Глава 1

Ночной дождь в конце августа освежил зеленый, трепещущий травяной ковер Миннесоты и промыл небо до бледно-голубого оттенка. Восточнее Сент-Пола, где пригороды вплотную подступали к границам вашингтонского округа, щупальца новых улиц уже подбирались к пшеничным полям, а коробки новых домов громоздились там, где раньше были только леса и поляны.

Здесь, на стыке города и фермерских угодий, раскинуло крылья современное кирпичное здание школы. С двух сторон его окаймляли крытые автомобильные стоянки, с третьей — спортплощадка. Сразу за трибунами еще противостояли урбанизации шепчущиеся колосья, но их поражение было очевидным — на дальних холмах вовсю шла жатва.

За шоссе виднелась горстка старых домов, построенных в 50-60-х годах, и грунтовая дорога, на которой пять лет назад с появлением школы ввели ограничение скорости. Тогда же были проложены и тротуары, хотя некоторые налогоплательщики утверждали, что они не нужны, поскольку ведут в поля и теряются там, где еще урчат трактора. Школьный городок, однако, уже несколько лет разрастался с огромной скоростью.

В среду утром, за шесть дней до начала занятий школы для старшеклассников Хьюберт Хамфри, на стоянку въехал с северной стороны аквамаринового цвета автомобиль. Двое вышедших из машины направились по тротуару к зданию школы. Утреннее солнце уже раскалило бетонные стены, но открытые смотрителем двойные двери позволяли ветерку гулять по коридорам.

На женщине был строгий серый костюм, светло-серая, шелковая блузка, туфли в тон — простые, но дорогие, и скромно повязанный поверх волос темно-красный шарф. Старомодная стрижка слегка тронутых сединой волос открывала лицо. Пара маленьких золотых сережек казалась единственной уступкой женственности, в остальном стиль посетительницы полностью исключал всякий намек на слабость.

Парень был на полторы головы выше матери, широкоплечий, с узкими бедрами, атлетической фигурой, в синих джинсах и майке с надписью, восхваляющей Техас. Темные волосы, потрясающие карие глаза и лицо парня наверняка всю жизнь будут притягивать к себе женские взгляды. В бабушкины времена девчонки прозвали бы его покорителем сердец; поколение его матери окрестило бы его «классным парнем». А сейчас две шестнадцатилетние девицы, столкнувшись с ним в дверях школы, оглянулись и одна из них сказала другой:

— Ух ты, какой крутой!

Учительская в Хамфри находилась как раз в центре здания и была с двух сторон окружена стеклянными стенами. Ее двери вели в центральный холл, а снаружи расположилась стоянка для автомобилей посетителей и клумба с огромным кирпичным постаментом, окрашенным в цвета школы — красный и белый. За задней стеной учительской раскинулся древесный питомник, любовно взращенный учениками, которые занимались садоводством у мистера Дорфмайера.

Кент Аренс открыл двери учительской.

— Улыбнись, — мягко произнесла Моника Аренс, проходя мимо него и ощущая прохладу кондиционированного воздуха.

— Зачем? — спросил сын.

— Ты же знаешь, как важно сразу произвести впечатление.

— Да, мама, — сухо ответил он, следуя за матерью.

В учительской, в противоположность школьной территории, царил хаос: люди в джинсах и майках проверяли какие-то документы, отвечали на телефонные звонки, работали на компьютерах и печатали на машинках. Двое служителей красили стены, еще один катил тележку, нагруженную картонными папками. Синий ковер на полу едва виднелся, заваленный грудами учебников, бумаг и прочих необходимых вещей.

Моника и Кент пробрались сквозь весь этот беспорядок и подошли к полукруглому барьерчику, преграждающему посетителям дальнейший путь. Из-за одного из многочисленных столов поднялась секретарь. У нее было пухлое лицо, пышная грудь и короткие каштановые, начинающие седеть волосы.

— Здравствуйте. Чем я могу вам помочь?

