ГЛАВА 22

Как только ушел Дэвид, Абигейл переоделась на ночь и поторопилась задуть лампы. Ветер врезался в стены дома, дребезжа кровлей, стуча оголенными ветками по карнизам и обещая этот кошмар на всю ночь. Звуки вьюги усилили трепет Абигейл. Она решительно закрыла глаза и перечислила, что Дэвид внес в ее жизнь: спокойствие, дружбу, восхищение, любовь. Некоторое время она размышляла над каждым из них. Дэвид мостил путь к самому спокойному образу жизни, какой она только могла представить. Дружба не вызывала сомнения – они почувствовали ее сразу. А что касалось восхищения – из всех людей, каких Абигейл знала, никто не ценил ее так, не восторгался и не восхищался ею. А любовь...

Ее мысли были внезапно прерваны сильными ударами в заднюю дверь. Раньше никто не входил с задней двери. Еще до того, как ее ноги коснулись ледяного пола, она поняла, кто это может быть и решила, что ей лучше лежать и думать о Дэвиде, чтобы отогнать мысли о Джесси Дюфрейне.

Абигейл думала, не оставить ли Джесси стучать, пока ему не надоест, но он закричал во все горло, пересиливая завывающую вьюгу, и Абигейл испугалась, что кто-нибудь из соседей услышит его.

Она нашла халат и, прислушиваясь, поспешила к задней двери по грубым доскам пола. Джесси снова начал колотить и вопить, поэтому Абигейл зажгла лампу, хотя и не стала сильно выкручивать фитиль, а оставила его еле теплиться из-за боязни, что кто– нибудь может увидеть Джесси из окна.

– Эбби, открывай!

Она только приоткрыла дверь и, преграждая дорогу, не давала ему войти.

Ветер и снег обнимали его волосы, брови и усы – в ледяных кружевах, решительные, черные, словно ночь, глаза смотрели на Абигейл.

– Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты соображаешь, сколько времени?

– Плевать я хотел.

– Как всегда.

– Ты меня впустишь или нет? Никто меня не видел, но, будь уверена, они услышат, как я высаживаю дверь, если ты захлопнешь ее у меня под носом.

Ветер врывался в дом. Абигейл схватила халат за полы на груди. Ноги замерзли, и она дрожала от холода.

Джесси внезапно приказал:

– Дай войти, пока ты совсем не замерзла вместе со мной, – и вошел, заполнив кухню десятью фунтами своей куртки из овчины, тремя дюймами усов и почти двумястами фунтами упрямства.

Абигейл набросилась на него раньше, чем он успел прикрыть дверь.

– Как ты смеешь вламываться в мой дом, как будто он принадлежит тебе?! Выметайся!

Он всего лишь пожал плечами, потер руку об руку и, полностью проигнорировав Абигейл, воскликнул:

– О Господи, как же холодно на улице! Без всяких извинений он сбросил куртку.

– Нам надо дров, чтобы мы не превратились в ледышки.

Он оттащил стул от кухонного стола, поставил его точно напротив печи, повесил куртку на спинку, открыл печную заслонку и потянулся за поленом в ящик с дровами – все это время он ни разу не посмотрел на Абигейл.

– Это мой дом, и тебя сюда не приглашали! Положи полено обратно!

Он опять не обратил никакого внимания на слова Абигейл и засунул полено в печь, потом закрыл заслонку, развернулся и, наклонившись вперед, стряхнул с волос снежные хлопья. Он заметил босые ноги Абигейл, выглядывавшие из-под подола халата и, указав на них, сказал:

– Тебе бы надо надеть что-нибудь на эти милые ножки, лапочка, потому что разговор займет некоторое время.

Абигейл побагровела.

– Он не займет никакого времени, потому что ты немедленно уходишь. И не называй меня лапочкой!

– Я не ухожу, – сказал он уверенно.

Она поняла, что он не шутит. Что ей оставалось делать с таким безмозглым детиной? Абигейл сжала кулаки и зарычала в раздражении. Джесси взял другой стул, поставил его рядом с первым и потом, засунув большой палец обратно за пояс брюк, поднялся.

– Нам есть о чем поговорить, Эбби. Вода, застывшая в его усах, теперь растаяла и капала вниз. Он стоял и терпеливо ждал, когда Абигейл сдастся и сядет. Но Джесси покраснел от холода, волосы блестели и были взъерошены после того, как он их отряхивал. В этих ботинках и джинсах, темной рубашке и жилетке из грубой кожи он походил на головореза даже больше, чем раньше. Смуглая кожа прекрасно подходила к его черным волосам, усам и спускавшимся вниз бакенбардам. Он словно только что вернулся с выпаса, согнав заблудший во вьюге скот, или убежал от полиции. Он выглядел как настоящий мужчина, от одежды до розовых щек, от покрасневшего на морозе носа до растрепанных волос. Глаза Абигейл остановились на его бедре – револьвера не было.

