Средневековая литература
Два ларца, бирюзовый и нефритовый
Краткое предуведомление к публикации
Настоящая книга может считаться странной во всех смыслах. Она появилась в Китае более пятисот лет назад, и тем не менее впервые выходит как книга. При всей обширности «синологических исследований», когда изданы и откомментированы чуть ли не все надписи на гробницах, когда о каждом философе китайской античности и средневековья написаны сотни томов (не говоря уже о Конфуции, Лао-цзы и Чжуан-цзы), этой книги нет даже в самом Китае. Почему?
Все объясняется странностью и непривычностью жанра. По сути дела, «Два ларца» – это приличных размеров «шпаргалка», предназначенная для сдачи экзаменов, с помощью которых на протяжении веков определялись чиновники, достойные управлять Поднебесной. Понятно, что при колоссальном спросе на учебную литературу существовали многочисленные пособия с подробными толкованиями классических текстов. Добросовестные претенденты изучали пособия днями и ночами, но на всякий случай они не прочь были и подстраховаться. Спрос рождает предложение – начиная уже с
XI века появляются списки «Двух ларцов», из которых первый содержал образцы экзаменационных задач с решениями, а второй предназначался для заметок соискателя.
Экзаменующиеся щедро обменивались шпаргалками, и сказать, что тексты такого рода были в большом ходу, значит ничего не сказать. Очевидно, естественный отбор приводил к появлению текстов, достойных самого пристального внимания, настоящих памятников философской мысли. Полагаю, что данная книга принадлежит к их числу. Те м не менее подавляющая часть этих «вспомогательных материалов» безвозвратно исчезла. Психологически это вполне объяснимо: ведь и в Европе никому не приходило в голову сохранять газеты в первые десятилетия их существования, даже уже печатные газеты стали поступать в библиотеки в качестве «нормальных» единиц хранения лишь в начале XVIII века. Нет у нас и массовой привычки хранить трамвайные билетики, архивы электронной почты (хотя это уже есть) – да и к шпаргалкам, после того как все экзамены сданы, мы относимся не слишком бережно.
Лишь сегодня в России шпаргалки, особенно для абитуриентов, стали издаваться, но статус этих книг в значительной мере определяется тем, удосужились ли авторы (как правило, анонимные) назвать их «пособием» или нет. Авторы (или автор) «Двух ларцов» не удосужились. Достаточно сказать, что этот манускрипт я обнаружил не в библиотеке и не в архиве, а в музее средневекового китайского быта в городе Сиань, где он экспонировался как «типичная принадлежность» сюцая (представителя образованного сословия) наряду с пеналом-тубусом, ухочисткой и жетоном на право пользования паланкином. Экспозиция атрибутировалась «предположительно началом XVI века».
Выражаю искреннюю признательность хранительнице музея госпоже Ли Дэ Чжао за любезно данное разрешение скопировать манускрипт, сопровождавшееся улыбкой и шутливыми словами «кстати, будет повод стряхнуть с него пыль». Во время работы над переводом, мне постоянно приходилось удерживаться от соблазна пояснений и подробных комментариев. Многие реалии при этом оставались и остаются неясными мне самому. Смею надеяться, что академическое, снабженное надлежащим справочным аппаратом издание, еще впереди. Пока же я лишь выполнил пожелание госпожи Ли – стряхнул пыль. О том, что получилось, судить читателю.
В порядке самого краткого пояснения следует, наверное, сказать, что некоторые постоянные авторы решений (Хэ Цзай, Кэ Тянь, Лю и др.) – вполне реальные персонажи, входившие в Императорскую экзаменационную комиссию и осуществлявшие предварительный разбор «задачи». Видимо, комиссия отбирала классические решения, державшиеся в тайне, но не оставшиеся тайной для составителей пособия. Составители, кроме того, включили наиболее удачные, с их точки зрения, образцы ответов, явно придерживаясь принципа отсеивания сходных или близких по сути ответов. Это придает тексту особую сжатость и динамичность.
В нескольких случаях, не знаю зачем, я привожу китайские термины вместе с версией перевода. Это ничего не меняет, поскольку я сознаю, что несу всю полноту ответственности за смысл книги и за его возможные искажения. В одном-единственном месте этого в целом хорошо сохранившегося списка текст обрывается (буквально оторван кусочек бумаги). Рукопись написана черной тушью. И это все.
