«Фламенка» – старопровансальский роман XIII века.
Владетельный сеньор Арчимбаут Бурбонский через послов делает предложение дочери графа Ги Немурского, юной и прелестной Фламенке. Граф согласен, и на Троицу в Немуре играется пышная свадьба. Супруг чрезмерно увлечен Фламенкой, однако королеве удается отравить сердце Арчимбаута. От ревности Арчимбаут почти сходит с ума и запирает Фламенку вместе с двумя ее служанками в тесной башне замка. Никому не доверяя, он сам становится грозным стражем жены. Прекрасный и юный (хотя и успевший уже приобрести главнейшие достоинства рыцаря и ученого клирика) граф Гильем Неверский, услышав печальную историю Фламенки и заочно влюбившись в нее, отправляется в Бурбон, чтобы помочь ей…
……………………………… [2]
Затем он прямо говорит:
«Пусть ваш ответ не будет скрыт
В сердцах: коль благо мне от бога
Дано – чему я рад премного, -
Не всем ли благо то дано?
Союза я желал давно
С эн [3] Арчимбаутом [4] – и сейчас
Его послы уверить нас
Пришли, что он того же чает:
Кольцом сеньорским [6] извещает,
Что взять готов Фламенку [7] ныне.
И я занесся бы в гордыне,
Когда бы вздумал «нет» сказать.
Но и король [8] дает мне знать,
Что за себя он дочку просит,
Ради другой ее не бросит.
Однако, вот меня что ранит:
Фламенка – и славянкой станет!
Хозяйкой замка дочь моя,
Чтоб с ней раз в год видался я,
Была б мне более желанной,
Чем королевою венчанной
Да чтоб не видеть никогда.
Отцом для дочери беда
Творимая – отца не минет,
Коль дочь навек меня покинет.
Но я вас дать совет просил».
– «Сеньор, коль н'Арчимбаут вам мил,
Открыться вы должны ему.
Так шпага в мире никому
Из лучших рыцарей не шла.
Его душа чиста от зла.
И если помощь вам нужна,
То от него придет она
Скорей (подсказывает сердце),
Чем от Эсклауса [9] иль Венгерца [10].
Пусть госпожа к вам поспешит
И, как с Фламенкой быть, решит,
Поскольку ей судить дано
Рассудок с чувством заодно.
А мы пойдем, чтоб ждать конца
Беседы у дверей дворца».
Велел придти супруге граф,
Фламенку вместе с ней призвав.
Те в комнату его явились
И рядом в кресла опустились.
«Мы, госпожа, – он произнес, -
Ответа ищем на вопрос:
До вас дошла, должно быть, весть,
Что оказал король нам честь,
Взять в жены дочь благоволя.
Иметь супругом короля
Красавице – сочту за благо».
– «Сеньор, пусть грудь пронзит мне шпага,
Когда на то согласье дам!
Я с ужасом внимаю вам:
Хотеть, чтоб стала далека
Нам та, что сердцу так близка?
……………………………… [11]
Богатого села он стоит [12].
Весь день в дороге проведя,
В Бурбон [13] явились, там найдя
Эн Арчимбаута, чья угрюма
Была, стремясь к Роберту [14], дума.
Их встретив, стал он весел сразу,
И, вняв о графе Ги рассказу,
Рассказа о Фламенке ждал.
И каждый рыцарь утверждал,
Что во сто раз она милей,
Чем говорит Роберт о ней.
Их полный выслушав отчет:
«Прекрасно, – молвил он, – ну вот,
Исполню все я, слажу дело.
Роберт, ты вел себя умело,
И рыцари любезны мне:
Они старались наравне
С тобой, и будут всем дары -
Господь нам помоги! – щедры.
Но быстро может срок истечь,
Нам время следует беречь,
Чтоб не забыть чего-нибудь.
С рассветом в воскресенье – в путь:
Сто рыцарей; скакать велим
Оруженосцам четверым
При каждом; всем значки одни;
Пусть подберутся так они,
Чтоб вежеством не уступать им
Друг другу, юностью [15] и платьем.
