Когда начальник разведки закончил свой доклад, Свистунов подошел ко мне и, хлопнув себя плеткой по голенищу, сказал:
      - Из-за одного дня, комиссар, мы попали в мышеловку!
      - Готовились немцы не день и не два. Так что и мы одним днем положение не спасли бы, - ответил я, направляясь с ним в штаб отряда полковника Ничипоровича, где было решено встретиться перед выступлением.
      Командование партизанских отрядов уже сидело над картой. Когда мы вошли, Ничипорович сразу же сообщил, что его связист только что принес от Лены Колесовой радиограмму, полученную ею из Москвы. В этой радиограмме сообщалось, что ночью прибудет на площадку бывшего Кличевского аэродрома первый самолет с грузом.
      - Всеми работами по подготовке площадки для приема самолета буду руководить я вместе с начальником штаба майором Яхонтовым, - сказал полковник. - Уже посланы две роты для расчистки посадочной площадки. К аэродрому подвезите тяжелораненых для отправки на Большую землю. По нескольку представителей от каждого отряда выделить для встречи самолета.
      Вместе с Ливенцевым и Лепешкиным я верхом поскакал в Кличев. Там уже было все готово. Вокруг аэродрома расположилась охрана. Около костров дежурили сигнальщики.
      Самолет ожидали в полночь, но партизаны еще до заката солнца бросали нетерпеливые взгляды на восток: а вдруг прилетит раньше? Мучительно медленно тянулось время. Все с нетерпением ждали встречи с советскими летчиками, которые впервые посещали нас. Даже говорили шепотом, словно боялись отпугнуть долгожданную железную птицу. Ночь была тихая, звездная. Партизаны смотрели на небо - каждому хотелось первому заметить самолет. А его все не было.
      - Не случилось ли чего? - озабоченно проговорил Ничипорович.
      Ему даже боялись ответить.
      В полночь, когда тьма сгустилась, послышался далекий приглушенный рокот. Мы затаили дыхание. И лишь когда явно донеслось гудение самолета, Ничипорович торжественно и громко скомандовал:
      - Зажечь костры!
      И тут же попросил всех отойти подальше на всякий случай.
      Самолет летел очень высоко. Мы всматривались в черное небо, но ничего разглядеть не могли. Гул быстро нарастал. Самолет сделал над нами круг, вернулся и стал снижаться. В отсветах костров блеснули красные звезды на его крыльях.
      И только самолет коснулся земли и покатился, мы бросились к нему. Но когда он остановился, оттуда раздался громкий голос:
      - Стойте! Пусть подойдет командир.
      Летчики вели себя осторожно. Да иначе и не могло быть. Это был их первый рейс в нашу зону.
      . От нашей группы отделился Владимир Иванович Ничипорович. А вскоре и все мы все-таки подошли к самолету. От радости у многих партизан в глазах стояли слезы. Мы крепко пожимали руки летчиков, целовали, обнимали их. Затем подхватили на руки и начали качать.
      Когда немного успокоились, принялись выгружать тюки с толом, автоматами и патронами. Нам привезли и "Правду" с обращением ЦК КП(б) Белоруссии и Верховного Совета БССР к белорусскому народу.
      Летчикам, которых увели в хату, не давали ни минуты покоя, засыпали вопросами. Когда выгрузка закончилась, командир экипажа сказал:
      - Быстро пишите письма родным. Отвезу, а следующим рейсом привезу ответы.
      Партизаны разбежались искать бумагу, огрызки карандашей. Из-за недостатка бумаги писали групповые письма, то есть кто-нибудь в свое письмо родным вкладывал список фамилий партизан с их домашними адресами и просил сообщить по этим адресам, что такой-то жив-здоров и бьет фашистов.
      В самолет погрузили тяжелораненых. Когда наши бойцы несли Леонида Баранова, он горько улыбнулся мне и сказал:
      - Спасибо тебе, комиссар, за все, но имей в виду, как поправлюсь, снова прилечу в родной отряд.