Александр Секацкий
БИРЮЗОВЫЙ ЛАРЕЦ
1. Случай Вана
Благородный Ван исполнял должность судьи в уезде Сычоу. Во всем уезде не было другого человека с такой прямой осанкой, твердым характером и незамутненным взором. Даже внешне Ван был сама воплощенная справедливость; когда он вершил суд в своем церемониальном облачении, трепет охватывал тех, кто преступил закон. Известно, однако, что добродетельный и благородный муж способен одержать победу над врагом, но и ему не по силам изменить натуру человека низкого. Используя связи и подкуп, клеветники добились отставки судьи. Ван был лишен сана, имущества и всех привилегий.
Вскоре бедственное положение вынудило Вана искать работу – и благородному сюцаю пришлось стать базарным разносчиком. Занявшись столь немудреным и низким делом, Ван и здесь не изменил себе: осанка его оставалась прямой, взгляд открытым, движения же были исполнены достоинства. Словом, и в этом повороте судьбы Ван оставался прежним Ваном.
Но вот что удивительно – если прежде, отправляя правосудие, Ван слыл одним из лучших судей в Поднебесной, то теперь, по мере сил стараясь следовать тем же путем, Ван быстро прослыл никуда не годным разносчиком. Несмотря на безупречную честность и готовность выполнять все положенное, покупатели оставались недовольны его услугами. Недовольны были и торговцы-работодатели, так что Вану пришлось несколько раз менять хозяина, а вскоре он и вовсе остался без работы. И это при том, что в Сычоу было не слишком много желающих пойти в базарные разносчики, но продавцы все же предпочитали брать подростков, увечных и даже тех, у кого на лице было написано, что он законченный прохиндей, – всех, кого угодно, только не безупречного Вана, соглашавшегося работать за те же деньги.
ТРЕБУЕТСЯ ответить, совершил ли Ван ошибку, и если да, то в чем она состояла?
Классическое решение
Причина бед Вана – в непонимании идеи справедливости и как следствие в отклонении от справедливого пути. Судья полагал, что справедливость всюду одинакова, а быть справедливым значит, попросту, не меняться. Будь это так, научить справедливости было бы намного легче, а для выяснения несправедливости вовсе не требовалось бы квалифицированных судей.
Но ведь даже воздух не везде одинаков, он различен в городе, в лесу и на берегу моря, совершенно различен воздух для людей, для птиц и для пчел. Справедливость же распределена таким образом, что ее можно определить только через уместность и своевременность; и каждая из ее частей по-своему сопричастна целому. Уместное сегодня в столице, неуместно в отдаленном селении, а завтра может оказаться неуместным и в столице. Справедливость похожа не на искусство сложения и вычитания, которое для всех предметов одно и то же, а на искусство управлять джонкой, учитывающее характер каждой реки, – вот почему для поддержания справедливости требуются умение, ум и мудрость. Чтобы сохранить верность вчерашнему, достаточно привычки, чтобы сохранить верность справедливости, ее недостаточно: поэтому люди упрямые и недалекие идут по легкому пути, а человек благородный и мудрый следует трудным путем справедливости.
Ван был человеком с похвальными задатками, но искусством справедливости не овладел. Он не постиг важнейших принципов уместности и своевременности, вот отчего его судейская степенность, необходимая для внимательного ведения дела, обернулась нерасторопностью в новых условиях, а беспристрастность к сторонам спора обернулась, пусть даже и невольно, заносчивостью – и так во всем прочем. Ван считал нужным проявлять уважение к букве закона, но не счел нужным проявить его к законам другой профессии, к нравам покупателей и продавцов. Стало быть, он не проявил уважения и к справедливости, ведь в каждом деле есть свои мерки, и подходить к нему с чужими мерками нелепо и несправедливо. В этом и заключалась ошибка Вана.
Решение Кэ Тяня
Ван не допустил никакой ошибки в отношении справедливости и сохранил ей верность. Именно поэтому он и разделил ту участь, которая всегда поджидает справедливость в человеческом мире. Ибо быть справедливым в надежде на судейские почести – не значит быть справедливым. Должность судьи столь значима и окружена таким почтением, что быть справедливым судьей – не высшее испытание для добродетели.