– Не бойся меня, Эбби, – заверил он ее, проследив за направлением ее взгляда.

Он вынул из кармана платок, высморкался и все это время смотрел на Абигейл. Его глаза буквально впились в нее.

Как ее собственные чувства могут ее так предавать? Как она может стоять здесь и думать, что даже то, как он сморкается, привлекательно? Да, привлекательно. Ох, Боже, это все из-за того, что Джесси Дюфрейн был мужчиной во всем. Злясь на себя за такие мысли, она набросилась на него.

– Зачем ты снова сюда пришел? Ты знаешь, что если Дэвид узнает, он ужасно рассердится, но, я думаю, ты на это и надеешься. Тебе не достаточно того, что ты со мной сделал?

Джесси наклонился вперед, потянулся назад, убирая платок в карман, и тихо сказал:

– Давай, Эбби, присядь. Я почти замерз, стоя на улице, пока ждал, когда он уйдет.

Потом он сел сам и протянул руки к теплу.

– Ты стоял на улице и следил за моим домом? Да как ты смел!

Джесси продолжал сидеть, наклонившись к печке и, даже не позаботившись обернуться, произнес:

– Ты забываешь, что именно я финансировал это положение вещей. Думаю, это дает мне здесь немало прав.

– Прав! – Она в гневе приблизилась к нему на один шаг. – Ты приходишь сюда разглагольствовать о своих правах передо мной в моем собственном доме, кладешь мои дрова в мою печь и... и сидишь на моем стуле, говоришь о своих правах? А как насчет моих прав?!

Джесси медленно снял локти со своих колен, распрямил плечи, глубоко вздохнул, поднялся со стула с преувеличенным терпением и размеренным шагом через всю комнату пошел к Абигейл. Его взгляд сказал Абигейл, что он не станет мириться с ее вызовом. Он взял ее за руку и, подталкивая в спину, направил к стульям. На этот раз он уже приказывал:

– Садись. Она села.

Но напряженно, будто проглотив аршин, на самом краешке стула, почти вися в воздухе. Ее руки были крепко прижаты к груди.

– Если Дэвид узнает и я его потеряю, то я... я...

Ее лепет сошел на нет. Она не смогла найти достаточно резкие слова, чтобы выразить, как взбесил ее Джесси.

Джесси только вытянул свои длинные ноги и, откинувшись на спинку, расслабился. Пальцы рук переплелись на животе.

– Так ты счастлива с ним? – спросил он, изучая ее напряженный профиль.

– Когда ты уезжал отсюда, это тебя интересовало меньше всего!

– Не делай предположений, Эбби. Когда уезжал отсюда, все дела пребывали в беспорядке, а я не люблю беспорядка, поэтому я и вернулся. Когда я узнал – не могу сказать, что от тебя, а прочитал в газетах, – что ты выходишь замуж, я должен был узнать, все ли у тебя порядке.

Абигейл окинула его недоброжелательным взглядом.

– Как это здорово – по-настоящему здорово с твоей стороны! – огрызнулась она. – Полагаю, мне следует прямо-таки затрепетать от твоей запоздалой заботы.

– Я и не надеялся на это. По крайней мере, не после ледяного приема перед моим отъездом.

Он хитро усмехнулся, и из небытия к Абигейл вернулось воспоминание, как Джесси в ошарашивающем костюме преклонил перед ней колено.

– Что ж, ты это заслужил, – сказала она раздраженно, но злобы в ее голосе стало поменьше.

– Да, я тоже так думаю, – признался он добродушно с дружелюбным выражением в глазах.

Позади него затухла еще теплившаяся лампа. На стене напротив печки запрыгали тени Джесси и Абигейл. Перед ними разгорался огонь, лизавший слюдяное окошко в литой дверце печки. На улице плакал ветер. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, вспоминая прошлое.

Джесси мягко проговорил:

– Значит это не так, Эбби?

– Что не так?

– Ты не беременна.

Почувствовав новый приступ противоречивых чувств, которые всегда пробуждал в ней этот мужчина, Абигейл отвернулась и уставилась на слюдяное оконце. Она была очень сильно смущена. Стоило ему только войти и повести себя обходительно, как все начиналось снова. Абигейл подтянула ноги с грубого пола, поставила их на край сиденья и, крепко обхватив колени, положила лоб на руки.