      Я поцеловал его и пожелал быстрого выздоровления.
      Самолет сделал над аэродромом прощальный круг и взял курс на Москву.
      Трасса, проложенная в глубокий тыл летчиком Бибиковым, с этого времени стала постоянной.
      Я возвращался в отряд с полевой сумкой, набитой газетами и махоркой. В отряде меня ждали с большим нетерпением. Не успел я приехать, как партизаны сбежались к дому, в котором был штаб. У всех был один вопрос: что прислала Москва?
      Я вынул из сумки "Правду", и ко мне потянулись десятки рук, но я отдал газету секретарю парторганизации Коновалову. Он взял ее осторожно, словно большую драгоценность. У него заблестели глаза. Он посматривал то на меня, то на газету, не веря, что держит в руках настоящую "Правду". Около него собралась тесная толпа. Каждому партизану хотелось подержать газету в руках, рассмотреть ее.
      На первой полосе печатались Указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении военных званий высшему начальствующему составу Красной Армии. Рядом был напечатан Указ о присвоении звания Героя Советского Союза бойцам и командирам, особо отличившимся в боях с, фашистами. Вторая полоса была почти вся занята Указом о награждении орденами и медалями. Здесь особое внимание партизан привлекло то, что наряду с фронтовиками награждались и тыловики, своим трудом помогавшие фронту.
      - Вот он, тот крепкий, кулак, о котором мечтал Юхим! - сказал мне Лев Астафьев, припоминая наш разговор в крестьянском доме, когда мы еще не были партизанами. - Не дожил, сейчас бы ему показать эту газету, увидел бы, какая сила поднялась против захватчиков!
      - Братцы! - вдруг заорал Градунов, пальцами тыкая в газету. - Да ведь театры в Москве работают, "Травиату" ставят в филиале Большого!
      - Иди, Володя, тебя без билета пустят в этом казакине, - в тон ему весело сказал Астафьев. - Шпарь по рельсам, путь свободен! Говорят, смоленские да брянские партизаны ни одного эшелона не пропускают...
      * * *
      ...Гитлеровцы наступали из Березина, Белыничей, Могилева, Бобруйска и Осиповичей. Свислочский гарнизон переправился через Березину и двигался с танками в направлении Кличева. Партизаны начали отходить в глубь леса. Специально выделенные группы вели арьергардные бои, взрывали уже пройденные нами мосты, устраивали засады. За нами из каждого села выходили целые обозы местных жителей, которые боялись снова попасть под иго фашистов. Пришлось распределять их между отрядами, создавать отряды самообороны.
      По глухим лесным дорогам скрипели подводы, груженные домашним скарбом. Мужчины и женщины несли тюки с поклажей, грудных ребятишек. Подростки подгоняли скот. Фашисты обстреливали дороги из орудий, бомбили с самолетов.
      В Усакинских лесах скопилось свыше двадцати тысяч человек. Селяне обосновались лагерями в центре леса. Их охраняли отряды и группы самообороны. Немцы, как нам казалось, перестали нас преследовать, потеряли в лесу. Теперь можно было оставить мирных жителей на попечение нескольких групп партизан и отрядов самообороны, а самим продолжать свое главное дело наступление на железные дороги.
      Для решения всех этих важных вопросов было созвано совещание командиров, комиссаров и начальников штабов всех восьми отрядов.
      Совещание проводилось в старом усакинском лагере в штабе 208-го отряда. Оперативный штаб разработал маршруты для каждого отряда. Решили: 208-й отряд выйдет на железную дорогу Жлобин - Могилев; наш, 128-й, и отряд Изоха - на магистраль Борисов - Орша; круглянский - в Крупский район; отряд Ливенцева в район Осиповичей...
      Совещание уже заканчивалось, когда прибежал связной и доложил, что к деревне Усакино подходит немецкое воинское подразделение, примерно с батальон. А в некоторых участках леса появились группы фашистских автоматчиков. Мы срочно разъехались по местам.
