Эрик украдкой бросил взгляд на Марго, гадая, удастся ли им отдохнуть, если ему до самого утра придется вздрагивать от малейшего шороха, отражая докучливые попытки любопытных поглазеть на девушку. А в том, что любопытных этих вскоре найдется немало, можно было не сомневаться. Очень скоро каждому из них придет в голову полюбопытствовать, с чего это женщине взбрело в голову появиться в трактире, да еще закутанной с головы до ног в теплый плащ. Да что там, он бы и сам на их месте не удержался, чтобы не поинтересоваться, что же скрывается под капюшоном: необыкновенная красота или ужасающее уродство!
      Он покачал головой:
      – Нет, боюсь, моей жене это не подойдет. Лучше уж в конюшне. Если вы только отыщете для нас одеяла, мы с удовольствием переночуем там, а заплатим сколько скажете.
      Старый Мак осклабился.
      – Даже и не заикайся о деньгах, парень! Ведь послал вас ко мне не кто иной, как сынок моего прежнего хозяина! В конюшне так в конюшне, на том и порешили! Вы там не промокнете, головой ручаюсь. За лошадьми у меня смотрят как за людьми, Богом клянусь! – И он разразился смехом. – Пойдемте со мной. Вашей леди, должно быть, не по нутру весь этот сброд. Устроитесь поудобнее, а уж я раздобуду вам поесть и теплые одеяла.
      Старый Мак оказался прав. Марго и думать боялась, что придется оставаться в трактире, и, выбежав во двор, с наслаждением вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух. Даже слушать нестройные пьяные вопли и стоны валявшихся на земле гуляк было лучше, чем оставаться в этом ужасном месте. Сейчас даже конюшня казалась ей куда более привлекательной. Тем более что запах, исходивший от лошадей, был куда приятнее, чем вонь немытых тел вперемешку с кислым запахом эля. Как только они оказались под крышей, она немного приподняла капюшон и с удовольствием принюхалась: пахло соломой, деревом и свежим сеном.
      Подошел Эрик и принялся нежно растирать ей озябшие руки.
      – Вот и все. Было не так уж плохо, да?
      Марго заморгала и, словно не веря собственным ушам, уставилась на него.
      – Это б-было не п-просто п-плохо, это б-было ужасно! И ч-что только могло заставить т-тебя раньше б-бывать в подобном… – она замялась, подыскивая подходящее слово, – …свинарнике?
      Вспышка ее гнева застигла Эрика врасплох.
      – Я… мы… то есть моим братьям, да и отцу, не раз, бывало, приходилось ночевать в тавернах во время поездок. Для любого путника это обычная вещь, уверяю тебя.
      Ничуть не удовлетворенная уклончивым ответом, Марго решительно подбоченилась и впилась в него гневным взглядом:
      – И это единственная п-причина, п-почему ты появлялся в п-подобных заведениях?
      – Нет, – тихо ответил Эрик. – Мне на моем веку довелось выпить не одну кружку эля в таких же тавернах, как эта. Но то же самое может сказать о себе большинство мужчин.
      – И это все?
      – Все? – ошеломленно повторил он, не понимая, куда она клонит.
      – Да, – она гневно топнула ногой, – это в-все, д-для ч-чего ты з-заезжал в т-т-т…
      – Таверну? – подсказал Эрик.
      – Да!
      Эрик непонимающе покачал головой. Женщины вообще странные существа. Еще минуту назад ласковые и любящие, они вдруг неожиданно приходят в бешенство и фыркают, точно разъяренные кошки. Боже, помоги тому, кто попробует в них разобраться!
      – Ну, я порой еще не раз играл там в кости, – признался он наконец, отчаянно надеясь, что это все.
      Однако она, похоже, так не думала.
      Глаза Марго грозно сузились.
      – А как насчет ж-женщин?
      – Же… женщин? – ошеломленно повторил он.