Хорошенько подумав, многие согласятся, что быть бесстрашным полководцем, щедрым правителем и мудрым настоятелем храма не так уж и трудно. Совсем иное дело сохранять те же качества, испытав немилость судьбы, – тут-то и можно проверить настоящую их цену. Если Ван, став базарным разносчиком, не изменил своих принципов, это значит, что принципы он соблюдал не ради их видимости, а именно как принципы. А то, что справедливость не помогла ему стать процветающим торговцем, не вызывает удивления, это лишь доказывает, что базар не является родиной справедливости.
Решение Ляна Безбородого
Должно ли вызывать удивление, если лучший игрок на цине откажется играть на шумной и пьяной вечеринке? Достоин ли похвалы высокий чиновник, если он станет вдруг вести себя со старыми друзьями так же, как с заморскими посетителями его Палаты? Так что же удивительного, если справедливость в изгнании – например на базаре – будет чувствовать себя более стесненно, чем в собственном доме?
Муж рассудительный и справедливый должен признать, что добиться справедливости везде не в силах даже Небо. Нет ничего удивительного, что и Вану не удалось справиться с задачей, непосильной для богов. Следует, правда, заметить, что не везде справедливость одинаково важна: ведь одно дело человек, солгавший в суде под присягой, и другое – завравшийся на пирушке. Если напрочь исчезнут первые, государство поднимется на одну ступеньку справедливости, если же совсем не станет вторых, жизнь в Поднебесной оскудеет и иссякнет.
2. Благочестие в уезде Сыянь
Подобно тому как в южных областях Срединного Царства традиционно гордятся мастерами каллиграфии, в Лояне чествуют поэтов, в предгорьях И Шэ ценят ловцов птиц и дрессировщиков животных, подобно этому в области Сыянь издавна гордились знатоками ритуала. За их благородными жестами следили, затаив дыхание, как за выпадами искусных фехтовальщиков, и старались следовать им во всем. Одним из самых почитаемых людей в уезде был благородный муж И Моу. Когда следовало пребывать в скорби, никто лучше И не мог явить благородную сдержанность и глубокую скорбь. Лишившиеся родных в растерянности обращались к нему за советом, и пример И Моу помогал им преодолевать растерянность. Не было равных этому мужу и в способах выражения благодарности, а также и в соблюдении собственного достоинства, – наиболее высокопоставленные чиновники уезда брали у него уроки церемоний.
В Сыяни И Моу знал каждый, однако за пределами области многие люди скептически относились к сыянцам. К их числу принадлежал и принц Му, сторонник философии дао. Приехав в Сыянь, принц был полон предубеждений, и поначалу его предубеждения лишь укрепились. Но продолжительная беседы с И Моу способствовала тому, что принц переменил свое мнение. ТРЕБУЕТСЯ ответить, на чем основывалось первоначальное мнение принца и какими аргументами И Моу смог переубедить Му?
Решение Хэ Цзая
В условии задачи сказано, что Му придерживался даосских взглядов, и это уже само по себе объясняет его позицию. Сторонникам этой философии свойственно думать, что тщательность в исполнении ритуалов есть не что иное, как лицемерие. Можно представить себе, каким насмешкам подвергали И Моу даосские наставники. Достаточно вспомнить Ле Вэя, ученика Чжуан-цзы, заметившего: нельзя назвать достойной жизнь человека, единственное достоинство которого состоит в том, чтобы изображать достоинство. Вероятно, и принц Му
думал, что вместо искренности в проявлении своих чувств, вместо душевной открытости, чванливые сыянцы изощряются в подделке внешнего – и этим, между прочим, компрометируют учение Конфуция, в следовании которому не устают уверять себя и других. Что же касается И Моу, то он первый из лицемеров, так что любой бесхитростный крестьянин достоин большего уважения. Вот что, по всей видимости, думал принц.
В задаче сказано, что он переменил точку зрения после беседы с И Моу. Вот какие аргументы мог привести И в защиту своей позиции.
«Лишь человеку поверхностному тщательное исполнение ритуала может показаться пустой формой. На деле именно им обеспечивается благополучие государства: нет более надежного способа управлять страной, чем через цепочку правильных ритуалов, каждый из которых является прочной упаковкой правильного действия. Полагаться на аффекты, будь то восхищение или страх, – значит не знать людей и, следовательно, обманывать себя и других.
