С черного неба сыпался черный дождь.
      Грег сидел на вокзале и угрюмо смотрел в окно. В левой руке он сжимал голографический поцелуй Холли, точно это был его последний билет из Свипер-сити.
      И это действительно было так.
      Он ехал в Центр, где решится его судьба.

      – Да, разумеется, — сказала регистраторша. — Числа забрали вашу жену и дочь. Вы хотите выиграть их обратно.
      Для него регистраторша выглядела спокойной молодой женщиной приятной наружности. Отвернувшись, такую сразу забываешь.
      – По закону я обязана сообщить вам о шансах, — продолжала она, и ее голос слегка изменился: включилась запись. — Сейчас я их рассчитываю, основываясь на доступной мне информации и предполагая, что сообщенные вами сведения точны. — Она сделала полагающуюся в таких случаях паузу. — Шансы против того, что вы выиграете Холли и Мириам, составляют 1230227 к 1.
      Грег снова кивнул. Даже немного лучше, чем он предполагал.
      – Я могу устроить вам встречу с Хранителем Судьбы, но эта встреча, разумеется, станет последней.
      –Да.
      – Тогда все в порядке. И последняя формальность. Вы должны подать мне заявление с мотивацией.
      – Конечно. Я здесь потому, что люблю жену и дочь больше собственной жизни. Без них моя вселенная утратила всякий смысл. И… — Грег уставился мимо нее на мельтешение призрачных зеленых цифр, пробегающих по внутренним стенам всех зданий в Свипер-сити.
      Пауза затянулась. Регистраторша выждала полагающееся по заложенной в нее программе время и выдала подсказку:
      – Вы закончили подачу заявления?
      – Нет. Хочу официально отметить очевидное. Я чувствую, что мне сегодня повезет.

      Они были самой обычной парочкой: влюбленные старшеклассники. Она ходила вместе с ним на занятия по биологии и сидела за партой на три ряда впереди и правее. Он любовался тем, как льющийся в окна солнечный свет ложился на ее щеки, таинственным образом придавая ее лицу тепло, радость и энергию.
      Ее звали Холли Били, а его Грег Хэлли.
      Она приехала в город поздно осенью, через полтора месяца после начала учебного года, и принесла с собой в класс белокурую непосредственность и голубоглазую улыбку.
      «Холли Хэлли», — думал Грег. Разве она сможет отказаться от такого восхитительного сочетания? Ей просто необходимо выйти за него замуж.
      Он поспорил со своим лучшим другом Эмметом, что она примет приглашение Грега на следующий танец.
      – Скорее собаки начнут танцевать на Луне, — заявил Эммет и проиграл пять долларов.
      – Я чувствовал, что мне повезет, — признался Грег, рассказав Холли о пари.
      – Я тоже, — ответила она и поцеловала его под дождем падающих листьев — возле гимнастического зала под сияющим звездным небом. Ее свитер потрескивал электричеством.

      Две недели спустя Холли сказала, что должна ему кое в чем признаться.
      Он медленно кивнул, настраиваясь услышать нечто скверное. Или что у нее есть друг в соседнем штате, или что ее родители снова переезжают, или что она испытывает к нему физическое отвращение, или…
      – Я не человек, — сказала она.
      Грег с облегчением рассмеялся и перевел дух.
      – Серьезно. Я не шучу.
      – Ну и пусть, — ответил он. А что тут удивительного? Это объясняло ее грацию, красоту и элегантность. Какой ослепленный страстью, влюбленный юноша признает, что его возлюбленная всего-навсего человек? Она же ангел, это очевидно!
      – Нет, не ангел, — рассмеялась она, касаясь его руки.
      – Тогда кто?
      – Это трудно сказать, — нахмурилась Холли. — То есть я-то прекрасно знаю, кто я такая, но подобное трудно объяснить. Даже не могу подобрать нужное слово. Я та, которая может быть.
      – Та, которая может быть, — улыбнулся Грег.
      – Совершенно верно, — подтвердила Холли, обнимая его. Грег видел, что быстрота его ответа ей приятна. Ему очень не хотелось ее разочаровывать.
      Но все же он признался, что не понял.
      Она попробовала снова:
      – Считай, что я исповедую некую религию. У вас ведь тоже есть религии — христиане, мусульмане, республиканцы и так далее.
      – Ну и…
      – Моя религия — событие. Мы считаем чудом то, что случается. Потому что все случившееся почти невозможно. Все шансы за то, что событие не произойдет — если сравнить их с числом событий, которые моглипроизойти взамен. Но все же событие случается, поэтому оно всегдаявляется чудом, слепым везением.
      – Что-то я тебя не понимаю, — пробормотал Грег.
      – Поцелуй меня. Думаю, этого будет достаточно.
      Так оно и оказалось. Счастье мало зависит от знания; любовь не требует детального понимания объекта страсти. Любовь сводит людей, и зачастую их любовной лодкой годами правит всего-навсего поцелуй.

