Они ввели вирус Зое во все основные артерии, не обращая внимания на бессильную ярость Гекса, сверкавшую в ее глазах.

И только тогда осознали свою первую ошибку.

— Слушай, а что будем делать с ее мышами? — спросила Сэм. — У нас их четыре — в консервационных кувшинах.

— Ах ты, черт! — Макс оглянулся на грузовик, где остались кувшины. — Мы не должны были помещать их отдельно!

— Теперь уже поздно — по крайней мере для Зои, — устало отозвался Укия, откидываясь на сене и мечтая оказаться в кровати. — Мы уже ввели ей вирус, мыши могут только снова заразить клетки, трансформированные в человеческие.

Сэм взъерошила пятерней свои короткие светлые волосы.

— А как же нам заставить мышей снова стать частями ее тела?

— Нужно их уничтожить, — тихо сказал Джаред. — Это будет только милосердно — она не вспомнит, как за ней охотились и безжалостно убили.

Укия медленно кивнул в знак согласия. Мыши Онтонгарда скорее убегут, чем сольются с телом, подвергнутым терапии.

— Он прав. Мышей нужно убить.

Макс смотрел на Зою, неподвижно лежащую на столе.

— Как долго ее нужно держать в стазисном поле? Нам необходимо переместить его на Алисию и остальных.

— Процесс достаточно быстрый. — Укия чувствовал растущую панику Зои по ходу того, как члены ее один за другим немели, практически отмирая от остального тела. — Скорость сама собой замедлится по мере приближения числа онтонгардских клеток к нулю. Я должен проследить за трансформацией. Возможно, придется сделать ей еще несколько инъекций для поддержания процесса.

— Ты? Да ты на ногах еле стоишь, — заметил Макс. — Ты бы лучше съел что-нибудь и отправлялся в постель.

— Я присмотрю за Зоей, — предложил Джаред. Укия взглянул в дальний угол сарая, где Ренни устанавливал следующую бочку возле второго генератора статического поля.

Можно ли доверить Зою Твари Ренни?

— Я, Джаред, могу это сделать, — тихо повторил Джаред. — Я помню свою сестренку и не собираюсь дать ей умереть.

… Значит, ты хочешь видеть нового ребенка, да, копуша? Ну ладно, хорошо. Не надо грызть пальцы, не важно, что они напоминают червяков. Как ты полагаешь, копуша, бывает ли любовь с первого взгляда? Я подобрал ее — ив ту минуту уже знал, что не пожалею за нее жизни…

Джаред почувствовал укол памяти и узнал источник. Он вперился взглядом в глаза Укии, как будто ожидая, что оттуда выглянет черепаха.

— Маленький Волшебный Ползун?

Укия ясно ощутил его в себе — маленький островок тепла, любовь Маленького Волшебного Ползуна к мальчику, который на его глазах стал мужчиной. Лицо Джареда исказилось от боли — только что созданная Тварь почувствовала это обожание.

— О Боже мой, — выговорил Джаред, в глазах его заблестели слезы.

— Что-то не так? — спросил Укия.

Джаред удивил его, неожиданно стиснув в объятиях.

— Я даже не подозревал, как сильно старик-черепаха любил меня… Но он умер ради спасения Зои.

Алисия оказалась последней. Все повреждения, нанесенные ей Дегасом, исцелились, и она лежала в стазисном поле, похожая на спящую принцессу. Укия по-новому смотрел на нее, чувствуя себя так, как будто до сих пор не видел истинной Алисии — пока не стала слишком поздно. Теперь он мог найти в памяти тысячи недопонятых слов, взглядов, прикосновений — проявлений нежности. Она любила его и пыталась показать ему свою любовь — а он оставался безнадежно слеп.

Теперь, с этим новым знанием, он вспоминал праздник Четвертого июля как сплошной кошмар. Он был убит в середине месяца и по возвращении к жизни какое-то время избегал общества. Пикник стал первым днем его возвращения к людям. Алисия пришла к самому началу праздника, обняла Укию со слезами на глазах и попросила пойти с ней в мансарду. Сказала, что должна сообщить ему кое-что очень важное. Кое-что, что ему давно следовало бы знать.

Но тут из дома вышла Индиго с вопящим Киттаннингом на руках.

— Милый, он ни с того ни с сего проснулся и начал плакать. Я никак не могу его успокоить.

Укия взял сына на руки и взглянул на изумленную Алисию.

— О, Алисия, ты и не знаешь — это Индиго, моя девушка, а этот малыш — мой сын, Киттаннинг.