Я не сомневаюсь, ваше величество, что вы много слышали о ценности неподдельных чувств. Даже безответственные бродяги восхваляют искренность, поскольку полагают, что уж ею-то они обладают в полной мере. Если следовать их логике, придется прийти к выводу, что самые искренние создания – это животные, ибо их эмоции воистину неподдельны. Почему бы не взять за образец непосредственность свиньи, безразличие улитки, упрямство осла – при желании его можно даже назвать несгибаемостью. Я допускаю, что невежды, мнящие себя знатоками дао, способны восхищаться подобной неподдельностью.
Я же не считаю, что неподдельный животный аффект предпочтительнее разумной воспитанной сдержанности. Я даже не думаю, что он подлиннее. Ибо, если речь идет о человеческих проявлениях, мы должны признать за ними собственное достоинство, хотя бы не уступающее достоинству дикого зверя или варвара, не слышавшего о законах. Так думает ваш покорный слуга, и я готов отстаивать свою точку зрения в любом диспуте».
Вот что мог поведать И Моу принцу Му. Возможно, его примеры были более многочисленны, а рассуждение развивалось – подобно спирали со множеством витков. Вне всякого сомнения, подобная речь могла произвести впечатление на принца.
Решение Бао Ба
При данных условиях задача не имеет решения, ибо никаких убедительных аргументов в ползу «искусства» чванливого И Моу не существует. Если бы они были, мы бы непременно о них уже слышали. Однако даже сам Конфуций не сказал на этот счет ничего, кроме того, что следует почитать предков, быть добродетельным мужем и почтительным сыном. Наверняка принца Му потчевали этими утверждениями с детства – но, познакомившись с настоящей философией, он конечно же отбросил подобную болтовню.
И все же в задании говорится, что Му «переменил свое мнение». Почему? Скорее всего, ответ прост: принцу предстояло взойти на престол, и он как умный человек знал, каких взглядов ожидают от правителя. Вот Му и воспользовался визитом в Сыянь и беседой с И Моу как проводом для «просветления».
3. Как обрести истину
Известно изречение Гэ Лина: чтобы сыграть партию в шахматы – нужно иметь соперника, чтобы дойти до истины, нужно иметь попутчика. Изречение с самого начала вызывало много нареканий, его признавали скорее остроумным, чем верным. ТРЕБУЕТСЯ опровергнуть, внести поправку или рассеять сомнения относительно утверждения Гэ Лина.
Решение Лесного Брата
Даже если Гэ Лин прав, его сопоставление не слишком удачно: если компания нужна для развлечения, отсюда еще не следует, что она необходима и для поиска истины. Опыт обретения мудрости подтверждает скорее обратное: обсуждение легко переходит в болтовню, спор не приводит к согласию, а если согласие и достигается, то истина здесь, как правило, ни при чем. Я бы переформулировал изречение Гэ Лина так: легко найти партнера по игре в шахматы, но очень трудно отыскать соратника по обретению истины.
Решение наставника Лю
Каждый из нас устроен так, что в одиночку ему не стать человеком. Человек не существует без других людей, но не потому, что он от многих зависит и ему многое нужно. Человека нет в отсутствии других по той же причине, по какой правого нет в отсутствии левого. Только отдельность тела вводит нас в заблуждение. Не является исключением и путь познания: его нельзя пройти без сопровождения наставников, соратников, и, может быть, даже учеников. И все же афоризм Гэ Лина нуждается в уточнении, ибо обретение истины – нелегкая вещь, и главная трудность состоит в том, что часть пути все равно придется пройти в одиночку.
Решение Кэ Тяня
Почему Гэ Лин так уверен, что до истины нужно дойти? По-моему, куда надежнее пребывать в сосредоточенности, в постоянном ожидании и готовности, чтобы ее, истину, не пропустить.
4. Опора поднебесной
Срединная Империя существует тысячу лет. Она располагает хорошо вооруженной армией, надежными крепостями и пограничными укреплениями. В Поднебесной производятся все товары, необходимые для существования человека и государства. Врачи здесь искусны, мятежи редки, а чиновники находятся под строгим присмотром закона. При этом едва ли не большинство благородных мужей уверены, что своим тысячелетним благополучием Срединная империя обязана точности и неукоснительности в исполнении ритуала.
ТРЕБУЕТСЯ освежить доводы в защиту этого мнения или привести иные доводы, способные поколебать господствующую точку зрения.
