До сих пор мы говорили о возможностях, которые лежат на поверхности. Для того чтобы достичь качественного перелома в своих отношениях с языками, подойдет любая возможность, предоставленная жизнью. Но дальше, чтобы овладеть речью по-настоящему, нужно приложить время и труд, купить словари или поступить на курсы. И дабы не тратить сил зря, надо сразу и точно выбрать объект их приложения. Размышляли на эту тему многие. То есть справлялись при случае с многоязычной ситуацией, были полиглотами в самом широком смысле почти все.
      Но систематически приступали к изучению чужого языка не так много людей – не более чем каждый восьмой житель нашей планеты свободно владеет иностранным языком. И что самое неприятное: будь ты даже асом в одном языке – взяв в руки простейшую газету на другом, вряд ли что-нибудь поймешь. Поэтому нужно выбрать для изучения такой язык, который пригодился бы в жизни больше всего. Но многие ли могут точно рассчитать хотя бы собственную жизнь лет на 20 вперед, не говоря о детях, которые только поступают в школу? Что и говорить, задача трудная, но разрешимая.
      По подсчетам одних полиглотов, 11 языков по числу говорящих на них охватывают 2/3 населения земного шара. Другие полиглоты поправляют их, утверждая, что таких общераспространенных языков немного больше – 14. Но даже эта цифра очень невелика. Вдумайтесь: в любой точке земного шара не менее 6 человек из 10 говорят на одном из этого небольшого количества языков! Причем на деле внутри этого скромного числа есть родственные группы, так что, зная один язык из такой группы, при незначительном усилии можно понять и несколько близких к нему. Познакомимся с ними.
      Первая семья – индоевропейские языки, названные так потому, что они распространились на огромной территории прежде всего Индии и Европы. Сюда относится русский язык,дающий ключ ко всем славянским, но тесно связанный и с другими своими родственниками – немецкими английским,а также французским, испанским, португальским.Английский мы поставили посредине, поскольку его строй очень близок к немецкому, но по разным историческим причинам до 45 процентов самого обычного английского текста заполнено французскими по происхождению словами. Ну а понимание между испанцем и португальцем ничуть не хуже, чем между русским и болгарином, если каждый будет говорить на своем языке.
      В эту же семью входят и близкородственные индийские языки. К ним относятся лишь недавно разделившиеся хиндии урду,а также бенгальский.
      Языком, широко распространенным от африканского побережья Атлантики до Индии, является могучий представитель семитской семьи – арабский.А несколько севернее, на огромной территории от Босфора до Якутии, расположились народы, говорящие на очень близких друг другу тюркских языках, так что понять соседа всегда нетрудно. Сюда относятся такие языки, как турецкийили узбекский.А Дальний Восток представлен двумя совершенно непохожими языками, которые сближены иероглифической письменностью, – японским и китайским.
      Чтобы достигнуть таких позиций, каждый из языков прошел сложный путь с захватывающей историей. В общем, это отразилось на их распространении. К примеру, языки Азии обычно занимают компактную целостную территорию, а европейские, такие, как английский или французский, разбросаны по всем материкам за счет колонизационной политики. В современном мире, где политически зависимых стран остается все меньше, названные языки на равных правах повышают свое значение. Служа во многих случаях языками-посредниками, они принимают на себя качественно новые функции и становятся мировыми языками. Так называемый клуб мировых языков, объединяющий языки, официально принятые ООН в качестве рабочих, постоянно расширяется, и это положительная тенденция.
      Итак, один подход к тому, как выбрать полезный для себя язык, мы нашли. Существенным его недостатком является только то, что мы опирались лишь на число говорящих, но ведь есть и масса других мотивов, по которым человек усаживается за словари. Всего, конечно, не угадаешь, но какие-то 5–6 запросов у людей, наверное, будут все-таки общими. И здесь нам на помощь приходит опыт бывалых полиглотов, обобщенный известным знатоком языков М. Пеи. Внутри диаграммы, которую вы видите перед собой, отражены те факторы, которые делают язык ценным для изучения. В каждом секторе проставлены примерные оценки их сравнительной важности, полученные в результате бесед с людьми, взявшимися за освоение языков. Начнем знакомство с нижнего левого сектора нашей диаграммы. Мы только что занимались именно этим: оценивали языки по тому показателю, как много людей на них говорит. Этот фактор один составляет не менее четверти значения каждого языка (или еще можно так сказать, что из каждых 100 человек 25 взялись за данный язык потому, что на нем говорит много народу).