– Ох, Джесси, как ты мог? – спросила она приглушенным голосом. – На улице ты фактически обвинил меня в... в моих близких отношениях с Дэвидом, и это для того, чтобы высянить спорный вопрос о... об отцовстве несуществующего ребенка.

– Я не хотел, Эбби.

Джесси дотронулся до ее локтя, но она отдернулась, по-прежнему уткнув лицо в руки.

– Не трогай меня, Джесси. – Она подняла на него обвиняющий взгляд. – Не после всего, что было.

– Хорошо... хорошо.

Он поднял руки, словно на него нацелили револьвер, потом медленно опустил их, увидев болезненное выражение обиды на лице Абигейл.

– И зачем ты только вернулся? Тебе не хватило первого раза, и ты решил снова преследовать меня?

Их взгляды встретились, задержались в таком положении секунду, и Джесси спросил:

– Я преследую тебя, Абигейл?

Она отвернулась.

– Не в том смысле, который ты имеешь в виду. Он посмотрел вниз, на голые пальцы ног на сиденье, лениво откинулся назад и, положив запястье на спинку стула Абигейл, полностью окинул ту взглядом.

– Скорее уж ты преследуешь меня, – признал он, – думаю, именно поэтому я и вернулся, чтобы разрешить все неясности между нами.

Не убирая запястье со спинки, он зажал ее волосы между указательным и средним пальцем и погладил шелковистую прядь. От волнующего прикосновения Абигейл раздраженно напрягла плечи и наклонила голову вперед, чтобы освободить волосы.

– Я думала, в тот последний день мы поняли друг друга, – сказала она, сжимая колени еще крепче.

– Не совсем.

На них нахлынули воспоминания последнего дня. Они сидели рядом, согреваемые теплом печки, теплом друг друга, и гнев рассеивался вместе с холодом. Казалось, что-то непрошенное просачивалось сквозь их кожу вместе с излучаемым печкой теплом. Через некоторое время голос Абигейл, униженный и жалкий, раздался вновь.

– Почему ты не сказал, что Дэвид возвращается, перед тем как мы... – Но ей было страшно закончить эту фразу. Джесси сидел слишком близко, чтобы произносить такое вслух.

Джесси секунду изучал Абигейл и потом тихо спросил:

– Почему ты не пошла обратно наверх, когда я тебе говорил?

Но ни один из них не знал ответов на эти вопросы, отдавшиеся эхом в завываниях ночи, Эбби снова опустила лоб на сложенные руки и молча покачала головой. Она слышала, как Джесси склонился вперед, сдвинувшись на край стула, и опять оперся локтями о колени.

– В кофейнике есть кофе?

Абигейл встала, подняла кофейник в голубую крапинку, который оказался полным, и потрогала его ладонями. Джесси наблюдал за ней из-под опущенных бровей и вспоминал, как эти руки касались и возбуждали его. Абигейл исчезла в темной кладовой.

Там, оставшись одна, она прижала руки к открытому рту, словно это могло помочь ей побороть страшное желание заплакать, когда она вернется туда, где Джесси снова не будет спускать с нее глаз.

Джесси следил, как она вошла с чашками, наполнила их и, обернувшись, увидела, что он снял ботинки и положил ноги на каминную решетку, чтобы согреть их. Абигейл безмолвно протянула ему чашку, и их глаза на мгновение встретились, когда Джесси опустил ноги, пропуская Абигейл к стулу.

Они пили кофе, сидя бок о бок, и молчали, задумчиво глядя на маленький язычок пламени, видимый сквозь окошко в печи. Джесси снова положил ноги на решетку, Абигейл положила ногу на ногу, переплетя пальцы. Что– то было особенное в том, как они сидели вместе босые перед пляшущим огнем с каким-то смущенным смирением. Враждебность исчезла, оставив их в мире друг с другом.

– Ты думаешь, я знал, что Мелчер должен остаться? – спросил Джесси, не оборачиваясь к Абигейл.

– А разве нет? – спросила она, глядя на пальцы его ног. Она вспомнила, как выглядели его обнаженные ноги, и осознала, как мало надето на ней самой было сейчас.

– Я знаю, что именно об этом ты думала все эти месяцы, но это неправда. Я знал только что он приедет на встречу, но понятия не имел, что он останется.

Абигейл повернулась, всматриваясь в его профиль, проследила линию его лба, носа, усов, губ, пылавших желто-красным цветом. Джесси поднял свою чашку, сделал глоток, и Абигейл увидела, как поднимается и опускается его кадык. Он определенно очень привлекательный человек, признала она.