Герб и доспех пускай блестит,
Покрасим вновь седло и щит,
Все в цвет один, равны во всем,
И орифламму [16] понесем.
(То был его сеньорский знак,
Его турнирный главный стяг.)
Проверим пятьдесят нам нужных
Мулов, чтоб не было недужных.
Брать скороходов не хочу… [17]»
Как только речь он завершил,
Роберт о деле поспешил
Дать графу знать, гонца послав.
Знаток дорог и переправ
В Немур [18] скакал без остановок:
В речах учтив, в манерах ловок,
Все графу доложил, как есть.
Граф ото всех скрывает весть,
Лишь сыну признается он:
«Я, милый сын, весьма смущен,
Устроить мы долиты прием,
Срок близок: н'Арчимбаут о том
Дал знать, что будет не поздней
У нас, чем чрез пятнадцать дней».
Сын отвечает: «Прочь тревоги!
Все выйдет к лучшему в итоге.
Давать и тратить можем мы,
Нисколько не прося взаймы.
В казне довольно серебра
И злата, я смотрел вчера:
Так стала за пять лет полна,
Что чуть убавится она.
Как нет другой такой приятной,
Красивой, как сестра, и знатной,
Так будет наш прием ни с чьим
С времен Адама не сравним.
Сзовите всех друзей на пир,
С врагами заключите мир.
Клянусь, глава любого дома
В Германии – из-за приема
Охотней дом оставит свой,
Чем для прогулки верховой».
– «Любезный сын, рукой умелой,
Молю, все сам веди и делай.
Будь щедр дать в долг или в подарок.
Ста солов ждут – дай десять марок [19],
Пять марок ждут – на десять множь,
И ты в достоинство войдешь».
– «Сеньор, посланья мы составим,
Гонцов стремительных направим:
Вблизи ли кто живет, вдали -
Чтоб все на наш прием пришли».
Гонцов послали пятерых,
Был первым Саломон из них,
Еще Гиот, еще Роби,
Еще Жират, еще Коли.
И не сыскать через семь дней
Было по Фландрии по всей
Средь графов, герцогов, баронов -
Не слышавшего их резонов,
Тем на прием увлечь способных,
Что не было ему подобных.
Любезны графовы призывы
К друзьям, к врагам – миролюбивы,
Чтоб званых не недоставало
И не являлся кто попало.
Сам Арчимбаут, собравшись, смог
Опередить на три дня срок.
Достойным званьем он привечен -
«Благой сеньор»; учтиво встречен,
Честь воздана ему сполна.
Вдруг он Фламенку зрит: она
Воспламенила сердце в нем
Огнем любовным под замком
Нег столь пленительных, что пылу
Из плена тела не под силу
Уйти, и нет следа вовне,
Тогда как тело все в огне.
Он изнутри горел, но в дрожи
Снаружи стыл – с горячкой схоже
Вела себя его беда.
Он мог бы умереть тогда,
Лекарства быстрого не видя:
Его нашел он в чистом виде
И оказавшимся не гадким
На вкус, но столь благим и сладким,
Что человека в мире нет
Такого, чтобы много лет
Болеть сухоткой ног и рук,
Но после вылечиться вдруг
Тем средством – не был бы готов он;
Энц Арчимбаут, весьма взволнован,
Страдая от любовной хвори,
Мученья чувствовал и горе,
Не в силах ждать до воскресенья.
Аббат иль клирик исцеленье
Могли б дать в пятницу-субботу:
Отверг отсрочку б он и льготу -
Будь индульгенций то покупка -
Ибо в наклад была б уступка.
На Троицу, в субботу, вся
Собралась знать, и начался
Прием в Немуре, пышный, славный.
В Ланьи, в Провене [20] сроду равный
Не выпал ярмарке успех,
Где бурый был и серый мех,
И шелк, и шерстяные ткани.
Явились богачи заране -
Свершив кто восьмидневный путь,
Кто близкий – лишь бы чем хвастнуть.
