«Быстрые поцелуи… — подумала она. — Интересно, последний поцелуй тоже был быстрым или?..»
Это было старой традицией, о которой Кэтрин ничего не знала. Первый поцелуй был часть церемонии. Второй захватил ее врасплох. Но этот был чем-то абсолютно другим. Это был поцелуй, которого ожидали все присутствующие.
Сзади нее послышалось невинное приглашение:
— Миссис Форрестер?
Но Кэтрин подозревала, что сейчас посмотрит в его лицо и увидит дерзко поднятую бровь и уголки рта. У нее не было выбора. Из нее вырвался нервный смех, и она наконец поднялась. На сей раз она никак не могла улизнуть, и Клей хорошо выполнил свою работу влюбленного. О, он выполнил ее даже очень хорошо! Он опустил обе ее руки в стороны и прижал их, наклонив голову вбок, а ее голову слегка назад, пока ей не показалось, что сейчас они оба свалятся на пол. Она развела широко руки в стороны и, не найдя ничего, схватилась за толстую ткань на его спине. А пока его язык беззастенчиво хозяйничал у нее во рту, все собравшиеся в комнате свистели, улюлюкали и с шумом били бокалы. Кэтрин казалось, что она умрет от агонии или экстаза, а, может быть, от того и другого вместе. Но она ни от чего не умерла. Более того — ей было приятно. Он отпустил ее, выпрямился и засмеялся ей в лицо, в присутствии гостей, свободно держа ее сейчас и упираясь своими бедрами в ее бедра.
— Ах, возлюбленный мой! — воскликнула она, улыбаясь.
— Им это понравилось, — сказал Клей.
Его слова слились с взрывом аплодисментов. Если бы кто-нибудь мог читать по губам, то Кэтрин была уверена, что Клей сказал: «Мне это нравится». Он опять сжал ее в объятиях. С каждого уголка комнаты они казались типичной влюбленной супружеской парой.
В желудке Кэтрин происходило такое, что ей казалось, будто она слишком много съела лосося Инеллы. Но не успела она об этом подумать, как подоспел фотограф, требуя, чтобы они сделали вид, будто кормят друг друга с вилок. Кэтрин чувствовала смущение, наблюдая, как открытый рот Клея принимает пищу. То и дело мелькал кончик его языка, который только минуту назад бессовестно хозяйничал у нее во рту.
Застолье продолжалось, но Кэтрин не могла больше проглотить ни кусочка. Клей налил в ее бокал шампанского, и она нырнула в него, как моряк с горящего судна. От шампанского ее голова закружилась и стало легче. Она предупредила себя, что нужно быть осторожней. Этот напиток мог вывести ее поведение из-под контроля.
Но не успели еще пузырьки шампанского выветриться из ее головы, как снова наполнились бокалы, и Клей встал, увлекая ее за собой. На сей раз вино ударило ей в голову, и она почувствовала себя раскованно, пока Клей ее целовал с такой страстью, что ее хребет превратился в студень.
«Что за чертовщина, — думала невеста, — давать то, что им хочется, и забывать об атом». Она решила дать воли своему сердцу — не говоря о языке, который встретил внутри рта Клея гостеприимного друга. Она даже слегка изобразила страсть, обхватив макушку его головы, до смерти радуясь своей изобретательности.
Поцелуй закончился. Клей рассмеялся, глядя в ее глаза.
— Хорошая работа, миссис Форрестер.
— Вы сами неплохи, мистер Форрестер.
Но она слишком хорошо осознавала то, как его бедра упираются в ее бедра через бархатное платье, и то, как ее слегка выпирающийся животик назойливо прижимается к тому месту, где расстегнут его хрустящий смокинг.
— Но мне кажется, будет лучше, если ты прекратишь наполнять мой стакан.
— Почему я должен это делать? — Он ухмыльнулся и поднял бровь, намекая. Его руки легко скользнули вниз и задержались на ее бедрах. Она подумала, было ли это воображение, или он действительно на секунду прижался к ней ближе? Но, в конце концов, она решила, что это ее воображение. Тем более, он играл — также, как и она, — ради собравшихся здесь гостей и звона бокалов.