      Вопрос о том, кто такая Холли, возникал нечасто. У нее была лишь одна особенность, сильно тревожившая Грега. Казалось, Холли считала себя неуязвимой. Она не знала страха. Она могла ночью прыгнуть в воду со скалистого утеса, а отцовский БМВ водила по проселочным дорогам на такой безумной скорости, что сидящий рядом Грег с трудом сдерживал крик — лишь бы доказать, что он достоин этой безрассудной красавицы.
      Родители приучили Грега к мысли, что страх есть дань судьбе. К тому же он был от природы осторожен и даже детские игрушки сперва нерешительно пробовал пальцем, словно опасался, что они нашпигованы булавками или взрывчаткой, а первый глоток молока из стакана делал с видом человека, подозревающего, что его хотят отравить.
      Осторожный мальчик вырос в осторожного юношу и в первую ночь их любви, когда его родители уехали на выходные, стал нашаривать на столике рядом с кроватью презерватив. Он привел Холли к себе в комнату после кино, и они сразу упали на кровать, одежда куда-то испарилась, а тела восхищенно кинулись навстречу друг другу, подобно пойманным дельфинам, выпущенным обратно в море.
      А она выхватила у него презерватив и швырнула в угол.
      Момент был неподходящим для споров, но позднее Грег высказал ей свою озабоченность. Неужели она хочет забеременеть? Ведь они, в конце концов, пока еще школьники.
      Холли лишь пожала плечами. Дело не в ее желании или нежелании, пояснила она, а в том, что необходимо полагаться на Порядок. Шанс священен. Его нельзя менять. Лишь Зло ведет нечестную игру.
      – Я здесь, потому что выиграла этот момент, — добавила она. — Судьбе нельзя диктовать; вот почему я сейчас с тобой.
      Она не забеременела — ни в этот раз, ни позже. В следующем году они перешли в выпускной класс.
      – Я никогда не видел твоих родителей, — сказал как-то Грег.
      – Хорошо, я их вытащу из кладовки. Хотя, боюсь, тебе с ними будет скучно. У них очень ограниченная программа. Они ведь роботы, одна видимость.
      И Грег приехал к ней в субботу вечером, мать Холли угостила его ужином, а отец — симпатичный седой мужчина с квадратной челюстью — говорил о футболе.
      Родители Холли и впрямь были скучноваты и нередко повторялись в разговоре, но показались Грегу в достаточной степени человечными.
      – Если у тебя родители роботы, — пошутил он, — то и ты сама робот.
      Холли закатила глаза.
      – А что, для тебя все люди в одинаковых костюмах тоже выглядят одинаково? — поинтересовалась она. — Не говори глупости.
      Тело Холли Били, пояснила она, как и тела ее родителей — эти смертные движущиеся оболочки — подлинны. Если их вскрыть, окажется, что они люди до мельчайших подробностей. Но два из этих трех тел — лишь оболочки. Третье же, то есть блистательная Холли Били, недавно прибыло на Землю из… другой вероятности. Или, как принято говорить на земле, из параллельной Вселенной. И если ее приятель, размазня по имени Грег, не в состоянии почувствовать разницу между четой ходячих тостеров и ошеломляющей личностью Холли Били, то он не достоин ее общества.
      Грег извинился за свою недогадливость:
      – Не смей даже дразнить меня намеками на то, что уйдешь. Я не смогу без тебя жить.
      – Осторожнее, — предупредила Холли, касаясь пальцем его губ. — Никогда не угрожай будущему. Того, что у нас есть, вполне достаточно.

      А теперь ее не стало, и он не мог с этим смириться. Ему было мало всех лет, прожитых вместе.
      Моросил дождь, и Грег задумался, не отражает ли хмурый день его настроение. Когда он прежде приезжал в Свипер-сити вместе с Холли, погода стояла солнечная, а улицы заполняла праздничная толпа.
      Когда приезжаешь в Свипер-сити с Земли, он преображается на человеческий лад. После рождения дочери они часто бывали здесь. Делали небольшие ставки, открывали двери вероятностей, выигрывали или проигрывали и возвращались с удачей или неудачей в Лисбург, штат Вирджиния, где жили.
      Тогда они были молоды и везучи.

