Но они давно поджидали нас, успев привыкнуть к темноте, так что, когда сдавленно кашлянул выстрел, я увидел лишь вспышку и почувствовал колыхание воздуха от миновавшей меня пули. Отшвырнув девушку в сторону, я выхватил из-за пояса револьвер. Снова по глазам резанула вспышка, потом еще одна, но на этот раз я уже видел перед собой длинное дуло кольта. Ночь раскололась грохотом выстрела, на который эхом ответил чей-то клокочущий хрип, после чего я услышал слева от себя чей-то плач и звук убегающих шагов перед собой.

— Марлен?.. — позвал я.

Ответом мне были тихие всхлипывания.

— Он хотел жениться на мне. Ты же это знаешь, правда?

Чиркнув спичкой, я увидел перед собой мутные безжизненные глаза.

— Знаю, детка, — сказал я.

Со стуком стали распахиваться оконные рамы. Где-то завизжала женщина. Выругался какой-то тип, а другой идиот стал бестолково шарить лучом фонарика в ночи, не соображая, куда его направить. Двинувшись в сторону изгороди, я наткнулся на тело и зажег еще одну спичку.

Может, меня снова ждут спазмы в желудке и зябкая дрожь между лопатками? Через час Чарли Уоттс поднимет по тревоге все полицейские посты, бросив их в погоню за мной, а спустя два часа все газеты вытащат на первые полосы ту давнюю историю, украсив ее моим поясным портретом, — и не будет мне места для спасения на земле...

Однако в первый раз за долгое время я чувствовал себя легко и свободно.

Мне даже захотелось увидеться с Черилл.

Фаллон, ты сущий подонок, подумал я. Ведь тебе нравится убивать...

А кто-то другой в этот миг тоже мечтает... убить меня, потому что у них — труп, и они понимают, что бывший зек будет мстить за своего сокамерника. И кто бы он ни был, Старику не будет покоя, ибо этот убийца знает о золоте, и нужен только подходящий момент, чтобы отправить его на европейские рынки.

Мамаша Кристи была одной из тех старых нью-йоркских профессионалок, которая умела ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не помнить. Она содержала дешевую гостиницу рядом с доками, где разгружались суда пароходной линии «Кюнард-лайн». Увидев меня, она лишь ткнула большим пальцем в нужную сторону.

— Твоя девка во втором номере, Фаллон.

Поблагодарив ее, я поднялся к Черилл, которая сидела в грязноватой комнатушке, с гамбургером в одной руке и с «Ньюс» в другой. Я сразу заметил, что, по крайней мере, на сей раз мне отвели место на внутренней полосе. Взглянув на меня поверх газеты, она сказала:

— А ведь ты это сделал, босс.

— Одерни юбку. Мамаша думает, что я снял номер для свидания с тобой.

— Она слишком короткая. А твое «свидание» звучит пошловато.

— Другого не подобрать.

— Жаль, — вздохнула она.

Я закрыл и запер дверь на ключ. Подойдя к окну, опустил жалюзи. Она по-прежнему не отрывала глаз от газеты.

— Что ты там вычитала?

— Ты объявлен в розыск, — сообщила мне Черилл. — За убийство.

— Потрясающе! — сказал я.

— Его звали Артер Литлуорт, он же Шим Малыш, он же Малыш Шим, он же Малыш Сохо, он же...

— Знаю.

— Наемный убийца из Де-Мойна, штат Айова. «Магнум-357». Он таскал его с собой, засветился в двух других делах, одно в Лос-Анджелесе, другое в Нью-Йорке.

— Почему он очутился тут в городе?

— Из-за твоего приятеля. Визгуна.

— У них был зуб на него, не так ли?

— Конечно. Он сидел в камере с Визгуном до тебя. Они были врагами.

— Что-то я его не помню.

— Он вышел до твоего появления. Я проверила. Так что твои действия могут считаться только местью и ничем иным. — Она отложила газету и уставилась на меня своими большими круглыми глазами. — Теперь все будут охотиться за тобой, чтобы прикончить.