И столько графов и комторов
Сошлось, вассалов и сеньоров,
Баронов – знатен и богат
Любой, и все блистать хотят -
Что в городе для них нет мест:
Располагаются окрест
Они внутри большого круга,
Средь ослепительного луга.
На брусьях ставят и канатах
Палатки из полотнищ, взятых
С собой, беседки возводя
На случай ветра и дождя.
Всех: желтых, белых и багряных -
В пять сотен пар шатров был стан их.
На шишках золотых орлы:
Лишь солнце выглянет из мглы,
Долина вся воспламенится.
Жонглеров [21] там была станица:
Будь сердцем столь они кипучи,
Как были их слова летучи,
Дамаск [22] им сдался бы тотчас.
Иссякнул в городе запас
Нарядов – все пошло туда.
Там можно было без труда
Дар получить любой, сказав:
«Прошу себе не я, но граф».
Прием роскошно был устроен.
Тот званья богача достоин,
Кто больше тратит на гостей.
Быть хочет каждый всех щедрей
И всем, кто примет, что-то дарит.
Не нынешний он вовсе скаред:
Один раз даст, и взятки гладки,
Вот благородство и в упадке.
Тому едва ль кто изумится,
К единой цели мир стремится,
И ведомо ли вам, к какой?
Порок отправил на покой
Все то, что с Благородством схоже.
Скончалась Доблесть, Радость тоже.
– Но почему? – А потому,
Что Стыд сам при смерти. – Ему
От Знанья ждать ли исцеленья?
Клянусь, что нет. Благоволенье -
Сегодня рыночный товар;
Простой совет, не то что дар,
Дается человеком, лишь
Когда приносит то барыш
Ему иль другу, иль когда
Врагу довольно в том вреда.
Чтить Юность – тоже, значит, грех.
Что спорить, коль стоит при всех
Любовь с поникшей головой.
Но я рассказ продолжу свой.
Воскресным утром, в ранний час,
Три ночи не смыкавший глаз
Эн Арчимбаут обут-одет
Уж был, когда ему привет
От имени Фламенки граф
Принес, немедля услыхав
В ответ: «Сеньор, так щедр к вам бог,
Что слову вняв Фламенка, мог
И я почувствовать подъем».
– «Ну что ж, вставайте и пойдем,
Чтоб видеть дочь, в ее покои.
Есть мускус там и амбра, кои,
Равно как безделушки, ждет
Она принесть вам в дар». – «Влечет
Меня вам следовать, сеньор,
Как никогда до этих пор».
Взят графом за руку был он,
К Фламенке в комнату введен
И ей торжественно представлен.
Был вид не скорбный ею явлен
Скорей, но робкого испуга.
– «Вот ваша, – молвил граф, – супруга,
Берите, н'Арчимбаут, ее».
– «Желанье это и мое,
Лишь бы ее не вызвать гнева».
В ответ им улыбнулась дева
И говорит отцу: «Отдав
Меня так просто, сколько прав
У вас, вы показали ясно.
Но вам угодно – я согласна».
Словцом «согласна» восхищен
Столь н'Арчимбаут и упоен,
Что он к руке ее прильнуть
Дает своей и сжать чуть-чуть.
На этом надо им расстаться.
Теперь он знает, где справляться
О сердце, где искать потери.
Взор к ней подняв, идет он к двери,
Глазами просит разрешенья
Уйти; к нему пренебреженья
Нет у Фламенки: взгляд не строг,
И речь нежна: «Храни вас бог.»
Епископы – их пять, аббаты -
Их десять, ризы всех богаты,
Ждут свадьбу у монастыря.
Эн Арчимбаут считал, что зря
Столь длинны части ритуала.
Но вот сиеста миновала,
И стал Фламенке мужем он,
Лобзаньем первым награжден.
Когда ж обедня отошла,
Не для обеда у стола
Сошлись [23] сначала, но едва ли
Кто проиграл. Там подавали
Все мыслимое на пиру.
Все вспомнить – смелость не беру
Я на себя, выходит пресно,
Поскольку было, мне известно,
Там все, что ум изобретет,
И все, что пожелает рот.