      Грег вошел в вагон, отыскал свободное место. Он предпочел бы ехать в одиночестве, но вагон быстро заполнился, и рядом с ним уселся мужчина средних лет в очках с тонкой оправой и шляпе-котелке.
      – Не возражаете, если я закурю? — спросил мужчина, доставая трубку.
      – Нисколько.
      Мужчина уставился на светящуюся голограмму в руке Грега.
      – Петиция? — спросил он.
      – Да.
      – Возлюбленная?
      – Жена.
      Мужчина кивнул, задумчиво затянулся и вздохнул.
      – Случайно мы приходим, случайно уходим, — сказал он.
      Безобидное утверждение, которое мог произнести любой житель Свипер-сити. Но в Греге оно породило иррациональную ярость, желание вцепиться в горло этому невозмутимому начетчику и задушить его, вопя на весь вагон: «Везение твое кончилось! Ты сидел рядом с неверующим!»
      Вместо этого Грег уставился в окно. Огни Свипер-сити уплыли назад, и мрак за окном превратил стекло в черное зеркало. В нем он увидел себя — темноволосого мужчину средних лет, напряженного, но меланхоличного на вид и с отрешенностью в глазах, точно он уже признал поражение и увидел, как мелькающая мешанина цифр внезапно останавливается и вспыхивает красным, означая непоправимый проигрыш.
      И тогда с черного потолка прогремит голос:
      – Она мертва навсегда, и ребенок тоже. Да будет так. Петиция была исполнена по всей форме и апелляции не подлежит. Проситель должен дождаться решения Хранителя Судьбы.
      Этим решением, разумеется, станет смерть — новый прилив цифр, который безразлично поглотит Грега. И его уничтожение станет просто примечанием, событием без последствий. Но он уже будет мертв, когда захлопнется последняя вероятностная дверь, когда Холли и Мириам исчезнут навсегда, а жизнь лишится смысла.

      Грег и Холли закончили среднюю школу. Оба поступили в университет штата Вирджиния. Их друзья удивлялись, что они не живут вместе, но будто обитают в своем, отдельном мире. С другими они были вежливы, но сдержанны, не в силах скрыть правды: мир за пределами их взаимного обожания был химерой, наполненной суетой, еле слышными голосами и дурацкими социальными условностями.
      – Мы станем жить вместе, когда поженимся, — сказала Холли. — Мне надо сообщить новость отцу.
      – Я думал, твой отец — робот.
      – Моему настоящемуотцу. Ты с ним еще не знаком. Он тебя не одобрит. Впрочем, он никого не одобрит. Он считает, что чем больше у человека привязанностей, тем чаще судьба оборачивается против него.
      – Великая философия, — буркнул Грег. Холли поцеловала его в губы.
      – Ничего, он свыкнется, — сказала она. — Он меня обожает.
      Они поженились за год до выпуска. Свадьба была скромная, пригласили лишь несколько друзей-студентов, сестру и родителей Грега и родителей-роботов Холли.
      – Насколько я понял, твой отец меня не одобрил, — сказал Грег. — Твой настоящий отец.
      – Нет, — Холли вдруг стала печальной. — Он смирился с нашим браком, но это оказалось для него ударом.
      Вечером накануне свадьбы Холли пригласила Грега в свою квартирку над гаражом. Гораздо чаще она ночевала в двухкомнатной квартире, которую снимал Грег, неподалеку от университета.
      – Ты никогда не спрашивал, куда я ухожу, — сказала Холли.
      – Нет, — согласился Грег, и трепет сердца подсказал ему, почему.
      Он боялся, что это знание может их разлучить. Когда она куда-то исчезала, он приезжал к ее квартирке, видел перед домом ее машину, заглядывал в освещенные окна и убеждался, что ее нет… И сомневался, что ему хочется знать, где она пропадает.
      Похоже, она ощутила это и крепче прижалась к нему.
      – Я не уезжаю далеко, — сказала она. — И всегда помню о тебе, где бы ни находилась. Но мы скоро поженимся. Тебе нужно увидеть мой дом. Там могут сбыться наши мечты.
      И она взяла его с собой в Свипер-сити. В тот вечер дверь в него отыскалась под кроватью. Чаще всего она обнаруживалась в стенном шкафу. Научившись ее распознавать, Грег иногда замечал, как она, крадучись, перемещается по полу, а в летние дни отлеживается в ванной, словно спасающаяся от жары кошка.
      – Это отпирает дверь, — сказала Холли и показала светящуюся голограмму. Он мгновенно узнал ее губы — приоткрытые, ярко-красные и блестящие. Поцелуй, запертый в рубине размером с бейсбольный мяч. Чтобы создать свою голограмму, надо было наклониться и поцеловать блестящую хрустальную пластинку на машине для изготовления ключей. Притворившись, быть может, что это твое заветное желание.
      Губы целуют губы. Голограмма, запечатляющая этот поцелуй, могла открыть дверь. Ей соответствовало такое же изображение на двери.
      – Это твой ключ, — пояснила она. — Если тебе когда-либо понадобится пойти туда одному, он потребуется и для входа, и для выхода.
      Свипер-сити. Где же находится этот город? Все ответы были неудовлетворительными, бессмысленными и глупыми. Он находится в невообразимо далеком будущем. В параллельной вселенной. Там дом существа в человеческом облике, называемого ныне Холли Хэлли, и дом всех таких, как она. А точнее, как сказала Холли, он мог быть ее домом. Существует вероятность такого места. То был сон Холли, в котором она существовала, чтобы видеть его.
      Свипер-сити был религией, или артефактом религии, или…
      Грег сказал возлюбленной, что пока она ответила на вопрос достаточно подробно. Он взял ее за руку и крепко держал, пока они шли по городу, напоминавшему смесь Лас-Вегаса с Диснейлендом.
      – Так видят его люди, — сказала Холли, и он не попросил ее объяснить подробнее.
      На улицах бурлила людская толпа, летали шарики, тротуары были засыпаны конфетти. Клоун поднес к губам горн и издал грубый насмешливый звук.
      – Пошли, — сказала Холли и завела его в казино под названием «Катящаяся кость».
      В тот вечер они выиграли в рулетку беременность Холли, а дополнительно — работу для нее в местном рекламном агентстве.
      Бурная ночь вымотала Грега, и он не смог уснуть, пока не вернулся в свой родной город. Он с тоской понял, что их жизнью управляет шанс.
      Голос Холли был легким ветерком, овевающим его обнаженное плечо, полным тепла и сочувствия, литанией объяснения:
      – Настоящее есть сумма произошедших прежде случайных событий. Каждый новый день более невероятен, чем предыдущий, потому что путь до него длиннее, а развилок на этом пути больше.
      – А я привык думать, что обладаю свободой воли, — посетовал Грег. У него возникло ощущение, что любимая каким-то образом обманула его: пока он корпел над учебниками, она играла в карты, обеспечивая ему хорошие оценки.
      – Нет ничего свободнее выпадающих Чисел, — возразила Холли. — И твоя воля тоже в этом присутствует. Свипер-сити рождается в твоих глазах; он обязан подчиниться твоему пониманию природы вещей. Не понимаю, с какой стати тебе так огорчаться? Ты должен признать, что я очень удачливый игрок. Ведь нам не приходилось ездить в Центр. Ни разу.
      – В Центр? — Грег повернулся и окинул ее долгим взглядом.
      – Ну… В Центр. Да…
      – Расскажи мне о Центре. Чем-то мне это слово не понравилось.
      Интуиция его не подвела. Поколебавшись, Холли поддалась уговорам и объяснила, что Центр — это место, где принимают решения по крупным ставкам. В зале Хранителя Судьбы. А за всем этим наблюдают Сестры Колеса, чьи холодные глаза скрыты тенью капюшона.

