— Да, это так, но на следующей неделе мы обращаемся к психологу.

— Хорошо. Но теперь вы должны точно знать, как складываются наши с Томом отношения. Между нами абсолютно ничего нет, и вы должны в это поверить. По правде говоря, никогда и не было. В ту ночь, когда мы оказались в одной постели, имела место всего-навсего случайная связь, и ничего более. Это непростительно с моей стороны, да и с его тоже. Но если вы позволите прошлому или тому, что, как предполагаете, происходит между нами сейчас, — если вы позволите этому разрушить ваш брак, — то вы совершите самую большую ошибку в своей жизни.

Облегчение огромной волной накатило на Клэр. Она все еще барахталась в его течении, когда Моника поспешила продолжить:

— Вы можете спросить меня все, что угодно, о том, когда мы встречались и разговаривали с Томом, и я отвечу вам абсолютно честно. Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.

Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.

— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.

— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.

У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.

— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.

— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.

Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.

— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.

В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.

— Знаете, я всегда была готова к тому, чтобы невзлюбить вас.

— Это можно понять.

— Вчера на собрании я пыталась мысленно обвинить вас в чем-то, но не смогла. Меня даже рассердило, что не смогла. Я бы хотела, чтобы вы оказались… — Клэр пожала плечами, — не знаю… с какими-нибудь изъянами. Грубой, или, может быть, непонятливой, или высокомерной, чтобы я могла критиковать вас, если не открыто, то в душе. А теперь я понимаю, почему Кент такой воспитанный.

— Спасибо.

— Наверное, нам надо поговорить и о нем тоже.

— Если хотите.

— Это надо было сделать на собрании, и я понимала это.

— Но тогда мы бы перешли за рамки чисто деловых отношений.

— Все равно непростительно с моей стороны.

— Ой, не казните себя так. Мы разговариваем сейчас, вот что важно.

— И вообще, мы вчера отлично со всем справились, принимая во внимание то, что творилось у нас в душе, — решила Клэр.

— Да, действительно.

Если бы они были подругами, это признание вызвало бы улыбку на их лицах. Но обе знали, что никогда не станут подругами. Но они могли из врагов превратиться в союзников.

— Что касается Кента… — проговорила Клэр.

— Можно понять, как трудно вам принять его, и я это осознаю.

— Но я должна. Я это понимаю.

— Да, ради своих детей.

— И ради Тома.

— И ради Тома. Я знаю, что дети, все трое, ждут этого и, думаю, Том тоже. Вы, наверное, слышали, что он встречался с Кентом после того, как вы разъехались. Они пытаются установить отношения, как между отцом и сыном. Но на это потребуется время.

— Время и поддержка с моей стороны, вот что вы хотите сказать, ведь так?

— Мм… ну, да… да, так.

Снова наступила тишина. Теперь Клэр уже вполне освоилась с Моникой.

— Я скажу вам что-то, чего не говорила еще даже Тому. У меня было много времени обдумать, как решить этот вопрос, если мы с ним снова будем жить вместе, и я поняла, что нынешний учебный год — всего лишь небольшой отрезок времени по сравнению с годами, ожидающими нас в будущем. Когда он закончится, и Кент поступит в колледж, я думаю, мне будет легче относиться к нему объективно. И я не стану лгать вам и говорить, что желание моих детей ничего не значит, потому что это не так. Если они хотят узнать своего брата поближе, то я не буду им мешать.

— Не хотите же вы сказать, что он окажется желанным гостем в вашем доме?

Клэр потребовалось время, чтобы ответить.

— Ой, Моника, вы меня обескураживаете.

— Тогда не отвечайте. Пусть пройдет время.

— Время… да. Доброе старое время. Оно действительно лечит, ведь так?

— Думаю, да.

— Наверное, надо спросить — как вы отнеслись к тому, что мои дети явились к вам в дом?

— Я была ошарашена. Потом, привыкнув к их присутствию, я поняла, что оно нисколько мне не угрожает, тем более что они все трое решили стать друзьями, невзирая на то, что скажут их родители. И кстати, раз вы сделали мне комплимент по поводу моего сына, я поступлю так же. Ваши ребята очень милые.

— Спасибо.

— Значит… мы с вами должны здесь, так сказать, раскурить трубку мира.

— Иначе ничего хорошего не выйдет и мы только причиним себе боль.

— Точно.

Клэр перевела дух, она чувствовала себя все лучше и лучше.