 
 
      В верхнем правом углу стоят примерно равнозначные: торговый статус (12%) и промышленный вес (13%). К примеру, японский уступает китайскому по числу говорящих, но он обслуживает так высоко развитые промышленность и торговлю, что это уравновешивает оба языка, а для специалиста по электронике или химии делает японский неизмеримо более важным.
      В верхнем левом углу отражено культурное значение языка (10%), несколько ниже – значимый уровень грамотности (остающийся пока проблемой для многих стран «третьего мира»). Сюда же относится и сравнительная трудность языка и письменности (8%). Наконец, военно-политический статус (7%). Здесь мы считаем нужным поправить М. Пеи: сегодня следует ориентироваться только на мирное сосуществование. Поэтому тут будем говорить лишь о политическом весе. Вот, к примеру, финский язык. Страна, где на нем говорят, уступает скандинавским соседям и по числу говорящих, и по хозяйственному развитию. Однако постоянные усилия Финляндии в налаживании мира и коллективной безопасности – вспомним хотя бы Хельсинкское совещание – существенно повысили ее престиж.
      В нижнем правом углу диаграммы обозначен научно-технический статус языка (12%), а также распространение в мире (13%). Последнее не нуждается в пояснениях. Например, итальянский язык при всей его неоценимой культурно-исторической значимости сейчас замкнут рамками одной страны. А его сосед и родственник – испанский – чувствует себя как дома не только в Европе, но и в Латинской Америке, Африке, кое-где в Азии.
 
 
      Ну вот, а дальше надо выбирать. Делается это так: берете в руки энциклопедию или какой-нибудь достаточно подробный справочник типа популярного у нас «Страны мира» и внимательно ищете там сведения об интересующем вас языке. Затем напротив каждого сектора нашей диаграммы ставите знак +, если данный признак есть, и знак ?, если им можно пренебречь, и потом складываете те проценты, против которых стоит плюс. Представим себе для большей наглядности какой-нибудь реальный случай. Вот, к примеру, мой знакомый, учащийся строительного техникума. Съездив на экскурсию в Таллинн, он заинтересовался эстонским языком и вернулся в Ленинград с самоучителем. Перед тем как сесть за занятия, он спросил меня, насколько значим этот язык в современном мире. Вместо ответа я предложил ему построить диаграмму. Вот как мы рассуждали.
      Если начинать с левого нижнего угла, то Эстония – самая маленькая из союзных республик. Однако в рамках так называемой уральской семьи языков у эстонского есть много родственников, с которыми – например, финским и карельским – взаимопонимание не встречает сложностей. С учетом этого ставим здесь плюс.
      Что касается торгово-промышленного статуса, то при близости Эстонии к Ленинграду у нас наладились деловые связи. Обычны поездки специалистов, обмен опытом. Другими словами, знание эстонского языка тут тоже нелишне. В общем, смело ставим два плюса.
      Переходим к культуре. Она в Эстонии достаточно высока. Вспомним хотя бы о театре «Ванемуйне» в Тарту или о таллиннском старом городе. И все это в пределах 6–8 часов езды на автобусе. Так что и здесь плюс.
      Что же касается трудности языка, то при всем добром отношении к эстонскому нужно поставить минус. Дело в том, что если для русского языка большинство языков прибалтийских народов – родственники: скажем, польский – близкий, латышский и литовский – подальше, а шведский – дальний родственник, то эстонский представляет совершенно другую структуру, и, к сожалению, изучение его требует от носителя русского языка большого труда… Ну а политический вес определен тем, что эстонский – язык союзной республики, со всеми вытекающими отсюда последствиями (ставим плюс).
      Остается нижний правый угол. Научный статус языка в целом ряде отраслей весьма высок, и строительство традиционно в них входит – снова плюс. Что же касается распространения, то родственники эстонского языка – коми, удмуртский, марийский и другие – занимают очень компактную, небольшую территорию: они не так разбросаны, как, скажем, тюркские языки. Ставим минус.
      Теперь можно сделать вывод. На плюсы у нас пришлось 79% – то есть в пользу того, что за язык стоит приняться, говорят 4/5 учтенных нами мотивов.