      Поезд, негромко свистнув, замедлил ход. За окном через равные промежутки замелькали огоньки туннеля. Мужчина с трубкой встал.
      – Что ж, — проговорил он на прощание, — пусть Числа принесут вам Гармонию.
      – Спасибо, — ответил Грег и посмотрел вслед попутчику, пробиравшемуся сквозь переполненный вагон.
      Грег подождал, пока вагон опустеет, и лишь потом встал и зашагал по проходу. Вышел в холодную и гулкую пещеру вокзала. Его одолевали видения. На мгновение он увидел Холли. Она, пошатываясь, опирается рукой о стену и говорит: «У меня все в порядке», а потом отталкивается от стены и снова идет вперед, повторяя: «Я хочу лишь вернуться домой». А на желтой стене и в памяти Грега — ярко-красный отпечаток ее ладони.
      Подземная станция подавляла; большие каменные столбы цвета мокрого цемента тянулись вверх, в темноту. Грег ничего не забыл. Сейчас его должен был придавить страх, вытеснить из головы все мысли, заставить с воплями мчаться по блестящему черному полу в непостижимом одиночестве — куда вдруг подевались пассажиры переполненного поезда? — но он взбунтовался против страха. Гнев сохранил ему рассудок.
      Но как ее отец мог такое допустить?