— А ты как думаешь? — спросил я.

— Стоит ли тебе интересоваться этим сейчас?

— Да пошло оно... Что тебя волнует?

— Похоже, ты совсем не разбираешься в женщинах, а?

— Детка, да я их знаю вдоль и поперек.

— Ну, и что-нибудь усвоил?

— Достаточно, чтобы держаться от тебя подальше... как от объекта секса.

— Хватит одного телефонного звонка — и ты про все забудешь.

— Как и ты, куколка.

— Я — не девственница.

— Есть и другие способы убедиться.

— Звучит заманчиво.

— Попробуй со мной.

— Может, попозже.

— Слава Богу. А то меня достала одна машинисточка, из которой секс так и прет.

Она глуповато улыбнулась мне.

— Ах ты, подлец! — воскликнула она. — Какого черта я должна разрываться между долгом и влюбленностью, как юная школьница!

— Интересно, каким ты меня видишь?

— Толстым, безобразным бездельником с уголовным прошлым. Ты даже одеваться толком не умеешь. Бывший коп, бывший зек, начинающий репортер, а в настоящее время — преступник в бегах.

— Благодарю, — сказал я. — И все — за пару дней.

— Могу ли я помочь тебе смыться?

— Никак хочешь попасть в соучастницы?

Она глянула на полурасстеленную постель и усмехнулась.

— Порой я удивляюсь самой себе.

— Мм-мм...

— Я куда лучше соображаю, когда занимаюсь любовью, — сказала она.

Потом, когда мы уже лежали рядом, продолжила:

— У тебя же нет ни одного шанса. И ты это знаешь.

— Кто так решил?

— Все решено и расписано давным-давно.

— Только не пори чушь о кисмете и о судьбе, девочка.

— Посмотри правде в глаза. Твое будущее запрограммировано, и тебе никуда не деться.

— Помолчала бы ты, специалист по условно-досрочному.

— Вполне рассчитанный риск. — Черилл лежала, глядя в потолок, и лицо ее было предельно серьезно. — Они решили, что игра стоит свеч.

— Они забыли о факторе случайности, — возразил я.

— Он был всего лишь сокамерником.

— Ты не знаешь, что такое жить в тюрьме. С соседом на верхней койке.

— И стоит умирать из-за этого?

— Разве смерть не ждет нас всех?

— И что же?

— А то. Я просто трахаю тебя... и даже не говорю «Я люблю тебя, милая».

— Специалиста по условно-досрочному устраивает и трахание, — спокойно ответила она.

— Но не машинистку, — уточнил я. — Так расскажи, что ты выяснила?

— Чарли считает, что лучше бы тебя прикончили.

— Прелестно!

— И не только он. Тебе заказали киллера.

— Как я и предполагал, — сказал я. Повернувшись на бок, я обнял ее нежное милое тело и тут же уснул. Меня не покидало ощущение уюта и покоя. Погружаясь в сон, я успел лишь подумать, как далеко эта куколка может зайти ради мужика.

Такую штуку, которая называется «золотая лихорадка», скрыть невозможно. Допустим, вы наградили триппером свою жену и соседку. Допустим, ваша жена не будет выступать, но вот сосед, переспав со своей женой, начнет орать не своим голосом, когда у него закапает с кончика, он будет бегать по потолку, готовый разорвать всех и каждого.

Что уж тут говорить о золоте — та еще зараза.

Локо Бене так перепугался, когда я, то есть знаменитый убийца, возник у его изголовья, что чуть не вырубился при виде мрачной дырки на конце ствола моего 45-го калибра и заныл:

— Ради Бога, Фаллон, я ничего не слышал, только разговоры на улицах...

— Бене... ты обретался вместе с Шимом Малышом, — припомнил я информацию Черилл.

— Ну да, ну да! Я не забыл. Но мы не были приятелями. У него имелись кое-какие связи с гангстерами, и поэтому мы делали с ним кое-какие денежки.

