- Я нашла ее сегодня утром. У нас есть маленький чуланчик, забитый всяким хламом. И вот сегодня, когда мне понадобилась какая-то мелочь, я натолкнулась на нее. На сумке был автобусный ярлык с именем Нэнси.
      - Как она туда попала?
      - Недавно Мюррей делал ремонт. Когда убирали помещение, все ненужное сносили в чуланчик. Очевидно, Нэнси тогда не было, а потом она решила, что потеряла ее.
      Энн вышла и вернулась с бутылкой и двумя бокалами. Мы молча выпили, затем она снова налила, села на край тахты и принялась за мной наблюдать. Ее поза напоминала кошку - совершенно свободная, но таившая мощь сжатой пружины. Она подтянула под себя ноги, и даже грубый нейлон не мог скрыть упругую округлость ее бедер. При каждом вдохе грудь наполняла складки платья, борясь с материей, и мне казалось, что схватка будет выиграна.
      - Ты не собираешься открывать ее?
      В голосе Энн сквозила насмешка.
      - Мне нужна булавка... спица. Что-нибудь...
      Слова давались мне с трудом.
      Энн поставила бокал на край стола и соскользнула с тахты. Она прошла слишком близко. Я потянулся и остановил ее, но мне не нужно было тратить усилий, потому что ее рот жадно приник к моему, а сама она оказалась в моих объятиях, прижимаясь ко мне так тесно, что я чувствовал каждую частицу ее восхитительного тела. Я запустил пальцы в волосы Энн и запрокинул ее голову, чтобы целовать шею и плечи, а она страстно стонала...
      Когда я отпустил ее, глаза Энн тлели темными угольками, готовыми немедленно воспламениться. Улыбнувшись, она вышла, и я услышал шум выдвигаемого ящика и возню с инструментами. Шум стих, но Энн вернулась не сразу. А когда вошла, то платья на ней не было: его и все нижнее белье заменил прозрачный халатик. Она намеренно прошла перед лампой, чтобы подтвердить мои догадки.
      - Нравится? - спросила Энн.
      - На тебе - да.
      - А если бы не на мне?
      - Все равно нравилось бы.
      Она протянула мне одну из тех патентованных штучек, которые якобы разрешают все механические трудности, возникающие в домашнем хозяйстве; потом вытащила из моего кармана сигарету и прикурила от настольной зажигалки. Выдохнув дым мне в лицо, она спросила:
      - Это не может подождать?
      Я поцеловал ее в кончик носа.
      - Нет, милая, не может.
      Когда я повернулся и засунул приспособленьице в замок Энн отошла в сторону. Хитрая штуковина скрипела и проворачивалась и, наконец, погнулась. Я повернул инструмент другой стороной. На этот раз мне повезло: раздался щелчок, и замочек открылся. Но не успел я шевельнуться, как верхний свет погас, и сквозь пелену ночи и табачного дыма лишь слабо пробивался свет настольной лампы.
      - Майк... - прошептала Энн.
      Я обернулся, чтобы запустить в нее чем-нибудь, и застыл - она сбросила халат и живой статуей в чулках стояла посреди комнаты, куря сигарету, которая оранжевым огоньком отражалась в ее глазах. Энн широко расставила ноги, держа руку на бедре, и каждая мышца этого дерзкого тела разжигала во мне страсть. У моей блондинки оказалась основа брюнетки, но это делало ее только более интригующей, соблазнительной - достаточно, чтобы заставить меня забыть о сумке, избиениях и убийствах.
      Я схватил ее в объятья, и она тяжело задышала мне в плечо, затем куснула меня в плечо и выскользнула из моих рук на тахту, куда я вынужден был за ней последовать, и мерцающий свет лампы, струившийся по комнате, словно шептал вместе с нашим дыханием, пока не раздался вскрик...
      Моя рука дрожала, когда я потянулся за сигаретой. Энн улыбнулась мне и мягко проговорила:
      - А я уж сомневалась, что могу еще быть интересна.
      Я поцеловал ее снова.
      - Не кокетничай. Довольна, что сбила меня?
      - Да.