      Поздно вечером прибыла группа Лены Колесовой. Девушки с боями прошли около сотни километров. С ними пришла еще одна группа десантников под командой Григория Ивановича Сороки. Они запросили по радио свой штаб и получили указание перейти в наш отряд. Это была огромная радость для партизан. Теперь у нас была радиостанция, и мы в любое время могли связаться с Москвой.
      На другой день командиры нескольких отрядов решили прорваться через заслон фашистов в направлении Быхова. Предполагалось, обойдя Кличев с востока, всем вместе оторваться от немецких войск, а уж оттуда каждому отряду идти по своему маршруту.
      Вначале дело шло как будто благополучно. В районе деревень Поплавы и Уболотье объединенными силами мы разбили небольшой отряд гитлеровцев. Но как только стали продвигаться дальше, более сильная вражеская группировка преградила нам путь. Зажатые в болотистом лесу, отряды попали в тяжелое положение. Два дня вели бой. Однако, израсходовав большое количество боеприпасов, убедились, что прорваться в намеченном направлении не удастся. Пришлось снова вернуться в глубь Усакинских лесов в надежде выйти из них на север. Но немцы перехитрили нас. Через несколько дней они блокировали дороги вокруг нашего леса, отрезали нам все пути.
      У нас к этому времени осталось так мало боеприпасов, что мы не могли вести даже короткий бой для прорыва.
      Ничипорович по рации передал в Центральный штаб партизанского движения просьбу прислать боеприпасы. Нам ответили, что груз будет сброшен. И в следующую же ночь самолеты сбросили большое количество патронов, гранат, тола, мин и медикаментов.
      Эта забота о нас ободрила партизан. Родина знает, помнит о нас сознание это удесятеряло силы.
      Мы подобрали сброшенные тюки и развезли их по отрядам.
      А с рассветом появились "юнкерсы" и начали кружить над нашим лесом и сбрасывать бомбы.
      С того дня бомбежки повторялись регулярно.
      Наши разведчики докладывали, что оккупанты заняли все окружавшие лес деревни и села и все туже затягивают кольцо. К прорыву надо было готовиться очень серьезно. А тут надвигалась еще одна беда - голод. Запасы продовольствия кончались. В отрядах выдавали по сухарю и картофелине в день на брата. Но вскоре и этого не стало. В первые дни селяне, которые унесли из дома все, что у них было съестного, делились с партизанами. А потом и у них запасы стали кончаться. Пришлось зарезать лошадей на мясо.
      В те тяжелые дни большую находчивость проявили наши женщины-партизанки. Они собирали травы, крапиву, щавель, лесной лук. По ночам в закрытой палатке, чтобы не было видно фашистам огня, они из зелени варили похлебку и кормили партизан.
      Все наши попытки прорыва кончались неудачей. И вот мы собрали командиров рот и взводов, чтобы обсудить создавшееся положение. Командир роты Николай Чернов высказал предложение попытаться пробраться по так называемому Белому логу. Среди большого лесного массива там широкой полосой тянулось топкое, труднопроходимое болото. Не может быть, чтобы гитлеровцы охраняли и этот участок.
      - Мы уже потихоньку вели разведку, - сознался Чернов. - И мне кажется, что там немцы не смогут оказать нам сильного сопротивления. А мы по болоту ходить научились.
      - А что, идея неплохая, - подхватил Елецкий, ставший теперь начальником штаба отряда.
      Мы приняли рискованное решение выделить ударную группу из самых выносливых бойцов и пойти на прорыв. Возглавить группу прорыва поручили инициатору идеи Чернову. Ему было выделено тридцать самых боевых партизан. Командир разделил свой отряд на две группы: разведывательную под командой Михаила Синюкаева и штурмовую во главе с Леонидом Тимаховичем. Было оговорено, что при прорыве разведка присоединится к штурмовой группе.
      Решили прежде всего вывести из окружения раненых и больных. Их поручили самым физически сильным партизанам. Руководил этой группой врач Петровский.