— Меня зовут Моника Аренс, а это — мой сын, Кент. Мы насчет приема в школу.

— Извините за беспорядок, последняя неделя перед занятиями всегда такая. Я — Дора Мэ Хьюдак. Можете звать меня просто «Дора Мэ», я как раз и займусь вашим вопросом. — Она улыбнулась парню. — Значит, ты новичок.

— Да, мэм. Мы только что приехали из Остина, штат Техас.

Дора смерила его взглядом.

— В выпускной класс, я полагаю.

— Да, мэм.

Миссис Хьюдак отметила это «мэм»: было непривычно слышать такое обращение от ученика старшего класса. Большинство называло ее «Дора Мэ». Некоторые обращались со словами «Эй, леди», а иногда доводилось услышать и «Э-э, как вас там… секретарь!».

— Нравятся мне манеры южан, — заметила она, доставая бланк заявления о приеме и буклет о школе. — Уже решил, что будешь изучать?

— Да, довольно много предметов. Если у вас их все преподают.

— Значит, ты еще не видел список факультативных дисциплин?

— Нет, мэм.

Дора положила на барьерчик список и голубой лист бумаги.

— Вот перечень предметов, а это бланк заявления о приеме, но у нас принято, чтобы новички вначале поговорили со своим куратором. Выпускников курирует миссис Берлатски. Подождите секундочку, я посмотрю, здесь ли она.

Дора Мэ заглянула в одну из боковых дверей и вернулась, сопровождаемая женщиной лет сорока в длинном вязаном синем пуловере и брюках со штрипками.

— Привет. Я — Джоан Берлатски. — Она протянула руку. — Добро пожаловать в Миннесоту. Давайте пройдем в мой кабинет, там мы сможем поговорить.

В кабинете Джоан извинилась за беспорядок.

— Вот так каждый год, надо все убрать после летнего лагеря и всегда кажется, что до начала нового учебного года нипочем не успеть, но мы почему-то, как по волшебству, успеваем. Садитесь, пожалуйста.

Они дружески побеседовали, и куратор узнала, что у Кента довольно высокий средний балл и он собирается поступать в колледж, что он усиленно занимается точными науками и математикой в том числе и по многим предметам намерен проходить усложненный курс. Его мать уже договорилась о том, чтобы из предыдущей школы прислали результаты работ сына. Джоан высветила на зеленом экране компьютера списки групп, и через тридцать минут расписание занятий для Кента было готово.

Все шло гладко, пока Моника Аренс не спросила:

— Да, а к кому обратиться, чтобы записать Кента на футбол?

Джоан отвернулась от монитора и ответила:

— С этим может возникнуть проблема. Ребята тренируются уже две недели, и тренер Гормэн, вероятно, уже укомплектовал команду.

Кент нахмурился. Волнуясь, он произнес:

— Но я играл и в средних, и в старших классах. И рассчитывал в выпускном классе не бросать футбол.

— Я же говорю, команда тренируется уже с середины августа, но… — Джоан задумалась, потом потянулась к трубке телефона. — Минутку. Я позвоню тренеру, если он еще не ушел. — Набирая номер раздевалки, она продолжала: — Вы, наверное, знаете, что здесь очень большое внимание уделяется спорту. Наша футбольная команда в прошлом году заняла второе место на первенстве штата, а баскетбольная дважды выигрывала чемпионат. Похоже, он не собирается отвечать. — Она повесила трубку. — Знаете, давайте я пойду и спрошу мистера Гарднера, нашего директора. Он в любом случае предпочитает лично знакомиться с новичками. Сейчас вернусь. — Не успела Джоан свернуть за угол, как снова появилась в кабинете. — Если хотите, пока меня не будет, обратитесь к Доре Мэ за компьютерной распечаткой ваших занятий. Расписание появится вот здесь, на принтере. Посетители последовали за куратором и вновь остановились перед полукруглым барьером, ожидая, пока принтер, жужжа, выдаст расписание занятий для Кента.