      Она не произнесла ни слова, когда я встал и вернулся к столу, но следила за мной неотрывно. Я отложил сигарету, дым которой застревал у меня в груди, и взялся за сумку.
      Я присвистнул сквозь зубы. Сумка была набита детской одеждой, совершенно новой. Я медленно ощупывал ее - крошечные свитера, ботиночки, чепчики, другие вещицы, названия которых были мне даже неизвестны. На дне лежали два аккуратно сложенных шерстяных одеяльца.
      Десятки предположений носились в моей голове, но только одно имело какой-то смысл. Рыжая была матерью; кто-то был отцом. Изумительная, прекрасная ситуация для шантажа. И причина для убийства... И еще факт: все вещи совершенно новые, с иголочки, на некоторых даже сохранились ценники.
      Я открыл молнию бокового отделения: набор булавок губная помада и карманное зеркальце. В маленьком карманчике лежало несколько фотографий. Я разглядывал их и видел совсем другую Нэнси - молодую девушку лет шестнадцати. Вот она на пляже с юношей, а вот - уже с другим. Снимки, очевидно, были сделаны на загородной прогулке или пикнике. Ребят было много, но Нэнси, казалось, никому из них не отдавала предпочтения.
      Да, тогда она был иной - свежей, как едва распустившийся цветок. Ее глаза улыбались мне, словно зная, что в один день эти карточки окажутся здесь, передо мной. На двух фотографиях были ясно видны ее руки; Нэнси носила кольцо.
      Я внимательно вглядывался в фон в надежде понять, где делались снимки, но видел только воду и песок. На обратной стороне тоже не было никаких пометок... Проход оканчивался тупиком. Высокой крепкой стеной, которую я не мог одолеть без лестницы
      - Это тебе помогло? - внезапно произнесла Энн.
      Я кивнул, вырвал из чековой книжки листок, подписал его и положил на стол. Я уже определил сумму, но все-таки спросил:
      - Сколько ты хочешь?
      Энн не ответила, и я оглянулся: Энн, все еще обнаженная, лежала на тахте и улыбалась. Наконец она сказала:
      - Нисколько. Ты уже заплатил.
      Я захлопнул сумку, взял с полки шляпу и открыл дверь. Мистер Берин все равно должен мне пятьсот долларов; Энн получит свою поездку.
      Я подмигнул ей, она подмигнула мне, и дверь захлопнулась.
      8
      Ночью я не спал - выложил содержимое сумки перед собой на стол и курил одну сигарету за другой, пытаясь понять, какой все это имеет смысл. Детская одежда, несколько фотокарточек, грязная сумка... Вещи Рыжей.
      Когда это было?
      Где?
      В холодильнике стояло пиво, и я медленно потягивал его, размышляя, перебирая в уме все факты.
      Лучи солнца пробились сквозь оконные занавески, тщетно пытающиеся удержать ночь, и я вспомнил, что обещал позвонить мистеру Берину. Он сам поднял трубку, и на этот раз сонливость звучала в моем голосе.
      - Это снова Майк.
      - Доброе утро. Вы рано на ногах.
      - Я еще не ложился.
      - В преклонные годы вам придется расплачиваться за отсутствие самодисциплины, молодой человек.
      - Возможно, - произнес я невыразительно, - но сегодня платите вы. Я оставил моему другу чек па пятьсот монет.
      - Отлично, Майк; сейчас же позабочусь об этом. Вы узнали что-нибудь от вашего... мм... источника?
      - Все только запуталось. Но я узнаю. Клянусь.
      - Тогда я могу считать, что деньги потрачены с пользой. Но, пожалуйста, будьте осторожны, я вовсе не желаю, чтобы вы опять попали в какую-нибудь переделку.
      - Это обычная вещь в моей профессии, мистер Берин. Теперь, кажется, я выхожу на след.
      - Прекрасно. Вы меня заинтриговали. Секрет?
      - Никаких секретов. Я достал сумку, набитую детской одеждой. И несколько фотографий.
      - Детской одеждой?
      - Вещи Рыжей... или ее ребенка.
      Он поразмыслил над этим и признался: это головоломка, просто головоломка.