Торт вкатили на стеклянной тележке. Он представлял собой создание в виде башни с рифлеными колоннами и голубями с ленточками в карамельных клювах. Торт вызвал целый хор восторгов в знак благодарности Анжеле. Руки Клея и Кэтрин привязали к ручке ножа огромным сатиновым бантом. Засверкали фотовспышки, нож резал торт, и невесте дали указание накормить жениха на сей раз с кончиков пальцев. Но он не только съел торт, а еще вытер губами глазурь с ее суставов. Кэтрин видела сверху, как покрылись морщинками уголки его серых глаз.
Знакомое ощущение дрожью отозвалось на кончиках пальцев Кэтрин, и она слегка отвела глаза в сторону.
— М-м-м… сладко, — сказал он на сей раз.
— Плохо для твоих зубов, — улыбнулась она ему. — К тому же, говорят, вызывает чрезмерную активность…
Он от чистого сердца рассмеялся, и они снова сели.
— А теперь пусть жених кормит невесту, — предложил фотограф, резко поднимаясь над своей жертвой.
— Сколько еще мы должны съесть? — спросила Кэтрин, волнуясь, но по ней не было видно, что эта игра ей совсем не нравится.
— Я буду аккуратным, — пообещал сбоку Клей. Но в уголках его рта и глаз появились те самые дьявольские морщинки. Он поднял кусочек торта, и она проглотила его, но Клей все продолжал стоять, ожидая, с испачканным глазурью указательным пальцем.
Улыбаясь, она сказала:
— Это будет непристойно…
Но все же пососала кончик его указательного пальца, найдя его слегка соленым.
— О, гости находят это забавным.
— Вы, мистер Форрестер, непростительно соленый. — Но в этот момент она уловила проницательный взгляд Элизабет Форрестер, и ей стало интересно, что заподозрила старая орлица.
Ситуация приняла серьезный оборот, когда Клейборн поднялся и поприветствовал Кэтрин. Он обошел вокруг стола и, обняв ее и поцеловав, высказал свое одобрение всему, что увидел.
Она почувствовала, что Клей протрезвел, по тому, как он облокотился о стол и рассеянно водил указательным пальцем по губам, наблюдая. Потом он поднялся и пожал руку отцу. Послышались аплодисменты, когда Клей возвратился на свое место. Все происходящее Клейборн воспринимал ужасно серьезно; Кэтрин и Клей поняли это, когда их взгляды встретились.
— Налей мне еще вина, — сказала она, — и улыбайся. Твоя бабушка Форрестер наблюдает за каждым нашим движением.
— Тогда это для нее, для мамы и папы, — сказал Клей, поднес палец к краю ее подбородка и легонько поцеловал ее в губы. Потом он потянулся за бутылкой шампанского. Но его улыбка и веселое настроение не вернулись к нему.
Обед закончился, и начались танцы. Кэтрин знакомилась с родственниками Клея и проводила с каждым из них немного времени. Она сама ощущала, как быстро течет время, и пошла искать свою мать, дядю Фрэнка и тетю Эллу. Вечер неумолимо близился к концу, и с каждой прошедшей минутой росло опасение Кэтрин.
Стоя с Бобби в гостиной, Кэтрин заметила в фойе. Клея. Он стоял с очень красивой девушкой. Ее золотисто-каштановые волосы свисали до середины спины. Она убаюкивала бокал с шампанским, как будто родилась с ним в руке. Улыбаясь Клею, она покачивала головой, будто хотела откинуть назад волосы. Но они соблазнительно падали на ее щеки. Затем девушка обвила шею Клея рукой, держа в ней бокал на высокой ножке, поднося свои губы к его губам и целуя его совсем не так, как целовали девушки из «Горизонта». Кэтрин заметила угрюмое выражение лица Клея, когда он разговаривал с девушкой, опуская глаза на пол, потом снова поднимая их и глядя ей в лицо, как бы извиняясь каждой своей чертой. Кэтрин солгала бы себе, если бы не призналась, что его прикосновение к ее руке было не чем иным, как лаской. Он говорил, глядя в ее глаза, гладил эту руку, потом долго стоял, не отпуская ее. Затем наклонился и не спеша поцеловал в безупречную, высокоскулую щеку.
