– Вы имеет в виду, что будете держать его у себя, даже если он больше этого не захочет?

Глаза мисс Абигейл сверкнули огнем, достаточным, чтобы подкоптить куски мяса, свисавшие на крючках с огромной резной железной реи на стене Гейба.

– На что вы намекаете, мистер Портер? На то, что я была с ним в безопасности, когда его считали уголовником, а теперь, когда его считают фотографом, – нет?

Это не очень-то прибавило благоразумия Гейбу Портеру.

– Что вы, я не имел в виду ничего такого, мисс Абигейл. Я просто забочусь о благополучии незамужней женщины, вот и все.

Гейб Портер не мог бы причинить ей боль, даже если бы отсек от нее своим здоровым ножом порядочный кусочек, но на лице мисс Абигейл не отразилось ничего, хотя его слова укололи ее в самое сердце.

– О моем благополучии вы бы лучше позаботились, отрезав мне два самых толстых куска говядины, мистер Портер, – потребовала она. – Мясо – вот что укрепляет ослабленный организм. Мы обязаны дать этому человеку хорошего красного мяса, после того как он потерял сколько крови по воле несчастного случая, вы согласны?

Гейб сделал, как было приказано, ни на минуту не забывая: Боне Бинли передал, что Джем Перкинс говорил, что мисс Абигейл ездила на прогулку на двухколесной коляске с фотографом на холмы, а после этого младший Роб Нельсон видел мужчину, расхаживавшего с важным видом по заднему двору мисс Абигейл, облаченного только в штаны от пижамы. Надо же! И с его слов, его попросили доставить мисс Абигейл подарки, прямо из Денвера. Это должно быть от него. Черт, она никого не знает в Денвере, кроме него!

Но если все это Гейб Портер воспринял довольно спокойно, то последующее заставило его испытать настоящее потрясение. По дороге к себе Гейб услышал, что мисс Абигейл зашла в банк и положила чек на целую тысячу долларов, выписанный «Роки-Маунтин-Рэйлроад Компани», для которой, все в городе знали это, человек, поселившийся в доме мисс Абигейл, делал свои «картинки».

Зайдя за угол, мисс Абигейл пришла в замешательство, увидев Джесси, дожидавшегося ее снова на качелях. Она еле сдержалась, чтобы не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть с почти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.

– Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?

Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:

– Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:

– Что?

– Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.

Он засмеялся и покачал головой.

– Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.

Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.

– Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.

– Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.

Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.

– Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.

– Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.

– Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.

Ее широкая улыбка очаровала Джесси.

Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:

– Иди жарить бифштекс, женщина.

Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.

Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть спочти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.

– Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?

Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:

– Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:

– Что?

– Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.

Он засмеялся и покачал головой.

– Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.

Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.

– Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.

– Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.

Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.

– Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.

– Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.

– Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.

Ее широкая улыбка очаровала Джесси.

Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:

– Иди жарить бифштекс, женщина.

Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.

Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл поймала его взгляд. Он усмехнулся и пожал плечами.

– Чем могу помочь?

Сегодня вечером он полон сюрпризов, подумала она и протянула ему стопку блюдец. Когда он повернулся в сторону кухонного стола, она остановила его:

– Нет, не здесь. Поставьте их в столовой. Тот стол давно не использовался. Я подумала, что мы можем сегодня сесть за ним.

Его усы ощетинились.

– Значит, будет маленькая прощальная вечеринка?

– Скорее всего, да.

– Как скажешь, Эбби. Он направился к столовой.

– Одну минуту. Я постелю скатерть.

– Для такого случая и скатерть?

Она вошла с безупречно чистой, накрахмаленной скатертью и спросила:

– Вы не могли бы поднять подсвечники?

– Конечно.

Он поднял со стола пару подсвечников, удерживая и остальную ношу, и стоял, пока мисс Абигейл одним взмахом расстелила скатерть точно так, как хотела.

– Ух ты, это самая дьявольская вещь, какую я видел!

