Днем мисс Абигейл зашла в комнату мистера Мелчера прибраться и нашла там лежавшую, словно любовное письмо, книгу сонетов. Мисс Абигейл была одинока, и в те несколько драгоценных дней мистер Мелчер стал для нее предвестником чего-то, что могло произойти. Но он покинул ее жизнь столь же внезапно как и вошел в нее.

Робкий стук внизу отвлек мысли мисс Абигейл от книги в коричневом переплете. Спускаясь по лестнице, она узнала отделку ткани на рукаве костюма мистера Мелчера, но больше она пока ничего не видела. Ее сердце затрепетало, в гостиной мисс Абигейл остановилась и приложила руку к губам, разгладила перед блузки, пояс и дотронулась до пучка волос на затылке. Она не подозревала, что Джесси видит ее из спальни.

Она вышла из его поля зрения, но он слышал каждое слово, и даже из спальни мог различить, как сильно у нее перехватило дыхание.

– Надо же, мистер Мелчер, это вы.

– Да... Я пришел вернуть тапочки вашего отца.

– Да... конечно. Спасибо. – Пружина дверной ставни издала «дзинь», и наступило продолжительное молчание.

– Боюсь, что доставил вам большие неприятности.

– Нет, нет, совсем никаких неприятностей.

У Мелчера, казалось, было что-то с горлом. Он прочищал его несколько раз, а потом на несколько секунд замолчал. Когда они снова заговорили, это произошло одновременно.

– Мисс Абигейл, я мог бы заскочить...

– Мистер Мелчер, этим утром...

Опять наступила тишина, а мужчина в спальне навострил уши.

– Вы имеете полное право злиться на меня за сегодняшнее утро.

– Нет, мистер Мелчер. Я даже не знаю, что на меня нашло.

– Все же, наверное, это моя вина. Я никогда не говорил таких вещей, как сегодня утром.

– В общем-то, это не важно. Вы ведь через час уезжаете поездом?

– Я хочу, чтобы вы узнали, что это для меня значит – то время, что я провел в вашем замечательном доме, когда вы заботились обо мне. Вы сделали больше, чем я ожидал.

– Не стоит, мистер Мелчер...

Только теперь, вспомнив о присутствии в спальне другого мужчины, мисс Абигейл осознала, что он мог слышать каждое слово, но ей некуда было проводить мистера Мелчера. Веранда была на виду, а кухня – явно не место для приемов.

– Нет, стоит, мисс Абигейл. Ваши... ваши настурции, сонеты, изысканные манеры... Я хочу сказать, что не привык к такому обхождению. Ваша восхитительная еда и неусыпная забота...

– Все это входило в мои обязанности.

– И только? – спросил он. – А я надеялся... – Но он не закончил, и мисс Абигейл начала теребить высокий, твердый, с кружевной отделкой воротничок.

– Мечты бывают очень болезненными, мистер Мелчер, – сказала она тихо.

– Да...

– Я вижу, вы купили себе новые туфли.

– Да. Эти не такие хорошие, как те, что я продаю, но... – Его слова снова смолкли.

– Можете свободно распоряжаться тростью папы. Она мне не нужна с тех пор, как его не стало.

– Вы уверены?

Она вдруг сильно захотела, чтобы он взял эту трость, чтобы унес с собой хоть что-то из ее дома, напоминавшее ему о ней.

– Я не стану переживать о ее отсутствии, а вы можете, если пойдете без нее.

– Да... ну что ж... еще раз спасибо, мисс Абигейл.

Снова наступила тишина, и Джесси представил себе, как двое, скорее всего, уставились на трость старика. Пружина на дверной ставне снова зазвенела.

– Если я когда-нибудь буду здесь проездом, я верну вам трость.

– Не стоит беспокоиться.

– А... понимаю, – сказал он уныло.

– Я не имею в виду... – Мисс Абигейл тоже затихла.

– Я всегда буду вспоминать это место, когда почувствую запах настурций.

Мисс Абигейл сглотнула, ее сердце готово было разорваться, глаза вот-вот утонуть в слезах.

– До свидания, мисс Абигейл, – сказал Мелчер, медленно пятясь.

– До свидания, мистер Мелчер.