      Марго кивнула:
      – Да-да, женщин! Неужто т-тебе никогда не п-приходилось искать в т-таверне женщину на ночь?
      Эрик был потрясен тем, что его нежная, прекрасная, чистая возлюбленная осмелилась даже думать о таком. Естественно, ему случалось не раз затаскивать в постель трактирную шлюху, но у него и в мыслях не было посвящать в это Марго.
      – Любимая. – Он положил ей руки на плечи и бережно притянул к себе. – Неужто ты не заметила, как только что перепугались служанки, едва меня увидев? Один только взгляд на мое уродливое лицо – и они завопили от ужаса, кинувшись бежать со всех ног! Так всегда бывает, радость моя, клянусь!
      Он с удовлетворением отметил про себя, что солгал лишь отчасти. И действительно, женщины, видя его впервые, пугались, словно перед ними появлялся людоед из сказки. Правда, Эрик гордился, что никогда до сих пор не сталкивался с женщиной, которую оказался бы не в силах очаровать, потратив совсем немного усилий и времени.
      Похоже, Марго ему не поверила. Она даже разъярилась еще сильнее, потому что с силой вывернулась из его объятий и оттолкнула его от себя.
      – А, вот вы где!
      Дверь со скрипом отворилась, и в конюшню ввалился Старый Мак, держа под мышкой охапку одеял, а в другой руке – огромный поднос, уставленный тарелками и кружками. Эрик кинулся, чтобы принять у старика тяжелый поднос, а Марго поспешила подхватить одеяла.
      – Господи, спаси и помилуй нас, грешных! – воскликнул Старый Мак, благоговейно глядя на Марго. – Теперь-то я понимаю, Эрик Белхэйвен, почему ты так прятал от чужих глаз свою леди! Уж как я рад, что никто ее не видел! – Он округлившимися глазами взглянул на Эрика. – Да этот сброд за такую красоту перегрыз бы друг другу глотки!
      Рассмеявшись, Эрик опустил поднос на одеяло, которое Марго расстелила на сене.
      – Еще бы я позволил им взглянуть! Хочу представить вам мою жену, сэр. Марго, это Старый Мак. Старый Мак, это моя жена, Марго.
      Старик отвесил ей почтительный поклон.
      – Рад… весьма рад, миледи. – Он снова перевел глаза на Эрика и лукаво подмигнул. – А ты счастливчик, Эрик из Белхэйвена.
      – Это точно. – И лицо Эрика расплылось в улыбке.
      Забыв о манерах, приличествующих знатной даме, Марго уселась на одеяле и с жадностью набросилась на еду.
 
      Вскоре начался дождь, и конюшню наполнила промозглая сырость. Эрик то и дело поглядывал в сторону Марго, которая, скорчившись под одеялами, тщетно старалась согреться. Она что-то пробормотала, шумно заворочалась, пытаясь подоткнуть их под себя, потом оставила эти попытки и перевернулась на другой бок, сжавшись в комочек.
      Эрик со вздохом перестал бродить по конюшне. Он делал это уже довольно долго, желая убедиться, что все в порядке. Потом задул свечу, которую оставил им Старый Мак, и на ощупь пробрался между лошадьми и кучами сена в пустое стойло, где Марго по-прежнему безуспешно боролась с одеялами. Приподняв одеяло, он улегся рядом.
      – Я, к-кажется, не г-говорила, что т-ты будешь спать со мной! – повернувшись к нему спиной, проворчала Марго.
      – Угу, не говорила. Это точно, – согласился он, обвивая руками ее талию и прижимая ее к груди, – но, может, нам обоим будет куда теплее и спокойнее, если я так и сделаю.