Если бы хоть что-нибудь из этого Укия содеял намеренно — не было бы ему прощения. Но даже сделанная по неведению жестокость остается жестокостью. На лице Алисии отобразилось неприкрытое страдание — но она быстро овладела собой. Самое скверное, что не было никакой возможности исправить причиненный вред. Укия любил Алисию как сестру, как близкого друга — но не более того. Оставалось только надеяться, что она больше не считает его своим принцем в сверкающих доспехах — потому что таковым для нее он никогда не станет.

А вот Квина они потеряли. Он тоже был подвергнут терапии, но то, что от него осталось, не могло функционировать. Они только и смогли, что сделать вывод — вороны, вылетевшие из его тела, нарушили какие-то жизненно важные процессы, разрушили внутренние органы. Он оставался неподвижным — набор тканей, отказывающихся согласованно функционировать.

Двое Волков забрали тело, чтобы уничтожить его.

Укия проковылял туда, где Джаред надзирал за спящей Зоей.

— Теперь твоя очередь.

— Моя очередь?

— Мы можем снова сделать тебя человеком. Ты исправишься очень быстро, а так как ты не был ранен, риска почти никакого.

— Дядя, откуда же я буду знать, что это за существа, и чего они хотят, и какие средства они используют для достижения цели? Если я вернусь в прежнее состояние, возможно, я даже не смогу их разглядеть, окажись они у меня перед носом.

— Но…

— Сколько людей умерло, пока я думал, что Броди остается собой, что Квину можно доверять?

— Ты не должен винить себя. Ты же не мог знать.

— Потому что тогда я был человеком, — кивнул Джаред. — Я стал копом, чтобы предотвращать убийства — такие, как убийство Волшебного Мальчика. Его убил Онтонгард. И я должен знать о них, чтобы с ними бороться.

— Джаред! Но ты же не можешь оставаться как есть! Ты не понимаешь, что это на самом деле такое…

Джаред щелкнул Укию по носу — старое приветствие Маленького Волшебного Ползуна.

— Дядя, я в достаточной степени Ренни, чтобы понимать последствия своего решения. И в то же время я в достаточной степени Джаред, чтобы принимать решение свободно.

Зоя полностью восстановилась, но не помнила ничего, что произошло со времени похищения. Она сказала, что вспоминает, как ей сделали инъекцию, как она заболела, как начались странные сны. Зоя практически полностью стала прежней, как помнил ее Укия, — за исключением привычки подскакивать от каждого громкого звука.

Крэйнаку понадобилось больше времени на восстановление. Онтонгард не успел окончательно исцелить все повреждения, нанесенные человеческому телу, до превращения его в человека. Но Крэйнак стоически переносил испытания и поговаривал о долгих каникулах сразу по возвращении домой.

Мальчик по имени Гленн, так же как и Алисия, нуждался в повторной терапии, чтобы превозмочь заражение Онтонгардом. Но по окончании процесса даже Дегас был вынужден признать, что в людях не осталось ничего от Гекса. И нехотя пообещал оставить бывших Тварей в покое.

Укия позвонил Индиго и порадовал ее добрыми новостями. И впервые в жизни услышал, как она плачет от радости.

Пятница. 10 сентября 2004 года

Пендлтон. Орегон

Они оставались там до пятницы — ожидая полного исцеления Крэйнака. Кроме того, Брыкающиеся Олени хотели, чтобы Волшебный Мальчик поучаствовал в собрании племени. Макс заказал билеты по-новой — для себя, Укии, Крэйнака и Алисии. Ренни мог бы отправиться вместе с ними, но он предпочел заказать билет отдельно, вследствие чего Макс громко интересовался, где Стая прячет свои сбережения.

Сэм продолжала колесить в фургоне по окрестностям, желая поразмыслить над предложением работы, которое ей сделали. Улыбки в сторону Макса означали, что это будет более чем просто размышление, но подробных комментариев она не давала. Макс в своем отношении к ее будущей работе колебался между тихим ужасом и наплевательством. В конце концов, заявил он, Сэм видела их всех в худшем виде, и в Питтсбурге не может случиться ничего более жуткого. Укия надеялся, что это правда — ради Макса.

Брыкающиеся Олени всей семьей приготовили одежду для Укии: мокасины, штаны из выделанной оленьей шкуры, обшитую бисером рубашку и орлиные перья. Он как раз причесывался, когда его нашла Алисия.

— Привет!

Укия улыбнулся девушке, хотя чувствовал себя очень неловко. Все равно как если бы он случайно прочел ежедневник своей подруги и узнал все ее тайные мысли, после чего ее место заняла тихая, грустная незнакомка. Интересно, после всего случившегося Алисия сможет хотя бы хорошо к нему относиться?