– Что именно? – спросила она, нагнувшись, чтобы расправить и без того совершенно ровную поверхность материи.

– Если бы я попробовал расстелить скатерть, она, возможно, полетела бы в противоположном направлении и потащила бы меня с собой.

Он наклонил голову, оперев ее на стопку блюдец, и наблюдал за маленьким задом мисс Абигейл, когда она перегнулась через край стола, утюжа его ладонями. Когда она выпрямилась, он снова встал прямо.

– Вы хотите продолжить или будете стоять так всю ночь?

– Я бы хотел посмотреть, как ты делаешь это, еще раз, – сказал он.

– Что?

– Взмахиваешь этой штукой и сажаешь в аккурат по центру стола. Готов поспорить, что ты больше так не сможешь.

– Сумасшедший. Вы перебьете все мои тарелки, если не поставите их сейчас же.

– На что поспорим?

– Теперь, так сказать в довершение всего сделанного, вы хотите вовлечь меня в азартные игры?

– Перестань. Эбби, что тебе стоит? Один взмах скатертью.

– Я вас терплю, и этого достаточно! – она очаровательно улыбнулась.

– Как насчет одного фотографического портрета на фоне отменно приготовленной домашней еды? – предложил Джесси, думая, что это помогло бы ему под благовидным предлогом снова появиться на Разъезде Стюарта.

Что, честное слово, нашло на Абигейл Маккензи, она не могла сказать, но только в следующий момент она взяла скатерть и опять высоко взмахнула ею. На этот раз ткань, конечно, легла криво... и в следующий... и оба уже смеялись как неотесанная деревенщина, хотя ничего особо веселого и не было.

Блюдца стучали на груди у Джесси, когда он решил добродушно уколоть:

– Вот видишь, я же говорил, ты больше не сможешь расстелить ее одним движением. Я выиграл.

– Но в первый-то раз у меня получилось, так что это не считается. Это очень трудно сделать после того, как весь воздух взбаламучен. С чего это я начала размахивать скатертью как дурочка?

– Чтоб мне провалиться, если я знаю, Эбби, – сострил он и наконец поставил свою стопку на стол.

И впервые за свою жизнь Эбби подумала, чтоб мне провалиться, если я тоже знаю.

– Пойду-ка я переверну бифштексы, – сказала она и ушла обратно на кухню.

Он тут же последовал за ней со стаканами, которые она ему вручила.

– Эй, если это вечеринка, может мы возьмем бокалы, а пить будем шампанское, которое принес Джим?

– Шампанское?

– Я открыл сумку, пока ты уходила, и в ней – шампанское. Как раз к прощальной вечеринке. Что скажешь, если мы его откроем?

– Боюсь, что не пью спиртного, и не думаю, что вы... – Но теперь все изменилось. Он был уважаемым человеком. – Вы, если хотите, можете выпить.

– Где бокалы?

– Вот эти стаканы все, что у меня есть.

– Ладно, какая разница?

И он ушел, чтобы снова поставить их на стол.

Он открыл бутылку перочинным ножом на заднем дворе, и мисс Абигейл была уверена, что весь этот чертов город слышал хлопок – хотя не многие из них узнали бы этот звук.

.Все готово? – спросил он, вернувшись.

Мисс Абигейл сняла передник и, возглавив шествие, внесла в комнату бифштексы и овощи на широком, цвета слоновой кости подносе. Горели только свечи.

– Принесите лампу, – сказала она через плечо, – темнеет.

Он схватил ее с кухонного стола и вошел вслед за Эбби, не особо бойко передвигаясь из-за своей слабой ноги, лампа – в одной руке, бутылка шампанского – в другой.

– Спички... – сказала мисс Абигейл.

– Сейчас.

Ей пришло в голову, что теперь он знает, где в ее доме лежат многие вещи, и что ей это нравится. Она вдруг почувствовала укол печальной гордости, наблюдая за Джесси, который принес спички, чтобы, словно владелец поместья, зажечь огни.