Усталым тоном она произнесла:

– На лги мне больше, Джесси. Хотя бы не лги.

Он поднял взгляд на ее серьезное лицо, подсвечиваемое пляшущим огнем.

– Я никогда не врал тебе.

– Молчание тоже может быть ложью.

Джесси знал, что она права. Своим молчанием он обманывал ее много раз и не только о возвращении Мелчера, но и о владении железной дорогой, и о том, что он один из тех, кто платил ей за то, что она ухаживала за ними. Абигейл отглотнула кофе, осторожно сжала чашку между ладонями, посмотрела в нее.

– Ты знал, какие я связываю с ним надежды, Джесси, ты знал это все время. Как ты мог не сказать мне?

Она выглядела лет на семнадцать, как девушка с разбитым сердцем. Ее кожа казалась золотистой в свете пляшущего огня. Джесси только обхватил свою чашку руками.

– Потому что если бы я сказал тебе, что он возвращается, я не провел бы с тобой ту ночь, ведь так?

Абигейл в замешательстве подняла глаза. Она не знала, что сказать. Все это время она думала...

– Н... но Джесси, – проговорила она с расширившимися глазами. – В ту ночь именно я пришла к тебе. Именно я просила.

– Нет, все было не так. – Он изучил ее лицо, с этими расширившимися глазами, казавшимися черными в затемненной кухне, и потом заставил себя отвернуться. – Все было не так с самого первого дня. Именно я, всегда я, до самого конца пытался тебя расшевелить, пока наконец не преуспел. Но, знаешь, Эбби? – Он убрал ноги в носках с решетки, поставил локти на колени и проговорил в глубину своей чашки. – Когда это произошло, я сам себя ругал за то, что сделал.

В этот момент лампа на столе у них за спиной зашипела, пламя задрожало и погасло. Абигейл, потрясенная, разглядывала затылок Джесси и густые волосы, вившиеся возле уха.

– Я тебя совсем не понимаю. Он взглянул на нее через плечо.

– Я хочу, чтобы ты была счастливой, Эбби. Это так трудно понять?

– Просто я... это... в общем, это не похоже на Джесси, которого я знаю, вот и все.

Он разглядывал ее через плечо еще несколько секунд, потом отвел глаза в сторону, опять на огонь и отпил кофе.

– Тогда что на меня похоже? Образ дорожного грабителя? Тебе трудновато отделаться от этого образа. Это одна из причин, по которым я вернулся сюда. Потому что мне не безразлично, что ты думаешь обо мне. Такого никогда еще не случалось со мной в отношениях с женщинами. Ты другая. Мы и начали-то по-другому. Мы начали так...

Но он замолк, унесшись в мыслях назад, наслаждаясь какими-то воспоминаниями, жалея о других, не в силах выразить свои чувства словами.

– Как мы начали? – подтолкнула его Абигейл, гадая, что он собирается сказать.

– О, все эти ссоры, склоки, сведения счетов. Когда я проснулся в этом доме в первый раз и узнал, как сюда попал, ты знаешь, как я взбесился, а ты была под рукой, поэтому я обрушил свой гнев на тебя. Но мне бы не хотелось, чтобы ты думала, что наша последняя ночь, когда мы занимались любовью, тоже была сведением счетов.

Абигейл осенило, что с тех пор бесчисленное число раз к ней приходила точно такая же мысль. Она была частью того, что преследовало ее. Джесси взглянул назад через плечо, но Абигейл было страшно встретиться глазами с этим нарушившим ее покой, искренним Джесси.

– Ты думала именно так, Эбби? Что я занимался с тобой любовью, и в то же время давал Мелчеру деньги. Обесчестил его невесту, чтобы посмотреть, как он будет дергаться, решая, что делать дальше?

Джесси по-прежнему сидел немного спереди от нее и ждал ответа, который Абигейл боялась дать. Кофейная чашка Джесси висела на одном пальце, уже пустая.

– Ты так думала? – тихо выпытывал Джесси.

И в конце концов ее глаза не устояли. Они задрожали, взглянули на Джесси, и Абигейл выдохнула:

– Я... н... не хотела.

Ее слова были встречены долгим молчанием. Потом Джесси откинулся на спинку своего стула, закинул лодыжку одной ноги на колено другой, задев подол рубашки Абигейл и чуть не коснувшись ее колена, и положил руку на лодыжку. Другая рука с чашкой свесилась с поднятого колена.