Граф с н'Арчимбаутом угождали
Гостям, глаза ж того блуждали
Там, где душа его была.
Он хочет, чтоб из-за стола
Все поднялись, едва поев.
Жонглеры тянут свой напев:
Тут – пробуют струну сперва,
Там – подбирают в лад слова.
Все это н'Арчимбаута бесит,
И если ночь не перевесит
Его теперешних убытков,
То ни микстур нет, ни напитков,
Чтоб мог вернуть здоровье он.
Но был с лихвой покрыт урон:
В постели, ночью этой самой,
Он деву сделал новой дамой.
Он мастер был высокой марки,
И не было такой бунтарки,
Чтоб, взявшись, не заставил пасть
Ее, в его отдавшись власть.
Фламенку приручив умело
(Сопротивляться не умела
Она, слаба и безмятежна),
Целует он, сжимает нежно
Ее, стремясь, возможно сколь,
При том не причинить ей боль.
Как бы там ни было, в ответ
Ни жалоб, ни протестов нет.
Уж восемь дней, как длится брак.
Епископы, аббаты (всяк
Нес посох) девять дней гостили,
Их на десятый отпустили
Довольных всячески и всем.
Эн Арчимбаут, счастливый тем,
Что он желанным обладает,
Отныне лишь о том мечтает,
Чтоб было чтить ему по силам
Избранницу и быть ей милым.
Будь стыд в душе его слабей,
Свой гребень он поднес бы ей,
И зеркало, и сам венец [24].
Поняв, что близится конец
Приема и не век же весь
Он может оставаться здесь,
Вступает с графом он в беседу:
«Чтоб свой прием устроить, еду
Домой, сеньор, я сей же час;
Препоручаю богу вас,
Пришлите дочь свою ко мне
Поздней – условимся о дне».
Отъезд сердечен был и скор.
Примчавшись на бурбонский двор,
Уже он обо всем хлопочет.
Столь пышный дать прием он хочет,
Чтоб больше не было речей,
Что где-то был прием щедрей.
Шлет королю [25] об этом весть,
Прося, чтоб оказал он честь
Прибытьем скорым на прием,
И с королевою вдвоем.
А пожелают по пути
Попасть в Немур, то привезти
Фламенку, чем навеки он
Уважен будет и пленен.
В Берри и Пуату [26] таких
Баронов не было, чтоб их
Гонец с печатью и письмом
Не навестил; в Бордо самом
Посланцы побывали, в Блае,
В Байонне, письма всем вручая.
Все званы, ждут его приема,
Никто не остается дома.
Меж тем фасады всех домов он
Украсил, город драпирован
По стенам тканью дорогой,
Коврами, шелком и парчой.
Чтоб было в дар без просьб добро:
Монеты, кубки, серебро
И золото, ковши, сукно -
Всем, кто готов принять, дано,
Их припасать велит хозяин.
И вплоть до городских окраин
Вид улиц приводить в порядок.
Ни в тушках кур, ни куропаток,
Ни в дрофьих или журавлиных,
В гусях ли, утках иль павлинах,
В косулях, кроликах и ланях,
В медвежьих тушах и кабаньих -
Ни в чем нужды не усмотреть.
И прочая не хуже снедь.
В гостиницах всего в достатке,
Чтоб в зелени никто нехватки
Не знал, ни в воске, ни в овсе.
Здесь под рукою вещи все,
В которых надобность случится.
Лаванды, перца, смол, корицы,
Гвоздики, имбиря, муската
Запасы стали столь богаты,
Что в стенах городских, сиречь
На каждом перекрестке, сжечь
Их можно было полный чан.
Проходишь мимо, воздух прян -
Так в Монпелье [27] под Новый год
Не пахнет в лавке, хоть толчет
Там бакалейщик свой товар.
Ждало плащей пять сотен пар,
Пурпурных, с прошвой позолоты,
По тысяче – щиты и дроты,
Гора мечей, кольчуг гора
Близ постоялого двора,
И сотни резвых жеребцов.
Все это н'Арчимбаут готов
Дать рыцарям, чтоб все подряд
Вооружались, коль хотят.