Кэтрин быстро отвернулась. Но эта картина мучила ее до тех пор, пока она не почувствовала, что что-то сжимает ей горло и становится трудно глотать шампанское, которое она поднесла к губам.
— Кто эта девушка с Клеем?
Бобби посмотрела в сторону фойе, и ее улыбка немедленно исчезла.
— Это она, не так ли? — спросила Кэтрин, — это Джил Мангассон.
Бобби слишком быстро повернулась спиной к этой парочке.
— Да, она. Ну и что?
— Ничего.
Кэтрин пыталась, но не смогла не смотреть опять в их сторону. Теперь Клей казался расслабленным, держа одну руку в кармане своих брюк, а Джил взяла его под руку так, что ее грудь спокойно касалась его бицепсов. Она принадлежала к разряду девушек, которые запросто могут позволить себе такое прикосновение. Ее утонченность придавала этому какой-то шик, а не жалкий вид. Теперь к ним присоединился мужчина в возрасте, и Джил Мангассон засмеялась, наклонившись в сторону, при этом не отпуская Клея, и легко поцеловала мужчину в угол рта.
— А он кто? — спросила Кэтрин, стараясь не придавать своему голосу холодный тон.
— Это отец Джил.
Кэтрин почувствовала, как засосало под ложечкой. Жаль, что она стала свидетельницей того, что Джил между прочим прислонилась к Клею в присутствии своего отца и, не чувствуя неловкости, поцеловала Клея, обняв рукой шею. Но Кэтрин удивилась еще больше, когда увидела, что к ним приближается Элизабет Форрестер, и сразу стало очевидным, что Джил Мангассон чувствует себя так же уютно в присутствии старой орлицы, как с бокалом шампанского и новоиспеченным мужем Кэтрин. Недоступная старуха ни капельки не пугала ее. Наоборот, брюнетка взяла свободной рукой Элизабет под руку и очаровательно смеялась над всем, что говорила бабушка Клея. Неожиданно Кэтрин увидела, что старая орлица тоже умеет смеяться…
Она, наконец, отвернулась.
В этот момент Клей поднял глаза и увидел, что Бобби наблюдает за квартетом. Он немедленно вынул руку из кармана, извинился и направился в сторону Бобби и Кэтрин.
— Джил и ее родители как раз уезжают, — объяснил он. Как только слова слетели с его губ, стало очевидным, что объяснения не нужны. Не было никаких объяснений, когда уезжали другие гости.
— Как-то получилось, что Кэтрин не познакомили с Мангассонами.
— О… извини, Кэтрин. Мне следовало об этом позаботиться. — Он неуверенно перевел взгляд с Кэтрин на фойе. Анжела и миссис Мангассон нежно коснулись друг друга щеками, в то время как мужчины пожимали руки, а Джил в последний раз окинула Клея долгим взглядом через пространство, которое их разделяло. Потом они ушли.
— Кэтрин… — начал Клей, но, видя, что Бобби продолжает стоять рядом, сказал: — Извини, Бобби, ладно? — Он взял Кэтрин за локоть и отвел в сторону, чтобы их не могли слышать. — Я думаю, нам пора уходить.
«Конечно, теперь, когда Джил Мангассон уехала», — подумала Кэтрин.
— А может нам следует сначала поблагодарить твоих родителей.
— Я уже это сделал. Сейчас все ждут, что мы незаметно удалимся.
— А как же подарки? — Она схватилась за соломинку и знала это.
— Они останутся здесь. Никто не ждет, что мы сегодня будем благодарить за подарки. Пока они заняты, мы должны просто исчезнуть.
— Мама будет думать… — начала она неубедительно, оглядываясь вокруг.
— Разве будет? — Он видел, как вдруг Кэтрин начала нервничать. — Стив с ней. Он позаботится, чтобы она благополучно добралась домой.