      Он до сих пор мучился сознанием, что Марго злится на него, тем более что так и не находил тому причины. Это была их последняя ночь наедине, и он надеялся, что она до краев будет наполнена любовью и нежностью. А Марго была так холодна с той самой минуты, как они вышли из таверны, что он уже начал гадать, уж не разлюбила ли она его. Сама мысль эта была невыносимо ужасной, и сердце его мучительно ныло от боли. Только сегодня днем они клялись друг другу в любви, но, увы, он был так малосведущ в любовных делах, что мог лишь догадываться: какой-то его поступок вызвал в ней такое отвращение, что сейчас Марго не могла даже смотреть на него. Но что он такого сделал? Что?! Как ему теперь вернуть ее взгляд, полный любви?
      Эрик немного робел и не решался задавать вопросы. Он боялся услышать, что она разлюбила его или что он совершил нечто непоправимое. От страха, что она могла посмотреть на него такими же глазами, как и та девка в таверне, все сжалось у него внутри. А что, если Марго в конце концов прозрела, насколько он непривлекателен, даже уродлив в глазах других людей? И тогда она станет презирать… может, даже ненавидеть его. А вдруг она не знает, как дать ему понять, что один его вид ей омерзителен, и поэтому злится? Девушка по-прежнему покоилась в его объятиях… а ведь, вполне возможно, простое прикосновение к нему наполняет ее тоской и отвращением! Он сделал попытку осторожно отодвинуться. И тут же почувствовал, как она вцепилась ему в руку.
      – Марго, – прошептал он.
      Вместо ответа он услышал сдавленное рыдание.
      – Марго…
      – Я х-хочу услышать п-правду! – всхлипнула она, повернувшись к нему.
      Эрик приподнялся на локте, вглядываясь в ее едва различимое в темноте лицо.
      – Все, все, что угодно, любимая! Только скажи мне, что ты хочешь, и я все сделаю для тебя! – Дрожащими пальцами он бережно вытер ее мокрые от слез щеки.
      – Мне н-нужна п-правда! – повторила она.
      – Но о чем? – взмолился он. – Только скажи!
      Ее дрожащие руки стиснули его ладонь. Тело ее содрогалось от рыданий, и Эрик едва мог разобрать, что она говорит.
      – Т-ты… т-ты ведь знал д-других ж-женщин, разве нет?
      Он недоуменно потряс головой:
      – Конечно, я знал многих женщин: мою мать, сестру, кузин…
      – Я не об этом! Я х-хочу сказать… мне н-нужно знать, были ли у т-тебя другие ж-женщины. К-которых т-ты знал!
      И тут в голове его ослепительной молнией вспыхнула догадка. Мысль эта настолько поразила его, что у Эрика перехватило дыхание. Мурашки поползли у него по спине.
      – Я… конечно, я не девственник, если ты именно это имеешь в виду, – прошептал он, чувствуя себя последним негодяем.
      – О!.. – простонала Марго, ладонью прикрыв рот. – Ох!
      Сердце его чуть было не разорвалось.
      – Прошу тебя, Марго!..
      – Т-теперь мне п-понятно, п-почему т-ты всегда отказывался даже думать о том, ч-чтобы жениться на мне! – всхлипнула она, отворачиваясь. – Т-теперь п-понятно, п-почему ты все время т-так с-старался подсунуть мне одного из т-твоих братьев!
      – Что? – Эрик замер. Никогда в жизни он еще не был так удивлен.
      – Все дело в том, что я плоская! – И Марго отчаянно зарыдала.
      – Плоская? – Ради всего святого, о чем это она?
      – П-плоская! – рыдала Марго. – Костлявая! К-к чему я т-тебе, когда т-ты можешь уложить к себе в п-постель любую из этих г-грудастых девок из т-трактира?
      Ему пришлось до боли прикусить нижнюю губу, чтобы не расхохотаться во весь голос.
      – Марго… – Голос Эрика вздрагивал от едва сдерживаемого смеха. – Как, Бога ради, ты смогла вообразить подобную глупость?
      – Н-но это же п-правда, разве н-нет? – безудержно рыдала она. – И ты не можешь это отрицать!
      Она ревнует, вдруг понял Эрик. Это было невероятно. Она ревновала! Впервые в жизни его ревновала женщина!