Классическое решение
Воины Китая отважны и дисциплинированны, они образцово обучены боевым искусст-
вам. Однако мы знаем, что в неистовости и воинской доблести многие варварские племена превосходят армию Поднебесной. Внимательно читая историков, мы можем заметить, что как минимум раз в столетие варварские орды вторгались в Китай, громили имперскую армию и, как они думали, одерживали полную победу. Но все встает на свои места, если мы спросим себя: а где же они теперь, эти мнимые победители? Куда делись чжурчжени, хэ, танг-куты, хунну, монголы, вьет-яо и множество прочих завоевателей, от которых не осталось даже имен? Все они исчезли, истаяли, подобно прошлогоднему снегу. А «покоренный» ими Китай существует как ни в чем не бывало.
Стало быть, ясно, что существует он не благодаря своей армии. Источник долголетия, которому не видно конца, – в единстве закона и ритуала [фа и ли]. Каким же образом ритуал оказывается сильнее оружия? А вот каким.
Представим себе любую орду кочевников, из тех, что сломили когда-то сопротивление солдат Поднебесной и вошли в столицу. Торжествующие победители едут на своих конях, грабят лавки, дома и дворцы. На каждого приходится столько награбленного, что он не в состоянии вывезти с собой и малой толики. Драгоценные ларцы, шкатулочки, ажурные шарики из слоновой кости, чайники из яшмы, золотая упряжь для колесниц – человеческой жизни не хватит, чтобы составить перечень даже самых важных драгоценностей Срединного государства. Но скоро грабитель замечает, что пользы от этих удивительных сокровищ ему немного.
Ведь чтобы по-настоящему воспользоваться даже самой маленькой вещицей, восхищающей взор, следует знать ритуал, задающий порядок использования. Лишь этот ритуал придает смысл и красоту каждой мелочи – а увидев церемонию, трудно не поддаться ее захватывающему ритму. И резной шарик из слоновой кости прекрасен на своем единственном месте. И образцы каллиграфии раскрывают свой смысл лишь знающему. Вот и получается, что сокровищами мало завладеть, ими нужно еще и овладеть, а для этого существует единственный путь – стать китайцем. Завоеватель, конечно же, даже не думает об этом, но он погружается в ритуал, а когда покоритель спохватывается, он уже покоренный. Его дети и дети его детей обретают родину в яшмовом чайнике, а не в бескрайних степях. Сила ритуала побеждает силу оружия и так продолжается уже тысячу лет.
Решение наставника Лю
Ритуал в равных долях состоит из красоты и экономии. К ритуальным действиям прибегают и для того, чтобы преодолеть неуверенность, и для того, чтобы порадоваться безукоризненным действиям, если они действительно безукоризненны. Ритуал обеспечивает смыслом тех, кому неоткуда больше взять смысл.
Но сила ритуала не в этом и не в этом источник жизни в Поднебесной. Источник жизни в том, чтобы превзойти ритуал. Важность ритуала не подлежит сомнению, но если бы ритуальная строгость поведения оставалась последней целью, если бы ритуальных рамок хватало, чтобы вместить все движения души, Поднебесная никогда не достигла бы процветания. Не сумевший освоить ритуал – навсегда останется варваром, не сумевший его превзойти, никогда не обретет мудрость.
5. Эхо
Один из чаньских наставников сказал: правильный ответ должен быть подобен эху. Однако никаких разъяснений наставник не дал.
ТРЕБУЕТСЯ дать ответ, что имел в виду монах, и можно ли подтвердить его правоту?
Решение Лесного брата
Правильный ответ должен быть подобен эху в том случае, если это ответ на правильно поставленный вопрос. Но тогда заслуга принадлежит не тому, кто отвечает, а тому, кто спрашивает. Если правильный ответ нужен учителю, а не ученику, тогда монах прав, но неправ учитель.
Решение Пришедшего с севера
Не много мудрости в том, чтобы приписывать мудрость эху. Только упадком мудрости в Поднебесной можно объяснить успехи школы чань. А желающему получить правильный ответ в соответствии с чаньской мудростью, лучше всего обратиться к попугаю.
Решение наставника Лю
Правильный ответ должен быть подобен эху. Почему? Ведь эхо всего лишь повторяет сказанное, это отголоски слов, накладывающихся друг на друга. И все же прав чаньский наставник, ибо он обращает внимание на другую особенность эха.
В чем самая неприятная черта людей, склонных к поучениям, любящих давать советы и готовых ответить на любой вопрос, заданный почтительным тоном? Они могут отвечать обстоятельно, могут показать свою начитанность, блеснуть эрудицией. Но спросивший не услышит ответа на свой вопрос. Возможно, он и согласится, что отвечают правильно, но отвечают не ему. А толку от хорошего ответа на чужой вопрос нет никакого. Люди ждут ответов лишь на свои собственные вопросы – и правильно делают.