– Эбби, я хочу рассказать тебе всю правду, поверишь ты или нет. Деньги, которые я заплатил Мелчеру, действительно были отступными, но вовсе не из-за того, что я поранил его. Я вообще платил не ему, а тебе, потому что чувствовал себя виноватым за ту ночь. Но я клянусь, эта идея пришла мне во время третейского разбирательства. Я вычислил, что, если дам ему много денег, он сможет осесть здесь и, возможно, осядет. Да, признаю, что немного подтолкнул его к этому, но не для того, чтобы задеть тебя, Эбби. Вовсе нет. Я думал, что если смогу уладить проблему таким образом, то ты сможешь получить Мелчера, милую уютную свадьбу, милый, уютный бизнес и спокойное в финансовом плане будущее, то тем самым выкину тебя из своего сознания.

Абигейл взглянула сбоку на его лицо. Он смотрел на кофейную чашку, постукивая ею по колену.

– И что же?

Чашка замерла. Он посмотрел в глаза Абигейл.

– Этого не произошло.

Она подняла нитку с колена.

– Ты всегда так великодушен со воими любовницами? – спросила она, желая прервать этот сумасшедший разговор, который словно оплетал их шелковой, соблазнительной сетью.

Он удивил ее своим простым ответом.

– Нет.

Абигейл поймала себя на том, что хотела, чтобы Джесси начал отрицать существование других женщин, и, когда он этого не сделал, ощутила боль. Какая ей разница, были ли у него другие? И все же он поймет: ее чувства больше, чем было нужно в данный момент.

– Не проще ли было просто развернуть меня, когда я пришла к тебе?

Нога Джесси спустилась с колена и ударилась об пол. Он внезапно вскочил и сосредоточенно стал наливать еще кофе. Стоя спиной к Абигейл, он ответил:

– Это было сложно.

Он сделал большой глоток, а ошарашенная Абигейл смотрела на его густые волосы на затылке. Джесси после долгого молчания спросил:

– Ты знаешь, что ты была первой женщиной, которая сказала мне нет, Эбби?

Ему опять удалось удивить ее. То, что он говорил, было полным безумием.

– Но я...

Джесси вдруг повернулся и прервал ее:

– Не укоряй себя, Эбби. никогда больше не укоряй. Это я просил тебя о той ночи любви, и не важно, кто пришел в ту комнату, и ты знаешь это. Но ты оказалась не такая, как остальные.

– Я думала, что в постели ни одна женщина не отличается от остальных.

Джесси вскинул руку, схватил Абигейл за подбородок и грубо приподнял ее лицо. Какое– то мгновение он смотрел так, словно готов был прибить ее.

– Выбрось это из головы, Эбби! ы чертовски прекрасно знаешь, что ты другая, и не только в том, что ты была девственницей. Все время, пока мы были вместе, ты была другой. Даже в том, что спасла мне жизнь.

Внезапно от его вспышки гнева, под свирепым взглядом его глаз, Абигейл начали душить слезы. Она отвернула подбородок в сторону, прочь от руки Джесси, и не спуская с него глаз. В конце концов она излила свою душу:

– Знаешь каким низким я тебя считала за то, что ты использовал против меня мое незнание? За то, что не сказал о возвращении Дэвида? За то, что не сказал, что владеешь железной дорогой? За то, что не сказал, что это были твои деньги, которые... которые заплатили мне, как... как какой-нибудь проститутке?

– Эбби...

– Нет, дай мне закончить. Я разозлилась на тебя за то, как ты уехал отсюда восвояси, думая, что маленький урок для такой женщины, как я, ничего не значит, для женщины, которая...

– Я никогда не думал...

Он сел и снова положил одну руку на спинку стула Абигейл.

– Замолчи! – приказала она. – Я хочу, чтобы ты узнал, через какой ад заставил меня пройти, Джесси Дюфрейн, потому что ты сделал... ты сделал. Ты заставил меня чувствовать себя недостойной любви Дэвида, так что я не имела права выйти за него, даже если он попросит. Ты себе представить не можешь, Джесси, что со мной из-за этого творилось. Я не хочу, чтобы ты ушел отсюда с чистой совестью. Я хочу, чтобы тебе было также больно, как и мне, потому что даже после того, как ты уехал, все, что я могла делать, это ходить по дому и везде находила напоминания тому, что мы с тобой делали, или пойти в магазин Дэвида, где о тебе напоминали деньги. Даже там ты, казалось, смеялся надо мной с каждой стены, которую ты оплатил. Я хотела сделать с тобой то же самое, но у меня не было способа, и я начала думать, что никогда не смогу освободиться от тебя.