— Ну и денек выдался. Представьте себе — чуть больше двадцати четырех часов назад вы подошли к моему столу в спортзале, с симпатичной новой прической и макияжем, уверенная в себе, и я, глядя на вас, подумала: Если эта женщина не влюблена в моего мужа, то я съем школьный журнал.

— Каким образом может новая прическа натолкнуть на такую мысль?

— Это глупо, но кто-то когда-то сказал мне, что женщина, которая влюбляется, всегда делает новую прическу и выглядит привлекательнее, чем раньше.

— Я сделала новую прическу, потому что мне нужна была эмоциональная встряска. В нашем доме тоже держалась напряженная атмосфера. Должна признаться, что сейчас, поговорив с вами обо всем, я чувствую себя намного легче. Теперь, если вы только скажете, что собираетесь помириться с Томом, я отправлюсь домой совсем удовлетворенная.

— Конечно, я именно это и собираюсь сделать.

— Хорошо.

Впервые за время разговора Моника улыбнулась. Ее улыбка осветила полутемный салон машины, а глаза спокойно смотрели на Клэр, улыбнувшуюся в ответ.

— Спасибо, Моника.

— Благодарите наших детей. Они оказались намного смелее меня. Им пришлось подсказать мне, как поступить правильно.

Женщинам было трудно найти прощальные слова. Клэр положила пальцы на ручку двери и оглянулась на Монику.

— Ну, я пошла. — И открыла дверцу.

— Удачи.

— Спасибо. И вам тоже. От всего сердца.

Их прощальные улыбки были искренними. Обеих поразила мысль, что если бы они встретились при других обстоятельствах, то стали бы очень близкими подругами, потому что даже за эту короткую встречу они обнаружили друг в друге многое, достойное уважения, ту храбрость, которая наряду с уязвимостью делала их обеих сильными женщинами, способными тонко чувствовать.

— Берегите себя, — сказала Моника, когда Клэр захлопывала дверцу.

Не дожидаясь, пока автомобиль уедет, Клэр повернулась и пошла к дому, где трое самых важных людей в ее жизни дожидались ее возвращения и возвращения всей семьи к нормальной жизни. Сухие осенние листья катились по дорожке. Небо было беззвездным, и Клэр вспомнила, что завтра Хэллоуин. Она не удосужилась положить у входных дверей страшную голову из тыквы, и не повесила на голые ветки дерева надувной скелетик, и не купила кукурузные гробики, чтобы окружить ими фонарь, как делали все в их квартале в это время года. Она всегда занималась этим с Томом. «Может быть, завтра, — подумала она, — когда мы проснемся вместе. Пожалуйста, Господи».

Дома Том готовил ужин. Клэр окунулась в аромат подрумянившихся на сковородке сандвичей и услышала звон расставляемой посуды. Как только она вошла, все движение на кухне прекратилось. Том отвернулся от плиты, держа в руках полотенце. Дети замерли, расставив не все тарелки и разложив не все вилки. Том заговорил первым.

— Надеюсь, ты не против, что я стал поджаривать сандвичи с сыром.

— Нет, конечно.

— Не смог ничего больше найти в доме.

— Я, наверное, мало готовила в последнее время. Вроде как потеряла к этому всякий интерес.

Они говорили, задыхаясь, как мужчина и женщина, которые осторожно нащупывают пути соединения, и, стоя в разных углах кухни, чувствовали, как полностью поглощены только друг другом. На детей они обращали столько же внимания, как если бы те были на Марсе. Щеки Клэр покрыли розовые пятна. Том снял пиджак, и сквозь обтягивающую белую рубашку отчетливо просматривалось, как вздымается его грудь от учащенного дыхания. Наконец он вздрогнул и откашлялся, словно понял, как долго они с Клэр смотрели друг на друга.

— Э… дети… — он взглянул на них, — вы не оставите нас с мамой на минутку наедине?

— Конечно, — послушно ответила Челси и очень осторожно опустила на стол стопку тарелок.

— Конечно, — повторил Робби и положил вилки.

Они вышли, как пара вышколенных слуг, чуть ли не на цыпочках. Воцарилась тишина, если не считать тихого шипения сандвичей на сковородке и шумного дыхания двух людей. Клэр стояла в дверях, ведущих в гостиную, все еще в пальто. Том повернулся спиной к плите, неосознанно сжимая в руках маленькое махровое полотенце.

— Что она сказала? — наконец поинтересовался он сдавленным голосом борца, который только что получил удар по почкам.