      Мой знакомый поблагодарил меня и ушел, а я задумался, в какой мере такая «точность» отражает истинное положение дел. Конечно, у каждого свой вкус. Однако, думая о том, не взяться ли за какой-нибудь язык, полиглоты в самых общих чертах рассуждают примерно так же. Может быть, что-то из их опыта в этом направлении вам пригодится – подумайте. Во всяком случае необходимо избегать односторонности, будете вы пользоваться диаграммами или нет. Когда вы слышите: «Меня интересует немецкий, но только для работы», или «По вечерам я собираюсь учить французский, но исключительно для собственного удовольствия», или еще что-нибудь в этом роде, можете не сомневаться – у говорящего очень мало шансов овладеть языком. Надежда на то, что язык станет легче от того, что вы отбросите все его роли, кроме одной, – иллюзия.
      Точно так же, как нельзя выучить язык, используя какой-то один прием, одну способность, так и не забыть его, не растратить вложенных в его освоение усилий в нашей хлопотливой жизни можно, лишь прибегая к его помощи в самых разных ситуациях. Как известно, с очень ограниченными способностями можно добиться блестящего результата, если точно рассчитать силы. Так же и с языком. Нужно продуманно выбрать его, так, чтобы он возникал на вашем жизненном пути постоянно. Вот и вся премудрость.
      Если же вам что-то осталось неясным, советую перечитать подробную биографию А.С. Пушкина. Мало кто владел так, как он, умением учить языки легко, с вдохновением, одним словом – по-пушкински! Не будем повторять, сколько книг на многих языках было в библиотеке поэта – вы наверняка не раз читали об этом. Как и о том, что французский был для Александра Сергеевича практически родным языком. А сколько прекрасных строк навеяно Пушкину певучей речью его кишиневских знакомых? Трудно сказать, зато о его методах учебы они охотно поведают: «Подав… гостю стул, Пушкин принимался забрасывать его разного рода вопросами на молдавском языке… Некоторые фразы, которые чаще всего надобно было употреблять и которые ему особенно не давались, он записывал прямо на стенах, чтобы они были всегда на виду». А вот английский в начале прошлого века был распространен в общем меньше французского. И кстати, по этой причине считался вдвое труднее. Зато теперь, когда французский в целом ряде сфер сдал свои позиции, сложнее стал уже он. Ничего удивительного: тот язык, который постоянно «лезет в уши», обычно и расценивается как более простой. Впрочем, мы отвлеклись. Так вот, английский был реже слышен, и Пушкин взялся за него сравнительно поздно.
      Современник вспоминает: «Я заподозрил его знание языка и решил подвергнуть его экспертизе. Для этого, на другой день, я зазвал к себе его родственника Захара Чернышева, знавшего английский язык как свой родной, и, предупредив его, в чем было дело, позвал к себе и Пушкина с Шекспиром. Он охотно принялся переводить нам его. Чернышев при первых же словах… расхохотался: „Ты скажи прежде, на каком языке читаешь?“ Расхохотался в свою очередь и Пушкин, объяснив, что он выучился по-английски самоучкой, а потому читает английскую грамоту, как латинскую». Прервем цитату и, не тратя слов на сожаления о том, как это у гения были друзья, которые могли над ним подтрунивать, зададимся вопросом: кто же из них лучше знал английский язык?
      В школярском смысле слова ответ ясен, и он не в пользу поэта. Но в более глубоком, общечеловеческом смысле?
 
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
 
       Помимо того что это прекрасная русская поэзия, это еще очень тонкая перекличка с известным вопросом шекспировского Ромео. А вот написанное в том же 1830 году: «Суровый Дант не презирал сонета…», где отправной точкой для полета фантазии Пушкина стала строка английского поэта Вордсворта. А помните это:
 
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы…
 
      Ну конечно, это строки из «Пира во время чумы», а в подзаголовке там стоит: «Из вильсоновой трагедии» – и следует ее название по-английски. А сколько нитей, восходящих к байроническим стихам, вплетено в ткань «Евгения Онегина»!