      Сказочная жизнь. Дочку они назвали Мириам. Когда Грег получил диплом инженера, они переехали в Лисбург, штат Вирджиния, где его ждала работа в фирме в соседнем Фэйрфаксе — полчаса езды от дома.
      Коллеги по работе оказались умными и дружелюбными. Сама работа — увлекательной, а любовь к жене и дочке — безграничной.
      Однажды пятилетняя Мириам упала с дерева и сломала руку. Холли позвонила Грегу на работу. Они встретились в госпитале.
      Когда они вошли в палату, где лежала без сознания их дочурка, сердце Грега дрогнуло, словно его пронзили скальпелем. Он опустился на колени возле койки и коснулся щеки малышки. Ее белая загипсованная рука висела в воздухе, подвешенная на проволоках к блестящему стальному стержню.
      – Она поправится, — сказала Холли.
      Это же говорили и врачи, но Грега ужаснуло, что такое вообще про- . изошло. Рядом с бесстрашной женой он позабыл о неизбывной враждебности равнодушного мира. Он игнорировал все минные поля неудач. Он позабыл о собственной религии — религии страха, о неотвратимости блуждающих злобных и опасных сил. И теперь испытывал вину. Его мутило от мысли, что его собственная беспечность позволила случиться несчастью. Не позабудь он о бдительности, дочурка сейчас не страдала бы.
      Холли попыталась его утешить, но не смогла. Когда Мириам выписали из госпиталя, ее рука все еще болела. Грег слышал, как она плачет, заходил к дочке и утешал ее. Она засыпала, но он не мог уснуть всю ночь.
      Жена видела его страдания. И однажды вечером, через неделю после возвращения Мириам из госпиталя, сказала:
      – Мы можем подать апелляцию. Мне не хочется этого делать, потому что шансы на успех очень малы. Но попробовать мы можем.
      Сперва он не понял, о чем идет речь. А потом, когда решил, что понял, все равно не смог до конца осознать. Вероятно, он услышал лишь то, что позволяло сохранить надежду. Возможно, она упоминала о последствиях, но он предпочел не заметить этих слов.
      Он услышал лишь, что Мириам можно избавить от страданий. Узнал, что уже случившееся событие можно предотвратить. То, что Числа позволяли, они же могли и изменить. А в зале Хранителя Судьбы, среди непрерывно выпадающих Чисел, Холли сможет бросить вызов случайности событий, и, если удача окажется на ее стороне, новая последовательность событий возьмет верх над прежней. Все станет так, точно Мириам никогда не забиралась на дерево, не оступалась и не падала.
      – Почему ты не рассказала об этом раньше? — спросил Грег. '
      Возможно, она тогда ответила. Но он ее не услышал.
      Они сели в поезд и приехали в Центр. Потом в огромной приемной ждали, когда выйдут Сестры Колеса.
      – Кто из вас Игрок? — спросила женщина в плаще с капюшоном.
      – Я, — ответила Холли. Ее увели. А Грег остался, наблюдая за другими просителями — застывшими, молчаливыми и мрачными фигурами, которые сидели съежившись и обнимая себя за плечи, как будто боялись рассыпаться на части, ожидая в чистилище, как выпадут кости судьбы.
      Утро сменилось днем. Пожилая женщина вернулась, откинула капюшон, холодно взглянула Грегу в глаза. У нее были серые глаза оттенка затянутого облаками неба, при виде которых сразу вспоминались холодные ненастные дни. На какое-то ошеломляющее мгновение Грегу показалось, что он видит перед собой лицо жены, внезапно постаревшее от несчастья, но тут женщина заговорила, разрушив чары:
      – Мне очень жаль. Числа сегодня были не на стороне вашей жены. Прошу следовать за мной.
      Она лежала в какой-то комнатке на больничной койке. В соседней комнатке кто-то стонал. Грег так и не понял, кто стонет, мужчина или женщина; боль и муки стерли разницу.
      Холли открыла глаза.
      – У меня все нормально, — выдавила она. Ее левая рука была забинтована.
      – Что случилось?
      Она слабо улыбнулась. Ее лицо было очень бледным. Она коснулась правой рукой его щеки.
      – Числа оказались против меня. Ничего.
      – А что с твоей рукой?
      Ее глаза наполнились слезами. Она уперлась правой рукой в матрас, приподнялась. На ней был серый больничный халат.
      – Я хочу уйти отсюда, — сказала она. — Помоги мне одеться, и поедем домой.
      Он помог Холли одеться. Стоя, она опиралась на него, и он ощутил, как дрожит ее тело. Надевая блузку, она задела забинтованной рукой спинку койки и вскрикнула от боли.
      Когда они шли через станцию, она пошатнулась. Грег подхватил ее, нечаянно сорвав марлевую повязку, и ее ладонь оставила на стене кровавый отпечаток. Грег опустился на колени и перебинтовал ей руку. Его трясло от ужаса. Он увидел на месте отсеченных безымянного пальца и мизинца крупные черные швы, похожие на мух.
      – Мне очень жаль, — пробормотал он, и бессилие слов едва не свело его с ума.
      Потом, много позже, он спросил:
      – Что за существо этот Хранитель Судьбы? Что за чудовище?
      – Он не чудовище. Он мой отец. Я знаю, что сейчас он тоже скорбит, но таков Закон Колеса. Числа оказались против меня. Я заплатила свою ставку, иначе оказалась бы опозорена навсегда. К тому же счастье не в двух пальцах левой руки.
      И она поцеловала его.