      Как только стемнело, отряд Чернова ушел. Пройдя километра три-четыре и выйдя на Белый лог, где под ногами чавкало болото, а по сторонам чернел густой кустарник, отряд столкнулся с боевым охранением противника. Чернов мгновенно оценил обстановку и, как было заранее обговорено, начал громко подавать команды, создавая тем самым впечатление многочисленности отряда, который окружает противника. Сначала бойцы стреляли вперед. Потом вправо и влево. Потом назад. Фашисты не выдержали неожиданного натиска и стали разбегаться. В образовавшуюся брешь проскочила вся группа вместе с больными и ранеными. Партизаны ушли; как рыба из прорвавшегося невода. Не было ни погибших, ни раненых.
      Отряд всю ночь шел беспрепятственно и под утро остановился в небольшом кустарнике. Когда рассвело, партизаны увидели, что рядом деревня, где полно фашистов. По дороге шли автомашины с немцами, танки, артиллерия. Они двигались в сторону Усакинских лесов.
      Немцы не могли и предполагать, что под носом у них сосредоточилось около сотни партизан. А наши ребята, голодные, без воды, просидели в кустарнике весь день. И только когда стемнело, тронулись в путь. К следующему утру партизаны выбрались в безопасное место. Возле небольшой деревушки их накормили местные жители. Чернов повел людей в Красное, где условились встретиться с остальными силами отряда, если они прорвутся.
      А в окруженном врагами лесу положение все ухудшалось. Фашисты сбрасывали листовки, предлагая партизанам сдаться в плен, а мирному населению разойтись по деревням. Стойкость советских людей озлобляла фашистов. Они усилили артиллерийский обстрел. Каждый день налетали вражеские бомбардировщики. От бомб и снарядов дым расстилался по всему лесу.
      Кольцо блокады все больше и больше затягивалось. Однажды в полночь вместе с отрядом Изоха мы попытались пробиться на север. Но это нам не удалось. Потеряв несколько человек ранеными, мы вернулись в глубь леса. К этому времени немцы заняли Дулебы и Межонку и соединились с южной и западной группировками своих войск.
      Наш оперцентр созвал совещание командно-политического состава отрядов. Решено было любой ценой вырваться из окружения. Виктор Ливенцев внес предложение пойти на прорыв возле деревни Усакино, через широкую поляну, которая врезалась в лесной массив. Он доказывал, что наибольшие силы немцы выставляют в густом лесу, где партизанам легче скрываться, а там, где нет леса, их оборона может быть слабее. Все с ним согласились.
      Поздним вечером отряд Ливенцева и два других небольших отряда вплотную подошли к немецкой обороне и замаскировались. А в полночь они дружно прорвались сквозь вражеские цепи. За ними последовала большая толпа жителей. Стрельбу фашисты подняли, когда основные силы уже пересекли поляну.
      Через день после ухода Ливенцева наш отряд, соединившись с 208-м отрядом, который беспрерывно вел бои с северо-восточной группировкой гитлеровских войск, стал тоже готовиться к прорыву. Но мы выбрали тот путь, по которому ушла наша санчасть, - через Белый лог.
      Создали две специальные ударные группы, состоявшие из пулеметчиков и автоматчиков. Первой командовал Иван Марков. Вторую возглавил Степан Григорьевич Елецкий. Кроме автоматического оружия и гранат, эти группы и основной отряд запаслись дымовыми шашками, чтобы поставить дымовую завесу и лишить гитлеровцев возможности вести прицельный огонь. В группы прорыва были выделены самые смелые и находчивые партизаны - Леонид Горбачевский, Петр Евсеев, Василий Вороненко, Владимир Градунов, Гриша Бойко, Лев Астафьев, Михаил Малахов, Иван Маковкин, Вася Копчиков, Михаил Шейко, Коля Шишкин, Петр Харьковский, Николай Нескреба, Иван Рысев, Григорий Кукушкин, Николай Дмитриенко, Михаил Синюкаев. Многие из них потом командовали взводами и ротами, а Михаил Малахов стал комиссаром отряда.