Кэтрин видела, как Ада мило беседует с родителями Бобби и Клея. Кэтрин поднесла бокал к губам, но он оказался пуст. Клей забрал его из безжизненных пальцев Кэтрин, тихо говоря:
— Поднимись незаметно наверх и возьми свое пальто, а я буду ждать тебя возле боковых дверей. И не забудь ключ.
Очутившись еще раз в розовой спальне, Кэтрин наконец позволила своим плечам расслабиться. Она шлепнулась на край нарядной кровати, потом наклонилась назад — тяжело закрыла веки. Жаль, что эта комната не была ее собственной, а то бы она могла свернуться здесь калачиком, а потом проснуться утром и обнаружить, что никакой свадьбы не было. Она рассеянно подняла маленькую подушку, потеребила пальцами рюши, не отрывая взгляда до тех пор, пока рисунок на ней не стал расплываться у нее перед глазами. Она моргнула, откинула подушку в сторону и подошла к трюмо. Потом прижала платье к низу живота, измеряя его на глаз. Кэтрин подняла голову и посмотрела на отраженное в зеркале лицо. Интересно, как оно может быть таким розовым, если она чувствует себя такой бескровной? Из глубины покрытого серебром стекла голубые глаза наблюдали, как кончики пальцев дотронулись сначала до щеки, потом неуверенно опустились к губам. Ее брови носили обеспокоенное выражение, когда она оценивающе рассматривала свое собственное отражение и находила в нем уйму недостатков.
— Джил Мангассон, — прошептала она. Затем она повернулась и накинула на плечи свое пальто.
За окнами мир был в мерцании первого снега, который блестел как будто изнутри. Ночное небо выглядело так, словно кто-то пролил на него молоко, затмив луну белой пленкой. Огни из окон игриво сверкали на белой глазури, а голые ветви деревьев казались сейчас согретыми под своими одеялами. Воздух был хрупким, но хрупким достаточно для того, чтобы заморозить нежные лепестки гардении, забытой в волосах Кэтрин.
Кэтрин сжала воротник своего пальто под подбородком, подняла вверх лицо и вдохнула холодный воздух. Она украдкой пробиралась в конец сада к гаражам. Там было тихо. Даже гул отдаленного уличного движения не вмешивался, и Кэтрин наслаждалась тишиной, стараясь успокоиться.
— Извини, что заставил тебя так долго ждать. — Она вздрогнула, услышав голос Клея, и еще плотнее сжала воротник. Он возник из темноты в виде длинной тени, с поднятым воротником пальто. — Меня заметили несколько доброжелателей, и я не смог быстро отделаться от них.
— Все в порядке. — Но она опустила подбородок вниз, в защитные складки пальто.
— Вот ты мерзнешь. — Он коснулся ее спины, направляя к незнакомой, темной машине, которая ожидала их. Даже в темноте она увидела, что от машины тянулись длинные, узкие ленты. Он открыл дверь со стороны водителя.
— У тебя есть ключ? — спросил он.
— Ключ? — глупо переспросила она.
— Да, ключ. — Он улыбнулся только краешком рта. — Сегодня я сяду за руль, но после этого машина твоя.
— М-моя? — заикаясь, спросила она, неуверенная, в чем искать подтверждения, в машине или в его лице.
— Счастливого бракосочетания, Кэтрин, — просто сказал он.
— Ключ для этого?
— Я подумал, что тебе не понравится фургон для овощей или чего-нибудь такого.
— Но, Клей… — Дрожь усилилась, несмотря на то, что она куталась в пальто.
— У тебя есть ключ?
— Клей, это нечестно! — взмолилась она.
— Все честно в любви и в войне.
— Но это не любовь и не война. Как я могу просто… просто сказать: «Спасибо, мистер Форрестер», и умчаться в дорогой, новой машине, как будто имею на нее полное право?
— А разве нет?
— Нет! Это уж слишком, ты это знаешь.
— «Корветт» не подходит для семейной машины, — убеждал он. — У нас бы возникли трудности даже при перевозке в нем свадебных подарков в загородный дом.
— Ну, хорошо. Тогда обменяй ее на другую машину или опять одолжи «бронко». Не нужно подносить мне весь мир на блюде, с которого я не могу есть, не чувствуя себя виноватой.