— О'кей, Локо. Вы на пару участвовали в доставке наркотиков. Какие новые дорожки вы протоптали?

— Да ты что? Ты меня в угол загоняешь. Если что-то станет известно, думаешь, они не догадаются, кто проболтался? Я знаю только, как их доставляют. И понятия не имею, как вывозят.

— Локо, сведения уже просочились. Собираются вывозить золото, а ты по этой части — мастак. Только не говори мне, что ты ничего не слышал.

— Фаллон...

Я взвел курок, и его металлический щелчок прозвучал как удар грома.

Он сглотнул и растерянно пожал плечами:

— Конечно, я кое-что слышал. Вроде кто-то ищет Гиббонса, но не знают, что он мотает срок в мексиканской тюрьме.

— Адриан Гиббоне?

— Ясно, он. Он имел дело с большими грузами, и перво-наперво с запчастями. В своем деле он — чистый артист. Провозил наркоту, как сущую рухлядь, и пудрил мозги таможенникам. У него никогда не было никаких неприятностей, пока он не трахнул ту мексиканскую дешевку.

— Но золото таким манером не переправить, — заметил я. — Кого еще они могут найти?

— Мне никто не говорил... а, черт! Китаец. Отказался от предложения, потому что он спекся на сделке с картинами из музея. Да и в любом случае, он пользовался только законными путями. А вот золото...

— Кто такой Механик, Локо?

— А?

— Ты меня слышал.

— По машинам, что ли... или шулер?

— Кого Шим Малыш называл Механиком?

Он сцепил пальцы и нервно облизал пересохшие губы.

— Был вроде с ним в тюрьме парень, которого звали Механиком. Только он делал тайники в автомобилях, в которых через границу перевозили гашиш и травку.

— Помнишь, как его зовут?

— Не-а, но номер его машины кончается на двойную восьмерку. Он освободился передо мной. Фаллон, как насчет того, чтобы оставить меня в покое? Я тебе выложил...

Я поставил револьвер на предохранитель и сунул его за пояс.

— Может, я еще навещу тебя, Локо, — сказал я. — Так что держи ушки на макушке.

Судя по теленовостям и сообщениям в газетах, которыми я успел обзавестись, чертова перестрелка на заднем дворе превратила меня в кошмарного ночного убийцу. Теперь каждый коп на участке был настороже, да и любой прохожий не упустил бы шанса капнуть, что видел меня. Не то что они хотели заслужить благоволение полиции, наводя ее на мой след. Но кое-кто находился не в лучшем, чем у меня, положении, и выжить они могли лишь будучи законопослушными.

Хорошо, что Черилл снабдила меня точной информацией. На меня в самом деле был заключен недешевый контракт с киллером, и в тех местах, которые я обычно посещал, стали мелькать новые физиономии, репутация которых не была ни для кого тайной. О'Мейли, швейцар в моем доме, был настоящим другом. Он искренне обрадовался, услышав меня, и сказал, что чертовски уверен — кто-то уже обыскивал мою квартиру. Он приготовил мне смену одежды и спрятал ее в своем шкафчике в подвале, куда можно было попасть через черный ход — ключ он положил на притолоку. Я сразу же понял, что на служебный телефон поставят «подслушку», и заблаговременно позаботился о системе связи с Черилл. Она подтвердила уже имеющуюся у меня информацию, предварительно пообщавшись с полицией, с репортерами и двумя сотрудниками окружной прокуратуры.

— Черт возьми, ты влипнешь, Фаллон! — раздраженно сказала она.

— Теперь слишком поздно выходить из игры.

— Тебе лучше знать, — буркнула она.

— Конечно, — заверил я ее. — Я могу доказать, что стрелял в целях самообороны, тем более что из этого же оружия убили Визгуна. Но кто аннулирует контракт с киллером на мое убийство?

— Вот это самое странное, не так ли?