      Как естественно и мощно были подхвачены слова и чувства английских бардов потоком вдохновения русского поэта, какое новое развитие получили заложенные в них ассоциации в мире нашей культуры… Так знал ли Пушкин английский? Да, и не хуже, чем любой собеседник. Поэтому нас не удивит подтверждающее нашу мысль завершение рассказа мемуариста: «Но дело в том, что Чернышев нашел перевод его совершенно правильным и понимание языка безукоризненным». Вот это верно. Кстати, заметим, недостаток в чтении Пушкина не был существенным с чисто лингвистической точки зрения. Дело в том, что английское написание изобилует трудностями не просто так, а потому что оно воспроизводит старинное произношение. То есть если в наши дни слово time читается «тайм», а слово cause – «кооз», то было время, когда они читались как «тиме» и «каузе». Следовательно, читая по буквам, поэт как бы придерживался старинного произношения, еще не вполне забывшегося во времена Шекспира…
      Прервавшись ради поучительной истории, трудно удержаться и дальше. Тем более что сюда так и просится похожее происшествие, случившееся с одним одесским маляром в начале века. Было ему под 20 лет, когда он явственно ощутил интерес к языку. Случайно нашему герою попалось в руки пособие по английскому. Но вот беда – начало, в котором излагались запутанные правила чтения – как мы уже знаем, камень преткновения, – как раз и было оторвано. Нисколько не смутившись, молодой человек бодро взялся за язык, также руководствуясь мудрым правилом: читать как бог на душу положит. Кстати, и здесь нашелся очевидец, сохранивший для истории методику полиглота: «Делал он это без отрыва от малярного производства – весь пол был исписан английскими словами!»
      А потом было много всего – и работа в газете «Одесские новости», и любимые детворой стихи про Крокодила и Муху-Цокотуху, и мантия почетного доктора одного из старинных английских университетов. Конечно, вы уже догадались, что речь идет о Корнее Чуковском. Помешали ему трудности в начале учебы или, может быть, он не уловил духа языка? Но вернемся к Пушкину.
      Все-таки и в нашей области есть чему у него поучиться – прежде всего этой постоянной готовности искать и находить в родной речи оттенки и обороты, точно совпадающие со строем самого далекого на первый взгляд языка. Впрочем, здесь помимо простой талантливости, вероятно, отразилось и присущее русскому национальному характеру умение найти общий язык с самым непохожим народом. Оно выработалось после нелегкого исторического пути, а русский язык бережно сохранил в себе все краски, которыми он обогатился от этих контактов, – они и сейчас готовы заиграть под рукой мастера слова.
      Примерно об этом мы говорили в Пушкинском заповеднике с Семеном Степановичем Гейченко. День уже клонился к концу, было жарко, а мимо нас все шли паломники, приехавшие из разных краев. Слышалась узбекская и эстонская, французская и чешская речь. Отвечая на приветствия гостей, Семен Степанович вспоминал то об украинце, привезшем барвинок с могилы Т. Шевченко, то о литовце, принесшем земли с кургана Мицкевича, то о композиторе Б. Бриттене, который написал романсы на стихи Пушкина. На обложке издания – оставшийся перед глазами английского гостя вид озера Маленец, а в саму партитуру введен звук била, ударами которого отмечались часы в заповеднике. Здесь, в этих местах, столько давших творчеству поэта, особенно чувствуется какое-то теплое доверие, с которым к нему относятся представители разных народов: многим из них Пушкин, в свою очередь, открыл врата в мир русской культуры.
      Может быть, поэтому культура перевода у нас так высока. Крупнейшие поэты всегда поддерживали эту пушкинскую традицию (наверное, лишь Есенин был одним из немногих, кто не ощущал глубокой тяги к иностранным языкам; тем не менее его стихи из так называемого персидского цикла – вспомним хотя бы «Шаганэ ты моя, Шаганэ» – сравнивают с пушкинскими подражаниями арабскому).
      Есть чем гордиться и другим народам. Вот, например, Латвия. До недавнего времени латыши знакомились с литературами разных народов прежде всего по переводам на мировые языки. «Но вот, – пишет местный литератор, – молодые латышские поэты решили установить прямые связи, без посредства подстрочников, с поэзией наших республик». И закипела работа: Л. Бриедис поехал учиться в Молдавию, У. Берзинь составил антологию переводов с азербайджанского языка и успешно работает с родственным ему турецким, Н. Кална не пожалела времени на туркменский, а К. Скуниек уверенно переводит с болгарского и польского… «Учите латышский, учите грузинский, учите молдавский! Язык – душа народа, язык – такой взгляд на мир, какого у вас нет и быть не может, – продолжает автор, – язык – это будущие друзья и единомышленники. Язык – путешествия, открытия, встречи, которых без него никогда не будет».