Король же, завершив дела,
В дорогу тронулся; была
Фламенка с ним; теснясь в пути,
На лье не менее шести
Вилась баронов кавалькада.
Гарцуя впереди отряда,
Сын графа на коне летел,
Поскольку встретиться хотел
С эн Арчимбаутом он всех прежде.
Тот в пышной вышел к ним одежде.
И сотни рыцарей вокруг
Толпились, горожан и слуг,
И каждый короля был рад
Зазвать к себе: «Тенист мой сад,
Просторен дом, просторен двор.
Пожалуйте мне дар, сеньор,
Сказав, что здесь пожить согласны».
– «Упрашивания напрасны:
Фламенка, – он в ответ, – со мной;
Возьмите свиту на постой».
– «Сеньор, бароны и приют,
И угожденье здесь найдут».
Размещена без шума свита,
Дверь дома каждого открыта.
Покои королевы – редкой
Красы; Фламенка ей соседкой.
Немало жалоб было там,
Что позволения от дам
На долгий получить прием
Нельзя: они ездой верхом
И духотой утомлены.
Но, отдохнув, опять полны
Явились свежести и сил.
Когда девятый час пробил,
Все, за столом обильным сидя,
Вкушали рыбу в разном виде
И прочее, что можно есть
В день постный; сверх того, не счесть
Плодов июньских: вишен, груш.
Фламенке послана к тому ж
От короля бекасов [28] пара,
Она в словах, достойных дара,
Благодарит после еды.
Ни в чем там не было нужды,
Пожалуй, в братии лишь нищей,
Чтоб оделить их лишней пищей.
Назавтра был Иоанн Святой [29]:
Над этим – праздник никакой
Иметь не может перевеса.
Епископом Клермонским месса
Великая пропета; слово
О том прочел он, как святого
Сам возлюбил господь наш бог,
Назвавши «больше, чем пророк» [30].
Затем он объявил запрет
Для всех строжайший, как обет:
Нейти с двора пятнадцать дней -
Срок не короче, не длинней
Король для празднеств дать желал им.
Он не глухим вещал, а шалым:
Все не скрывали, что влечет
Их здесь остаться хоть на год,
И, срок король им удлини,
Рот заморозили б они
Ему [31]. Вот все, кто мессу слышал,
Едва король из храма вышел
С Фламенкой в паре, поспешили
Им вслед. Толпа длиной в три мили,
В которой рыцари близ дам
Держались, шла к дворцу, а там
К столам их пиршественным ждали.
Лишь рыцарей в огромной зале
Не меньше тысяч десяти
Могло легко места найти,
Притом никто был не забыт
Из дам, девиц и из их свит,
Из компаньонов их и слуг,
Затем толпившихся вокруг,
Чтоб исполнять приказ сеньоров,
И тысяча пятьсот жонглеров.
Умывшись, все друг против дружки
Не на скамьи, а на подушки,
Обтянутые шелком, сели.
Не спрашивайте, тонки все ли
Салфетки были им даны
Для рук, – все гладки и нежны.
Удобней дам садиться просят
И яства на все вкусы вносят,
Над списком нет нужды трудиться:
В избытке все, на что пшеница,
И виноград, и корнеплоды,
Плоды и молодые всходы
Идут; что мы привыкли есть
И можно в воздухе обресть,
В земле и средь морских глубин, -
Так что для зависти причин
У тех, кто как бы обделен,
Нет к тем, кто многим предпочтен.
Похвал достоин был уход
За всеми, но гостей с пятьсот
С Фламенки не сводило взгляда,
И хоть сильна была отрада
Пленяться прелестью лица,
Все возраставшей без конца,
Но лицезренье красоты
Пустыми оставляло рты.
Ей, видит бог, претило это!
Но тот, кому случалось где-то
К ней обратиться с парой слов,
Затем поститься был готов.
И многие встают, не ев.
Подобными средь дам и дев
Фламенке быть хотели все.
Как солнце в блеске и красе
Неповторимое, она
Сияет в их кругу одна.