— Коротко говоря, она сказала, что я была набитой дурой.

Не глядя, он протянул руку, чтобы положить полотенце на край плиты за спиной, но Клэр сама рванулась к нему и обняла его, больно прижав к ручке духовки. Они поцеловались так, как целуются разлученные, которым пришлось пересечь океаны и степи и преодолеть многие трудности, чтобы вновь соединиться. Их объятие было полно невысказанных обещаний и сдержанных слез. Когда закончился поцелуй, она прижалась к Тому, моргая и глядя в потолок, а по лицу ее пролегли серебряные дорожки.

— Ой, Том, прости меня, прости.

— И ты меня.

— Ты говорил это раньше, а я не верила тебе.

— А сейчас веришь?

— Да! И не только верю, но и вижу, как я ошибалась. Боже мой, я чуть не разрушила семью.

— Ох, Клэр, — прошептал он, закрывая глаза. Она привычным жестом оперлась лбом о его щеку.

— Пожалуйста, прости меня, — прошептала она, орошая слезами его рубашку. Клэр почувствовала, как дернулось его горло, и поняла, что он не может сейчас говорить, после того как пережил страх потери семьи. — Пожалуйста, прости меня, дорогой, — шептала она.

Они обнялись, а в доме стояла тишина, дом словно следил в священном молчании за их возрождающимся союзом.

— Я думал, что потеряю все, ради чего жил, — тихо говорил Том, — тебя, детей, наш дом — все, что так любил. Я боялся, Клэр.

— Прости, что заставила тебя пройти через это.

— А самое печальное, что если бы это случилось, то винить, кроме себя, некого.

— Нет, я так же виновата, может, даже больше, за то, что не могла простить того, что случилось так давно. Том, я очень тебя люблю, а упрямиться так, как делала я, — неблагодарное занятие.

Их губы слились, и он просунул руки под пальто, чтобы прижать ее к своему телу. Он гладил ее, где только мог достать, и она последовала его примеру. Через несколько головокружительных секунд Клэр нарушила идиллию, пробормотав:

— Кажется, что-то горит.

Том поднял голову и, рванувшись к плите, одним движением переставил сковородку на незажженную горелку.

— Проклятье! — Он выключил газ. Дым и запах гари поднимались от четырех сандвичей.

Клэр вглядывалась через его плечо.

— Мы их совсем сожгли.

— А в холодильнике пусто, как будто все уехали на каникулы. Не знаю, что мы будем есть.

Нагнувшись, он выкинул горелые сандвичи в мусорное ведро и прислонил сковородку к раковине. Все это время Клэр не выпускала его из объятий, позволяя ему двигаться, но не уходить далеко.

— У меня есть идея, — сказала она, когда Том принял все меры против пожара и снова переключил свое внимание только на нее. — Давай пошлем детей в какое-нибудь кафе, где подают еду быстрого приготовления?

Том скользнул ладонями пониже ее спины и прижался к ней бедрами.

— У меня есть идея получше. Давай отправим их за едой медленного приготовления?

Клэр куснула его за подбородок и провокационно улыбнулась.

— И почему в кафе? А как насчет обеда из пяти блюд?

— Ну, раз уж мы это обсуждаем, то пусть будет обед из пяти блюд в «Кинкейд»?

Ресторан «Кинкейд» находился в Блумингтоне, в тридцати пяти минутах езды. Это было самое шикарное заведение в Твин Ситиз, и, не заказав предварительно столик, там приходилось подолгу ждать. Том и Клэр собирались поехать туда вот уже три года, но так и не решились. Они рассмеялись, ощущая, как к ним возвращается прежнее чувство юмора.

— Думаю, этим мы уж слишком выдадим себя, — заключил Том.

Клэр пожала плечами.

— Челси улыбнется.

— А Робби воспользуется случаем, что обойдется нам в сотню долларов.

— Так как же нам выставить их из дома? Он обхватил ее шею рукой и прижал к себе.

— Смотри, как. — Подведя жену к подножию лестницы, он громко позвал: — Эй, дети, спуститесь-ка сюда!

Они появились моментально и сломя голову бросились вниз, спрыгнув с последних двух ступенек, у которых ждал их отец, небрежно обнявший за шею мать. Он сказал:

— Мы с мамой хотим немного побыть наедине. Предлагаю вам взятку, чтобы вы отправились и поискали себе что-нибудь на ужин.