Потом стало так тихо, что Джесси мог слышать каждый шаг Мелчера, ковылявшего прочь по дороге. Он увидел хромающую фигуру в восточной створке окна в нише, под наполовину опущенной шторой и подумал, если бы этот чертов дурак поработал головой на том поезде, он сейчас бы не хромал. Первый раз Джесси подумал о Мелчере, не впадая в расстройство или гнев из-за своей собственной немощности. Прошло очень много времени с тех пор, как Мелчер ушел, и до Джесси донеслись шаги мисс Абигейл, возвращавшейся наверх. Она, наверно, смотрела ему вслед, пока он не пропал из виду, подумал Джесси. Он не мог не вспомнить все, что рассказывал ему доктор о том мужчине, который ухаживал за ней раньше. Он сравнивал, что было тогда и теперь. И не мог не почувствовать укола раздражения.

Из окна на втором этаже мисс Абигейл, раздвинув занавески, смотрела, как поднимаются клубы дыма, извергаемые прибывающим полуденным поездом. Звук разрезал тишину, и она рисовала в своем, воображении, как мистер Мелчер, хромая, забирается в поезд. Всем сердцем она умоляла его не забывать ее. Клубящееся облако поднялось над крышей станции и еще раз, унося мистера Мелчера из жизни мисс Абигейл, траурно прозвучал паровой свисток. Когда она повернулась, чтобы перестелить его постель, глаза обжигали слезы.

Она была вполне уверена, что подслушивающий их человек начнет снова дразнить ее. Она подошла к порогу спальни, увидела, что он спит и порадовалась, что может разбудить его:

– Я нашла травы, которые должны помочь вашей руке, – громко сказала она с деловым видом.

От ее слов он проснулся, сжал здоровую руку и потянулся. Движение было медленным, по-мужски энергичным, и мисс Абигейл отвела глаза, вспомнив, как он раньше говорил, что все мужское ее пугает. Он лениво пробормотал что-то, зевнул. Наконец, открыв глаза, медленно проговорил:

– Как дела, мисс Абигейл. Вы давно здесь?

– Я только что...

– Опять смотрите, как растет моя борода?

– Вы себя переоцениваете, сэр. Я бы с большей радостью наблюдала, как растет трава.

Он улыбнулся, опять медленно и лениво.

– Я пришла наложить припарку на ушибленную руку. Чем быстрее она заживет, тем быстрее избавлюсь от мучений с вашим бритьем.

Он рассмеялся, и это означало, что у него более или менее сносное настроение.

– Вы говорите, как мой враг, мисс Абигейл. Но раз уж вы меня так грубо разбудили, составьте мне компанию. Теперь, когда Мелчер уехал, я думаю, вы не станете отказываться.

– Оставьте мистера Мелчера в покое, сделайте милость, – едко сказала она. – Хотите вы, чтобы я поставила компресс на руку, или нет?

– Вне всякого сомнения. В конце концов, этой рукой я держу оружие, так ведь? – Джесси протянул руку мисс Абигейл, и она принялась разматывать старую повязку. – И эту же руку я использую, когда занимаюсь любовью, – добавил он.

Мисс Абигейл резко остановилась, но осознав свой промах, опять стала сматывать бинты.

– Правда очень трудно заниматься любовью с одной левой рукой.

Мисс Абигейл почувствовала, как краска выползает на щеки из-под тугого воротничка.

– Как неделикатно с вашей стороны говорить такое.

Рука была освобождена от повязок, и Джесси слегка напряг ее и попытался коснуться лица мисс Абигейл. Та отпрянула.

– А как неделикатно с вашей стороны, мисс Абигейл, уклоняться от меня, как будто я замышляю что-то недоброе. В конце концов с такой рукой я не способен ни заниматься любовью, ни стрелять. А когда смогу, дам вам знать.

Смутившись, мисс Абигейл отвернулась от него и произнесла умоляющим голосом:

– Что мне сделать, чтобы вы прекратили насмехаться надо мной? Я не привыкла к этому, и не умею защититься. Наверное женщины, с которыми вы водили знакомства в последнее время, быстро находили для вас нужный ответ, но я от ваших шуточек прямо немею. Вы меня страшно смущаете. Я понимаю, что вы именно этого и добиваетесь, поэтому мое признание должно вас наконец-то порадовать. Я открываю вам душу и признаюсь, что эти насмешки приводят меня в замешательство. Я прошу вас, обращайтесь со мной вежливо и уважительно.