Лица ее столь свежи краски,
Во взоре столько нежной ласки,
Столь веселы и сладки речи,
Что слывшая живой до встречи
С ней, или более прекрасной, -
Неловкой делалась, безгласной,
Стеснявшейся красы своей,
Мол, чтобы выглядеть милей,
Что толку вон из кожи лезть
Там, где такая дева есть.
Всех затмевает и бледнит
Всечасный блеск ее ланит,
Горящих весело и живо.
Чтоб столь была она красива,
Знать, не жалел усилий бог;
Тем, кто ее увидеть мог,
Она желанней лишь была.
Коль красоте звучит хвала
От женщин, верьте слову их.
На свете нет трех дам таких,
Чтоб были прочие согласны
Признать, что впрямь они прекрасны.
Нам, дескать, лучше знать, что вам
Звать любо красотою дам:
Мужчинам только бы была
Учтива дама и мила,
И ласков был ее прием,
Но кто неубранной, пред сном
Иль после, мог ее узреть,
Тот, коль умен, не станет впредь
Дар слугам жаловать подобный [32].
Так речью жалобной и злобной
Унизить, умалить хотят
Они господних суть наград
Отмеченным его любовью.
Но у Фламенки на злословье
Нет жалоб, дамы с ней не злы,
Остерегаются хулы,
И сдерживает их лишь то,
Что порицать не знают что,
Ибо, найдя хоть тень изъяна,
Они б взялись за дело рьяно.
Окончив трапезу, опять
Помыли руки, с мест вставать
Никто не стал, внесли вино,
Как было там заведено.
Убрали скатерти затем,
Подушек, чтоб досталось всем,
И вееров внесли без счета,
И каждый, как кому охота,
Устраиваться мог, и вот
Жонглеров наступил черед:
Привлечь вниманье все хотят
Настройкой струн на разный лад,
Игрой, неслыханной дотоле.
Исполнить новый на виоле
Напев, кансону, лэ, дескорт [33]
Искусней прочих каждый горд.
Лэ жимолости [34] там на вьелле [35]
Играют, здесь – лэ Тинтажеля [36];
Там – песнь влюбленным совершенным,
Здесь – сочиненную Ивеном [37].
То лютни, то виолы чьей-то
Звук слышен, то рожка, то флейты;
Тут – голос жиги; рядом – роты [38];
Один – слова, другой – к ним ноты;
У тех – свирель, с волынкой – эти,
На дудке – тот, тот – на мюзете;
Тот – на мандоле [39], там – звенят
Псалтерий с монокордом [40] в лад;
У тех – театр марионеток;
Жонглер ножами – быстр и меток;
Тот – пляшет с кубком, тот – скользит
Змеей, тот – делает кульбит,
Тот – в обруч прыгает; кого,
Не знаешь, выше мастерство.
Кого ж истории влекли
Про то, как жили короли
И графы, мог узнать о разном;
Там слух не оставался праздным,
Поскольку кто-то о Приаме [41]
Вел речь, другой же – о Пираме [42];
Тот – о Парисе и Елене [43],
Ее прельщении и плене;
Там – об Улиссе говорили,
О Гекторе и об Ахилле [44];
О том, как поступил Эней
С Дидоной [45] и как тяжко ей
Остаться было одинокой;
Как весть Лавиния [46] с высокой
Послала башни со стрелой,
В чем помогал ей часовой;
О полиниковой затее,
Об Этеокле и Тидее [47];
Еще о том, как Аполлоний
Остался в Тире и Сидоне [48];
Звучал рассказ об Александре [49],
Затем – о Геро и Леаидре [50];
Как Кадм [51], из дому изгнан быв,
Осуществил закладку Фив;
Повествовали о Язоне [52]
И о недремлющем драконе;
О силе, что дана Алкиду [53],
О том, как к гибели Филлиду
Влюбленность в Демофонта гонит [54];
И как Нарцисс [55] прекрасный тонет
В ручье, где отразился он;
Как над Орфеем верх Плутон
Взял [56], у него жену отняв;
Как филистимский Голиаф
Тремя камнями был убит,
Которые пустил Давид [57];