Том Гарднер сидел за столом напротив открытой двери и говорил по телефону с представителем компании по продаже учебников. До начала занятий оставалось всего три рабочих дня, а новые учебники по английскому для десятого класса куда-то запропастились.

При появлении Джоан директор жестом удержал ее, подняв указательный палец, и продолжил разговор.

— Наш агент по закупке заказал их еще в январе… Вы уверены?.. Когда?.. В июле! Но как может такое количество книг просто исчезнуть?.. Мистер Тревис, проблема в том, что в следующий вторник пятьсот девяносто учеников десятых классов придут в школу, а английский — обязательный предмет для каждого из них. — После длинной паузы он, записав телефон транспортной компании, продолжал: — На погрузке? И большие были коробки? — Том бросил карандаш, потер лоб и сказал: — Ясно. Да, спасибо, я со своей стороны тоже проверю. А если они не будут найдены, у вас еще есть в запасе?.. Да, обязательно, спасибо. До свидания. — Директор повесил трубку, надул щеки, выдохнул воздух. — Потерялись учебники. Что у тебя, Джоан?

— К нам переводится новый учащийся, ты, наверное, захочешь его увидеть. Старшеклассник, и хочет играть в футбол. Решишь его проблему?

— Конечно. — Гарднер встал, откатив кресло. Насколько он любил свою работу директора школы, настолько терпеть не мог всю эту суету последней недели каникул. В такие дни ему приходилось заниматься решением самых разных вопросов, наводить порядок среди хаоса, оставленного администрацией летнего лагеря. Они все передвигали, меняли местами, оборудование, которое им мешало, куда-то прятали, а новые приобретения школы, поступающие в это время, запихивали в самые неподходящие места. Электрики занимались новой системой освещения, и произошла какая-то путаница с креплениями, в результате которой кабинет домоводства остался без света. Учительница физики, которую он нанял еще в мае, позвонила пару дней назад и сказала, что нашла работу с лучшими условиями в другом районе и сюда не приедет. А теперь еще и книготорговцы уверяют, что автотранспортное предприятие доставило тридцать коробок с учебниками на склад 15 июля, но там этих книг никто не видел.

Том Гарднер старался скрыть все эмоции и спокойно сосредоточиться на важнейшей, по его мнению, стороне своей работы — на учениках.

Новичок и его мать уже ожидали его, и Том увидел перед собой высокого, темноволосого, симпатичного парня со спортивной фигурой.

Джоан представила их друг другу.

— Это Кент Аренс. Он будет учиться в выпускном классе. Кент, это наш директор, мистер Гарднер.

Том пожал новичку руку и почувствовал ответное пожатие жесткой, очень сильной ладони.

— А это мама Кента, Моника.

Они автоматически, как незнакомые, протянули друг другу руки, и тут что-то неясное всколыхнулось в его душе.

— Моника? — пристально вглядываясь, переспросил Гарднер. — Моника Аренс?

— Том? Том Гарднер? — Не веря своим глазам, сказала она.

— Боже мой, вот это сюрприз.

— Так это ты? Мистер Гарднер, директор школы? — Моника взглянула на медную табличку на дверях его кабинета.

— Да, это я. Работаю здесь уже восемнадцать лет, сначала учителем, теперь вот директором. — Он наконец опустил ее руку, которую было неудобно держать над перегородкой. — Очевидно, ты теперь живешь в нашем районе?

— Я… да… мы… — Моника как-то растерялась, ее лицо покраснело. — Меня только что перевели сюда, я инженер. Я бы никогда… то есть я и не представляла, что ты где-то здесь живешь. Я даже не знала, как зовут директора, пока миссис Берлатски не назвала твое имя минуту назад.

— Да, вот такие дела, — с легкой улыбкой проговорил Том. — Как тесен мир, верно? — Он смотрел на Монику, под впечатлением от встречи. Она была взволнована, не отвечала на улыбку и явно старалась побороть смущение. — У тебя теперь семья… — Гарднер снова повернулся к юноше.