– Вы хотите, чтобы я упрашивал вас принести в мою комнату настурции?

Когда она заговорила снова, ее голос был чрезвычайно слаб, почти неслышим.

– Я ничего от вас не хочу, только относитесь ко мне, как к леди, как это делал мистер Мелчер. Но вы, очевидно, презираете мистера Мелчера. Его доброжелательность и предупредительность– неизвестные вам качества, но потешаясь над ним, вы делаете себя еще более отвратительным.

– Старина Мелчер произвел на вас впечатление, да?

Мисс Абигейл с трудом сдержалась, чтобы не повысить голос.

– Мистер Мелчер знает, как обращаться с леди, как заставить ее чувствовать себя особенной и достойной внимания, как восполнить нехватку благородства в повседневном однообразии. Эти вещи кажутся вам чем-то непонятным и маловажным, но это из-за того, что вы никогда не знали, какая сила скрывается в красоте и нежности. Сила для вас– это только... только... злоба, ругань, оскорбления и принуждение других людей делать то, что вы хотите. Мне жаль вас, мистер Камерон, потому что вы почему-то оказались чужды таким прекрасным качествам, как вежливость, уважение, терпение, сдержанность, даже благодарность, и не знаете, что они тоже обладают силой.

– И вы следуете этим добродетелям всю свою жизнь?

– Я пыталась. – Джесси заметил, как лопатки мисс Абигейл напряженно сошлись, когда она с гордостью проговорила это.

– И что вы от этого получили? Посмотрите на себя – вежливая и несчастная, Мелчер бросил, я остался.

Все еще стоя к Джесси спиной, она закричала:

– У вас нет на это права, мистер Камерон! Никакого права! Из-за вас я потеряла его, из-за вас и вашего колкого языка. Я уверена, вы чувствуете себя удовлетворенным, что он уехал, и вместе с ним ушел мой последний шанс, чтобы... чтобы...

Мисс Абигейл не выдержала, склонила лицо в свои ладони и стала всхлипывать. Джесси ни разу не видел, чтобы так плакали. Женщина, которую он довел до слез в последний раз, была его мать. Это случилось, когда он покидал Новый Орлеан, чтобы отправиться на Запад. Плачущая мисс Абигейл представляла такую же душераздирающую картину. В результате он почувствовал себя именно таким, каким она его называла много раз: бессердечным и грубым. Эти чувства были для него чем-то новым и вывели из душевного равновесия. Он вдруг загорелся желанием как-то возместить ту боль, которую он вызвал, но прежде чем успел что– нибудь сказать, она прорыдала:

– Извините меня, сэр, – и вылетела из комнаты.

Джесси отметил про себя, что даже в расстройстве мисс Абигейл не изменяет своим безупречным манерам.

Мисс Абигейл была поражена своим собственным поведением. Ни разу в жизни она не плакала перед мужчиной. Она не считала, что слезы приносят облегчение, но закончив плакать, как ни странно, почувствовала, что очистилась. Вся горечь и однообразие ее жизни, все потерянные годы, все непознанные радости, все удовольствия, о которых она никогда не заикалась ни отцу, ни Ричарду... ах, Ричард... какое блаженное успокоение дает одно лишь воспоминание имени... воплотились во всесокрушающей, великой боли, которую мисс Абигейл отважилась теперь признать. Чувства, которые леди никогда не обнаруживают, хлынули наружу, даровав после многих лет ощущение благословенного освобождения.

Мисс Абигейл стояла в затененном заднем дворике и плакала по Ричарду, по отцу, по Дэвиду Мелчеру, по детям, теплу и замужеству. И впервые за всю свою жизнь она плакала о годах, которые пожертвовала своему отцу.

А Джесси ее срыв показал то, чего он никогда в ней не замечал: она была легко ранимой.

А то, что именно он был виноват в этом срыве, разбудило в нем то, о чем вряд ли могла подозревать мисс Абигейл: раскаяние.

Поэтому ближе к вечеру, когда она опять пришла к нему, между ними наметился первый признак гармонии. На лице ее сохранялось обычное выражение чувства собственного достоинства, единственным напоминанием о слезах была легкая припухлость под веками. Когда она появилась в дверном проеме, он не заметил в ней ни вызова, ни упрека.