Он убрал руку с дверцы машины. Его голос звучал слегка раздраженно:
— Это подарок. Почему ты так волнуешься? Я могу его себе позволить. Если у нас будет две машины, это безгранично облегчит нашу жизнь. Кроме того, Том Мангассон владеет автомагазином, и он нам помогает со всеми машинами, которые у нас есть.
Здравый смысл возвратился с холодной силой.
— Ну, в таком случае, спасибо.
Кэтрин села в машину и скользнула на сиденье. Он сел за руль и увидел, как она согнула ногу в колене за коробкой передач, а потом вытащила ключ из подвязки и вручила ему.
Он был теплым на его ладони.
Казалось, Клей чувствовал себя немного неловко. Он включил мотор, но оставил его работать на холостом ходу; включил обогреватель, прокашлялся.
— Кэтрин, я не знаю, как сказать. Кажется, сегодня мы оба получили ключи в подарок. У меня тоже есть ключ.
— От кого?
— От матери и от отца.
Она ждала, чувствуя внутреннюю дрожь.
— Это ключ от люкса в «Ридженси», чтобы мы провели там первую брачную ночь.
Из нее вырвался звук, как будто из баллона выпустили воздух, перешедший в стон:
— О Господи!
— Да, о Господи, — согласился он и нервно засмеялся.
— Что будем делать? — спросила она.
— А что ты хочешь делать?
— Я хочу поехать в загородный дом.
— Чтобы завтра позвонили из «Ридженси» и спросили, почему жених с невестой не появились у них? Она сидела молча, вся дрожа.
— Кэтрин?
— Ну разве мы не могли бы… разве мы не могли бы просто, — она сглотнула, — зарегистрироваться и уехать в загородный дом, может, оставить ключ, чтобы они нашли его утром?
— Ты хочешь, чтобы я вернулся домой, забрал все подарки в надежде, что, когда раскроем их, обнаружим там простыни и одеяла.
Он был прав, они были в ловушке.
— Это ребячество. Мы только что поженились и договорились, что несколько следующих месяцев будем жить вместе. Ты ведь понимаешь, что мы будем сталкиваться друг с другом все это время?
— Да, но не в номере люкс «Ридженси» в первую брачную ночь. — Говоря это, она знала, что, до того как наступит рассвет, в ее словах мало правды.
— Кэтрин, а что, черт побери, ты ожидала от меня? Ты думала, что я отдам ключ обратно и скажу: «Сам пользуйся им».
Не было смысла спорить. Они сидели так, думая, пока, наконец, Клей не включил скорость и не выехал из тени гаража.
— Клей, я не взяла свой чемодан с вещами, — задыхаясь от волнения, сказала она.
— Он в багажнике вместе с моим, — ответил он.
Они ехали молча. Кэтрин по-прежнему продолжала кутаться в свое пальто, хотя в машине давно стало тепло. В салоне стоял смешанный запах горячего машинного масла и винила.
Кэтрин становилась все более напряженной. Наконец она сказала:
— Почему мне кажется, что все важное, что происходит между нами, происходит в одной из твоих машин!
— Это одно из немногих мест, где мы вообще оставались наедине.
— Но твои родители об этом позаботились, не так ли?
Он резко повернул руль в сторону, подъехав к обочине, плавно затормозил, повернул голову, оглядываясь назад через плечо.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Что теперь?
Он уже разворачивал машину.
— Ты хочешь ехать в загородный дом? Хорошо, мы поедем в загородный дом, — резко ответил он.
Она схватила его за руку.
— Не надо, — умоляюще попросила она. — Нет, не сегодня…
Он молча размышлял, теперь в нем тоже чувствовалось напряжение.
— Я была не права, о'кей? — уступила она. — Просто не веди машину, как сумасшедший. Не сегодня. Я знаю, что они хотели только хорошего, когда заказывали нам номер. Ты прав, какая разница в том, где спать? — Она убрала руку с его руки. — Пожалуйста, постарайся понять. Сегодняшний вечер был сплошной нервотрепкой. Я не привыкла к такой щедрости.