— Чертовски странное. Слишком высокая цена за бывшего зека, который пристрелил какого-то подонка с оружием... но когда речь идет о спасении некоей личности, которая сидит на груде золота, то считай, всего лишь выплачиваешь налог.

— Ладно, не читай мне лекции. Лучше скажи, что делать.

Мне нужно, втолковал я ей, найти парня, которого называют Механиком... Я сообщил ей предполагаемые даты, когда он сидел за решеткой, и две последние цифры номера его машины. Пусть она возьмет кассету и японский мини-диктофон из ящика моего письменного стола и встречает меня у Мамаши Кристи к двум часам ночи. На все про все у нее четыре часа.

Я снова ушел в ночь. Кто-то же должен знать Механика. И если Старик решил пристрелить и его, то вытащить парня из этого дерьма можно только одним способом — распространить слухи, что его ждет. Чем бы Механик сейчас ни занимался, он тут же бросит все свои дела, если узнает, что расплатятся с ним пулей в затылок. Вся эта партия золота была слишком тяжела и нетранспортабельна. Справиться с ней мог только человек с толковой головой и ловкими руками, который был бы в состоянии придумать какой-то особый способ транспортировки. Пересылать золото мелкими партиями — значит слишком много операций и слишком много людей, с каждым из которых будет возрастать уровень риска, так что я не сомневался, что его постараются выбросить на рынок единой партией. Мне осталось только выяснить, когда все произойдет, каким образом и кто этим занимается. Наконец, что мне делать, если все это удастся выяснить.

Конечно, я мог выложить всю эту историю Чарли Уоттсу, и служака-капитан начал бы исправно раскручивать ее, но, если готовится операция против банды, всегда надо учитывать возможность протечки какой-нибудь из труб запутанной чиновничьей системы, после чего желтый металл вернется в свой тайник до наступления лучших времен.

Нет, мне оставалось одно — самому разбираться в этой истории.

К полуночи я уже побывал в трех разных местах, но многого узнать о Шиме Малыше так и не удалось. Он был типичным одиночкой, который мотался из одного дешевого мотеля в другой, никогда не имел постоянного адреса; в карманах у него всегда водилось достаточно денег, но никто не мог припомнить, чтобы у него был какой-то постоянный приятель. Несколько раз его видели с каким-то парнем, совершенно невыразительной личностью, но Пэдди Эйбл, ночной бармен в «Далеком Грилле», сказал, что, насколько ему известно, тот парень всегда таскал при себе пушку, и пару раз он заметил у него в руках газету из другого штата. Название ее он не помнит, там было изображение большого орла. Пэдди заметно нервничал, разговаривая со мной, так что я поблагодарил его и ушел.

С реки поднимался густой туман, в воздухе ощущалось предвестие надвигающегося дождя.

Я двинулся по Седьмой авеню и дошел до перекрестка, где было строение, предназначенное под снос. Вдохнул едкий запах всех испарений города, которые въелись в кирпичную кладку, словно перегорелый жир в старую сковородку, и повернул на запад в поисках последнего адреса, по которому жил Шим Малыш. Это оказалась ветхая гостиница с дешевыми номерами, которые можно было снять на день или неделю, но чаще всего их использовали на часок или даже на несколько минут недорогие шлюхи, торговавшие собой в районе Бродвея, или идиоты туристы, считавшие, что, трахнув кого-то в Нью-Йорке, дома они будут за закрытыми дверями рассказывать эту потрясающую историю своим приятелям.

Парнишка с грязными ногтями, сидевший за конторкой, пододвинул мне регистрационную книгу, даже не взглянув на меня. Его вполне устроил беглый взгляд на мою репортерскую карточку и пять долларов, после чего он поведал мне, что копы уже обшарили комнату Шима Малыша, но ровно ничего не обнаружили, кроме чемодана с личными вещами и портативного радиоприемника. Насколько ему известно, к Малышу никогда не ходили гости, да и вообще он о нем ничего не может рассказать.