      Сломанная рука дочки срослась, и она вновь, словно неуязвимая, помчалась сквозь полный опасностей мир.
      Затем последовали пять удачливых лет. Если оглянуться назад: пять подозрительно удачливых лет. Они жили сказочно счастливо. А он хотя бы раз спросил ее, почему? Как насчет служебного роста? Да, он упорно работал; он заслужил повышение. Но приходило ли ему когда-нибудь в голову, что хорошее вовсе не обязательно следует по пятам за достоинствами и упорным трудом?
      Ощущал ли он себя везучим? Если честно, то нет. Когда живешь внутри чьей-то удачи, привыкаешь ждать только хорошего.
      Они делали в Свипер-сити небольшие ставки — минимум, который требовался в мире Холли.
      Она побуждала его рискнуть по-крупному.
      – Лишь рискнув сыграть против малых шансов, можно приобрести большую Удачу, — повторяла она.
      – Но ведь у нас и так все хорошо, разве нет? — неизменно возражал он.
      Этого она не оспаривала, а странные, угрюмые и пугающие тени, на мгновение омрачающие ее взгляд, Грег принимал за обитающих в ней и воюющих между собой демонов, которым не нравится его здравый смысл.
       Должно быть, она все время подозревала неладное.
      Однажды она даже высказала это вслух.
      – Мне страшно, — призналась она. — Ведь всем время от времени приходится ездить в Центр. Всем, кроме нас. Мы там не были очень давно.
      Он вспомнил вечер, когда она начала этот разговор. Они собирались ложиться спать. Она только что приняла душ и стояла перед ним обнаженная, вытирая волосы полотенцем, а глаза ее не отрывались от стены, точно видели на ней колонки призрачных цифр.
      В тот день они выиграли двадцать пять тысяч в лотерее штата. Радостный день, уж это точно. Теперь они смогут купить дом, превосходный дом, мимо которого вчера проходили уже десятый раз, зная, что еще чуть-чуть — и они смогут его приобрести.
      – Выиграть такие деньги, — продолжила она, — можно только побывав в Центре. Хотя точно не скажу. Вдруг нам просто повезло? Повезло, и все тут.
      И добавила, успокаивая себя:
      – Невероятно — все. И нет причины, из-за которой эта невероятность не могла произойти. Что случилось, то случилось.
      Он улыбнулся, наблюдая за ее сомнениями, и протянул к ней руки. Она легла, прижалась к нему и улыбнулась в ответ.
      – Самое поразительное и невероятное во всей вселенной сейчас лежит в моих объятиях, — сказал он.
      Она засмеялась и крепко обняла его. Он ощутил ее согласие, проявившееся во внезапной яростной чувственности, и погрузился следом за ней в непостижимую логику любви.
      А что они могли тогда сделать? Если честно, то ничего. Жребий был уже брошен, или, что еще страшнее, его вообще никогда не бросали.

      И теперь он сидел на холодной скамье в приемной возле зала Хранителя Судьбы. Других просителей было немного. Помещение казалось больше, чем ему помнилось, но на этот раз он приехал один. Мир. теперь был огромным и враждебным.
      К нему вышла женщина. Лица ее почти не было видно. Ему подумалось, что это может оказаться та самая женщина, что увела Холли, когда они пытались изменить судьбу дочери. Но, наверное, все Сестры Колеса разговаривают отрывисто и властно и шествуют по мраморному полу с королевским достоинством, и все они похожи.
      Грег пересек холл следом за ней. Открылась дверь, и они вошли в помещение, где решится его судьба. Холли упоминала о нем лишь однажды, да и то кратко, но он узнал его мгновенно. По стенам стекали потоки зеленых цифр. Сестры Колеса подвели его к креслу из темного камня, а Хранитель Судьбы поднялся по ступеням, встал перед ним и произнес:
      – Что есть, то есть. Что будет, то будет.
      На фоне водопада цифр его фигура в мантии казалась черной. Но голос он узнал безошибочно.
      Это был тот самый жуткий голос, который он слышал в тот жуткий день.
      Возможно, удача еще не покинула его — горькая, ядовитая удача, Удача потерянных душ.