— Вероятно, тебе лучше к этому привыкнуть, потому что они никогда ничего не делают наполовину.
Он ехал сейчас более осторожно.
— Как ты думаешь, во сколько обошлась им свадьба?
— Пусть тебя это не волнует. Маме это, нравится. Я говорил тебе, что организовывать подобные вещи — ее стихия. Разве ты не заметила, как она наслаждалась своим успехом?
— Разве это может успокоить мою совесть? — спросила она.
— Кэтрин, мы каждый раз будем вести такие разговоры, когда что-нибудь получим от них? Почему ты постоянно ругаешь себя? Тебе не приходило в голову, что, возможно, не ты одна получаешь выгоду из нашего соглашения? Тебя может удивить тот факт, что я чувствую себя действительно по-настоящему счастливым, оттого что уезжаю из дома. Мне следовало бы сделать это несколько лет назад, но всегда легче оставаться там, где находишься. Я не могу назвать трудностью то, что обо мне заботились. Но я устал жить с ними. И я счастлив, что уезжаю. Думаю, они испытывают такое же облегчение, оттого что, наконец, я их покинул. А что касается моих родителей… Ты не думай, что они из этого не вынесли ничего продуктивного. Ты видела лицо моего отца, когда он размахивал бокалом шампанского? Видела мать, когда она давала указания официантам, следила за тем, чтобы все легло на свои места? У них большой социальный успех, просто думай об этой свадьбе как об очередном гала-представлении Форрестеров. Свадьба была одним из шикарных представлений, которые они проводят каждый год. Я говорю сейчас об их стиле. Они предоставили нам номер в «Ридженси». Это именно то, чего от них ожидали их друзья, плюс…
— Плюс что? — Она резко посмотрела на него.
— Плюс… Это помогает им верить, что между нами все будет хорошо.
— И ты даже не чувствуешь себя виноватым, принимая все это?
— Да, черт возьми! — взорвался Клей. — И я не собираюсь выходить и покупать власяницу!
Ее удивила его воинственность, поскольку все эти дни он был мягким. Они прибыли в «Ридженси» в натянутой тишине. Кэтрин протянула руку к дверной ручке, но Клей приказал:
— Подожди здесь, пока я достану чемоданы.
Он обошел машину, срывая гофрированные ленточки. От его дыхания образовывалось бледно-розовое облако, в котором преломлялись красочная вывеска гостиницы и свет в коридоре. Он открыл мусорную урну и со свистом швырнул в нее ленточки.
Когда он открыл ей дверцу, она выставила ногу из машины, а Клей протянул руку, чтобы помочь ей выйти.
— Кэтрин, извини, я повысил голос. Я тоже нервничаю.
Кэтрин внимательно смотрела в его лицо, которое при неоновом свете казалось странного цвета. Она не нашлась что ответить.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Портье взмахнул рукой, указывая на комнату. Это была изящная комната, выполненная со вкусом, исключительно в устричных, белых и веджвудских голубых тонах. Холодные голубые стены украшала жемчужная лепка ручной работы в форме прямоугольника. Дизайн повторялся на двух двойных дверях, ведущих в ванную и клозет. Элегантная белая шелковая драпировка увенчивалась богато украшенным дорогим балдахином. Гипсовая французская провинциальная мебель хорошо смотрелась на фоне голубого плюшевого покрытия. Помимо огромной кровати здесь также находилась пара стульев и кофейный столик в стиле Людовика XIV с изящно изогнутыми ножками и овальной мраморной поверхностью. На столике стоял огромный букет белых роз, наполняя комнату терпким запахом.
Когда дверь закрылась, и они остались одни, Кэтрин подошла к цветам, нашла крохотный зеленый конверт и вопросительно повернулась к Клею.
— Я не в курсе. Открой его, — сказал он. На открытке было написано только:
«С любовью, мама и папа».
— Это от твоих родителей. — Она протянула ему открытку и, пока он читал, робко отошла на приличное расстояние в сторону.
— Прекрасно, — пробормотал он и воткнул открытку обратно в розы. Он откинул полы смокинга и, подбоченясь, окинул комнату руками. — Прекрасно, — повторил он.