— Как насчет дам? — спросил я.

Он обалдело уставился на меня и сказал не без юмора:

— Вы шутите? Вы что, не видите, куда попали?

— То есть он никого не приводил?

— Да ему надо было всего лишь постучать в любую дверь. Здесь штаб-квартира десятидолларовых шлюх, которых можно драть во все дырки. Если мужик с извращениями, он может найти классом и повыше.

Я продемонстрировал ему очередную пятерку, которая мгновенно исчезла у меня из пальцев.

— А кого он предпочитал?

Он ткнул большим пальцем в сторону узенького холла. В дверях появилась коренастая девица в коротком обтягивающем платье, с мрачным усталым лицом.

— Поговори с Софи. Она знала этого парня. — Он кивнул ей, и, когда девица заметила меня, мрачное выражение тут же исчезло с ее лица, словно кто-то щелкнул выключателем, и на физиономии засияла профессионально приветливая улыбка. Она даже не стала терять время на знакомство. Просто подцепив под руку, она протащила меня по двум лестничным маршам к своему номеру, открыла дверь и через полминуты осталась в чем мама родила. Повернувшись, она распростерла руки и сказала:

— Десять долларов — и вынимай свое хозяйство.

Я вручил ей двадцать и велел одеться. Шрам от аппендицита, еще один после кесарева сечения, испещренная складками задница и бритый лобок в розовых царапинах от тупой бритвы — она не вызывала у меня никаких сексуальных позывов.

Но, получив двадцатку, она сделала то, что от нее требовалось.

— Ты любитель извращений? — с интересом спросила она. — Можешь поиметь меня и одетой, если тебе так нравится.

— Я любитель поговорить, — объяснил я ей.

На этот раз ее искренняя улыбка была полна усталости.

— Как хорошо, мистер. — Она хлопнулась в кресло и стянула черный парик. На голове у нее была спутанная копна кудряшек. — Сегодня вечером я буду только рада пообщаться. Мне здорово досталось. Ну, вы хотите вести грязные разговоры, услышать историю моей сексуальной жизни или же...

— Я хочу информацию.

Она слегка прищурилась:

— Вы вроде не коп. Ведете себя не как они.

— Я репортер, Софи.

— Черт возьми, что мне рассказывать? Вы делаете материал о шлюхах? Да кому это надо? Вам стоит только...

— Шим Малыш.

— Он мертв. — По выражению ее лица я понял, что больше она ничего сказать не может.

— Знаю. Это я убил его.

И тут она меня узнала. Она вспомнила фотографии в газетах, все сопоставила, и воображение нарисовало ей жуткое зрелище.

— Мистер... — хриплым испуганным голосом проговорила она. — Я давала ему только пару раз. Чисто для заработка. Он был... ну, с ним все было о'кей...

— Он жил тут две недели, девочка. И только не рассказывай мне, что ты понятия не имеешь о своих соседях.

— В общем, мы немного разговаривали. Болтуном его не назовешь. В моем деле, если хочешь заработать, отвлекаться некогда.

— Сколько он тебе платил?

— Пятьдесят... оба раза. Не скупился. Такие не часто встречаются.

— Чувствую, ты охотно проводила с ним время.

— Почему бы и нет?

Я улыбнулся ей, и она снова перепугалась.

— На чем он зарабатывал?

— Честное слово, мистер... вот черт, да мы только...

Я, улыбаясь, продолжал смотреть на нее, и она вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Он был... ну, одним из тех парней. Ну, не очень важных. Он хотел, чтобы я считала его именно таким, но я-то все видела. Он говорил, что у него отличная надежная работа, и все время смеялся при этих словах. Прямо помирал со смеху, но я не задавала ему никаких глупых вопросов. Он был из тех, кто сразу же начинают злиться, и все время таскал с собой жуткую пушку. Даже когда мы трахались, засовывал ее под подушку.

— Называл какие-нибудь имена?

— Просто говорил, что сейчас у него — самая классная работа. И смеялся.