      Как только наступила ночь, отряд направился к месту прорыва. Разведчики, возглавляемые Градуновым, то и дело докладывали обстановку. У немцев все было спокойно, их посты изредка постреливали и пускали ракеты, враги не ждали нашего удара.
      Наконец отряд остановился. Марков увел свою группу по левой стороне лога, Елецкий - по правой. Мы со Свистуновым остались во главе полутысячного отряда, где самих партизан было не больше сотни, остальные - жители разных сел. Несмотря на такую массу людей, в отряде царила тишина. Каждый понимал, что решается судьба его собственная и всех его товарищей.
      Ночь выдалась темная, тихая. Мы долго лежали в кустарнике затаившись. Иногда в небо взмывала ракета, но нас в ольшанике немцам не было видно. И вот, когда очередная ракета угасла и тьма снова стала непроглядной, в тишине, словно взрыв гранаты, раздалась команда:
      - Вперед! Бей фашистов!
      И штурмовые группы бросились на вражеские фланги. А лог в это время оставался свободным. Основная группа прорыва бежала по нему без выстрелов, чтобы не привлекать к себе внимания фашистов.
      Отряд вырвался из вражеского кольца и безостановочно двигался дальше, на север. И уж когда мы были на значительном расстоянии от места прорыва, гитлеровцы кинулись за нами вдогонку. Это мы поняли по стрельбе, которая некоторое время следовала за нами. Но мы на эту слепую пальбу не отвечали, и фашисты нас потеряли.
      Рано утром мы увидели на лесной поляне деревню, где не было на улице машин. Все с облегчением вздохнули: неужели вышли из этой страшной адской жаровни?!
      Разведчики доложили, что в деревне немцев нет. Решили здесь сделать привал. Нам очень хотелось отоспаться, отдохнуть. Но необходимо было двигаться дальше. Мы взяли направление на Крупский район.
      Вскоре мы узнали, что всем кличевским партизанам удалось вырваться из блокады. Многие погибли, но и каратели понесли огромные потери.
      В бобруйском фашистском листке "Новый путь" сообщалось, что с партизанами в Кличевском районе покончено. Об этом Шенкендорф хвастливо сообщал и командованию группы армий "Центр".
      А партизаны тем временем готовились к новым боям и в Кличевском районе, и за его пределами. Партизанское движение с каждым днем приобретало все больший размах.
      "Смерть за смерть, кровь за кровь!" - было боевым девизом народных мстителей.
      Партизаны в наступлении
      После долгих, тяжелых переходов с боями и засадами наш отряд остановился в большом лесу на берегу тихой, обросшей лозняком да ольшаником реки Бобр, километрах в двадцати от железной дороги Минск - Москва, которую нам приказано было все время держать под прицелом.
      Сразу же начали делать шалаши. Теперь они у нас получались добротными, и строили мы их быстро. Плотники приступили к сооружению землянок прежде всего для санчасти, бани и хлебопекарни. Мы давно убедились, что нам проще самим выпекать хлеб, чем просить об этом деревенских женщин. Муку нам обычно мололи из отбитого у оккупантов зерна.
      И вот как только отряд остановился на постой, быстро задымила сделанная из жести пекарня, исправно снабжавшая нас лепешками. Наш пекарь Володя Щитов никогда не терял времени. Тесто у него кисло в бочках и в дороге, а напечь лепешек он мог в своей жестянке, не дожидаясь, пока печник вылепит настоящую печь. Случалось, что горячие лепешки выходили из-под рук Володи даже во время боя. Щитов до войны работал на хлебозаводе. А в отряд пришел прекрасным стрелком и страшно переживал, когда мы предложили ему организовать выпечку хлеба. "У всех настоящее дело, а я буду опять лепешечником!" - в отчаянье сказал он тогда мне. "Лепешки нам сейчас важнее твоих пуль!" - ответил я ему.