— Более чем прекрасно, — поддержала она, — более чем сногсшибательно.
На туалетном столике стояла корзина с фруктами и серебряная чаша с зеленой бутылкой внутри. Клей подошел к столику, поднял бутылку, прочитал этикетку, поставил ее на место. Потом он повернулся, ослабил узел галстука-»бабочки» и расстегнул пуговицу на рубашке. Кэтрин прошла вперед и украдкой заглянула в глубину затемненной комнаты.
— Давай я повешу твое пальто? — предложил он.
Она удивленно посмотрела на свое пальто, которое все еще было у нее в руках. — О… о, конечно.
Он подошел, чтобы взять у нее пальто, но она отступила испуганно на шаг.
— Не пугайся, — лаконично сказал он, — я только собираюсь повесить твое пальто.
— Я не пугаюсь. Я просто не знаю, что с собой делать, вот и все.
Он открыл дверцу шкафа и заговорил с покачивающимися вешалками внутри.
— Может, бокал шампанского поможет. Ты хочешь шампанского? — Он тоже повесил пиджак смокинга в шкаф.
— Не думаю. — Тем не менее, она подошла к столику и посмотрела на шампанское и фрукты. — От кого эти фрукты?
— От управления. Ты хочешь? Как насчет последней груши в этом сезоне? — Его загорелая рука взяла из корзины с фруктами грушу.
— Нет, грушу я тоже не хочу. Я не голодна.
Когда она отходила от него, он подбросил грушу вверх, а потом, забыв ее в руке, внимательно посмотрел на Кэтрин.
— Ни шампанского, ни фруктов, чем тогда ты хочешь заняться, чтобы скоротать время?
Она посмотрела на него пустым взглядом, стоя посреди комнаты, как бы боясь прикоснуться к чему-нибудь в ней. Он вздохнул, положил грушу обратно в корзину и перенес чемоданы поближе к кровати.
— Итак, раз мы здесь, то нам нужно как можно лучше использовать это время.
Он гордо подошел к двери в ванную комнату, включил свет, потом повернулся, показывая жестом руки на нее. — Может быть, ты хочешь первой?
Неожиданно Кэтрин поняла, что смеется! Это началось беззвучным трепетом в ее горле, и не успела она себя остановить, как смех вырвался наружу. Кэтрин смеялась, закрыв руками рот, а потом развела руки широко в стороны, подняла голову и продолжала смеяться в потолок. Наконец она посмотрела на Клея — в уголках его глаз опять появились морщинки.
— Смелей, эй, жена. Я пытаюсь быть галантным, но с каждой минутой это становится все труднее.
И вдруг напряжение исчезло.
— О Клей, если бы твой отец мог видеть нас сейчас, он бы потребовал свои деньги назад. Мы действительно находимся в номере-люкс в «Ридженси», и у нас медовый месяц?
— Я думаю, так, — играя, он огляделся вокруг, проверяя.
— И мы зарегистрировались как миссис и мистер Клей Форрестер?
— Думаю, что так.
Она закатила глаза вверх, как бы взывая к небесам:
— Помоги мне, Господи, я путаюсь в словах.
— Знаешь, тебе следует делать это чаще. — Он мягко улыбнулся ей.
— Что делать, путаться в словах? — Она хихикнула и сделала несчастное движение.
— Нет, смеяться. Или даже улыбаться. Я уже начал было думать, что ты проведешь всю ночь с кислым выражением лица.
— А у меня кислое лицо? — Когда она спрашивала, оно выглядело подвижным и любопытным.
— Кислое — это не то слово. Сюда скорее подходит слово неподвижное. Да, неподвижное. Временами ты надеваешь его, как панцирь.
— Да?
— В большинстве случаев, когда мы остаемся одни.
— А тебе бы больше нравилось, если бы я чаще улыбалась?
Он пожал плечами.
— Да, полагаю, что нравилось бы. Мне нравится, когда улыбаются. Мне кажется, я рожден для того, чтобы жить среди счастливых людей.