— Кто у него был в друзьях?

— Никого не видала. Как-то раз встретила его на Восьмой авеню. С каким-то парнем, вот и все.

Я встал, и она испуганно вжалась в спинку кресла.

— Наверное, я не должен напоминать тебе, чтобы ты не вздумала звонить кому-то? Ясно?

— Мистер, — начала она, — я заработала себе на кусок хлеба, вы поговорили, и теперь давайте все забудем.

— Хорошо сказано. — Я посмотрел на часы. На них было четверть второго.

Чёрилл явилась к Мамаше Кристи за пять минут до меня и притащила с собой пакет гамбургеров и термос с горячим кофе специально для меня. Она оделась нарочито небрежно и неряшливо, не наложила косметики и соорудила на голове омерзительное воронье гнездо, но при всем старании ей не удалось скрыть свои женские прелести, если, конечно, присмотреться.

— Привет, красавица! — сказал я.

— У моей квартиры дежурят два детектива. Ждут появления прелестной особы.

— Проскочила?

— Да. Но они все еще торчат на месте. Ждут Мисс Очарование. На всякий случай я проскользнула задворками.

— Принесла?

— Да, но сначала поешь.

Я как-то забыл, что голоден, и теперь жадно впился зубами в гамбургеры. Покончив с едой, я вытащил из конверта, что она принесла, бумаги и разложил их на постели. Теперь все связи и контакты, выявленные Чёрилл, были у меня перед глазами.

Механиком звали некоего Генри Бордена, пятидесяти девяти лет; его арестовывали за хранение и продажу наркотиков; подозревали, что он устраивал в кузовах грузовиков тайники для переправки нелегальных товаров. По профессии — инструментальщик и жестянщик; в последнее время работал на алюминиевом заводе в Бруклине. Жил где-то в Виллидже.

Кое-что стало проясняться. Связующим звеном был металл.

Сложив бумаги в пачку, я аккуратно, не потревожив слой пыли, заснул их под шаткий комод и сказал:

— Двинулись.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — повторил я.

— Похоже, тебе стоит немного отдохнуть, — решительно возразила она.

— Нет. Пока есть силы, надо действовать.

На углу мы остановили такси, вылезли за два квартала до дома Бордена и остаток пути прошли пешком. Начало моросить, и улицы были пустынны. Мы нашли номер дома, в подвальном помещении которого обитал Борден, и без труда проникли внутрь, потому что тот, кто был тут до нас, не потрудился закрыть двери.

Он же и оставил Механика лежащим на полу с перерезанным от уха до уха горлом в огромной луже крови, которая растеклась по дощатому полу. Помещение было столь невелико, что обыскать его можно было в два счета, но незваный гость явно не пожалел трудов. Все было вывалено и вывернуто, включая и карманы одежды, а на полу на видном месте — как ложная улика ограбления — валялся пустой бумажник. Была оторвана даже подкладка рабочей куртки Бордена и расстегнуты все карманы на «молниях», а в нагрудном кармане так и остались торчать две авторучки и ручка маленькой отвертки. Ее я положил на стул, а ручки забрал себе. Бордену они больше не понадобятся.

За спиной у меня Черилл стала давиться рвотными спазмами. Я вывел ее наружу, и мы прошлись, пока она не начала чувствовать себя лучше, после чего, поймав такси, я отвез ее домой. Она прошла к себе через подъезд соседнего дома, а я вернулся к Мамаше Кристи. За мной никто не следил.

И теперь я сидел на краю кровати и раз за разом внимательно прокручивал запись. Голоса вели речь о необходимости избавиться от Механика — тот сделал свое дело, груз готов к транспортировке. Ясно было, что у них уже все было на мази. Вытащив ручку, я сделал несколько пометок, готовясь к завтрашнему дню. Исписав один листик, я взялся за другой. И лишь закончив с пометками, я увидел маркировку на корпусе ручки: «Ассоциация Ридинга, редкие книги, первоиздания». Судя по адресу, ассоциация располагалась на Мэдисон-авеню, в районе пятидесятых улиц. Я взглянул на другую ручку. Такое же дешевое изделие с рекламой «Макинтош и Стилс. Алюминиевые отливки». Пожав плечами, я опустился на постель и через минуту уже спал.