— Только он. Только Кент.

Без сомнения, парень был красив и ростом с Тома.

— Вы знаете мою маму? — с удивлением спросил Кент.

— Были знакомы, давным-давно. В 1975-м.

— Но с тех пор не виделись, — торопливо добавила Моника.

— Ну, хватит о нас. А то мы как-то исключили тебя из разговора, верно, Кент? Послушайте, почему бы нам не пройти в мой кабинет, там меньше шума и суеты. Там и поговорим.

Из окна кабинета открывался прекрасный вид на дендрарий и футбольное поле за ним. Солнце бросало косые лучи с восточной стороны школьного здания, они мягко ложились на подоконник, где красовалась целая галерея фотографий членов семьи Гарднер. Том и его посетители сидели, глядя друг на друга через стол. Директор слегка откатился назад вместе с креслом и, соединив кончики пальцев обеих рук, спросил юношу:

— Мне сказали, что ты хочешь играть в футбол?

— Да, сэр.

Лицо парня казалось знакомым.

— Ты до этого играл? В той школе?

— Да, сэр. И в младших, и в средних классах, а последний год я был в ассоциации спортивных клубов.

— Где играешь?

— В защите.

Том сам когда-то был тренером и знал, какие вопросы задавать, чтобы выяснить, что за игрок перед ним, — тот, для которого честь команды превыше всего, или тот, кто тешит лишь собственное самолюбие.

— Ну и какая у вас была команда?

— Просто великолепная. Несколько превосходных блокирующих, они схватывали все с полуслова, знали, как вести игру. Было легко играть, потому что мы… ну, как бы сказать, понимали, что каждый из нас намерен сделать.

Тому понравился ответ Кента.

— А тренер?

Парень ответил просто:

— Я буду скучать по нему.

Этим он еще больше покорил Тома. И снова почему-то возникла уверенность, что он знает этого мальчика. Не только внешность, но и манера вести беседу казалась ужасно знакомой.

— Расскажи мне, какие цели ты для себя наметил? — продолжая «прощупывать» собеседника, спросил Гарднер.

— На будущее или на сейчас?

— И те, и другие.

— Ну… — Кент оперся о подлокотники кресла, сцепил пальцы и откашлялся, обдумывая ответ. — На сейчас… Мне бы хотелось отжать триста фунтов. — Он слегка улыбнулся директору, смущенный и гордый одновременно. — Я уже поднимаю двести семьдесят.

— Ух ты, — улыбнулся в ответ Том. — А на будущее?

— Хочу стать инженером, как мама.

Кент взглянул на Монику, повернув лицо к яркому солнечному свету. Что-то привлекло внимание Гарднера, то, на что прежде он не обратил внимания и что теперь, словно предупредительный звонок, прозвучало в голове. Маленький непослушный вихор на макушке Кента Аренса, забавной запятой торчащий среди черных коротко стриженных волос.

Точь-в-точь такой, как у него самого. Том понял все, и это было как удар, а парень продолжал говорить.

— Я бы предпочел поступать в Станфорд, потому что там очень хорошо ведется курс технического обучения, и, кроме того, у них классная футбольная команда. Думаю, что я смог бы получать стипендию, как игрок… но это если получится играть в этом году, чтобы представители колледжа могли меня увидеть, когда сюда приедут.

Он посмотрел Тому прямо в лицо. Сходство было несомненным. Ошеломляющим.

Гарднер отвел взгляд, чтобы избежать поспешных выводов. Протянув руку, он спросил:

— Можно взглянуть, что ты собираешься изучать?

Он попытался сконцентрироваться на списке, надеясь, что когда посмотрит на Кента снова, то убедится, что ошибался. Парень выбрал трупные предметы — высшая математика, химия и физика для продвинутых учащихся, тяжелая атлетика и английский для поступающих в колледж.

Английский… который преподает жена Тома, Клэр.