Вот чаньский наставник и призывает учиться у эха. Ведь его удивительное свойство состоит в том, что эхо отвечает мне. Поэтому вовсе не пустое занятие время от времени вслушиваться в эхо. Эхо повторяет мои же слова, звучащие теперь отдельно от меня. И я могу счесть их напрасными, легковесными, поспешными, но я знаю, что эхо возвращает мне не чужие слова, а мои собственные.
Таков же должен быть и правильный ответ, чтобы вообще считаться ответом. Спросивший должен явственно услышать в нем отголосок своего вопроса – тогда ответ нагонит его и, может быть, достигнет цели. Ответ может оказаться и неверным, но и тогда в нем будет польза разделенного понимания проблемы. А ответ, не содержащий эхо-эффекта, ошибочен хотя бы потому, что ошибочно считается ответом.
6. Добрая память
Задача. Ме Чжонг, торговец из Сянгана, вынужден был покинуть город по торговым делам. Он отсутствовал больше года, но поездка оказалась успешной: Ме вернулся домой с немалой прибылью. На следующий день после возвращения дом торговца был полон гостей: каждому из пришедших было что сказать Ме Чжонгу.
– Все это время я заботился о твоих торговых делах здесь, хотя и своих забот у меня хватало, – так сказал тощий Линь, и Ме Чжонг щедро вознаградил Линя за Добровольный присмотр.
– Я приглядывал за твоим домом, следил, чтобы семья твоя не столкнулась с трудностями, – сказал сосед Хоу. И Ме Чжонг Отблагодарил Хоу.
– Я разговаривал со всеми, кто справлялся о тебе, и сохранил их письма, – заявил другой сосед и получил свою долю. Каждый удостоился щедрого вознаграждения от Ме Чжонга, ибо этот достойный человек был совершенно чужд неблагодарности. Когда все получили должное, последний из гостей, некто Ди Люй, подошел к торговцу и сказал:
– Все это время я вспоминал о тебе.
Сказав так, Ди Люй вопросительно посмотрел на Ме Чжонга.
Требуется решить, как в такой ситуации следует поступить Ме Чжонгу.
Решение Кэ Тяня
Раздавать заработанное трудом и риском кому попало – значит лишиться не только мудрости, но и здравого смысла. Ме Чжонгу следовало как-то прервать натиск нахлебников-паразитов: случай с Ди Люем прекрасно подходит для этой цели. Торговец мог бы ответить:
– Мне жаль тебя, Ди Люй. Вероятно, теперь ты не скоро забудешь, что все это время вспоминал меня напрасно.
Классическое решение
Ситуация, в которую попал Ме Чжонг не так проста, как может показаться. Проще всего свести дело к наглости или, наоборот, к находчивости и поступить в зависимости от того, как
расценит торговец слова Ди, быть может, в соответствии с настроением.
Но реплика Ди Люя заставляет задуматься прежде всего вот о чем: имеет ли ценность то, что нас помнят, вспоминают о нас? И если да, то какую?
Поразмыслив, мы придем к выводу, что память о нас является безусловной ценностью, хотя природа ее как ценности не совсем ясна. В сущности, близость близких сводится к тому, что они помнят друг о друге. Их поступки суть проявления того, что и как они о нас помнят. Если хорошенько разобраться, то окажется, что мои близкие – это мои воспоминания, и хотя мы не всегда вспоминаем о тех, кто вспоминает о нас, именно эта связь является основой родства, дружбы и самого принципа гуманности [жень].
Высокая цена воспоминаний подтверждена и ритуалами, поддерживающими Поднебесную. Вспоминая кого-нибудь, мы некоторым образом оказываем ему услугу. Используя язык купца Ме можно сказать, что мы кредитуем того, кого вспоминаем. Рассчитываем ли мы при этом на возврат кредита? И да и нет – в зависимости от того, как посмотреть. Вот священная память о предках, хранимая благодаря специальным ритуалам-воспоминаниям, – ее можно рассматривать как безвозвратный кредит, который поколение ныне живущих выдает уже умершим. Но, с другой стороны, мы можем толковать возобновляемые припоминания как расплату с теми, кто дал нам жизнь. Да и выдавая этот кредит, мы рассчитываем, что наши дети будут так же кредитовать нас.
