отменно ласковый прием:
Что не скорбеть пришли, о том
Их поцелуи говорят,
Даримые по сто подряд.
Фламенка приступает сразу,
Как в комнату прошли, к рассказу
Про то, что н'Арчимбаут притих
И жить, от низких а дурных
Слов отказавшись и манер,
На куртуазный стал манер:
«Так что, мой друг, благоволите
И вы из заключенья выйти.
Да, да, таков мой приговор,
Я не смогу, как до сих пор,
Сюда являться; будет нужно
Теперь ко мне пройти вам кружно,
Вернитесь-ка в свои края,
Тогда обратно буду я
Вас ждать к открытию турнира.
И пусть мне ваш гонец-проныра
Даст знать, жонглер иль пилигрим,
Где вы и с планом здесь каким».
Всех это слово болью жалит,
Тревожит, мучает, печалит.
Служанки с юношами, спешно
Вернувшись в ванны, безутешно
И долго плачут вчетвером,
Как будто им грозят битьем.
Они твердят прощай друг другу,
Под беличьей накидкой руку
С рукой сплетя; то там, то тут
Ласкают, стискивают, жмут,
Целуют, обнимают, гладят,
Но обойтись без боли ладят -
Весь бой их нежен и беззвучен:
Всяк живо то, чему научен
Амором, делает; и всяк
От друга получает знак,
Нося который, должен вспомнить
Любовь и множество исполнить
Тех клятв, что ими здесь даны
И ласк печатью скреплены;
Слез росчерком, когда повис он
На кончиках ногтей, подписан
Их свод; и тотчас же с лица
Все переписано в сердца;
Ведь запись клятв такого сорта,
Когда уже рукою стерта,
Цела в сердцах. Порядок слов
В сей сделке письменной таков:
– «Друг, помните меня повсюду».
– «О дама, как я вас забуду»!
– «Храните, нежный, страсть свою».
– «Подруга, слово вам даю».
Гильем же, сваленный припадком
Тоски, лежал в объятье сладком
Фламенки нем и недвижим;
Не знает та, как быть ей с ним:
Того, кто столь любим, не бросишь,
Но и на помощь не попросишь
Придти – нет выхода, хоть плачь.
И столь ее был горек плач,
Что слез, из глубины сердечной
Проникших в очи, бесконечной
Струей Гильему от чела
До подбородка залила
Она лицо, шепча: «За что вы
Мне не желаете ни слова
Сказать? В отказе от бесед
Куртуазии, право, нет».
Услышал стоны он и голос -
В нем сердце словно раскололось
От скорби и стыда. Чтоб в чувство
Придти, он все свое искусство
И силы все пускает в ход,
Но речь из уст его нейдет -
Чинят, пройдя из сердца в рот,
Ей вздохи множество хлопот.
«Приказ уйти мне, – все же начат
Чрез силу разговор им, – значит,
Что стать убийцей надо вам,
Деля мне сердце пополам».
В ответ Фламенка: «Друг мой милый,
Богатый вежеством и силой,
И благородством и умом,
Вы видите, я лишь о том
Забочусь, как вам больше чести
Служеньем оказать, и если
Решите вы, что дать еще
Могла б, то стану горячо,
Не зная лучшего занятья,
Желанья ваши исполнять я,
Безумны будь они иль здравы».
– «Столь рассудительны всегда вы,
О нежная, и добры столь,
Что можете любую боль
Снять, утешение даруя».
И тысячами поцелуи
Слетают на прощанье с губ.
Миг расставанья даже люб
Им стал бы, дай он сил надежде
На то, что видеться, как прежде,
В грядущие удастся дни.
Без дела не сидят они,
Но наслаждаются друг другом,
И мысль благая к их услугам:
Мол, Пасха ранняя грядет,
Коль поздней вышла в этот год.
Когда ж дошли до ванн, Гильем
Сперва покашлял громко с тем,
Чтоб свита, знаку вняв такому,
Была готова к их приему.
И новый круг прощанья начат:
Вновь оба безутешно плачут:
«Ну, с богом, с богом же!» – стеная;
Хотят, чтобы календы мая
Среди январских были дат.
Кто выйдет первым, не решат,
Боль неусыпна, неотвязна,
Но столь Фламенка куртуазна,
Что обращается, целуя,
Так к другу: «В этом поцелуе
Я в дар свое вам сердце шлю,
Взяв ваше, коим жизнь продлю».