Гарднер изучал бумагу дольше, чем было необходимо. Этого не может быть, не может быть. Но когда снова поднял глаза, увидел черты, очень похожие на те, которые каждое утро лицезрел в зеркале — продолговатое смуглое лицо, покрытое сильным загаром, карие глаза под темными бровями с таким же, как у него, изгибом, орлиный нос, жесткий подбородок с небольшой ямкой, — и этот непокорный вихор, который он ненавидел всю жизнь.

Он посмотрел на Монику, но та, поджав губы, изучала свои колени. Том вспомнил, как смущена она была при встрече, как покраснела. Боже мой, если это правда, почему она не сказала ему семнадцать, восемнадцать лет назад?

— Ну, это… — начал было он, но голос сорвался, и Гарднеру пришлось откашляться. — Впечатляющий выбор… Трудные предметы. Да еще и футбол. Ты уверен, что справишься?

— Думаю, что да. Я всегда много занимался, и никогда не бросал спорт.

— Какие у тебя отметки?

— Средний балл — 3, 8. Результаты контрольных работ и экзаменов должны скоро прислать из предыдущей школы.

Кровь звенящими толчками билась в виске Тома, но он продолжал разговор, надеясь, что лицо не выдает его.

— Мне нравится то, что я вижу и слышу, Кент. Думаю, тебе стоит поговорить с тренером. Хотя команда уже и начала тренировки, окончательное решение за ним.

Моника взглянула в глаза Гарднеру, впервые с начала беседы. К ней вернулось былое спокойствие, и теперь ее лицо ничего не выражало. Если она и вспыхнула в какой-то момент, то сейчас полностью собой владела.

— Кент все равно будет учиться в колледже, — заявила она, — но если ему не удастся играть в этом году, то ты знаешь, что его шансы на получение стипендии сводятся к нулю.

— Я понимаю, и сам поговорю с Гормэном, пусть испытает парня… Кент, ты сможешь прийти сегодня на футбольное поле часа в три? Команда как раз будет тренироваться, и я познакомлю тебя с тренером.

Кент взглянул на мать. Она сказала:

— Почему бы нет. Отвезешь меня домой и возьмешь машину.

— Хорошо, — подвел итог Том.

В этот момент Джоан Берлатски заглянула в дверь.

— Извини, Том. Я забыла сказать Кенту… Мы набрали группу новичков, и они все собираются раз в неделю, по четвергам, утром. Так тебе будет проще познакомиться с ребятами, если захочешь.

— Спасибо, я приду.

Когда Джоан исчезла, Гарднер поднялся, и его посетители тоже.

— Ну, Кент, — сказал он, протягивая парню руку, и они обменялись рукопожатием. С близкого расстояния схожесть сильнее бросалась в глаза, и подозрение Тома еще более укрепилось. — Добро пожаловать в нашу школу. Если в чем-нибудь потребуется помощь, обращайся ко мне без стеснения. Для учеников я всегда свободен. Даже если надо будет просто поговорить. — Обойдя вокруг стола, он пожал руку и Монике. — Был рад снова встретить тебя. — Заглянув в глаза женщине, он попытался увидеть в них ответ, но ее взгляд ничего не выражал.

Уставившись на нечто, находящееся за его левым плечом, она отстранение ответила:

— Я тоже.

— И ты, если необходимо будет помочь с каким-либо вопросом, позвони. Миссис Берлатски и я всегда к твоим услугам.

— Спасибо.

Посетители вышли, и директор проведал их взглядом, следя, как они пересекли захламленную учительскую по направлению к дверям, открытым настежь, чтобы выветрить сильный запах краски. По радио звучала песня Рода Стюарта. Ритмично пришептывал ксерокс, выдавая один лист желтоватой бумаги за другим. Секретарши печатали на машинках, трое учителей проверяли свои почтовые ящики и о чем-то болтали — каждый был занят своим делом и понятия не имел, какой момент пережил только что человек, руководящий всеми ими. Он все наблюдал за Моникой Аренс и ее сыном, идущими по коридору и наконец окунувшимися в сияние августовского дня. Было видно, как они обсуждали что-то, сходя на обочину и приближаясь к новому блестящему автомобилю «лексус» цвета морской волны.