– Садись, Эбби. Я поухаживаю за тобой. Я – ответственный за стол сегодня вечером.

Кроме лампы он зажег и две свечи. Комната озарилась розовым светом. Когда он задул спичку, его рука с длинными пальцами, согнутыми вокруг спички, с темными волосами на предплечье и запястье, завладела вниманием Эбби. Стол был в два раза больше кухонного, но Джесси поставил их тарелки рядом на одному углу.

– Простите, Эбби, я не одет соответственно случаю, – сказал он, проверяя пуговицы, пока садился.

Она улыбнулась.

– Для вас, мистер Дюфрейн, можно считать, что одеты.

Он похлопал себя по ребрам и рассмеялся.

– Думаю, ты права.

Она положила на его тарелку бифштекс с круглой поджаристой картошкой и золотистой морковью, такой, какую он ел в детстве, Джесси глазел на них, пока она накладывала ему еду, и потом с явным удовольствием, охая, принялся есть.

– Боже, как я проголодался. Обед был... Но они не собирались обсуждать обед, поэтому Джесси пожал плечами и продолжил есть.

– Обед был прерван, – закончила она за него, приподняв бровь.

Она ни разу в жизни не видела, чтобы так наслаждались едой. К ее удивлению, он делал это тихо, без лишних движений, не колол ножом и не ел с него, а только резал. Откинувшись расслабленно, после того как выпил, он вытер рот салфеткой, а не рукавом. Эбби не могла не сравнивать этого приятного вежливого человека с подлецом, который критиковал ее все время, когда она кормила его. Почему он сразу не был таким улыбчивым и дружелюбным?

– Мне будет не хватать таких изысканных блюд, – сказал он, словно прочитав ее мысли и еще больше усилил вновь сформировавшееся о себе мнение.

– Как и все то, что проходит, моя стряпня будет казаться лучше, чем она есть на самом деле.

– Ох, я сомневаюсь, Эбби. Раз уж мы прекратили ругаться во время еды, я по-настоящему наслаждаюсь ею.

– Я не знала этого раньше. Я думала, вам ничего не нравится больше, чем приличная... или, я бы сказала, отвратительная драчка.

– Частично ты права. Мне действительно нравится приличная драчка. Она, как мне кажется, воодушевляет и приводит в порядок эмоции. Хорошая драчка опустошает тебя и оставляет чистым, как лист бумаги, готовым начать новую. – Он лукаво взглянул на мисс Абигейл и добавил: – В некотором роде похоже на печенку.

Она засмеялась и быстро поднесла салфетку к губам. Ах, в конце концов, она не могла не признать, что Джесси был остроумным. Когда она проглотила кусок и снова смогла говорить, она обворожительно улыбалась.

– А ваши эмоции, мистер Дюфрейн, требуют, чтобы их так часто приводили в порядок?

Джесси открыто рассмеялся, откинувшись с наслаждением назад на своем стуле. Он любил ее такой, остроумной, и теперь в свою очередь подумал, что ему будет не хватать этого добродушного подшучивания, в котором они столь преуспели.

– Мне начинает нравиться твой насмешливый ум, Эбби. Он скрашивает дни так же хорошо, как и небольшие потасовки, которые мы устраивали время от времени.

Ночного тусклого освещения было недостаточно, чтобы мисс Абигейл могла определить, появились ли в его черных глазах, спрятавшихся за стаканом, карие крапинки или нет.

– Небольшиепотасовки? – спросила она. – Время от времени?

Насмешливо глядя на Эбби через стол, Джесси поддел кусок мяса.

– Полагаю, ты заслуженно разделила вместе со мной не только мой скверный характер... – Он махнул своей вилкой под носом мисс Абигейл. – Ты заслужила это, женщина. Она смерила его взглядом и с притворной строгостью крохотным пальчиком оттолкнула вилку в сторону.

– Кончай указывать на меня мясом, Джесси.