      Но был случай, когда и Володя-пекарь дорвался до "настоящего дела". Как-то во время боя в лесу почувствовал я запах горелых лепешек и пошел к возку, возле которого дымилась эта жестяная "скоропечка", как ее называли партизаны. Смотрю, дым из жестяной трубы валит, и вся эта пузатая бочка чадит горелым тестом. "Убили Володю!" - сразу решил я. Посмотрел по кустарнику туда и сюда. Нету нашего пекаря... И вдруг из-за кустов выбегает растрепанный, с разорванной во всю спину рубахой Володя. На шее и на плече кровь, левая рука тоже в крови, но правой он потрясает своей винтовкой и в восторге кричит:
      - Товарищ комиссар! Уложил я его одним выстрелом. Офицера! Я его с пекарной телеги увидел. А ребятам, что там, в канаве залегли, его не было видно. Ну я выбежал из-за кустов, р-раз!
      - Ты ранен! - кричу ему, чувствуя, что не унять его восторга. И подхожу с перевязочным пакетом.
      - Проклятый фашист, лепешки из-за него пропали! - И, не обращая внимания на мой пакет, Володя подбежал к печке и начал вытаскивать, спасать наполовину сгоревшие лепешки.
      ...А сегодня лепешки начали раздавать через каких-нибудь полчаса после остановки.
      Поблизости от нас расположился отряд Изоха. Должны были подойти и другие кличевские отряды. И это нас радовало. Соседство с другими отрядами укрепляло веру в себя.
      Этот район был более трудным для развертывания партизанской борьбы. Магистраль Минск - Москва была одной из основных, по которой гитлеровцы перебрасывали на фронт свои войска и технику. Поэтому сеть немецких гарнизонов и полицейских участков здесь была намного гуще. Устроившись на новом месте, мы прежде всего повели глубокую разведку во всех направлениях. И через несколько дней пришли к выводу, что в первую очередь надо очистить вокруг нас зону от врагов, которые могли мешать нашим диверсионным группам ходить на железные дороги, а самое главное - принимать грузы с самолетов. Одновременно с разведкой мы установили связь с более отдаленными партизанскими отрядами, расположенными вблизи железных дорог.
      После нашего выхода из окружения группа Лены Колесовой осталась у нас в отряде, но по-прежнему действовала самостоятельно по заданиям Центра. Мы старались создать десантницам все необходимые условия и во всем оказывали помощь.
      А в конце августа по заданию командования Западного фронта прилетел к нам с большой разведывательно-диверсионной группой подполковник А. К. Спрогис. Мы догадывались, что он руководит всеми такими группами, находившимися в Крупском районе.
      А. К. Спрогис быстро ознакомился с обстановкой и на совещании командиров сказал, что надо прежде всего уничтожить гарнизоны в селах на пути к железной дороге, чтобы подрывникам было свободней ходить на задания. Это совпадало и с нашими планами, и мы под его руководством двинулись на разгром гарнизона в местечке Выдрица.
      Задолго до рассвета партизаны заняли исходные рубежи. Григорий Сорока со своей группой залег в засаде у дороги, идущей со стороны Велятич. Усиленный взвод 128-го отряда зашел со стороны Крупок. Штурмовая группа человек в семьдесят под командованием Свистунова и Мазура форсировала вброд реку Бобр близ Выдрицы и на рассвете под прикрытием шквального огня других групп перешла в атаку. Противник отстреливался из дзотов. Партизаны, ведя непрерывный огонь, перебегая от дома к дому, от забора к забору, неуклонно продвигались вперед.
      Через час гарнизон из двухсот фашистских солдат и офицеров был истреблен полностью, но мы потеряли в этом бою тоже немало, в том числе нашу любимицу Лену Колесову. Посмертно Елене Федоровне Колесовой было присвоено звание Героя Советского Союза.