Юноша сел за руль, завел мотор, солнце блеснуло, отражаясь от яркой, чистой поверхности машины. «Лексус» сдал назад, развернулся и исчез из вида.

Только тогда директор школы сдвинулся с места.

— Пусть меня никто не беспокоит, — сказал он Доре Мэ, заходя в свой кабинет. Закрыл дверь, обычно всегда открытую, прислонился к ней, откинул голову назад. Том чувствовал, что внутри у него все сжалось, словно его придавило большое дерево. В желудке что-то дрожало, неослабевающий страх комком застыл в груди. Он закрыл глаза, пытаясь побороть этот страх.

Ничего не помогало.

Оторвавшись от двери и открыв глаза, он почувствовал дурноту. Гарднер подошел к окну, постоял в косых солнечных лучах. Одной рукой он прикрыл рот, второй обхватил себя выше талии. Снаружи, в дендрарии, полосы тени пересекали подстриженную траву и деревья, старомодные деревянные столики, низкую оградку из цепей, окружавшую теннисные корты; солнце дробило большую тень, падающую от трибуны, золотистым свечением покрывало пшеничное поле позади стадиона.

Том не видел ничего этого.

Перед его взглядом стояло красивое лицо Кента Аренса и ошеломленное, покрасневшее — его матери. А потом — это замкнутое, отстраненное выражение и то, как она избегала смотреть Тому в глаза.

Боже правый, мог ли мальчик оказаться его сыном?

Даты совпадали.

Третья неделя июня 1975 года, время, когда он женился на Клэр, уже беременной, носящей Робби. Глядя куда-то в пустоту, он почувствовал острое сожаление, что не подчинился тогда здравому смыслу, восемнадцать лет назад единственный раз изменил своей жене и сделал это как раз накануне свадьбы. Вначале он часто корил себя за этот грех, который, однако, поблек и забылся с годами, ведь за все время их совместной жизни с Клэр Том хранил ей абсолютную верность.

Отведя руку от пылающего лица, он опять ощутил. твердый, как леденец, комок в горле. Может, парню еще нет семнадцати. Может ему шестнадцать… или восемнадцать! В конце концов, не всем выпускникам по семнадцать лет!

Но большинству действительно столько уже исполнилось, и жизненный опыт подсказывал Гарднеру, что Кент Аренс слишком высок и физически развит для шестнадцатилетнего. Он наверняка уже бреется, а плечи и грудные мышцы у него, как у мужчины. Кроме того, слишком большое сходство подтверждало самые ужасные подозрения Тома.

Теперь он смотрел на фотографии своей семьи, прикасался к рамкам. Клэр, Челси, Робби.

Никто из них и понятия не имеет о той холостяцкой пирушке.

Пожалуйста, пусть этот мальчик окажется, не моим.

Быстро повернувшись, Том открыл двери кабинета.

— Дора Мэ, вы уже занесли регистрационную карточку Кента Аренса в картотеку?

— Нет, она как раз здесь.

Она взяла документ со стола и отдала директору. Он вернулся в кабинет, упал в кресло и прочитал все до последнего слова.

Кенту было ровно семнадцать: день рождения — 22 марта 1976 года, как раз через 9 месяцев после бессмысленного бунта Тома Гарднера против женитьбы, к которой он был не готов.

Родители: Моника Дж. Аренс, отец не значится.

Мужчина постарался оживить туманные воспоминания о той ночи, но это было так давно, и вдобавок он был пьян, а она — всего лишь девчонка, разносящая по заказам пиццу. Предохранялся ли кто-нибудь из них? О ней Том не знал. А он сам? Наверное, нет, раз Клэр в то время была уже беременна, это было не нужно. До того она принимала противозачаточные пилюли, но забыла захватить их с собой, когда они отправились на выходные в Колорадо, покататься на лыжах. Как и большинство безответственных сопливых любовников, они считали себя неуязвимыми, вот тогда Клэр и забеременела. Легкомыслие? Конечно, но вся та ночь и вечеринка были еще большим легкомыслием, начиная с количества алкоголя, которое он поглотил, и порнофильмов, что он смотрел вместе с друзьями-студентами, и заканчивая сексом с девицей, которую едва знал.