Если навыки старого копа позволили просчитать все варианты развития событий, то инстинкт зека тоже дал о себе знать, и я тщательно все обмозговал, со всех точек зрения, догадываясь, сколько глаз ищут меня и чем все кончится, если я не буду осмотрителен.

Я пролистал все газеты, но в утренних не было ни слова о трупе, обнаруженном в Виллидже, и, если кто-то не зайдет к Генри Бордену, лежать ему там незамеченным, пока трупный запах не начнет беспокоить соседей.

К половине одиннадцатого я поднялся в лифте на четвертый этаж здания, где располагалась «Ассоциация Ридинга». Там работало не менее дюжины сотрудников — с благообразным обликом пожилых ученых; несколько почтенных особ академического вида бродило между стендов, изучая рукописи, разложенные в застекленных витринах.

Я не очень разбирался в старых книгах, но библиофилы — люди особой породы; предполагалось, что каждый, кто сюда заходит, должен быть любителем раритетов и первоизданий. Какой-то худенький старичок дружелюбно кивнул мне и немедленно осведомился, что я могу продемонстрировать. Я увильнул от ответа, позволив ему пуститься в рассуждения о книжных выставках. Он только что посетил одну из них в Лос-Анджелесе, а на следующей неделе — он уже это предвкушает — его ждет другая, в Нью-Йорке, но, к глубочайшему сожалению, придется пропустить лондонскую, в конце месяца; разумеется, главным событием года будет большая чикагская выставка, и есть надежда, что там будут экспонированы новые фонды.

Я даже обменялся рукопожатием лично с мистером Ридингом, пучеглазым мужчиной лет за тридцать, в очках с толстыми стеклами, с сияющей улыбкой на лице, который одновременно разговаривал с тремя собеседниками. Насколько я понял, основной темой его разглагольствований был сюрприз, который он готовит к чикагской книжной выставке.

Расставшись с ним, я побродил по офису, успев заглянуть за каждую дверь, но повсюду меня встречал лишь шорох бумаг. Через широко распахнутую дверь в кабинет Ридинга я увидел стены, сплошь заставленные полками с книгами, древний письменный стол, заваленный бумагами, и архаичный сейф, за приоткрытой дверцей которого виднелись груды папок.

Я уже собрался уходить, когда вдруг в офисе появились двое фотографов из журналов, с которыми я был знаком, и мне пришлось поспешно нырнуть за полки, где я наткнулся на девушку в комбинезончике, с измазанной физиономией. Удивленно охнув, она выронила из рук корзинку с бумагами.

— Прошу прощения, мисс! — извинился я и нагнулся, чтобы собрать бумажный мусор.

Засмеявшись, она откинула свисавшую на глаза челку.

— Эй, дайте-ка мне. Не то вы испачкаете руки, а вы же знаете, как к этому относится мистер Ридинг. — Она собрала использованные копирки, исчерканные черновики, завернула в бумагу два аэрозольных баллончика, положила сверху две пустые бутылки из-под пива и протиснулась мимо меня.

Фотографы топтались рядом с Ридингом, рассматривали что-то на полках, и, улучив момент, я выскользнул в коридор и нажал кнопку лифта.

Тут я ничего не выяснил. Полный облом.

Когда я вышел на улицу, снова начался дождь, который дал мне отличный повод пониже надвинуть шляпу на лоб. Через весь город я поехал к газетному киску, где продавались местные издания. Внимательно просмотрев все газеты на стендах, я так и не нашел ни одной, в шапке которой был бы знак большого орла. Я еще раз пробежался по ним взглядом, но — с тем же результатом. В дневных местных газетах по-прежнему не было ни слова о смерти Генри Бордена.