— Она знает? — спросила Алисия.

Кто — она? Что она знает?

Он недоуменно взглянул на Алисию — и неожиданно понял, о чем она спрашивает.

— То есть знает ли Индиго, что я… что я не человек? Да.

Укия лихорадочно придумывал, что бы сказать, чтобы исправить ситуацию, — но все утешения казались слишком ничтожными.

— Ты — моя лучшая подруга. Никогда я не дружил крепче ни с одной женщиной. Я очень люблю тебя — но никогда не думал о тебе в… ином контексте.

Ее губы скривились в подобии улыбки, но глаза оставались грустными.

— Ты не виноват. Ты ни о ком не думал в «ином контексте». Это она соблазнила тебя. И развратила.

Он понял, что куда проще было бы позволить Алисии так думать: что она осталась в проигрыше, потому что оказалась более благородной женщиной. Но это означало бы частично солгать и дать человеку ложное представление. Ложь и так причинила уже слишком много вреда.

— Нет. Не сваливай все на нее, Алисия. У меня нет слов, чтобы описать, что я почувствовал, когда первый раз увидел ее. Она в самом деле научила меня словам и действиям, но чувства были мои собственные. Я не мог перестать думать о ней.

— О, мой маленький Волчонок, я проглядела момент, когда ты вырос и влюбился.

— Извини. Я не хотел сделать тебе больно.

— Ты и не сделал, — прошептала она и протянула руки, чтобы вплести ему в волосы орлиное перо. — Я сама сделала себе больно. Иногда я чувствую, что смотрю в зеркало и не узнаю своего лица. Вижу кого-то другого — женщину, обманувшую себя саму. Ты был так красив и надежен, а я так устала, что со мной никто не считается.

— Ты мне глубоко небезразлична. — Укия взял ее руку и ласково сжал. Она рассмеялась.

— Это не поможет, как и прежде не помогало. Я думала, ты так нежен и кроток потому, что еще совсем молод и тебя слишком опекают. Решила, что, когда ты вырастешь, твои мамочки дадут тебе больше воли. Я хотела, чтобы ты из волчонка превратился в дикого волка. Я увидела тебя тогда на пикнике — и поняла, что ты из маленького бойскаута разом превратился в счастливого семьянина.

Укия подумал о Джее, известном смутьяне, которого Волшебный Мальчик всегда любил больше, чем любого прямого и честного человека. Алисии он тоже понравился бы.

— Я слишком стар для мужчины, который тебе на самом деле нужен.

— Теперь я это знаю, — прошептала она. — Мне нужен человек, которому нравится рушить стереотипы, который с радостью разнесет вдребезги согласованное течение жизни и спляшет на осколках. Я знаю, что это всего-навсего мой собственный способ бороться со смертью — наверное, потому что мои родители умерли совсем молодыми. Но я не хочу меняться. И уж тем более — менять тебя.

Последний раз он присутствовал на собрании, еще когда был Волшебным Мальчиком. С тех пор мир успел измениться несколько раз. Однако для передвижения до сих пор нужны были лошади, и именно в лошадях измерялось личное богатство. Все Истинные Американцы явились на собрание верхом, и дорога на Круг превратилась в бесконечный поток каюсских выносливых лошадей.

Корпуса резервации теперь стояли рядом с вигвамами. И там, и там люди готовились к параду. Укия изучал в зеркале свое отражение в маленькой ванной комнате в корпусе кузена Лу, знакомясь со своим новым лицом. Воин в зеркале удивлял его. И дело было не только в свежей боевой раскраске и не в том, что лицо его стало жестче и мужественней, как всегда после победы в трудном бою. Нет — он просто перерос Волчонка, и Волшебного Мальчика, и Щенка — включая и человеческие, и инопланетные их свойства. Наконец он стал мужчиной — чем-то большим, чем все его прежние составляющие.

В дверь постучал Джаред. Он просунул в щель голову и сказал на языке нез перс:

— Дядя, уже пора. Ты скоро?

Укия был рад, что сейчас чувствовал Джареда как Джареда, а не как Ренни, — хотя запах Стаи тоже, несомненно, исходил от него. Он ответил, пряча улыбку:

— Кыш отсюда.

Джаред усмехнулся и щелкнул его по носу.

— Давай шевелись, копуша, все пропустишь.

И Укия вышел вслед за Джаредом наружу, невольно шагая в такт древнему ритму барабанов, чтобы занять свое место в кругу семьи, друзей — и своей Стаи.