А все из-за вынужденной женитьбы, оказавшейся, как выяснилось с годами, самым счастливым событием в его жизни.

Не выпуская из рук карточки Кента, Том вздохнул и откатился в кресле. Может ли случиться, чтобы мальчик был так похож на него и все же не являлся его сыном? При всех обстоятельствах — навряд ли. И если сам Гарднер так легко заметил сходство, то смогут заметить и другие — персонал, Челси, Робби… Клэр.

Мысли о жене повергли его в панику, и он вскочил с кресла, оставив документ на столе, инстинктивно стремясь к ней, чтобы защитить отчего-то, несущего возможную угрозу.

— Я буду в кабинете 232, — сказал он Доре Мэ, проходя мимо ее стола.

Как и в главном холле, в классных коридорах царила неразбериха — громоздились учебные пособия, накрытые от пыли, стоял сильный запах краски. Из классов доносилась негромкая музыка, учителя в рабочей одежде всюду наводили порядок. Заведующая кабинетом аудиовизуальных средств обучения двигалась навстречу Тому, толкая нагруженную магнитофонами тележку и с трудом объезжая груды мусора.

— Привет, Том, — сказала она.

— Привет, Дениз.

— Нам надо будет с тобой как-нибудь поговорить о фотоделе, я ведь собираюсь его преподавать. Придется занимать затемненную комнату по расписанию, надо его составить.

— Приходи ко мне в кабинет, мы это обсудим. Вторжение школьной действительности в его мысли начинало раздражать Гарднера, но он чувствовал вину за то, что его личные дела оттеснили на второй план работу, за которую ему платили. Но в этот момент не было ничего важнее его отношений с Клэр.

Подходя к ее кабинету, он ощутил укол страха, как будто измена восемнадцатилетней давности была написана у него на лице, и жена, взглянув на него, скажет: Как ты мог, Том? Две женщины сразу?

Окна ее кабинета тоже выходили на юг. Табличка на дверях гласила: «Миссис Гарднер». Хотя в школе не было строгих правил, как обращаться к учителям, Клэр считала, что более формальное, нежели по имени, обращение внушает ученикам большее уважение. И она действительно пользовалась большим авторитетом среди молодежи.

Том остановился в открытых дверях кабинета, глядя на склоненную фигуру жены. Она перекладывала папки в большой коробке, и он мог ее видеть только со спины. На Клэр были узкие синие джинсы и длинный, почти до колен, красный футбольный свитер. Лучики солнца играли в ее светлых волосах; выдохнув, Клэр опустила на стол тяжелую пачку бумаг. Она откинула волосы назад, уперлась кулаками в бока и потянулась. Наблюдая за женой, не подозревающей об этом, занятой работой, в которой ей, Том знал, не было равных среди учителей, и после восемнадцати лет замужества и рождения двоих детей все еще стройной, стильной и красивой, он почувствовал внезапный ужас при мысли, что может потерять ее.

— Клэр, — позвал он, и она, улыбаясь, повернулась навстречу его голосу. Загорелое от занятий гольфом лицо, пара крученых золотых сережек, красиво оттеняющих смуглую кожу.

— А, привет. Как там дела на первом этаже?

— Кошмарно.

— Нашлись учебники по английскому?

— Еще нет. Я этим как раз занимаюсь.

— Они обнаружатся. Как всегда.

Потерянные учебники перестали существовать для Тома, как только он вошел в класс и остановился перед женой.

— Клэр, я вот все думаю…

Ее лицо сразу выразило озабоченность.

— Том, что случилось?