      После Выдрицы мы разгромили еще несколько более мелких гарнизонов. Теперь наши минеры почти беспрепятственно пробирались по лесам к железнодорожным путям. Но мы понимали, что гитлеровцы постараются восстановить свое положение в населенных пунктах, которые мы освободили. Надо было пользоваться моментом - развернуть во всю мощь подрывную работу на дорогах. Поэтому мы подготовили посадочную площадку и стали принимать самолеты, которые доставляли нам оружие, боеприпасы, медикаменты, а самое главное - мины новейшего образца для подрыва поездов. Наши подрывники хорошо научились обращаться с этим грозным оружием.
      А однажды мы получили то, о чем лишь робко мечтали, - письма. Мне пришло сразу два, от сестры и от любимой девушки - Ани. Раскрыв письмо от сестренки Лиды, я сначала пробежал по нему глазами, чтобы понять, все ли живы. И споткнулся только в одном месте, где сообщалось о ранении младшего брата. Но тут же успокоился, узнав, что Сережа снова на фронте. А уж потом внимательно прочитал все подряд. Родные, оказывается, считали меня давно погибшим. И я представил, какая радость была в доме, когда получили от меня первую весточку. Только я взялся за Анино письмо, подошел Володя Градунов. Он был расстроен тем, что не получил ни одного письма. И я уступил его просьбе, дал почитать письмо от моей сестренки. Мы потом вообще часто обменивались вот так письмами, потому что потребность общения с дорогими нашими советскими людьми, которые были там, на Большой земле, была громадной.
      Большая земля... Кто воевал, тот знает, что для нас, партизан, означали эти два слова...
      * * *
      С тех пор как самолеты стали доставлять нам мины и тол, у партизан-подрывников не стало ни минуты покоя. Круглыми сутками находились они в пути - то к железной дороге, то обратно в лагерь. Железную дорогу Борисов - Орша мы так оседлали, что с наступлением темноты движение поездов на Москву прекращалось совсем.
      Спасаясь от ударов партизан, оккупанты стали повсеместно укреплять свои гарнизоны. Окопами и колючей проволокой прикрывали железнодорожное полотно, станционные помещения и казармы. Метров на двести вдоль железной дороги они вырубили лес, а через каждые полкилометра строили доты и дзоты.
      Все это намного усложняло проведение боевых операций на дороге, но в то же время и обостряло партизанскую дерзость, повышало нашу изобретательность.
      Однажды я решил посмотреть, как немцы укрепили подступы к железной дороге, и отправился на задание с группой Градунова. Пошло нас больше десяти человек.
      В лесу встретились с диверсионной группой Романа Щербакова из 208-го отряда, которая возвращалась в лагерь. Роман рассказал, что за неделю они пустили под откос три эшелона, и предупредил, что, если у нас нет связных среди людей, работающих на железной дороге, пустить под откос эшелон теперь вряд ли удастся: уж очень усиленно охраняется дорога, патрули снуют туда и сюда, в лесу выставляются секреты.
      Видя, что мои ребята приуныли, Щербаков, хорошо знавший Градунова, отозвал его в сторону и доверительно сказал, что им все время помогает Сашка, сын путевого обходчика. При обходе своего участка железной дороги этот путевой обходчик тщательно запоминает, где находится немецкая засада, какая система патрулирования и прочее. Придя домой, он все, что узнает, рассказывает сыну, бывшему работнику железной дороги. А Сашка, хорошо зная расположение охраны, проводит потом диверсионную группу Щербакова на железную дорогу. Щербаков сообщил Градунову адрес парня, его приметы, пароль, по которому тот сразу поверит, что человек пришел от партизан.
      Распрощавшись с группой Щербакова, мы продолжали свой путь. В нескольких километрах от линии железной дороги остановились возле хутора, окруженного старым лесом. Отсюда решили тщательно разведать подходы к железной дороге. В разведку я отправил пятерых. А Градунова, Горбачевского и Карандашова послал к Сашке.