      – Марго, я люблю тебя, – пылко произнес он, будто давая клятву, а потом поцеловал ее. – Даю тебе слово – мне не нужен никто, кроме тебя. Богом клянусь. Только ты, ты одна!
      Она уперлась руками ему в грудь.
      – Н-но, Эрик…
      Новый поцелуй заставил ее замолчать.
      – Марго, – с нежностью прошептал он, почувствовав, что она замерла в его объятиях, – клянусь, я многое бы дал, чтобы этих женщин никогда не было в моей жизни! Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сделал это, даю тебе слово! Но сейчас я могу только молить тебя о прощении… Клянусь, что с этого дня в моей жизни не будет никаких других женщин, кроме тебя. Только ты будешь царить в моем сердце! Даже если ты отвернешься от меня, если разлюбишь… все равно я и пальцем не прикоснусь ни к одной из них. Разве я уже не клялся тебе только сегодня?
      – Да, – она кивнула, но слезы вновь заструились по ее лицу, – но все равно… я т-так и останусь п-плоской… до отвращения п-плоской!
      Он покачал головой:
      – Это не так, любимая.
      – Нет так, – возразила она. – Вот, сам п-попробуй! – Схватив его за руку, она положила ее поверх своей левой груди.
      Да, Эрик чувствовал, еще как чувствовал! Нежно сжав ладонью упругий холмик, Эрик, как ни старался, не смог сдержать вырвавшегося из горла хриплого стона. Потом бережно приподнял ладонью ее грудь, чтобы ощутить ее сладостную тяжесть.
      – Ты вовсе не плоская, – прошептал он.
      – Что? – пересохшими губами пробормотала она, сразу позабыв, о чем они говорили.
      – Ты вовсе не плоская, – повторил он, склонившись к ее губам.
      – Ох!
      Пальцы Марго запутались в его волосах. Она притянула его к себе, губы их слились, и Эрик потерял голову.
      Казалось, прошла целая вечность, прежде чем туман немного рассеялся у него в голове. Только тогда он осознал, что уже почти расшнуровал ее корсаж… вероятно, желая немедленно доказать, что она отнюдь не плоская и уж во всяком случае желанна ему, как ни одна другая.
      – Боже милостивый! – хрипло простонал он.
      Рука его замерла. Он тяжело уронил голову ей на плечо. Эрик чувствовал на щеке ее теплое влажное дыхание, и вновь мучительное желание опалило его огнем. Тело его содрогалось, отчаянно сопротивляясь неумолимому зову природы. Глубинные инстинкты такой силы, каких он и не подозревал в себе, едва не одержали верх. Но наконец он мало-помалу справился с собой – достаточно было только вспомнить о Джеймсе. Эрик медленно убрал руку с груди Марго.
      – Эрик, – прошептала она умоляюще. Сжав его ладонь, она попыталась было вернуть ее на прежнее место.
      – Нет, любимая.
      Вместо того чтобы убрать ее ладонь, он переплел ее пальцы со своими и опустил руку на холодную влажную солому. Чуть отодвинувшись, он заглянул ей в глаза, которые сейчас казались совсем темными.
      – Ты так прекрасна, – пробормотал он и склонился к ней. Губы Эрика вновь опалили ее шею.
      Марго задвигалась под ним, потом несмело потянулась, теснее прижимаясь.
      – Люби меня, Эрик! Пожалуйста!
      – Я… я сам этого хочу. Господи, как я хочу тебя!
      – Пожалуйста! – взмолилась она.
      – Нет, это невозможно. Мы не имеем на это права.
      Марго вздрогнула, как от удара, и он прижал ее к себе, зарывшись лицом в распущенные волосы.
      – Я так люблю тебя, Марго! Как же я могу обесчестить тебя? Впрочем, боюсь, что я и так уже немало сделал для этого, хотя, видит Бог, не жалею ни о чем! И никогда не буду жалеть! Эту ночь я буду помнить до конца моих дней. Я буду жить памятью о ней.