Глаза Челси загорелись, и она с восторгом повернулась к брату.

— Ага, конечно! Робби проговорил:

— И сколько же мы получим?

Рука Тома соскользнула с плеча Клэр и сжалась в кулак. Робби согнулся пополам, защищая живот от шутливого тычка.

— Ах ты кровосос, — усмехнулся Том, — я говорил маме, что это нам недешево обойдется.

— Ну, па, я же не только что родился. Я сразу вижу, когда человеку что-то надо, и вытягиваю у него все, что он имеет.

Том достал портмоне и дал детям тридцать долларов.

— Значит, так. Идите и поужинайте где-нибудь, а потом сходите в кино. И не возвращайтесь хотя бы до десяти… согласны?

— Конечно, папа.

— Конечно, папа. — И Челси с сомнением посмотрела на Клэр. — Но меня же наказали.

Клэр сказала:

— Мы поговорим об этом позже, после того как выясним все с папой, ладно?

Челси послушно кивнула. Клэр поцеловала ее в щеку, обняла Робби, и дети ушли. Хлопнула дверь, и наступила тишина. Запах сгоревших сандвичей висел в воздухе. Том и Клэр, покраснев, смотрели друг на друга. Потом он прямо спросил:

— Чего ты хочешь сначала, поговорить или лечь в постель?

Она хотела лечь в постель. Она никогда еще, кроме первых дней свиданий, не хотела его так сильно. Но сейчас, только с ним вдвоем, она испугалась, что не все еще выяснено и что между сексом и воссоединением нельзя поставить знак равенства.

— Решай сам, — ответила она. — Наверное, если мы начнем говорить, то я заплачу.

Том остался на месте, его лицо горело, но он решил начать с вопросов, поставив желания на второе место.

— Есть только одно, что я хотел бы знать. Чем ты занималась с Джоном Хэндельмэном?

— Я поцеловалась с ним. Один раз. Это все.

— Хорошо, — больше ни о чем не спрашивая, сказал Том. — Значит, забудем об этом.

— Даже несмотря на то, что впереди еще три недели репетиций с ним вместе?

— Я доверяю тебе.

— Я тоже тебе доверяю, — ответила она. — Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.

— Моника сказала тебе, что между нами ничего нет?

— Да, и даже больше — что никогда не было. Она еще сказала, что когда вы впервые говорили о Кенте, то ты признался, что с каждым годом наша совместная жизнь становится все счастливее для тебя.

— Это правда. До этого года.

— Но ты можешь понять, как на меня подействовала история с Кентом? Как это подорвало мою уверенность в себе?

— Да, Клэр, могу. Что бы ты ни думала, я не оставался бесчувственным к твоей боли, Но я не знал, как все исправить. Ведь прошлое не переделаешь.

— Наверное, я этого и ожидала от тебя. Даже понимая, что это невозможно.

— Но сейчас не ожидаешь? я не смогу. И судьба Кента — часть моих планов на будущее. Ты должна знать об этом с самого начала. Он мой сын, и я намерен стать ему настоящим отцом. Если ты не Можешь с этим смириться, то скажи сейчас.

Дрожащими губами, запинаясь, она прошептала:

— Том, пожалуйста, можно, я подойду и обниму тебя? П… потому что я не уверена, что справлюсь со всем этим сама.

Они оба сделали шаг навстречу друг другу, и теперь их ничто не сдерживало. Он раскрыл ей объятия, и Клэр почувствовала, как его руки обхватили ее талию, а голова склонилась ей на плечо. Она прижалась лицом к его груди и сомкнула руки у него за спиной. В тот же момент у нее покатились слезы. Том знал это. Он все понимал и поэтому не отпускал ее, ожидая, Когда объятие поможет ей успокоиться. Так они и стояли, благодарно прижавшись друг к другу, мысленно произнося клятвы, думая о постоянстве и о прошлом, которое надо забыть, чтобы все простить. И о будущем, которое принесет им несколько новых морщинок. Когда Клэр наконец заговорила, голос ее звучал спокойнее.

— Все дети были сегодня вместе… здесь, в нашем доме, все трое. Они тебе не сказали?

Прижавшись щекой к его груди, она слышала громкий стук его сердца.

— Нет, не сказали, — прошептал Том.

— А потом, в гостях у Моники, они решили, что пришло время им узнать друг друга получше.

Он закрыл глаза, стараясь справиться с внезапно подступившими слезами.

— Ох, Клэр, я не могу в это поверить. — Том был ошеломлен.