      - Теперь немедленно отправляйтесь спать. Звоните, когда понадобится.
      Глаза горели, выпитое пиво мешало думать. Я в последний раз затянулся и отбросил окурок, потом рухнул на диван и тут же провалился в сон, прекрасный, благословенный сон, отгораживающий от злых безобразных вещей бытия и оставляющий только туманную мечту...
      Колокол. Он звонил и звонил, я пытался отмахнуться от звона как от назойливой мухи, но безуспешно. Наконец я очнулся. У головы надрывался телефон, и я едва сдержал желание швырнуть его в стену.
      Это была Вельда.
      - Майк... ты? Майк, отвечай мне!
      - Я, дорогуша, я. Чего ты хочешь?
      В ее голосе прозвучало облегчение.
      - Где тебя черти носили? Я обзвонила каждый салун в городе!
      - Здесь был.
      - Я звонила четыре раза!
      - Спал.
      - А, снова гулял всю ночь... Кто она?
      - Зеленые глаза, голубые волосы, пурпурная кожа. Ты чего пристаешь? Кто из нас начальник?!
      - Рано утром звонил Пат. Что-то насчет Финнея Ласта. Перезвони ему.
      - Так бы сразу и сказала!..
      Я быстро дал отбой, набрал номер полиции, и дежурный объяснил мне, что капитан Чамберс на работе, но сейчас его нет: ушел по служебному делу. Желаете что-нибудь передать?... Я желал только выругаться, но попросил не беспокоиться и бросил трубу.
      Было пять минут двенадцатого, день наполовину убит. Я собрал детскую одежду в сумку, положил в боковое отделение фотографии, затем пошел в ванную и принял душ.
      Снова зазвонил телефон, и мне, мокрому, пришлось шлепать в комнату.
      Пат рассмеялся.
      - Как проводишь время, приятель!?
      - Если бы ты знал, то захотел бы поменяться со мной работой. Вельда сказала, что у тебя новости о Финнее.
      Он сразу перешел к делу.
      - Утром я получил сообщение с Побережья. Похоже, на Финнея Ласта падает подозрение в убийстве. Но дело в том, что парень, который мог бы его распознать, мертв, есть только описание.
      - Это уже кое-что. Финнея Ласта не трудно описать - Масляная голова. Что ты собираешься делать?
      - Я дал запрос. Если описание сойдется, то... У меня имеются копии его Фотографии - взял с разрешения на оружие - и я отправил их туда.
      - Значит, когда понадобится, его можно задержать по подозрению... если сумеем его найти.
      - Ну вот и все, просто решил держать тебя в курсе. А я сейчас занят. Смерть. Нужно писать рапорт.
      - Кто-нибудь из наших знакомых? - спросил я.
      - "Хозяйка" из клуба "Зеро-Зеро".
      Моя рука сжала трубку.
      - Как она выглядит, Пат?
      - Крашеная блондинка, около тридцати. Патологоанатом считает, что это самоубийство. Была найдена прощальная записка.
      Мне не не надо было спрашивать ее имя. В "Зеро-Зеро", возможно, дюжина крашеных блондинок, но я не сомневался.
      - Самоубийство, Пат?
      Ему не понравился мой тон.
      - Самоубийство, безусловно!
      - Ее имя Энн Минор?
      - Да... ты... как ты?..
      - Тело в морге?
      - Да.
      - Жди меня там через двадцать минут слышишь?
      Я приехал через сорок минут. Пат нетерпеливо расхаживал снаружи. Увидев мое лицо, он покачал головой.
      - Ты только что отсюда? - поинтересовался он. - Я видел более приятных на вид покойников.
      Мы вошли. Пат одернул простыню.
      - Знаешь ее?
      Я кивнул.
      - В связи с делом Сэнфорд?
      Я опять кивнул.
      - Черт побери, Майк! Патологоанатом совершенно уверен: это самоубийство.
      Я взял уголок простыни из его руки и прикрыл лицо Энн.
      - Она убита, Пат.
      - Ладно, приятель, давай зайдем куда-нибудь и поговорим.
      - Я не голоден.