      – Н-но, Эрик!..
      – Ш-ш, любимая. Я не сделаю этого, хотя больше всего на свете хочу любить тебя. Ты должна пойти к венцу чистой и невинной, как первый снег, чтобы ничто не могло умалить того почета и уважения, которого ты достойна. Разве я могу опозорить тебя, лишить всего этого только ради того, чтобы потешить свою плоть? Или ты считаешь, что я способен обокрасть собственного брата?
      Марго лукаво улыбнулась и закусила губу, чтобы не рассмеяться во весь голос. Господи, единственный человек, которого он обворует, – это он сам! Но она уже устала убеждать его в том, что их женитьба – дело решенное. Если уж мужчина твердо решил оставаться ослом, утверждая, что неизбежное не случится никогда, что ж, так тому и быть!
      – Почему ты улыбаешься, маленькая распутница? – спросил Эрик, глядя на нее. Губы его сами собой растянулись в улыбке. – О чем ты думаешь?
      Марго бережно откинула прядь черных как смоль волос с глаз Эрика.
      – Я думала о том, как, должно быть, счастливы твои братья, раз у них есть ты!
      Он тяжело вздохнул и крепко прижал ее к себе, заботливо укутав одеялом и подоткнув его со всех сторон.
      – Это я счастливчик, – зевнув, сказал Эрик. – Мои братья – прекрасные, благородные люди. Наверное, это в первую очередь относится к Джеймсу, хотя и Жофре через несколько лет станет похож на него, когда немного повзрослеет и остепенится. А Джеймс… понимаешь, он один из лучших людей, кого я знаю. Ты тоже полюбишь его, как и я, как только узнаешь его хорошенько.
      Марго кивнула в ответ и тоже зевнула, уткнувшись ему в грудь.
      – Я п-постараюсь полюбить мою новую семью.
      Эрик сделал вид, что не заметил некоторой двусмысленности ее слов, хоть ему и стоило немалого труда удержаться и не напомнить ей вновь, что они никогда не будут мужем и женой. Он давно уже убедился, что, когда речь заходит об их будущем, Марго может быть удивительно упряма. Очень скоро придет день, когда Марго придется убедиться в этом самой.
      – Джеймс, по-моему, единственный человек, в котором нет недостатков, – пробормотал Эрик, закрывая глаза. – Он всегда думает сначала о других и уж потом о себе. А добрее его я не встречал человека. Когда мы были под Шрусбери, я не знал покоя, боясь, что его каждую минуту могут убить. Он ненавидит смерть, предпочитая обезоружить, а не ранить, и ранить, а не убить, хотя в бою ему нет равных. – Вдруг Эрик рассмеялся. – Знаешь, это единственный человек, который после боя старался разыскать всех, кого он ранил. Можешь ты себе такое представить? Да что там! Он так старался, чтобы все, кого он сразил в бою, после оказались в безопасности и выжили, что выносил их с поля боя на собственных плечах!
      – Может, он святой? – сонным голосом пробормотала Марго.
      – Может быть. Таким он мне всегда и казался, особенно в детстве. – Эрик громко зевнул. – Все его любят, и ты рано или поздно тоже полюбишь его, клянусь, потому что не любить его невозможно. И я буду радоваться этому, Марго. Я лучше отдам тебя Джеймсу, чем любому другому мужчине. Он станет тебе прекрасным мужем.
      Марго не ответила.
      Подождав немного, Эрик открыл глаза.
      – Марго?
      Молчание.
      Эрик легонько поцеловал ее волосы и обнял покрепче, а потом снова прикрыл глаза. До рассвета оставалось всего несколько часов – несколько драгоценных часов, чтобы он мог упиваться счастьем, теша себя иллюзией, что она принадлежит ему одному. Взойдет солнце, и очарование развеется. А сейчас эти минуты слишком драгоценны, чтобы тратить их на сон.

Глава 21