Она слишком поздно сообразила, что сказала. На его лице появилась усмешка. Мисс Абигейл вспыхнула, краска поднималась от подбородка до корней волос. Он не стал в угоду приличиям говорить ничего такого, что могло бы ослабить удар, как сделал бы на его месте настоящий рыцарь. Но когда Джесси был рыцарем? Он только откинулся на спинку и использовал это неудачное замечание в своих целях. Его зубы засверкали в широкой улыбке. Мисс Абигейл снова поднесла салфетку к губам и опустила взгляд на тарелку, пытаясь что-то проговорить.

– Я... я... не заслужила того, чтобы... чтобы в меня кидали тарелку через... через всю спальню и... и суп, и стакан, и все остальное.

Джесси водил по своей тарелке кусок мяса, с которого это все началось. В конце концов он решил пожалеть Эбби. Он положил мясо в рот, задумчиво посмотрел в потолок и сказал, размышляя:

– Ты не помнишь, какого черта я опять это начал?

На этот раз его нелепый невинный вопрос застал ее врасплох. Она тут же засмеялась и выплюнула кусок мяса. Он пролетел порядочное расстояние и приземлился на чистую скатерть. Эбби сжала рот ладонями, и, вздрагивая плечами, долго смеялась.

Джесси, тоже смеясь, поднял мясо и побранил ее:

– Так-так, мисс Абигейл Маккензи, положите-ка это обратно туда, где оно должно быть!

Он протянул мясо ей под нос. Она, не веря, что может вести себя столь легкомысленно, подчинилась, но есть и смеяться одновременно было необычайно трудно.

Она выслушала краткое шутливое перечисление всех унижений, какие Джесси терпел от нее, завершенное обвинением в том, что она пыталась утопить его в супе.

– Поэтому вы схватили тарелку и вылакали ее всю как боров из корыта, – добавила она.

– О, это что-то новенькое – боров в корыте. Я представляю из себя зверинец в одном лице. Вы отдаете себе отчет, мисс Маккензи, что вы называли меня большим числом названий животных, чем Ной имел на своем ковчеге.

– Неужели? – удивленно спросила Эбби.

– Несомненно.

– Я не называла!

Джесси стал перечислять, вызвав на губах мисс Абигейл усмешку:

– Козел, свинья, бабуин, боров... даже вошь. – Он держал нож и вилку по всем правилам. Как истинный знаток этикета. – Теперь я спрашиваю тебя, Эбби, неужели у меня действительно манеры козла?

– Как насчет печенки?

– Ах это. Ну, в ту ночь, как и во многие другие, как только я собрался пойти с тобой на мировую, ты принесла эту отраву. – Он вытер рот салфеткой, скрыв свою улыбку, а Эбби поняла, какое это удовольствие смеяться над прошлым вместе с Джесси. – Но знаешь что, Эбби? – спросил он, потянувшись за бутылкой шампанского. – Ты достойный противник. Не знаю, как мы уживались друг с другом все это время, но, думаю, мы оба заслужили то, что получили. – Он наполнил ее и свой стаканы и сказал: – Предлагаю тост. – Он поднял свой стакан и взглянул не мигая в ярко– лиловые глаза Абигейл. – За Абигейл Маккензи, женщину, которая спасла мою жизнь и в то же время чуть не убила меня.

Его стакан коснулся ее стакана, и темная фаланга указательного пальца слегка задела руку мисс Абигейл. Она отвернулась.

– Я не пью, – повторила она в притихшей комнате.

– Конечно, не пьешь. Ты только пытаешься убить своенравных головорезов.

Джесси по-прежнему держал свой стакан поднятым, ожидая, когда она поднесет свой. Она почувствовала, насколько глупо не дать Джесси возможность закончить все это полюбовно, тем более, что он весь чудесный ужин вел себя примерно. Поэтому она коснулась его стакана своим, сделала маленький, греховный глоток и обнаружила, что это вовсе не так ужасно, только ей захотелось чихнуть. Поэтому она сделала еще один глоток и действительно чихнула. Они вместе засмеялись. Джесси осушил свой стакан и вновь наполнил его и стакан мисс Абигейл.