      Мне вспомнилась прошлая ночь. Светловолосая улыбчивая Энн хотела убедиться, что она еще не лишена интереса, способна привлекать внимание. Но привлекла она не только мое внимание...
      Пат потянул меня за рукав.
      - Ну, а я голоден, и морг не портит мне аппетит.
      Я желаю знать, каким чудом явное самоубийство превратится в убийство.
      Неподалеку было кафе, специализирующееся на итальянской кухне, и мы отправились туда. Пат заказал поесть и бутылку красного.
      - Ее имя Энн Минор... это тебе, кажется, известно. Она работала "хозяйкой" у Мюррея Кандида. До этого - танцовщицей в мелких клубах, а еще раньше - в балаганном стриптизе. Последнее время, по словам ее коллег, была немного не в себе. Прощальная записка гласит, что она не смогла найти места в жизни и от всего устала. Почерк сличен с образцами на других документах.
      - Подделка!
      - Нет, Майк. Это подтвердили эксперты.
      - Значит следует проверить еще раз!
      Пат опустил взгляд, когда увидел выражение моего лица.
      - Я прослежу за этим.
      Он придвинул тарелку спагетти, подцепил полную вилку и тщательно прожевал.
      - Мы считаем, что все произошло так: перед рассветом она вышла на мост у Риверсайд-Драйв, сняла шляпку, туфли, жакет... положила на панель, сверху поставила сумочку и спрыгнула. Очевидно, она не умела плавать, да и все равно ее платье зацепилось за какой-то болт под водой. Около половины девятого утра на набережную пришли ловить рыбу ребята и заметили сперва ее вещи, а затем и ее саму. Один из них сбегал за полицейским, а тот вызвал спецслужбу.
      - Когда наступила смерть?
      - Приблизительно за пять часов до обнаружения тела.
      Я налил еще вина и выпил.
      - Этой ночью до двух сорока мы были вместе. Глаза Пата вспыхнули.
      - Продолжай.
      - Я интересовался у нее Рыжей, и Энн передала мне сумку - с детской одеждой, совершенно новой.
      Он кивнул.
      - Она была испугана? Подавлена?
      - Я общался с нормальной счастливой женщиной. Это не самоубийство.
      - Черт побери, Майк! Я...
      - Когда вскрытие?
      - Сегодня... немедленно! Ты снова заставляешь меня сомневаться! Теперь я уже не удивлюсь, если она окажется напичкана мышьяком!
      Пат отшвырнул вилку, с шумом отодвинул стул и подошел к телефону. Вернувшись, он буркнул:
      - Через два часа будет готово заключение.
      - Спорю, что это ничего не даст.
      - Почему?
      - Потому что кто-то чертовски хитер!
      - Или ты чертовски глуп.
      Я закурил и улыбнулся ему, вспоминая все, что мне известно об утопленниках.
      - На мою глупость можешь не надеяться.
      - Думаешь, это связано с Нэнси?
      - Да.
      - Тогда представь мне доказательства, Майк. Вез них я не могу и пальцем шевельнуть.
      - Ты их получишь.
      - Когда?
      - Когда в наши руки попадет тот, кто достаточно много знает.
      Пат взялся за спагетти, а я прикончил бутылку. Только Пат закончил трапезу как его позвали к телефону.
      Через пять минут он вернулся с ухмылкой.
      - Твоя теория провалилась. Специалисты перепроверили записку. Совершенно никаких сомнений, что писала ее Минор. Подделка исключается. Выбрось этот бред из головы.
      Я нахмурился - здесь, по крайней мере, ошибки быть не может.
      Пат наблюдал за мной.
      - Теперь, сам понимаешь, дело у меня заберут.
      - Остается еще вскрытие.
      - Хочешь на нем присутствовать?
      Я покачал головой.
      - Нет, лучше пройдусь.
      - Хорошо. - Пат посмотрел на часы. - Позвони мне часа через два. Я буду у себя.
      - И еще одно...
      Пат улыбнулся.
      - Я все думал, когда же ты попросишь.
      - Сейчас у меня нет времени на такую колоссальную работу. Проверь, пожалуйста, все больницы: лежала ли в акушерском отделении Нэнси Сэнфорд.