      Признавая общечеловеческое значение Пушкина, латыши с гордостью называют имя своего соотечественника Я. Райниса, автора прекрасных переводов Лермонтова, Шекспира, Гете, Шиллера, Гейне… Ну а соседи латышей – литовцы – с гордостью укажут на основателя своей письменности К. Донелайтиса. По тяжелейшим условиям, в которых развивался поэт, его можно сравнить разве что с Т. Шевченко. Литовский просветитель вышел из самой гущи крестьян, боролся с нуждой, с трудом попал в школу для бедных. Зато, добравшись до знаний, он стал подлинным чудом. Как рассказывают современники, Донелайтису не составило бы труда в стихах перейти на греческий, продолжить по-немецки, ввести латинскую строфу и закончить на литовском. Вот это полиглот! Степень влияния таких людей на родную культуру трудно преувеличить.
      Лучше всего о переменах, происшедших на литовской земле, мог бы поведать нам наш современник, полиглот Э. Пундзявичюс. Родился Эдуардас тоже на селе (кстати, недалеко от родных мест Донелайтиса), и какую-нибудь сотню-полторы лет назад ожидала бы его такая же трудная судьба, как и старого просветителя, но строй жизни переменился радикально. Работая сельским учителем, наш герой взял себе за правило запоминать в день по 10 слов какого-либо языка. Шли годы – и в его активе мало-помалу набралось 16 языков народов нашей страны и мира. Читая вышедшие на них книги, полиглот нашел много интересного и решил сделать несколько переводов. Настоящий перевод – дело сложное, требующее помимо знания языков еще и особых профессиональных качеств. Но в издательствах республики Пундзявичюса приняли доброжелательно, что-то поправили, в чем-то помогли – и стали выходить в его переводах книги писателей Румынии и Франции, США и Сальвадора. Сейчас Эдуардас взялся за турецкий язык, так что если вас интересует методика работы или вы знаете какой-нибудь родственный язык – скажем, татарский или киргизский, – заезжайте летом в Гарляву Каунасского района, и вы познакомитесь с очень интересным собеседником.
      Но почему мы говорим только о гуманитарных занятиях? Навыки полиглота могут быть полезны в любом без исключения деле. Передо мной вырезка из «Ленинградской правды». На фотографии девушка с короткой стрижкой, в больших модных очках. Вокруг – водоворот людей, приезжающие и отъезжающие группы туристов, а у нее разложены на прилавке киоска газеты и журналы, марки и открытки, как обычно в почтовом отделении.
      После окончания ПТУ-87 Татьяна Ковалева пришла работать в киоск гостиницы «Прибалтийская». Одно из необходимых тут умений – помочь гостю нашего города купить нужный набор открыток или конверт. Одним словом, довольно специфическое общение. А русским языком многие не владеют. Все началось с немецкого – пришлось освежить в памяти оставшиеся со школы знания. Когда язык «пошел», Татьяна записалась на курсы французского. Трудностей в работе убавилось. Английский, близкий к обоим этим языкам, освоила уже самостоятельно – по разговорникам и пластинкам. А дальше на успех работали те два фактора, о которых мы с вами подробно говорили. Во-первых, барьер, после того как 1–2 языка пробили в нем брешь, стал много ниже. Во-вторых, после естественного освоения 2–3 мировых языков следующие нужно было выбрать очень продуманно.
       В самом деле, представим себя на месте Татьяны. Помните нашу диаграмму? Прежде всего она взялась за широко распространенные языки с большим числом говорящих на них. А дальше все определялось составом тех групп туристов, с которыми приходится работать чаще всего. Для Ленинграда это, конечно, скандинавские соседи: с одной стороны, близкие друг другу шведский, датский, норвежский языки, с другой – финский. Далее – языки ближайших братских стран; чешский, польский, понятные русскому без особых усилий, и требующий их венгерский. Вот Татьяна и выучила прежде всего языки-ключи – шведский, финский, венгерский. Разве для этого нужны какие-то особые таланты? Покупателей много, тут особо не разговоришься, главное – основные слова вежливости, гостеприимства, сотня-другая профессиональных терминов, больше в общем-то и не надо.