      Подходя к деревне, в которой жил Сашка, разведчики заметили, что там что-то неспокойно - люди бегали по улицам, суетились, кричали. А некоторые, пригнувшись, убегали по огородам в лес, в заросли, где стояли наши разведчики. Градунов сразу обратил внимание, что из деревни убегала молодежь. Не успели юноши и девушки добежать до опушки леса, за ними выскочили вооруженные немецкие солдаты. Наши разведчики поняли - немцы хотят отправить молодых людей в Германию. Выждав, пока беглецы скрылись в кустарнике, партизаны открыли по их преследователям огонь. Точным прицельным огнем из пулемета Леонид Горбачевский сразу же отсек гитлеровцев от молодежи. Зеленомундирники попадали на землю и, отстреливаясь, стали уползать назад в деревню. На дороге остался убитый фашист. Градунов забрал его винтовку и увел отряд в глубь леса. Беглецы, поняв, что их отбили партизаны, подошли к нашим ребятам и наперебой стали благодарить. Они рассказали, что в деревню приехали гитлеровцы и объявили, что всех, кому исполнилось 16 лет, отправят в Германию.
      Градунов обратил внимание на одного парня в этой шумной ватаге. Внешне он был очень похож на Сашку, о котором ему рассказывал Щербаков. Подойдя незаметно к этому парню, Градунов тихонько назвал пароль. Так как парень уже убедился, что это партизаны спасли их от немцев, он ответил Градунову так, как было договорено.
      Оказалось, что Сашка не подлежал увозу в Германию, потому что у него была сломана рука, но он организовал побег молодежи и хотел помочь односельчанам найти партизан. Мы предложили кое-кого из парней взять к себе в отряд. А самого попросили вечером вернуться домой, раз его все равно не берут, и жить себе тихо. Он нас понял и согласился стать нашим проводником на железной дороге.
      Сначала Сашка помогал нам сам. Потом устроил встречу с отцом, а тот, в свою очередь, свел нас с железнодорожниками двух соседних станций. Так росла и расширялась сеть нашей агентуры на вражеских коммуникациях.
      * * *
      Наступили холода. Большая часть партизан нашего отряда из шалашей переселилась в теплые вместительные землянки. Самую большую и светлую землянку соорудили для санчасти. Теперь у нас были не только кухня и хлебопекарня, но и мастерские по пошиву и ремонту обуви и одежды. Хозяйственники заготавливали, картофель, мясо, а для лошадей - фураж.
      Придя с боевого задания, партизаны помогали хозяйственникам, работали с утра до ночи, сменив автоматы на топоры и пилы. Каждый командир роты старался сделать для своих партизан землянки добротней и просторнее. В короткие сроки в лесу вырос целый городок. В землянках было тепло, а после скитаний по лесным тропам да нудных ожиданий поездов они казались даже уютными.
      В отряде выявились специалисты всех профессий - строители, печники, сапожники, портные, а самое главное - нашлись и оружейных дел мастера.
      Одну из землянок мы отвели под мастерскую по ремонту оружия. Наши оружейники ремонтировали, казалось бы, окончательно испорченные винтовки, пулеметы, автоматы. Восстановили даже пушку, которую нам удалось однажды найти на месте боя. У этой пушки был неисправным замок. Восстановили и его. Отсутствие прицела на пушке никого не смущало. Наводили пушку на цель через ствол, потом закрывали затвор и палили. Какой бы неказистой ни была эта пушчонка, а дело свое делала. Много наши мастера думали и над усовершенствованием автоматического оружия, добиваясь его безотказной стрельбы.
      Творческая мысль партизан работала в полную силу. Особенно кипела она у подрывников. Каждая операция прибавляла им опыта и мастерства.
      * * *
      Вскоре после разгрома немецких гарнизонов в Выдрице и окрестных селениях фашисты попытались восстановить там свое владычество. Однако им неизменно и повсеместно мешал специально выделенный, хорошо вооруженный взвод Синюкаева. Не ввязываясь в большие бои, Синюкаев устраивал засады и громил гитлеровские подразделения.