      - Обязательно, Майк.
      - Спасибо.
      Я заплатил по счету, простился с Патом и бесцельно побрел по улице, насвистывая какой-то мотивчик. Хороший день, прекрасный день... что за день для убийства!
      Да, состряпано все так тонко, что полиция не может назвать это убийством... пока. Ну а я могу. Готов заложить последнюю рубашку: блондинка задавала вопросы не там, где надо. Кому-то необходимо было заставить ее замолчать.
      Обойдя кругом весь квартал, я вернулся к машине. Улицы, как бы для разнообразия были пусты, и мне не пришлось по долгу торчать перед каждым светофором. Добравшись до Девяносто шестой улицы, я свернул к реке и нашел место на первой попавшейся стоянке.
      С воды дул легкий ветерок, несущий с собой, несмотря на все очистные сооружения, гарь и вонь промышленного города. Река была серого цвета, а пена, оставляемая проплывающими судами, казалась слишком густой - Почти как кровь. К берегу она прибивалась грязно-коричневой... Смотреть на это еще было можно, но если остановиться и подумать, становилось тошно.
      Она сняла шляпку, туфли, жакет... положила на панель, сверху поставила сумочку и спрыгнула. Это не внезапное решение. Так поступает человек, который долго обдумывал свой шаг; привел в порядок все дела.
      Самоубийство?..
      Ноги сами привели меня к траве у воды. Там стоял полицейский коротенький толстый парень с бутылкой пива в руках, который, очевидно, принял меня за своего, так как кивнул и позволил пройти.
      Музыка заиграла у меня в голове - как всегда, когда мне приходят невероятные мысли. Возникла сумасшедшая идея, дикая идея, которая все ставила на свои места. Дело будет у Пата.
      В траве на берегу валялась пустая жестянка с дохлыми дождевыми червями. Я выбросил червей, до блеска вытер банку, потом выбросил платок зачерпнул воды и вернулся назад.
      Не звоня Пату, я поехал прямо к нему. Он пожал мне руку, провел в кабинет и сунул заключение.
      - Вот, Майк. Она захлебнулась. И время названо верно. Теперь в этом сомнения нет.
      Я не удосужился читать заключение, просто швырнул его на стол.
      - Патологоанатом здесь?
      - Внизу, если еще не ушел.
      - Проверь.
      Он хотел задать вопрос, но передумал и позвонил.
      - Пока здесь.
      - Попроси его подождать.
      Не сводя с меня глаз, Пат выполнил мою просьбу, а повесив трубку, перегнулся через стол и спросил:
      - Что на этот раз? Я поставил на стол жестянку.
      - Отдай на анализ.
      Он взял банку, встряхнул и, нахмурив брови, уставился в поднявшуюся муть. Поняв, что объяснять я ничего не собираюсь, он резко встал и вышел за дверь, и я услышал шум лифта, увозящего его вниз.
      Я выкурил почти полпачки "Лакиз", прежде чем снова зашумел лифт. Пат был вне себя от злости. Он швырнул банку на стол и повернулся ко мне с перекошенным лицом.
      - Ну?! Вода со всевозможной грязью... Потом мне стали задавать вопросы. Я выглядел совершенным идиотом. Прикажешь всем сообщить, что частный сыщик использует лабораторию полиции как свою собственную?!
      - Почему ты не спросил, не то ли нашли у нее в легких? Не в желудке, заметь, - в легких. Захлебываясь, человек начинает задыхаться, потому что в горле закрывается маленький клапан - он предохраняет легкие от всякой всячины. Не много требуется, чтобы удушить таким способом. Лишь капля воды - закрыть этот клапан. Вода попадает в желудок, а в легких ее нет. Иди, спроси!
      Глаза Пата чуть не вылезли на лоб. Его зубы обнажились в звериной ухмылке, и он произнес:
      - Ты, головастый ублюдок...
      Разговор по телефону длился не более минуты, но был очень оживленным. Пат отпустил трубку и свалился в кресло.
      - Перепроверят. Но, думаю, ты прав.
      - Я давно это говорил..
