— Ты и ее защищаешь? — разозлилась Джулия.

— Это не мое дело — защищать или осуждать.

Но помни: не так много женщин, достаточно отважных, чтобы признать свою неспособность к материнству. Я уверена, что это решение ей далось непросто. Но я равно уверена, что младенец появился на свет не для того, чтобы расплачиваться за грехи родителей.

— И ты думаешь, что мое поведение — для него наказание?

— Да. Потому что ты можешь стать хорошей матерью. Ты всегда хотела иметь детей. Так что, миссис Бон Каррерас, поезжай домой и веди себя соответственно.

— Я не собираюсь наводить глянец и улыбаться, пока не заболит лицо, — Джулия чуть не подавилась своим шерри, — лишь бы спасти свой брак!

— Я тебе и не предлагаю.

— А мне показалось, что предлагаешь. По-твоему, если я не хочу потерять мужа, то должна поехать домой, впорхнуть в его объятия и притвориться, будто безоговорочно принимаю младенца. Сижу и не могу дождаться двухчасового кормления.

— Ох, Джулия, перестань! — с негодованием фыркнула Фелисити. — Ты не имеешь права обниматься с Беном, пока не хочешь принять малыша.

Но еще меньше у тебя права дурачить его! Совсем нехорошо делать материнские жесты при пустой душе. Не только ребенок заслуживает лучшего. Бен тоже заслуживает лучшего. И кроме того, он не дурак: он почувствует неискренность. Ради бога, дитя мое, оставь свою глупую гордость и займись тем, что действительно имеет значение. Главное — любовь. Твоя к Бену и его к тебе.

— Прости, если я разочарую тебя, Амма, Джулия откинулась на подушки, — но я еще не совсем готова поверить в это. Возможно, мне нужно отойти на некоторое расстояние от ситуации. Тогда я сумею рассортировать свои чувства.

— Да, дорогая. — Фелисити вздохнула. — Когда все сказано и сделано, только ты можешь решить, что для тебя лучше. Но, пожалуйста, помни: ты с первого взгляда влюбилась в Бена. Не спеши бросать его! Я рискую показаться банальной, но позволь напомнить тебе, что говорили старики: не выплесни вместе с водой и ребенка. В твоем случае поговорка обретает буквальный смысл.

Когда Бен услышал шум машины Джулии, отъезжавшей от дома, он начал проклинать себя.

Какой он нечуткий! Добился того, что она думает, будто он заинтересован только в одном — загнать ее в ловушку.

Бен опустился на край неубранной постели в хозяйской спальне и закрыл лицо руками. В эти дни он превратился в ходячего болвана. И ничего больше. Ему казалось, что малыш никогда не спит больше часа подряд. Кроме того, Бен никак не мог приспособиться к кормлению младенца такого возраста.

Мальчика почти постоянно тошнило. Как правильно рассчитать питание? Бедный малыш! Чего стоят одни только синяки, оставленные тяжелой мужской рукой.

Я должна быть уверена, что он в безопасности, сказала Мариан. Теперь Бен знает, почему она использовала слово «безопасность»…

Тяжело вздохнув, он лег на постель и уставился в потолок. На мгновение дом показался таким благословенно спокойным…

Яростные вопли малыша, транслируемые монитором, выхватили Бена из цепких объятий сна.

Полусонный Бен заставил себя сесть и посмотреть на часы. Шесть часов? Черт, Пистолет проспал почти три часа! Что же касается Джулии, то она уехала почти четыре часа назад.

Какого дьявола, где она? Или она вернулась, пока он спал? Или уехала навсегда?

Малыш пускал пузыри и что-то бормотал, но уже не плакал. Бен решил, что, пока бутылка с питанием греется в микроволновке, у него есть время спуститься вниз и проверить, стоит ли в гараже машина Джулии.

Машины там не оказалось. Не оказалось и записки на кухонном столе, мол, приезжала и снова уехала. В довершение всего вышла неувязка с питанием. Бен поставил таймер микроволновки вместо сорока секунд на четыре минуты и довел содержимое бутылочки до кипения.