– Ты тоже должна произнести тост, – начал настаивать он, беспечно откинувшись на спинку стула, – так принято.

В мягком свете глаза Абигейл были фиалкового цвета, и в них отразилась глубокая задумчивость. Джесси гадал, вспоминала ли она... так же, как он... хорошие времена, которые случались после того, как они встретились. Он захотел знать, какие образы пролетают в ее воображении, потому что сегодня вечером она была прелестной.

Эбби положила локти на стол. Непривычная к шампанскому, она ощущала, как пузырьки зашумели у нее в голове.

– Очень хорошо, – наконец согласилась она, потом посидела, смотря на Джесси сквозь бледно-золотую жидкость, размышляя над тем, как выразиться. В конце концов она опустила стакан так, чтобы видеть лицо Джесси и тихо проговорила: – За Джесси Дюфрейна, который восхищался моими добродетелями, все время пытаясь их запятнать.

На этот раз, после того как они чокнулись, уже Джесси не стал пить. Вместо этого он, сведя брови, немного нахмурился.

– Что ты сказала?

– Я сказала: «за Джесси Дюфрейна, который...» – Я знаю, что ты сказала, Эбби. Я хочу знать, с какой стати ты это сказала.

«Правда, хочешь, Джесси? – подумала она. – Правда, хочешь? Или, может быть, ты понимаешь так же хорошо, как и я, что ты мог применить ко мне силу каждый раз, но ты все же всегда отступал. Должна ли я говорить, почему? Неужели ты так плохо знаешь самого себя?» Эбби глубоко вздохнула и встретилась взглядом с Джесси.

– Потому, что это правда. Я заметила, что когда рядом кто-то есть, вы обращаетесь ко мне с уважением, как к мисс Абигейл, но совершенно не следите, как называете меня, когда мы вдвоем. Еще, возможно, потому, что вы... Ладно, не важно.

Она не считала, что должна ему рассказывать о том, что он сам не может заметить.

– Нет, я хочу знать, что ты собиралась сказать.

Он наклонился вперед, оперся локтями о край стола и, глядя хмуро на Абигейл, зажал стакан между ладонями.

Она подумала секунду, отпила немного шампанского и потом отвела взгляд от его рта: Джесси покусывал уголок своих усов, и это мог быть признак гнева.

– Правда в том виде, как я ее понимаю, представит меня тщеславной, а я не хочу, чтобы вы уехали отсюда, считая меня таковой.

– Из всех людей, которых я встречал, ты наименее тщеславна. Самодовольная, может быть, но не тщеславная.

– Не знаю, что мне надо делать, благодарить вас или презирать.

– Ни то, ни другое. Просто объясни, что ты имела в виду, говоря о моей и твоей морали.

Абигейл для храбрости отхлебнула шампанского и уставилась на пузырьки, в которых играл свет лампы.

– Очень хорошо, – согласилась она наконец, взглянув на стакан и обнаружив его, к своему удивлению, почти пустым. Джесси снова наполнил его, когда она заговорила.

– Я думаю, что вы нашли меня... скажем так, не такой уж отталкивающей. Кроме того я думаю, что мой женский род сам по себе мог привлечь вас, потому что вы любите женщин. Но это не самое главное. Я упомянула лишь затем, чтобы вы не подумали, что во мне говорит тщеславие. Вас привлекает возможность переделать меня. Если я не ошибаюсь, я первая женщина, с которой вам пришлось быть так долго, и которая обладает некоторыми качествами, одобряемыми заповедями. И все время, пока вы ругали меня за неумение быть гибкой, вы надеялись, что я не изменюсь в этом. Другими словами, мистер Дюфрейн, возможно, впервые в жизни вы обнаружили, что можно восхищаться не только женской плотью, но вы не знали, как управиться с таким восхищением, поэтому прибегли к унижению моих достоинств.