      - Погоди, Майк. Нужно подождать заключения. Пока рассказывай.
      - Все очень просто. Энн Минор задушили, вероятно, у нее дома. Затем бросили в реку.
      - Значит, тело тащили от дома до реки, и никто этого не заметил?
      - А кому быть на улице в такой час?
      - Осталось одно: предсмертная записка.
      - Кажется, я могу объяснить и это.
      Пат уронил голову на руки.
      - Слушай, ты знаешь, я не круглый дурак. Я не первый год в полиции и люблю свою работу; все идет хорошо. Но появляешься ты со своими идеямии... Что я - глупею, старею? Превращаюсь в тупого бюрократа? Что со мной, Майк?
      Я мог только рассмеяться.
      - Не волнуйся, ничего с тобой не случилось. Просто ты забываешь, что иногда преступник опытнее самого лучшего полицейского. Ставь себя на их место - помогает.
      - Чепуха.
      - Теперь у нас на руках два убийства. Мы не разобрались в первом, но второе показывает с кем нам предстоит иметь дело. Это отнюдь не новички-любители.
      Пат поднял голову.
      - Ты говорил, что можешь объяснить...
      - Ну нет, дорогой. Сам трудись.
      Снова зазвонил телефон, и Пат взял трубку. Лицо его оставалось безучастным до конца разговора.
      - Вода в ее легких чистая. Следы мыла. Очевидно, она была утоплена в ванне.
      - Так радуйся.
      - Ну да, есть чем гордиться... Теперь меня будут поджидать с поздравлениями - и как это я додумался?! А что я скажу?
      Когда я выходил, Пат выругался мне вслед, но уже с улыбкой.
      Улыбался и я. Часть дела, слишком большого для одного человека, возьмет на себя полиция. В полиции есть люди и есть оружие. Мозги у них тоже есть. Теперь головы полетят, полетят головы, черт побери, - и скоро!
      Перед тем, как идти домой, я поужинал в забегаловке. Нагрузив поднос всем, что было, я устроился за свободным столиком, не спеша поел и, закурив сигарету, почувствовал, как на меня снисходит сытая благодать. Все кусочки мозаики, все части этой истории были собраны у меня в голове, но упорно не желали складываться в целую картину.
      День заметно потускнел, и вместе с сумерками на город спустился мелкий дождь. Я поднял воротник и под крышами домов пошел к машине. Движение стало гуще. Пока я добрался до дома, дождь усилился, и не было никаких признаков прояснения. Выйдя из гаража, я побежал, но все равно промок до нитки.
      Ключ в замке провернулся. Я попробовал еще раз, и он снова провернулся... Тогда я заметил царапины - замок был взломан. Я вытащил револьвер и с силой толкнул дверь. Она с треском распахнулась, и я влетел в квартиру, готовый ко всему, - но только никого, кроме меня, там не оказалось.
      В каждой комнате горел свет, и все было перевернуто вверх тормашками. Сквозняк продувал пыльные внутренности тахты и кресел, с которых была содрана обивка. Пустые ящики шкафа валялись на полу.
      Одежда, с вывернутыми наизнанку карманами, лежала сваленная в кучу. Не обошли вниманием даже холодильник: бутылки, банки, всякая снедь были разбросаны по кухне и собирали мух.
      Я схватил телефон и набрал номер интенданта.
      - Майк Хаммер, из 9-Д. Меня кто-нибудь искал?
      Ответ был отрицательным.
      - Сегодня никто подозрительный здесь не ошивался?
      Ответ снова отрицательный. Он поинтересовался, не произошло ли чего-нибудь.
      - Нет, но скоро, черт побери, произойдет. У меня в квартире похозяйничали, - едва сдерживаясь, ответил я.
      Он тут же разволновался, и мне пришлось просить его помалкивать очень не хотелось отвечать на вопросы и пугать соседей.
      Я прошел в спальню и принялся расшвыривать кучу одежды, пока не наткнулся на сумку. Подкладка ее была распорота, молния - открыта, детские вещицы валялись рядом. Оба боковых кармана зияли раскрытыми ранами. Пачка фотографий исчезла.