— Если Робби и Челси готовы принять его, то как я могу не последовать их примеру?

— Ты на самом деле это имеешь в виду, Клэр?

Он отодвинулся, вглядываясь в ее лицо, в светящиеся, полные слез глаза, влажные губы, немного вспухшие от того, что она плакала в автомобиле Моники.

— Я постараюсь, Том. Это может занять какое-то время, пока я совсем с ним освоюсь, но я очень постараюсь, обещаю тебе.

Обеими руками он убрал волосы с ее лица и задержал пальцы на ее щеках.

— Ты подарила мне двоих детей, и я люблю тебя за то, что ты была им хорошей матерю, так что, пожалуйста, пойми правильно то, что я собираюсь сказать… Клэр, твои слова — самый большой подарок для меня.

Голосом, готовым сорваться, она спросила:

— Почему я так долго не могла понять этого? Почему подвергла свою семью стольким несчастьям?

Он прижался лбом к ее лбу.

— Потому что ты была испугана, и кроме того, любовь не бывает совершенной. Можно любить кого-то очень сильно и все же делать ошибки и причинять ему боль.

— Прости за то, что причинила тебе боль, — прошептала Клэр.

— И ты прости меня. Самое главное — это научиться на своих ошибках, и я думаю, это нам удалось.

— Да, пожалуй.

Том нежно поцеловал ее в лоб. Второстепенные вопросы — как быть с Челси, когда ему перебираться домой, что ожидает их и детей в будущем — можно решить попозже. Сейчас надо восстановить мир и любовь. Клэр говорила:

— Мне так тебя не хватало. Дом был похож на тюрьму без тебя. Ужасно собираться за столом не всей семьей и утром, когда звонит будильник, не перелезать через тебя, и вечером, возвращаясь из школы, знать, что ты не едешь позади. А по… потом начались проблемы с Челси. Ой, Том, ты был мне так ну… нужен, чтобы поддержать, но тебя не бы… было, и я не понимала са…ма себя… и…

— Шш, не плачь, Клэр, все кончилось. — Он крепко прижал ее к себе, покачиваясь из стороны в сторону, а она обхватила его за шею. — Мы вместе и останемся вместе навсегда. С Челси все будет в порядке, как только она поймет, что у нас все хорошо. Она с этим прекрасно справится, вот увидишь. Ну все, Клэр, — он обвил ее рукой, — пойдем в постель.

Поднимаясь с ним по лестнице, она сказала:

— Извини, что не смогла удержаться от слез. Я испортила наше хорошее настроение.

— Кажется, я знаю, как сделать тебя снова счастливой, и кроме того, мы теперь избавились от слез, и дела пойдут лучше. Давай ляжем в нашу удобную постель в нашем чистом доме, где не приходится гадать, сколько времени не стиралось белье.

Жена рассмеялась и потерлась лицом о его рубашку, чтобы промокнуть глаза.

— Я знала, что ты не сможешь постоянно жить у отца, но опасалась, что переедешь в собственную квартиру, и вдруг тебе это понравится? Вдруг ты откроешь для себя, как приятно, когда рок-музыка не гремит сквозь стены, и подростки не ругаются друг с другом за столом, и не надо чинить мусоропровод, и жена не будит тебя, включая фен по утрам, когда ты хочешь подремать еще десять минут.

— Ты что, шутишь? Все это как раз и делает меня самым счастливым человеком на земле. Это называется семейной жизнью, без которой я был потерянным человеком.

— А я — потерянной женщиной.

Они дошли до спальни. Она выскользнула из-под его руки, чтобы включить лампу, пока он запирал дверь. Потом он подошел к кровати, оперся коленом о матрас и упал, перевернувшись на спину и раскинув руки.

— А-а, — выдохнул Том, ощущая знакомую мягкость. Клэр смотрела на него, раскинувшегося на кровати.

Несколько дней назад она думала, чего ожидать, когда, и, если такой момент наступит, в своем воображении рисовала другую картину. Она представляла себе быструю вспышку страсти, без сомнений и колебаний. Вместо этого муж изнуренно лежал на постели. Но его веки дрожали. И внезапно она поняла, что очень обидела его тем, что отказывала снова и снова. Еще не все обещания были произнесены. Она разделась, глядя на Тома и зная, что он прислушивается к шороху ее белья. Обнаженная, она подошла к нему и нагнулась, опершись коленом на кровать и положив ладони по обе стороны от его головы.