      Две недели назад. Другой мир. Он задержался на работе и позвонил Холли. Ее не оказалось дома, и он наговорил на автоответчик:
      – Попробуй договориться с Бет, чтобы она посидела сегодня с Мириам. Я вернусь до семи, и у меня новость, которую можно рассказать только в шикарном ресторане. До встречи.
      Премия оказалась совершенно неожиданной. Пять тысяч свалившихся с неба долларов.
      Машину Холли он перед домом не увидел. Когда он открыл дверь, в доме звонил телефон.
      Включился автоответчик, но он торопливо схватил трубку.
      – Мистер Грег Хэлли?
      Если бы это хоть капельку помогло, он сказал бы, что нет. Но он мгновенно узнал этот официальный голос, суровый и решительный. Говоривший представился офицером департамента полиции округа Фэйрфакс.
      К тому времени, как он снял трубку, Мириам и Холли уже были мертвы. Погибли в автомобильной аварии. Других жертв не оказалось. Вот все, что он узнал. Ужас не оставил места подробностям.
      Он поднялся наверх и вошел в спальню.
      На кровати сидел старик в монашеском одеянии. Откинутый капюшон обнажал крупную шишковатую голову, львиную гриву седых волос, высокий морщинистый лоб, голубые усталые глаза.
      Старик посмотрел на Грега.
      – Ты муж моей дочери, — проговорил он.
      – А вы кто?
      Грег, разумеется, понял, кто перед ним. На самом деле он спрашивал: «Почему?» или «Как такое могло произойти?» Хранитель Судьбы встал.
      – Я потерял дочь и внучку. Ты потерял жену и дочь. У нас общее горе.
      – Нет, не общее, — вспыхнул Грег. Он вспомнил отрубленные пальцы жены.
      – Ты вправе меня ненавидеть, — сказал Хранитель. — Но ты ненавидишь меня, пребывая в невежестве, а я предпочел бы, чтобы твоя ненависть была осознанной. Такая ненависть чище.
      И Хранитель объяснил.
      Его дочери захотелось жить так, как живут люди, и он разрешил ей появиться в этой вселенной. Она вышла замуж и стала заложницей судьбы. Он наблюдал за ее жизнью, охваченный дурными предчувствиями.
      Но ее жизнь складывалась удачно. Похоже, Числа ей благоприятствовали. Она играла с ясным умом и гордым сердцем — и процветала.
      А затем так глупо пожелала оспорить вынесенное против ее дочери решение. Ей захотелось переиграть незначительное, в сущности, событие.
      И она проиграла.
      – Я видел, как ей ампутировали пальцы, — сказал старик, и его голос дрогнул при воспоминании о боли. Конечно, он видел подобное и прежде, и расплата зачастую была куда суровее. Но то была его дочь, и ее боль усилилась для него многократно.
      – Я был потрясен. Я всегда говорил: «Что есть, то есть», но тогда я утратил веру и увидел иной путь. И твердо решил, что моя дочь никогда больше не пострадает. Для меня она стала выше Чисел. Я согрешил. Стал манипулировать исходом. Отверг Шанс. Отвернулся от Случайности.
      – Тогда почему…
      – Я стал жаден до удачи. Возгордился. Я хотел защитить свою дочь, избавить ее от боли. Но пошел еще дальше. Уподобившись богу, я завалил ее дарами. И зашел слишком далеко. Похоже, Совет уже некоторое время подозревал меня. А сегодня меня застали в Матрице, когда я подстраивал очередное чудо, твою — как вы это называете? — премию. Как говорят в твоем мире, меня застали на месте преступления.
      Грег подался вперед и стиснул плечи старика:
      – И они сотворили этот ужас? Убили Холли и Мириам, чтобы наказать тебя!
      Старик печально покачал головой:
      – В нашем мире не существует такого понятия, как наказание. Даже причины и следствия наказания для нас чужды. Совет лишь прекратил мои махинации. Оборвал долгую цепочку удачных событий. И баланс неотвратимо восстановился.
      Старик стряхнул с плеч руки Грега и встал, оказавшись выше его ростом.
      – Ты вправе меня ненавидеть. Мой эгоизм породил вакуум, в который ворвалась эта трагедия. Я сам так поступил и отменить последствия не могу. Я мертвец, погубленный гордыней. И продолжаю жить лишь потому, что выбора у меня нет, — проговорил он с вновь обретенным достоинством.
      Он проскользнул мимо Грега и распахнул дверцу стенного шкафа. Потом обернулся.
      – Мне очень жаль, сын мой. Теперь твой мир закрыт для меня, а мой — для тебя. И объединяет нас лишь скорбь. Прощай.
      Когда Грег бросился к шкафу, Хранитель уже исчез. Дверь в Свипер-сити сузилась, съежилась до размеров линейки, скользнула на пол и метнулась под кровать. И когда Грег отодвинул кровать, то увидел лишь пыль и старый носок.
      – Я хочу подать апелляцию! — завопил он. — У меня есть право на апелляцию!
      Но тот, кто мог услышать его вопль, находился очень далеко. Возможно, его вообще не существовало.