В таких случаях время, как правило, играет на руку убийце. И если ты уж напал на след, его нельзя терять, каких бы это тебе ни стоило усилий. В табачной лавочке на Таймс-сквер я обнаружил пустую телефонную кабину, отыскал номер телефона в Бруклине компании «Макинтош и Стилс», позвонил туда и услышал на другом конце линии раздраженный голос управляющего:

— Этот сукин сын сегодня так и не появился, а нам заказ надо сдавать...

— Может, с ним что-то случилось? — предположил я.

— Неужели? Мы позволили ему взять с собой инструменты, на время конечно, а он, видно, забыл, кому они принадлежат. Он единственный, кто может справиться с этим проклятым заказом, но, если он не приволочет свою задницу, мы, черт побери, обойдемся и без него.

— Я заеду и посмотрю, что с ним.

— Хоть кто-то вызвался, — сказал он и повесил трубку.

Я набрал 911 — номер экстренной полицейской помощи, сказал им, где они могут найти изуродованный труп, но не стал обременять их своим именем. Очередной звонок я сделал к Ал Гроссино и договорился о встрече в девять часов. Оставалось еще много времени, а я не хотел болтаться днем по городу; на выручку мне пришел маленький грязноватый бар на Восьмой авеню, который обходился без неоновой вывески и где никого не волновало, сколько ты тянешь свое пиво, если время от времени делаешь заказы.

К шести часам, нахлебавшись пива, я уже начал чувствовать себя как утопленник, но тут пошли телевизионные новости, которые вывалили все подробности ужасающего убийства на Манхэттене. Мне пришлось заказать очередную порцию пойла. Подана история была с размахом. Труп они все же не решились продемонстрировать, но ведущий, стоя на улице, красочно расписывал, что увидела полиция, прибывшая по анонимному звонку. Половина обитателей соседних домов или толпились вокруг камеры, или показывали на тело в резиновом мешке, которое клали в фургон из морга. Но на этот раз я уже ничего не слышал. Мой взгляд был прикован к заднему плану, где какой-то тип, привставая на цыпочки, тянулся на что-то посмотреть поверх голов зевак, и из кармана у него торчала сложенная газета с большим щетинистым орлом. Когда камера отъехала и он исчез из поля зрения, я кинулся к телефону у задней стенки бара, и на этот раз мне даже не надо было называться, потому что Чарли Уоттс узнал мой голос сразу, едва только я с ним поздоровался.

— Ты таки объявился, Фаллон?

— Хочешь получить еще одну благодарность в приказе, Чарли?

— За таких, как ты, медалей не дают.

— А как насчет трупа с перерезанным горлом?

Чарли мужественно перенес удар под дых:

— Я слушаю.

— Сегодня вечером тот парень, который замешан, попал на экран телевизора, сам того не подозревая. В лучшем виде, анфас и в профиль.

В шестичасовом выпуске новостей, с газетой в кармане... и орлом на первой полосе.

— Откуда ты знаешь?

— Выясни, кто он, приятель! Как-нибудь раздобудьте его изображение. Если эта газета издается у него дома, сможете добраться до него через местную полицию. У меня создалось впечатление, что он ведет себя как любитель. Никто из профессионалов не стал бы возвращаться, чтобы взглянуть на хладный труп.

— Тебе лучше знать.

— Бери ноги в руки, Чарли, и можешь не благодарить. — Я повесил трубку прежде, чем он успел проследить, откуда я звоню, кинул на стойку доллар для бармена и, выйдя, нырнул в толпу прохожих, спешащих по домам. Я давно не переодевался и чувствовал себя потным и грязным и явно ощущал, какие от меня исходят миазмы, и, поскольку не испытывал желания, чтобы меня загребли, как бродягу, пересек авеню и, прижимаясь к стенам зданий, которые хоть частично укрывали меня от дождя, добрался до той улицы, что тянулась с тыльной стороны моего дома.