— Том, — прошептала она, — открой глаза.

Он посмотрел на нее, и в его глазах мелькнула последняя неуверенность.

— Том… я люблю тебя. Все это время я никогда не переставала любить тебя и хотеть тебя… даже когда отказывала тебе.

Она наклонилась к его губам, и он вернул поцелуй, но лежал как прежде — словно тело, вынесенное на берег волнами. Она поцеловала его дрожащие веки, сначала одно, потом другое, успокаивая их, и его переносицу, виски, левый и правый, и вихор на затылке, так напоминающий ей его другого сына. И снова его рот, теперь с безграничной нежностью.

— Что бы там ни было, — прошептала Клэр, — ты не должен думать, что я не хотела тебя. Я доказывала совсем другое. Ничего общего не имеющее с этим, ничего.

Она прикоснулась к нему там, где никакая другая женщина никогда не получит права прикасаться, и его руки, только что бессильно лежавшие, обхватили ее, притягивая, заставляя вспоминать то, по чему она так тосковала эти мучительные недели. Из прошлого всплывали все воспоминания и клятвы, которые они давали друг другу, подчиняя себе их тела и движения, положив конец их разъединенности. На разворошенной постели, сплетя руки и ноги, они повторяли обещания, произнесеные много лет назад, и их чудесная, сильная сексуальная связь укрепляла и поддерживала связь духовную, которую они уже возобновили. Когда их тела соединились и веки Тома перестали дрожать, он открыл глаза, чувствуя, как неуверенность отступает. Движения Клэр были агрессивными, требовательными, не прерывающимися ни на секунду.

— Мне не хватало этого, — проговорила она глубоким, страстным голосом.

Том закрыл глаза, переплетя пальцы, Клэр прижимала его руки к постели. Вскоре из его горла вырвался стон, его тело поднялось последний раз, словно брошенное затихающим ураганом, и он задрожал, с силой сжимая ее пальцы. Он тихо произнес: «Клэр», и она поняла, что прощена. А после он повел ее по пути, который они столько раз проделывали вместе — молодые, невинные и неопытные, и зрелые, знающие и уверенные, — по пути, заставившему Клэр вскрикнуть, и изогнуться, и затихнуть после, испытывая знакомое обоим чувство переполненности.

Оба глубоко вздохнули, словно произнесли «аминь» в конце молитвы. Они лежали, каждый ощущая рядом тело другого — не напряженное больше, лежали лениво, раскинувшись, разбросав руки и ноги. Их глаза были закрыты, и они чувствовали на своем лице дыхание другого. Рука Клэр рассеянно ворошила волосы Тома, пропуская их сквозь пальцы и подергивая. Открыв глаза, она пробормотала:

— Как хорошо быть дома, и что все наконец кончилось, и ты вернулся.

Он тоже открыл глаза.

— Не хочу больше никогда переживать ничего подобного.

— Тебе и не придется. Мы теперь все будем обсуждать, что бы нас ни волновало. Обещаю.

Они лежали рядом, глядя друг на друга, тихие, удовлетворенные.

— Как ты думаешь, — сказала она, — когда-нибудь, когда мы постареем, мы сможем вспомнить все это и посмеяться над собственной глупостью?

Он задумался перед тем, как ответить.

— Нет, наверное, нет. Это была не глупость. Мы причинили боль друг другу, и может статься, что эта боль никогда не исчезнет полностью, а будет напоминать нам о себе. Но тогда мы будем помнить и о том, как чуть не потеряли друг друга, и мы не сможем повторять прежние ошибки.

— Я не повторю. Обещаю.

— Я тоже.

Их уже клонило в сон. На улице, в конце квартала, залаяла чья-то собака, так глухо, что ее едва было слышно. На Орлином озере два старика приготовились всю ночь играть в карты и подначивать друг друга. На другом конце города парень и девушка позвонили в двери своего сводного брата и, когда он открыл, закричали:

— Сработало! — А когда вышла его мать, радостно добавили: — Спасибо, миссис Аренс! Большое спасибо!

Том, засыпая на двухспальной кровати, внезапно сильно вздрогнул. Клэр открыла глаза.

— Милый? — пробормотала она.

— Хм? — с закрытыми глазами ответил он.

— Ты, наверное, не поверишь, но мне понравилась Моника. Она обалденная женщина.

Глаза Тома открылись, а Клэр сомкнула веки. Но на ее губах осталась легчайшая улыбка.

Примечания