Гарднер обнял жену.

— Что, Том?

— Давай куда-нибудь выберемся в субботу вечером, может, даже останемся там на ночь, побудем вдвоем. Попросим отца приехать приглядеть за детьми.

— Что-то действительно случилось! — В ее голосе слышалась обеспокоенность, тело слегка напряглось.

— Нет. — Он отклонился, заглядывая ей в лицо. — Я думаю, нам обоим надо провести хотя бы один вечер наедине, до того, как начнутся занятия и все это сумасшествие.

— Но мы же заключили соглашение — ничего личного в стенах школы.

— Это так, но поскольку я являюсь директором, то могу по своему желанию время от времени нарушать правила.

Он наклонился и поцеловал жену даже с большей страстью, чем иногда выказывал в их спальне дома. Он любил Клэр с такой силой, на которую раньше считал себя неспособным. Да, он женился по обязанности и в то время ощущал лишь негодование по поводу того, что, едва закончив колледж и не успев еще никак закрепиться в жизни, уже был вынужден влезать в семейный хомут. Но поскольку его девушка забеременела, он обязан был поступить «как честный человек» (выражение из тех времен). Любовь пришла к нему позже, после того, как она родила Робби и Том видел, как Клэр лелеяла их первенца, а через год появилась Челси, а еще через два его жена вернулась на работу и великолепно справлялась со всеми своими обязанностями.

Она была умна и трудолюбива, и их так много связывало, поскольку оба были учителями, что он не представлял себя женатым на ком-либо другом. Они с Клэр оказались хорошими родителями, ведь с результатами плохого воспитания они каждый день сталкивались в школе и знали, к чему ведет пренебрежение родительским долгом. Разводы, жестокость, алкоголизм, легкомыслие — как часто на педсоветах им приходилось беседовать с родителями, чьи дети страдали от этих пороков взрослых. Конечно, Том и Клэр знали, как построить дружную семью, они обсуждали это, отношения между ними всегда были теплыми и, приняв какое-либо решение, они вместе отстаивали перед детьми свою точку зрения. И до настоящего момента директор и его жена по праву могли считать себя счастливыми, ведь их искренняя любовь к детям и их методы принесли великолепный результат. Дети были прекрасно воспитаны.

Любил ли он Клэр? Несомненно. После всех этих лет и всех стараний их семейный очаг стал той крепостью, где душа отдыхает от суеты и от дел.

Девочка с длинными светлыми волосами заглянула в двери и остановилась как вкопанная при виде директора школы, целующего учительницу английского языка. Челси Гарднер, улыбаясь, облокотилась о косяк, скрестила руки и ноги, поставила одну ногу в стоптанной кроссовке на носок и смотрела, как ее мать обнимает отца, а нахлынувшее ощущение счастья и защищенности не оставляло ее. Хотя родители никогда не скрывали своих чувств дома, Челси до этого не видела, чтобы они демонстрировали их в школе.

— А я-то думала, что здесь существуют правила, запрещающие обниматься в стенах учебного заведения.

Родители одновременно оглянулись, но Том не убрал руки со спины Клэр.

— А, Челси… привет, — сказал он.

Челси оторвалась от дверной рамы и подошла поближе, ехидно улыбаясь.

— За такое можно заработать замечание, знаете ли. И если мне не изменяет память, то дома мы уже тысячу раз слышали, как старшие негодуют по поводу безнравственного поведения подростков, которые так и норовят по-зажиматься в углах и под лестницей.

Том откашлялся.

— Я как раз приглашал маму куда-нибудь на выходные. Что ты на это скажешь?

— А куда вы собрались?

— Не знаю. Может, в какое-нибудь местечко, где можно переночевать, а потом еще подадут завтрак.

— Том, ты действительно решил куда-нибудь выбраться? — воскликнула Клэр.

Челси заметила:

— Я считала, что тебя не интересует вся эта романтическая чепуха, папа.

— Я тоже. — Клэр внимательно всматривалась в его лицо.