– Кажется, я опять пренебрегла вашей рукой, – сказала она.

– Я сам виноват, – сказал он просто. Он был вежлив, на лице не было и тени насмешки.

– Но теперь я могу ею заняться? – спросила она.

– Заходите, – ответил он. – Что у вас на этот раз?

– Разные припарки. Наложить их? – На самом деле она спрашивала, можно ли ей войти без страха вновь подвергнуться нападкам его злого языка. Джесси кивнул, выказав полное понимание. Мисс Абигейл вошла и принялась возиться с его рукой. Джесси еще раз невольно восхитился. Снова и снова она возвращалась к нему, что бы он ни говорил, что бы он ни делал. Перед лицом долга упорство мисс Абигейл не знало границ.

– Как она? – спросила мисс Абигейл, изучая руку.

– Не очень хорошо.

– Вы думаете, сломана кость?

– Доктор сказал, что нет, но, когда я шевелю ею, болит чертовски сильно.

– Было бы удивительно, если ничего не сломано, – сказала мисс Абигейл.

Синяк приобрел страшный желто-зеленый оттенок. Она вынула из дымящейся чашки мокрую тряпочку.

– Что это? – подозрительно спросил Джесси.

– Лежите смирно. – Осторожно держа тряпку двумя пальцами, мисс Абигейл плюнула на нее.

– Это что, наказание для меня?

Но мисс Абигейл отжала тряпку о край чашки и приложила ее к разноцветному синяку. Она жгла руку, но, впрочем, не сильно.

– Полагаю, я это заслужил, – проговорил Джесси, в то время как мисс Абигейл бинтовала руку. – Что вы там положили?

– Кое-что, что избавит вас от боли и вылечит синяк.

– Это что, секрет?

– Нет, не секрет. Это просто сорная трава.

– Сорная трава? Что за трава?

– Трава, которую называют умный-зад– ним-местом.

– Умный-задним-местом! Вы это серьезно? – Он сделал все возможное, чтобы воздержаться от острых замечаний по этому поводу.

Мисс Абигейл между тем подумала: неужели мы не можем сказать друг другу ничего, что бы не вызвало скрытого намека? Он, конечно, нацепил свою усмешку, а мисс Абигейл ее проигнорировала. Чтобы скрыть свое замешательство, она начала рассказывать:

– О пользе умного-задним-местом меня научила моя мать, а ее научила моя бабка. Эта трава рассасывает запекшуюся кровь. Поэтому я и использую ее для вашей руки. Моя бабушка применяла ее для всего. Она ею даже выводила маленькую родинку у себя на подбородке.

Мисс Абигейл, дотронувшись до собственного подбородка, посмотрела в глаза Джесси и нескладно закончила:

– Но, насколько я помню, родинка так и не исчезла. Она никогда...

Ее слова затихли, как только она посмотрела на мрачное лицо Джесси, который все еще ощущал боль от слез, пролитых недавно мисс Абигейл, и размышлял, можно ли о них упомянуть. Но он так ничего и не сказал, погруженный в задумчивость.

Мисс Абигейл смотала марлю в моток.

– Надеюсь, к утру вы почувствуете облегчение в мышцах. – Ее взгляд остановился на его руке. Сейчас, подумала мисс Абигейл, он скажет колкость. Но вместо этого Джесси только вытянул руку и тряхнул головой, словно в душе бранил сам себя.

– Что ж, с револьвером я пока не смогу управиться, но чувствую себя намного лучше.

Это было не то чтобы спасибо, но что-то вроде того, и мисс Абигейл думала об этом все время, пока готовила ужин. Рассчитывать на извинения не приходилось – Джесси, возможно, никогда ни перед кем не извинился за всю свою жизнь. Однако, ее слезы несколько смягчили его, и чтобы дать ему понять, что она не виновата в том, что ведет себя благовоспитанно, она поставила маленький букет настурций в изящный стеклянный кувшин, поднос был снова застелен безупречно чистой льняной салфеткой.

Увидев поднос и цветы, Джесси вопросительно приподнял одну бровь, но расценил это как мирное предложение и решил его принять.

– Это от цветов так приятно пахнет? – он дотронулся до лепестка.

– Да.

– Настурции?

– Они самые.