Он сидел, опираясь плечами под углом на спинку стула, но скривленные губы выдавали неестественное положение его тела. Положив локоть на подлокотник, Джесси провел указательным пальцем по нижней кромке усов.

– Возможно, ты права, Эбби, – он сделал глоток и оценил его на глаз, подняв стакан. – И если это так, почему ты краснеешь, как школьница? Твоя чистая натура не тронута – все на своих местах, как в тот момент, когда я впервые увидел тебя.

Джесси лениво наклонился вперед и вытянул тот самый бронзовый палец, которым приглаживал усы, и легонько коснулся подбородка Абигейл, вынудив ее посмотреть на него. Но она напряглась, снова отвела глаза в сторону и отвернула подбородок прочь от этого пальца, горячего и возбуждающего. Джесси провел шершавым пальцем по изящной скуле. Это, наконец, заставило Эбби взглянуть на него.

– Не надо! – Она отдернулась, но что-то странное творилось у нее в голове. На какой-то момент все предметы потеряли четкие границы.

Джесси перевел взгляд на ее открытые губы, заметил ее быстрое дыхание, раздувающиеся ноздри и медленно вернулся к голубым глубинам ее испуганных широко открытых глаз.

– Ладно, – согласился он мягко, – на этот раз я даже не стану спрашивать почему.

Разволновавшись из-за внезапной перемены в нем, Абигейл вскочила со стула, но внутри нее, казалось, закрутился целый смерч. Она упала вперед, опершись руками о стол. Голова гудела, шея безвольно повисла, на воротник выбился влажный локон волос.

– Вы опять меня обманули, мистер Дюфрейн? На этот раз с вашими невинными тостами.

Мисс Абигейл была не в силах поднять голову, не говоря уже о том, чтобы бросить на Джесси свирепый взгляд.

– Нет, я не обманывал. Даже если так, я не собирался этого делать. Ты выпила столько вина, что от него не захмелеет и колибри.

Он поднял бутылку и наклонил ее, глядя сквозь нее на лампу. Она была еще на половину полная.

– Ну, эта ко... кобибри за... захмелела бы ничуть не меньше, – сказала Эбби, обращаясь к накренившемуся столу. Ее голова с каждым мгновением склонялась все ниже.

Джесси улыбнулся, глядя на ее пробор, и подумал, в какой ужас придет она утром, и не мог себе представить, чтобы они вышли из этого положения, не вступив в новую перебранку. Эбби пьяна, только представьте себе, подумал он, не сумев удержаться от улыбки.

– Должно быть, это действие высоты, – сказал он, – на такой высоте, чтобы опьянеть, не требуется много спиртного, особенно если ты ни разу до этого не пила.

Он подошел, чтобы придержать ее и проводить к задней двери.

– Давай, Эбби, подыши свежим воздухом. Она споткнулась.

– Осторожно, Эбби, здесь ступеньки. Джесси свободной рукой обвил ее за талию и ухватил за юбку.

– Давай, Эбби, пойдем погуляем, или под тобой будет вертеться кровать, когда ты ляжешь спать.

– Я уверена, вы зна... знаете все о... вер... вертящихся кр... кроватях, – пробормотала она, и как подкошенная рухнула в его объятья. – Со мной все в порядке, все в порядке, – пьяно повторяла она, думая, что в некоторой мере вернула себе приличный вид.

Но в следующий момент она начала напевать про себя, прекрасно понимая при этом, что будь с ней все в порядке, она ни за что так не сделала бы.

– Ш-ш-ш! – прошептал Джесси, заставляя ее двигаться.

Она взмахнула вверх рукой.

– Но я же к... колибри, разве нет?

Она вызывающе захихикала, потом покачнулась и упала на Джесси, тыкая пальцем в его грудь.