      На похороны Грег приехал вместе со своими родителями. Их лица были такими же, как у него, — бледными, искаженными горем. Они любили Холли и Мириам. Крохотный гробик дочери казался ему святотатством, призывом к разрушению всего мира.
      Грег уволился с работы, снял со счета все сбережения и уехал в Лас-Вегас. Там он проиграл все деньги с тем равнодушием, что привлекает внимание женщин. Некая дама с улыбкой хищницы поинтересовалась, не хочет ли он заглянуть в ее номер.
      – Извините, — ответил Грег, — но я женат.
      Поздно ночью он вернулся к себе в номер и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Он не мог заснуть, включил лампу на столике и уставился в потолок. У него раскалывалась голова, а тени на потолке словно расползались, как тараканы. Грег встал, порылся в чемодане, вытащил ярко-красный шар с голограммой поцелуя Холли, снова улегся и положил шар на живот.
      – Я поставил все, что у меня было, — пробормотал он. — Я играл по правилам…
      Он ждал. И уже решил, что ничего не произойдет.
      И тут он увидел дверь. Она выскользнула из-под двери туалета и раскрылась перед ним на полу.
      Грег нырнул в нее прямо с кровати и с торжествующим воплем провалился в Свипер-сити.
      И теперь он сидел в зале Хранителя Судьбы, готовый к финальной игре. Шансы были 1230227 к 1 против него.
      – Грег Хэлли, — произнес Хранитель, — подав апелляцию, ты обязан подчиниться решению Чисел. Если выпавшее число не совпадет с набранным тобой, ты примешь избранную для тебя судьбу. Если же Случайность примет твою сторону, твоя жена и дочь оживут и станут такими, какими были до катастрофы, а ты получишь право уйти и искать собственную судьбу так, как это принято у твоей расы.
      – Отец! — крикнул Грег. — Мое Число 9382.
      – Я не твой отец, — возразил Хранитель, — а Число ты должен набрать на панели перед тобой.
      – Ты мой тесть. Мы оба любили Холли и Мириам.
      – Да, — кивнул Хранитель. — Я скорблю.
      – Не ты один.
      – А кто же еще?
      – Мать Холли.
      Хранитель покачал головой:
      – Это человеческая аналогия, которая, боюсь, здесь не применима. У Холли нет матери; я ее единственный родитель.
      – Извини, но такое невозможно. Это не по-человечески. А я пришел сюда из мира людей.
      – И кто же эта мифическая мать?
      – Сестра Колеса. Кто же еще?
      «Я видел ее, — подумал Грег. — Видел, когда она уводила Холли в эту комнату».
      – Боюсь, человеческие домыслы не имеют здесь силы. Набери свое Число.
      – Сколько всего Сестер Колеса?
      – Восемь.
      – Здесь их семь.
      Хранитель обвел взглядом комнату. Он тоже насчитал семь Сестер, но повторил:
      – Твое Число.
      Грег медленно набрал: 9, 3, 8, 2.
      На стенах бешено замелькали цифры.
      «Я проиграл».
      Стены окрасились красным.
      – Числа не совпали, — объявил Хранитель. В зал быстро вошла восьмая Сестра.
      – Подождите, — сказала она. — Кажется, у нас была неисправность интерфейса. Я заново наберу Число просителя.
      – Такого прецедента не было! — крикнул Хранитель. Воцарилась тишина. Сестра откинула капюшон и пристально посмотрела на Хранителя, стоявшего на вершине лестницы.
      – Твое сердце, — сказала она. — И твои воспоминания. Это достаточный прецедент.
      Она снова надвинула капюшон, скрыв лицо в тени, наклонила голову и заново набрала Число.
      Стены замерцали, погасли и снова покрылись мелькающими цифрами. Зал вспыхнул яркой желтизной.
      – Числа удовлетворили твою апелляцию, — объявил Хранитель.

 
      – Когда ты вернешься, Холли и Мириам будут дома. Погубившее их событие стерто. Отныне твоя жизнь будет протекать, подчиняясь законам, действующим в твоем мире.
      – Спасибо, — сказал Грег.
      – Ты не понимаешь последствий того, что сотворил. Ты, если использовать ваше выражение, проклял нас всех. Те, кто находился в зале, стали свидетелями тягчайшего греха, который только известен нашей культуре.
      Грег молча ждал, ощущая придавившие старика усталость и утрату.
      – Мы увидели, как Числа поддались манипуляции… и материнской любви.
      Грег опустил ладонь на плечо тестя:
      – Есть высший закон.
      – Нет ничего выше Чисел.
      – Холли говорила мне, что крупные шансы перевешивают небольшие, что это справедливо для любой ситуации и определяет результат всех ваших испытаний.
      – Да, это так.
      – Тогда спроси свои машины, каковы были шансы на то, что я встречу Холли в своей вселенной, страстно полюблю ее, передам эту любовь другим, склоню на свою сторону Сестер Колеса и даже повлияю на решение самого Хранителя Судьбы. Спроси, насколько велики эти шансы.
      В глазах Хранителя появилось нечто вроде понимания. Грег повернулся и направился к двери. Рубиновый поцелуй Холли обжигал ему ладонь.
      И он услышал, как старик у него за спиной прошептал:
      – Мы сохранили веру. Мы сохранилиее.

       В свой семнадцатый день рождения Мириам Хэлли поцеловала юношу по имени Джеймс Маркхэм.
       — Я счастливейший человек в мире, — сказал он ей.
       — И это верно до тех пор, — повторила она ему слова отца, — пока ты об этом помнишь.
 
       Перевел с английского
       Андрей НОВИКОВ