Они смотрели друг на друга, как два горных козла, размышляющих: бодаться или отступить?

– С такой рукой я не смогу управиться с ножом.

Эти слова дали понять мисс Абигейл, что оливковая ветвь мира принята.

– Ножом займусь я, – предложила она и потом добавила. – Надеюсь, вам нравится печенка, мистер Камерон. Сегодня слишком жаркий день, чтобы долго жечь плиту. Печенка с луком готовится очень быстро.

При этих словах мисс Абигейл Джесси почувствовал, что не стоит открывать рот. Но мисс Абигейл села в кресло-качалку рядом с кроватью и стала резать еду, протягивая кусочки Джесси. Наконец-то между ними установилось какое-то молчаливое согласие. Поэтому Джесси брал печенку, медленно разжевывал и проглатывал, заставляя себя воздерживаться от острот и не расстраивать мисс Абигейл, что для него было, казалось, очень просто. Но, Боже, как он ненавидел печенку!

А она все подносила и подносила ее ко рту, и наконец Джесси не выдержал:

– Что в чашке? – спросил он.

– Кофе.

– Где соломинка?

– Вот, – мисс Абигейл вытащила ее из– под льняной салфетки на подносе.

– Попробую выпить.

Джесси поспешно наполнил рот напитком, потом широко открыл глаза и воскликнул:

– О!

– Ой, – с невинным видом отозвалась мисс Абигейл, – думаю, мне следовало бы предупредить вас, что кофе может быть слишком горячим.

Но он был сосредоточен на том, как бы разделаться с печенкой, и решил не пререкаться с ней из-за кофе. Она хочет мира, и она его получит, клянусь Богом! Он морально приготовил себя к тому, чтобы съесть всю печенку и не вымолвил ни слова, пока тарелка не опустела.

Мисс Абигейл тем временем без умолку болтала, рассказывая о многочисленных домашних рецептах и средствах от болезней, которым она научилась у мамы и бабушки, о книге, в которой она нашла упоминание о древесном угле и дрожжах, спасших его жизнь.

А желудок Джесси бунтовал.

Наконец мисс Абигейл сказала:

– К утру вы будете чувствовать себя так хорошо, что сможете нарезать свою печенку... я хотела сказать, сможете сами нарезать печенку.

Но он лежал с закрытыми глазами, странно безразличный ко всему окружающему. Пожалуйста, не надо, думал он. Все что угодно, кроме печенки. Не зная, что его мутит, мисс Абигейл ушла с подносом, довольная в первый раз тем, каким послушным и понятливым он может быть.

Вымыв половину тарелок, она услышала его слабый зов.

– Мисс Абигейл?

Она прислушалась и улыбнулась, обрадованная, что он наконец называет ее мисс Абигейл без его обычного раздражающего тона, но в то же время забеспокоилась, какую ловушку он мог выдумать на этот раз.

– Мисс Абигейл... принесите мне ведро, пожалуйста, скорее!

Неужели она слышит пожалуйста? Потом до нее дошло, что он просит ведро. Его молчание во время ужина, закрытые глаза после, необычная пассивность... о, нет!

– Иду! – закричала она во все горло. Ведро не успело удариться о пол возле его кровати, как Джесси застонал и с усилием перевернулся поближе к нему. Мисс Абигейл выхватила валики из-под его ноги, перегнулась через него и ухватила вместе с простыней, перевернув на край постели, и как раз вовремя. Наружу вышел каждый кусочек жареной печенки, лука, кофе, зеленых бобов и даже пирог с вишневой начинкой. Он лежал, покрытый испариной, свесившись вниз лицом над краем кровати и закрыв глаза.

Наконец он втянул в себя воздух, и это придало ему сил. Он сказал в пол:

– Вам не приходит в голову, мисс Абигейл, что нам, возможно, на роду написано делать друг другу гадости даже из лучших побуждений?

– Переворачивайтесь, – приказала она. – Вы не должны лежать на раненой ноге.

Она помогла ему снова лечь на спину и заметила его бледность на фоне черных бакенбард.

– Наверно, лучше проверить рану еще раз.

Джесси прикрыл лоб и глаза рукой:

– С раной ничего не случилось. Просто я терпеть не могу печенки, вот и все.

– Что? – у нее перехватило дыхание. – И вы все равно ее съели?