      Я провел тщательную инвентаризацию всего, что было в доме, - поиски стоили мне двух часов, - но единственной пропажей оказались фотографии. Потом, для верности, убедился еще раз. Не стоило беспокоиться. Пятьдесят долларов и часы лежали нетронутыми на тумбочке, а пачка старых выцветших фотографий исчезла.
      Эти снимки вовсе ничего не представляли для меня, но что-то значили для кого-то другого. Поэтому умерла Энн. Я опустился на обломки кресла, закурил дрожащей рукой и стал собираться с мыслями. На полу валялась разодранная пачка сигарет. Патроны из-под лампочек были распотрошены, сломанными пальцами висели провода.
      Я огляделся еще раз, внимательно всматриваясь в почерк обыска. Взяли фотографии - но искали что-то еще, что-то очень маленькое. Из чернильницы были вылиты чернила, и я вспомнил пустую перечницу и солонку на кухне.
      Конечно, все просто. Я поднял руку и улыбнулся кольцу.
      - Они еще вернутся, - сказал я ему. - На этот раз ты им не досталось, и они еще вернутся. А мы будем ждать.
      ...Из забытья меня вывел комариный писк телефона. Из трубки донесся голос Пата.
      - Что там?
      - Хотел тебе сообщить: мы снова все проверили. Сходится. Осталось только разобраться с этой предсмертной запиской. У тебя была какая-то идея... просто ума приложить не могу.
      Я ответил устало:
      - Расспроси ее друзей. Не заговаривала ли она когда-нибудь о самоубийстве? Возможно, прежде она думала о нем и даже написала записку. Кто-то отговорил ее, а записку приберег - на будущее.
      - Ты подумал обо всем.
      - Если бы.
      - Я изложил наши соображения районному прокурору. Он считает их досужим вымыслом.
      - А ты как думаешь?
      - Я думаю, ты поймал змею за хвост.
      - Это единственно безопасный способ.
      - Надеюсь ты прав. Продолжаем игру, Майк?
      - Конечно, малыш. Я дам тебе знать, когда появится что-нибудь новенькое. Как сейчас: у меня распотрошили квартиру. Искали кольцо Нэнси. Не нашли, но забрали те фотографии, что я взял у блондинки.
      - Дьявол! - взорвался Пат. - Почему ты их не спрятал?!
      - Конечно, я запру двери конюшни после того, как лошадь украдена... Я бы и не знал, что они для кого-то важны, если бы их не унесли. Я не жалею. Им нужно было кольцо, зачем - вот вопрос.
      - У меня тоже есть новости, - помолчав, заметил Пат. - Я получил ответ из больницы в Чикаго.
      Я стиснул трубку.
      - Ну?
      - Нэнси Сэнфорд лежала там четыре года назад. Не замужем, имя отца сообщить отказалась. Ребенок был мертворожденный. Никто не знает, куда она делась потом.
      Мои руки дрожали, голос упал почти до шепота, когда я благодарил его. На прощание он сказал:
      - А кольцо... Отдай его лучше мне, Майк.
      Я Рассмеялся.
      - Черта-с-два. Случай Нэнси все еще числится самоубийством в твоих книгах. Вот когда он станет убийством...
      Пат начал спорить, но я перебил его.
      - Что ты собираешься делать с Мюррем?
      - Его сейчас взяли в клубе. Везут сюда. Слушай, насчет кольца. Я хочу...
      Я выпалил "спасибо" и бросил трубку. Мюррея собираются допросить. Значит, у меня есть по меньшей мере два часа, хотя у него хороший адвокат и нужные связи. Времени достаточно.
      9
      Мюррея Кандида можно было разыскать по двум адресам: в клубе и дома, в респектабельной части Бруклина. По домашнему телефону ответил дворецкий, который с британским акцентом сообщил, что мистера Кандида нет и не ожидается до ночи, но он может передать все, что требуется. Я попросил его не беспокоиться и повесил трубку.
      Дворецкий. Золотые канделябры и редкие китайские вазы.
      Я опустил руку на диск и, подумав, набрал номер Лолы. Она сразу узнала мой голос.
      - Привет, милый. Ты где?