– «Беру его, – спешит с ответом
Гильем, – сопроводив обетом
Считать своим, для вас храня,
Мое ж храните для меня».
На том и разлучились. Мыться
Пора оставшимся, чтоб лица
Не выдали недавних слез,
Да и укладкою волос
Заняться. В полдень Маргарита
Взялась за колокольчик: свита -
Семь дам, что ждали невдали
Их выхода и стерегли, -
Покинула свою стоянку.
В пути ни даму, ни служанку
Фламенка не зовет, пресечь
Стремясь возможную их речь.
Причем считать хотелось каждой,
Что вызвано молчанье жаждой.
Ей стало грустно, тяжело,
К отрадам прежним не влекло
Ее, но к бесконечным пеням.
Любовь того ей утешеньем
Служила после всех потерь,
Кто в сердце жил ее теперь.
Эн Арчимбауту думать мило,
Что от любви к нему уныла,
Не разделенной им, она,
При том что так ему верна.
Собрался вмиг и в путь готов
Гильем. Открыв, что стал здоров,
С кем надо он простился кратко.
Прошел отъезд внезапный гладко,
От розданного им добра -
Одежд, сосудов, серебра -
Пришли священник и хозяин
В восторг, столь дар необычаен.
А он, прибывши в край родной,
Узнал, что Фландрия войной
Объята, и, готовых к бою
Взяв триста рыцарей с собою,
Там бился, не жалея сил,
И приз победный получил
В конце – доказывать нужды нет,
Что с тем поход и был предпринят.
Фламенку навестить отец
Решил, узнав, что, наконец,
Эн Арчимбаут вполне излечен
От ревности. Приехав, речь он
О том наводит, что Гильем
Неверский, быв примером всем,
Приз выиграл цены немалой,
И, как ему известно стало,
Двор графа Фландрского решил,
Что тот, кто столь умел и мил, -
Бесспорно лучший рыцарь мира.
И сей, стремящийся с турнира
В военный ринуться поход,
Столь юн, что все еще растет.
Эн Арчимбаут в ответ: «Мы ждем
На наш турнир его, о чем
Вас передать ему прошу,
Коль раньше сам не приглашу».
– «Я передам; поклясться б мог,
Что он приедет к вам, и в срок:
С ним связаны мы тесной связью,
Препятствий нет его согласью.
И верьте мне, любезный зять,
Коль он за вас захочет стать, -
Кто против – запасись отвагой!
Он едет, в свиту, под присягой,
Тысячу рыцарей собрав», -
Внушал эн Арчимбауту граф.
И тот мечтает, как увидит
Гильема, если случай выйдет.
С ним хочет он сойтись заране,
Чтоб на турнире тог был в стане
Его, – о чем он зря хлопочет,
Поскольку этого же хочет
Без просьб эн Арчимбаута тот.
Теперь же он за честь сочтет,
Что просит помощи такая
Особа, дружбу предлагая.
Турнир – отрада; коль к тому ж
На нем есть гость, с кем близок муж,
Еще отрадней он, нет спора.
Но, как Фламенка, разговора
Не слушал с радостью столь явной
Никто о том, что в мире равной
Себе не знает красота,
Ни доблесть друга. До поста [210]
Шло время этак; вот уж год
Кончается; и тут дает
Брабантский герцог, хоть и краткий,
Турнир в Лувене [211], но для схватки
Сошлось риставших с двух сторон
Четыре тысячи; барон
Знатнейший н'Арчимбаут хотел
Поднять свершеньем ратных дел
Престиж и прибыл в снаряженье
Таком, что тотчас уваженье
Снискал: тремстам младым баронам
Дал место в свите он; был звоном
Бубенчиков заглушен шаг
Коней под чепраками; всяк -
С эн арчимбаутовым значком:
Цветы на поле голубом
Златые [212]. Вмиг сойтись сумел он
С Гильемом из Невера; сделан
Тем славный был ему прием;
Он потакал ему во всем,
Почетом окружил, и «да»
На просьбы отвечал всегда.
Теперь, держась бок о бок, блещут
Два всадника; турнир трепещет,
Когда они вступают в бой.
Безумцем должен быть любой
Дерзнувший выйти против друга
Хотя бы одного: кольчуга,
Шлем, гамбизон [213], железо лат
Его не лучше защитят,
Чем пара пуговиц, – герою
Быть сбиту суждено рукою
Гильема. Не один повержен
Эн Арчимбаутом и удержан
В плену бьи рыцарь. Но копей
И конных не копя, трофей