– Да, я попытался, – он выдавил из себя безрадостный смех. – Попытался, но ничего не получилось. Я решил во что бы то ни стало не пререкаться с вами снова, особенно после того, как я увидел, как вы сервировали этот поднос. Но, кажется, я не способен поддерживать мир, даже когда стараюсь. – Он устало отнял руку от глаз и увидел, что мисс Абигейл Маккензи пытается сдержать смех, прикрыв рот обеими руками. Джесси не смог остановить свою собственную робкую усмешку, заигравшую на его лице. И тогда мисс Абигейл сделала самую удивительную вещь! Она рухнула на кресло-качалку и смеялась, смеялась, хватаясь за живот и наполняя своей веселостью всю комнату. Такого Джесси от нее не ожидал. Она раскачивалась взад и вперед, забывшись, болтая ногами как дети на качелях, и кружевные нижние юбки повторяли ее движения. И какой очаровательной она стала!

– Прошу прощения, что не могу присоединиться к вам, – сказал Джесси, – но сразу после того, как тебе вывернуло кишки, смеяться довольно больно.

И он с улыбкой продолжал размышлять, как удивительно привлекательно выглядит мисс Абигейл без своего защитного панциря.

– Ох, мистер Камерон, – выдохнула она наконец, – возможно, вы правы, и на роду у нас написано. Даже когда вы пытаетесь отдать должное моей кухне, это оборачивается неприятным исходом.

Она снова весело засмеялась.

– Исходом? На этот раз вы выбрали подходящее слово, – сказал он, посмеиваясь, несмотря на болезненные ощущения в желудке. «О Боже, не допусти, чтобы я рассмеялся... пожалуйста» – уговаривал он себя.

– Вы это заслужили своими оскорбительными замечаниями в адрес моей стряпни.

– Кто кого оскорблял? Именно вы заталкивали в меня эту печенку, даже не побеспокоившись спросить, люблю ли я ее. Заставлять ее есть, это было бы более чем оскорбление. Поверьте мне, леди, это могло убить меня.

К этому моменту она так развеселилась, что позабыла обидеться и на его богохульство, и на то как он в шутку назвал ее леди. Она откинулась в качалке, а Джесси с наслаждением наблюдал за ней.

– Одну за другой я открываю щели в вашей броне, – сказала она, замедляя качание и расслабленно наклонив голову назад. – И одна из них – печенка.

Джесси ни разу еще не видел ее такой расслабленной: руки, ладонями вверх, лежали на коленях, золотой вечерний солнечный свет проходил сквозь западное окно и подсвечивал ее волосы, подбородок, высокий воротник, мочки ушей и ресницы, заставляя их сиять.

Джесси снова задался вопросом, сколько же ей лет, потому что она, откинувшись на спинку кресла, выглядела неожиданно молодо, и он вновь почувствовал сожаление о том, что сказал раньше, как ее покинул Мелчер. Он хотел бы внести ясность в этот вопрос, может быть прямо сейчас, когда она была раскрепощена и приветлива. Сейчас они могли поговорить об этом и избавиться от плохих чувств.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Слишком много, чтобы вы интересовались этим.

– Слишком много, чтобы позволять таким выгодным партиям, как Мелчер, уходить прочь?

– Вы невыносимы, – произнесла она, но без вызова, все еще сидя расслабленно в кресле.

Она повернула голову в сторону Джесси, встретилась с ним глазами, и легкая улыбка тронула ее губы.

– Может быть, – признал он, тоже улыбаясь. – А вы беспокоитесь.

– О чем же это?

– О том, что состаритесь и так не встретите мужчину, В тех местах, откуда родом Мелчер, их предостаточно.

– На Разъезде Стюарта их тоже хватает, – подчеркнуто сказала она.

– Н-да... го-то я заметил вашу слабость к Мелчеру, он был здесь вашей последней надеждой, да?

Она не ответила, но этого и не требовалось. Он внимательно рассматривал ее, пока она, прищурившись, смотрела на солнце, словно играя с ним в какую-то игру.

– Я должен извиниться за это, мисс Абигейл?

Она оторвалась от лучей солнца и повернулась к нему. Помедлив минуту, она мягко сказала:

– Если вам надо спрашивать на это разрешение, то оно уже ничего не будет стоить.