– Разве я не колибри, Джесси?

Ее указательный палец буравил его подбородок, и Джесси уклонился в сторону.

– Да, да. А теперь помолчи, продолжай гулять и глубже дыши, понятно?

Она пыталась прилежно шагать, но земля, казалось, лежала так далеко от ее подошв и была такой уклончивой и подвыпившей. Они гуляли и гуляли, обходя по всему двору, и она еще раз захихикала. И еще много раз споткнулась, так что Джесси схватил ее крепче за талию и держал прямо.

– Гуляй, – настаивал он снова и снова, – черт, Эбби, я сделал это не нарочно. Я ни разу в жизни не видел, чтобы кто-нибудь пьянел с одного глотка шампанского. Веришь?

– Кому это важно, верю ли я тебе. Вот веришь ли ты мне?

– Гуляй.

– Я сказала, ты мне веришь? – внезапно потребовала она от него. Слова зазвенели в спокойном воздухе. – Ты веришь тому, что я сказала о нас с тобой?!

Она начала становиться буйной и попыталась вырваться, но он прижал ее ближе к своему бедру, и она подчинилась его сильной, мощной руке.

– Не поднимай голоса. Эбби. Соседи могут еще не спать.

– Ха! – чуть не заревела она. – Выгравируй это на мраморе! Ты предупреждаешь меня о том, что могут подумать мои соседи!

Она наклонилась и вцепилась руками за рубашку Джесси.

– Ш-ш-ш! Ты пьяна.

– Я трезва как стеклышко. Почему ты мне не отвечаешь?

Пьяна она была или нет, но только она подалась назад и завопила так, как совсем не пристало леди.

– Джесси Дюфрейн любит Эбби Мак...

Он залепил ей рот рукой. Руки Абигейл обвили его шею, и он оторвал ее от земли, крепко прижав к себе. Но стоило его губам соприкоснуться с ее губами, как он тут же забыл, что всего лишь пытался заставить мисс Абигейл замолчать. Он полностью охватил ее рот, и это был уже влажный поцелуй. Эбби обняла его за шею, ее ноги болтались в полуфуте от земли, и они стояли в серебряном свете луны и целовались, целовались, забыв, что клялись быть друг другу врагами. Ее рот был горячим и сладким, с привкусом шампанского, от накрахмаленной блузки шел запах роз. Абигейл испустила гортанный стон, ее теплое дыхание ударяло Джесси вщеку. И почти мгновенно его тело напряглось, он поставил мисс Абигейл не особо мягко на ноги, оторвал с шеи ее руки и свирепо приказал:

– Черт возьми, Эбби, иди в постель. Ты слышишь?!

Она стояла перед ним, поникнув.

– Ты можешь сама идти?

Его теплая рука по-прежнему придерживала ее за локоть.

– Я же сказала, что я не пьяна, – пробормотала она, глядя под ноги.

– Тогда докажи это и отправляйся внутрь, где ты обитаешь.

– Я трезва, мистер Дюфрейн, как самое чистое стеклышко! – похвалилась она, все еще уткнувшись в землю, так как не могла поднять головы.

Он осторожно отпустил ее локоть, она покачалась немного, но осталась стоять.

– Не суди меня за это, Эбби, только убирайся к чертям отсюда!

– Вам незачем так психовать, – сказала она по-детски, и где-то в глубине своей затуманенной головы поняла, насколько сильно она напилась, раз так хнычет. Пристыженная Абигейл повернулась и, глубоко вздохнув, поплелась к дому. По пути через столовую она опрокинула чашку холодного кофе и, взобравшись наверх, она уже осуждала себя, а не Джесси. Шампанское не умаляло ее вины, совсем не умаляло. Настоящая, неприкрытая правда была в том, что она хотела поцеловать его весь вечер. И что еще хуже, ей хотелось целовать его еще. А что было уж совсем плохо, она не была уверена, что не хочет еще чего-то кроме поцелуев.