— Я постараюсь запомнить. — Она посмотрела в окно, потом опять перевела взгляд на него. — Клей, за то, что я сказала там, в машине… ну, прошу прощения.
— Нет, это я был резок с тобой.
— Нет, послушай, частично это была и моя вина тоже. Я не хочу, чтобы мы постоянно ссорились в то время, пока будем женаты. Всю свою жизнь я провела в ссорах, и сейчас я просто хочу… ну, мира между нами. Я знаю, что это звучит глупо, но чувствуешь себя гораздо лучше, оттого что просто признаешься, что нервничаешь, вместо того, чтобы вести себя так, как мы вели по дороге сюда. Я хочу, чтобы ты знал, что я постараюсь со своей стороны установить и поддерживать определенный статус кво.
— Хорошо. Я тоже. Хорошо или плохо, но мы привязаны друг к другу, поэтому давай из этого извлечем для себя пользу, а не вред.
Она слегка улыбнулась.
— Договорились. Итак… я первая, да?
Они оба посмотрели на дверь ванной комнаты.
— Да.
«Что за чертовщина, — думала она, — это обычная старая ванна, ведь так? И я задыхаюсь в этом платье… Я умираю от желания, чтобы мне было удобно, не правда ли?»
Но даже оказавшись в ванной, она остро чувствовала его присутствие за дверью. Кэтрин открыла водопроводный кран, чтобы заглушить свой голос. Продолжая украдкой поглядывать на дверь, она смотрела на себя в зеркало, пытаясь оценить свое отражение до тех пор, пока оно не запотело от ее дыхания.
— Миссис Кэтрин Форрестер, да? — спрашивала она у своего отражения. — Однажды он тебе сказал, что нельзя играть, чтобы потом не поплатиться, и он был прав. Поэтому надень свою ночную сорочку и выходи отсюда. Ложись с ним в постель, а если тебе это неудобно делать, то тебе в этом некого винить, кроме самой себя.
Ее пальцы дрожали, когда она снимала одежду. Она смотрела на себя широко раскрытыми глазами, когда снимала бархатное платье, потом трусики и этот смешной бюстгальтер. Сейчас ее груди стали тяжелее, соски шире и багровее. Как только их освободили из бюстгальтера, Кэтрин почувствовала приступ тупой боли — не то чтобы боли, но что-то похожее на боль — и она, закрыв глаза, взяла груди в ладони, сжимая и поднимая таким образом, чтобы эта неожиданная боль утихла. А когда боль исчезла, она почувствовала облегчение оттого, что ее ничто не стягивает. Она коснулась красных отметин в тех местах, где бюстгальтер туго стягивал кожу на ребрах, потом погладила живот, который теперь был похож на барабан.
Неожиданно промелькнула мысль о том, что мужчина, ожидающий по ту сторону двери, создал все эти перемены в ее теле.
Она отбросила эту мысль, почистила зубы, включила теплую воду и намылила губку. Она уже собиралась смыть косметику, но в последний момент вспомнила, что в ее лице есть много недостатков, и без косметики они будут видны, поэтому она решила оставить все как есть.
Она вскинула руки вверх, и желтая ночная рубашка, как парашют на ветру, устремилась вниз. Потом она надела пеньюар. Ее руки замедлили движения, когда она завязывала на пеньюаре пояс. Поймет ли он правильно то, почему она надела все эти рюши? Она выйдет из ванны и заявит, что Ада купила все это в магазине компании по скидке и подарила ей…
Мысли в голове Кэтрин путались. Она медлила и не решалась открыть дверь. Страх парализовал ее.
Вдруг перед глазами Кэтрин всплыло красивое лицо Джил Мангассон. Она знала, что если бы здесь вместо нее стояла Джил, готовая воссоединиться с Клеем, то не было бы школьной застенчивости.
Она предположила, что как раз сейчас Клей мечтает, чтобы здесь была Джил Мангассон. Она почувствовала жалость к себе, но тут же отогнала ее прочь. Кэтрин помнила тот последний, долгий взгляд сожаления на лице Джил, когда она смотрела через комнату на Клея, перед тем как уйти.