Воспоминания обо мне обладают ценностью даже тогда, когда меня вспоминает человек малознакомый или вовсе не знакомый. Разве не такой ценности взыскует сочинитель, когда пишет книги, зодчий, когда возводит дворцы? Автор охотно принимает эти будущие воспоминания в качестве платы за свой труд и довольствуется ими при отсутствии какой-либо другой платы.
Стало быть, вспоминающий обо мне оказывает мне услугу. Присутствуя в памяти других, я приумножаю свое присутствие в мире, выхожу за пределы единственного тела, родного города, а возможно и всей Поднебесной. Даже если бессмертием называют нечто иное, все равно мы имеем дело с высочайшей ценностью, обретение которой всегда будет добиваться человек.
Означает ли вышесказанное, что Ди Люй, произнеся слова «все это время я вспоминал о тебе», вовсе не напрасно выжидающе посмотрел на Ме Чжонга? Может, он имел все основания требовать платы за сотворенное им благо?
Увы, придется признать, что это не так, поскольку мы упустили еще одно важное обстоятельство. Многие поступки, и притом самые благородные, в полной мере заслуживают благодарности и признательности, но лишь до тех пор, пока этой благодарности впрямую не потребовали. Подобно тому, как человек, заявляющий «я чрезвычайно мудр», оказывается весьма далеким от мудрости, также и тот, кто говорит «все это время я вспоминал о тебе», намекая на вознаграждение, едва ли заслуживает вознаграждения.
Решение Укротившего бурю
Согласно условию, Ди Люй говорит торговцу: «Все это время я вспоминал о тебе». Этих данных, однако, недостаточно, чтобы вынести какое-либо решение. Непременно следует узнать, как именно ты меня вспоминал? Присутствие в памяти другого можно рассматривать как ценность, только если речь идет о благосклонном присутствии. Но вполне возможен и противоположный случай – то, что в народе называют «поминать недобрым словом». Такое присутствие в памяти не только не заслуживает благодарности, но и наносит поминаемому прямой ущерб. Соответственно, Ме Чжонг мог бы ответить так:
– Ага, попался! Значит, есть и твоя доля вины в подстерегавших меня превратностях пути и приступах хандры. Теперь я знаю, с кого взыскивать!
Решение Бао Ба
Каждый из гостей сделал что-то полезное для Ме Чжонга и поэтому считал себя вправе предъявить счет. Однако по-настоящему роскошный подарок торговцу преподнес именно Ди Люй. Ибо благодаря этому остроумному соседу никому не известный продавец залежалых товаров стал известен всем образованным людям Поднебесной. Уже добрую сотню лет ученые мужи ломают голову, вспоминая Ме Чжонга.
«Я вспоминал тебя все это время», – говорит Ди Люй. Разве не благодаря воспоминаниям Ди, Ме Чжонга и до сих пор вспоминают? Разве можно усомниться, что всех ничтожных сбережений торговца не хватило бы, чтобы достойно оплатить такую услугу?
7. Прихоть правителя
Правитель княжества Хо, простирающегося от Восточных гор до Желтого моря, славился мудростью, гуманностью и отвагой. Подданным правителя, пребывающим в мире и спокойствии, завидовали жители других княжеств, в которых голод и мятежи случались нередко.
В делах государства правитель княжества неизменно соблюдал рассудительность: гнев не был в числе его советчиков. Семейные добродетели стояли столь же высоко, как и в годы процветания прежних династий, искусность художников и ремесленников почиталась – ни один чиновник не смел чинить им препоны.
При этом государь очень любил свою кошку и всячески ее баловал. Правитель Хо сам ловил для нее рыбу в дворцовом пруду, не приступая у другим делам, пока не наловит достаточно для своей любимицы. Когда кошка спала на златотканом бархатном коврике, во дворце запрещалось громко разговаривать; всякий, причинивший невольную обиду животному, мог быть жестоко наказан. А во время церемониальных шествий кошке полагался отдельный паланкин, где она и лежала на своей подушечке.
Быть может, такое внимание, уделяемое животному, не всем было по душе, но дела в княжестве шли хорошо, подданные любили поставленного над ними государя, эта любовь распространялась и на его кошку. Более того, и простолюдины и сановники вовсю подражали светлейшему господину: ни в каком другом царстве у кошек не было такой привольной жизни.