      - Дома.
      - Я тебя увижу?
      Буквально от нескольких ее слов у меня на душе становилось легко и свободно.
      - Немного позже. Сейчас я по уши в делах. Может, понадобится и твоя помощь.
      - Конечно, Майк. Что?..
      - Ты знаешь Энн Минор? Она работала у Мюррея.
      - Естественно. Не один год. А что?
      - Она мертва.
      - Нет!
      - Да. Убита, и я знаю, почему. За это дело взялась полиция.
      - О! Майк... почему так происходит? Энн не была... одной из нас. Она ничего... ВсеГда пыталась помочь... О, Майк, почему? Почему?
      - Успокойся, дорогая. Сейчас важное другое: где у Мюррея может быть квартира? Не дом в Бруклине, а просто место для развлечений или деловых встреч?
      - У него был уголок в Виллидже. Но я не уверена, что он сохранил его за собой. Мюррей регулярно менял такие квартиры, потому что не любил подолгу засиживаться в одном месте. Хотя Виллидж как район ему всегда нравился. Я... была там однажды... на вечеринке. Майк, я не хочу вспоминать.
      - И не надо. Примерно, где это?
      Она дала мне координаты, и я записал их.
      - Тебе придется расспрашивать. Я могу тебе помочь, но...
      - Сиди смирно, сам найду. Вовсе незачем рисковать тобой.
      - Хорошо, Майк. Пожалуйста, будь осторожен. Береги себя.
      Я улыбнулся.
      - Обещаю, милая. Я тебе позвоню потом, чтобы ты знала, что все в порядке.
      - Буду ждать.
      Вечер уже вступил в свои права, когда я кончил одеваться: одел сшитый на заказ костюм уже с местом для кобуры и, предусмотрительно набив карманы сигаретами, набросил на себя плащ, который вытащил из-под кучи вещей.
      В последний раз оглядев кавардак, я вышел за дверь и спустился в гараж. Дождь усилился и косыми струями рассекал воздух, разбиваясь на тротуарах и загоняя пешеходов под крыши. Машины двигались медленно, склонившиеся над рулем водители внимательно смотрели на дорогу и только быстро и неутомимо, как возбужденные клопы, бегали по стеклам щетки стеклоочистителей.
      Я свернул на Бродвей, входя в основной поток автомобилей к центру. Улицы совсем опустели, даже такси предпочитали пережидать под навесами стоянок. Иногда из распахнувшейся двери салуна кто-нибудь выбегал и, с газетой над головой, стремительным броском несся к другому бару или к метро. Но если и можно было обнаружить в Виллидже жизнь в тот вечер, то только под крышей.
      Неподалеку от места, которое обозначила Лола, находилось заведение под названием "Моника". Красная неоновая вывеска мерцала сквозь дождь, и, проезжая мимо, я разглядел бар с горсткой посетителей, уныло склонившихся над выпивкой. Что ж, с таким же успехом можно начать и отсюда.
      Я поставил машину, поднял воротник плаща и побежал, преодолевая ощутимое сопротивление стены дождя. Пока добежал, брюки промокли насквозь, в ботинках хлюпало.
      Головы в баре, как по взмаху дирижерской палочки, развернулись в мою сторону. Три парня, пойманные здесь в ловушке равнодушно отвели глаза. Две дамы, интересующиеся более друг другом, чем мужчинами, вернулись к томным чувственным взглядам и пожиманиям ног. Две другие милашки расплылись в зазывных улыбках, готовые бороться за права на вновь прибывшего. "Моника" обслуживала самую пеструю клиентуру.
      За стойкой красовался здоровый жирный тип со шрамом на подбородке. Одно его ухо, размером с клецку, окраской и формой смахивало на цветную капусту. Вряд ли это его зовут Моника. Он поинтересовался, что я закажу. Я попросил виски.
      - Все меняется, - прокаркал он, брезгливо скривив рот. - Все шиворот-навыворот. - Лесбиянки метнули на него по растерянному взгляду и оскорбленно отвернулись. - Там, где я работал раньше, девочки готовы были передраться за парня. Здесь дамы не думают ни о чем, кроме дам.