– Неужели? Теперь извинения между нами станут своего рода разочарованием, разве нет?

Мы деремся друг с другом как уличные коты. Вы будете скучать, если я внезапно стану кротким.

– А вам больно приносить извинения, правильно? – возразила она.

– Больно? Вы несправедливы ко мне, мисс Абигейл. Я способен приносить извинения ничуть не хуже остальных.

Но он так и не извинился.

– Я же извинилась за ваши усы.

– Из-за страха, я думаю.

Она отвернулась от Джесси, вновь обратившись к свету, который струился сквозь окно, и пожала плечами.

– Извинение свидетельствует о силе – не силе тела, которой вы, я уверена, всегда обладали, а о силе характера, которой обладал мистер Мслчер.

Приятное настроение Джесси при этих словах мгновенно испортилось. Ему было неприятно, что его все время сравнивают с этим человеком, причем не в его пользу, и это ему надоело. Его Я было болезненно задето. Ему совсем не нравилось, что кто-то считает его неполноценным, даже если этот кто-то– такая бесполая особа, как мисс Абигейл, и тем более в сравнении с молокососом Мелчером. Если этой женщине для собственного спокойствия так требуется извинение, она его, ей-Богу, получит!

– Простите мисс Абигейл. Вам стало лучше?

Она не обернулась в его сторону, сидя неподвижно, поглощенная солнечными лучами. Но защитные нотки в голосе Джесси сделали его извинение менее чем искренним.

– Нет, совсем нет. Предполагается, что это вам должно стать лучше. Так как?

Получив оплеуху после того, как он так долго собирался с душевными силами, чтооы извиниться, Джесси почувствовал, как кровь прилила к лицу. Никогда в жизни он не унижался, прося прощения у женщины, а теперь, вы только посмотрите, чем это обернулось. Внезапно разозлившись, Джесси резко и коротко рассмеялся.

– Я скажу вам, от чего я почувствую себя лучше – если вы вымететесь отсюда вместе со своей печенкой и всеми розовыми мечтами о Мелчере!

Обернувшись, мисс Абигейл увидела раздраженное лицо Джесси. Ее удивленные глаза поймали его недобрый взгляд. Она поняла, что он ожидал, будто она с радостью примет его извинение, которое было начисто лишено раскаяния. Краска снова залила его лицо, и что-то в его словах посеяло в мисс Абигейл зерно подозрения. Уж не ревнует ли он к Дэвиду Мелчеру?! Невероятно, но вполне возможно. По какой другой причине он так реагирует? Джесси все смотрел на нее, когда она, с загадочной улыбкой, поднялась и сладким голосом пожелала ему доброй ночи.

Это ее самодовольство и приторное пожелание спокойной ночи заставило Джесси крикнуть ей вслед:

– Теперь я должен вам дважды! За усы и за печенку!

Когда она поднялась на ночь наверх, Джесси долго лежал без сна, ломая голову, как ей удается вывести его из себя. Что такого было в этой Абигейл Маккензи, что задевало его за живое? Он перебрал в уме все очевидные причины для раздражения – усы, судно и все прочие – но ни одна из них не являлась причиной его гнева. Он происходил от ее манеры выставлять его виноватым за то, что он вспугнул Мелчера. Сколько у него было женщин от Нового Орлеана до Большого Водораздела, и на фоне любой из них мисс Абигейл была жалким пугалом. Она убивается по этому слюнтяю в коротких штанишках и отскакивает назад, стоит только ему, Джесси, показать пальцем в ее сторону. И когда она наконец вырвала у него извинение, что она сделала? Бросила его обратно ему в лицо, вот что! На какое-то мгновение сегодня вечером, когда она сидела, смеясь, в кресле-качалке, ему показалось, что она живая, с такими же порывами, какие бывают у любой женщины. Ну что же, подумал Джесси, скоро мы выясним, есть ли у этой женщины порывы или нет. Если она собирается надоедать мне бесконечными напоминаниями каким джентльменом был Мелчер, и каким несносным являюсь я, я, ей-Богу, найду способ, чтобы обуздать ее! И может быть, в следующий раз, когда она будет вытягивать у меня извинения – если такое когда и случится, – она вспомнит про свои безупречные манеры, которыми она всегда так кичится, и примет извинения как подобает леди, каковой она себя считает.