А младенец начал хныкать. Опять.

Бедный малыш! Бен достал из холодильника новую бутылочку и сунул в микроволновку. Конечно, проверив, правильно ли поставлен таймер. Бен снова выглянул в окно и посмотрел на гараж. Никаких признаков Джулии.

Рано или поздно придется дать мальчику имя, подумал Бен, откусывая сломанный ноготь и не спуская глаз с подъездной дорожки. Не может же он вечно называть его Парень или Пистолет. Только вряд ли Джулия поможет в выборе имени: в их отношениях полное отсутствие прогресса. С каждым днем они все дальше отходят друг от друга.

Малыш буквально надрывался от крика. Удивительно, как такое крохотное тело может производить подобный шум!

— Пистолет, усмири свой гнев, — пробормотал Бен, схватил бутылку с питанием и, прыгая через две ступеньки, поднялся наверх.

Малыш ухитрился перевернуться в кроватке и теперь упирался головой в боковую сетку. К тому же его вырвало. Что же касается подгузника, он отлично нагрузился!

Пока Бен справился с подгузниками и накормил малыша, пролетел еще час. Все еще никаких признаков Джулии. Прижав прикорнувшего мальчика к плечу, он ждал, пока малыш срыгнет. И как обычно, без успеха. Теперь Бен маршировал по комнате, прислушиваясь, не раздастся ли гул машины, въезжающей на подъездную дорожку.

Только чуть раньше половины восьмого зазвонил телефон. Малыш проснулся, отрыгнул и вывалил все на шею Бена.

— Прости, дорогой, если поймала тебя в неудачный момент, — сказала Фелисити Монтгомери, когда Бен пояснил, почему у пего немного усталый голос, — но с новорожденными в доме и правда не бывает подходящего времени для звонка. Не буду тебя задерживать. Я только хотела бы перекинуться парой слов с Джулией.

— Я тоже. — Бен тщательно подбирал слова.

Ему нравилась Фелисити. Он полагал, что, узнав о неладах в их браке, она не встанет слепо на сторону внучки. Но зачем оповещать о том, что он не имеет даже самой смутной догадки, где его жена? Ему меньше всего хотелось, чтобы новые родственники пронюхали, как обстоят дела. Они от радости будут прыгать до потолка! — Она уехала в полдень и еще не вернулась.

Новость вызвала долгое молчание на том конце провода. И оно сказало ему даже больше, чем ответ, который, придя в себя, нашла Фелисити.

— Странно. Я думала, что от меня она поехала прямо домой.

— А, вспомнил, — он старался, чтобы в голосе не звучала озабоченность, — она упоминала что-то о покупках в городе. Наверно, попала в пробку В такое время, идиот? Таким объяснением тебе никого не одурачить. Особенно леди с таким острым умом, как у Фелисити!

— Ничего, дело не спешное, — заметила Фелисити. — Просто, когда она была здесь, я забыла сказать, что все свадебные подарки, какие гости принесли на прием, сложены у меня в гараже.

Хотела узнать, когда будет удобно организовать их доставку к вам. Пусть она мне позвонит, Бен, и мы обо всем договоримся.

— Я передам ей, Фелисити. И спасибо за звонок.

— Всегда рада тебе, дорогой. Поцелуй за меня очаровательного малыша.

— Обязательно, — сказал он и в ужасе услышал, как дрогнул у него голос.

Закипая от гнева, он повесил трубку. Фелисити и та проявила хоть каплю доброты к его ребенку. А его жена, исчезнувшая в самоволке, женщина, обещавшая перед Богом и половиной социальной элиты Западного Ванкувера любить его в хорошие и плохие времена, не может заставить себя находиться в одной комнате с Парнем. А ведь она сделала выбор, оставшись с ним на свадьбе.

Перекинув малыша на другую руку, Бен осторожно притронулся к воротнику рубашки.

— Сегодня ты уже третий раз заставляешь меня пахнуть словно недельной давности молоко, выставленное в полдень на солнце, — сказал он мальчику. — Нам надо, Парень, что-то с этим делать!

Утром он купил электрическую карусель. Пора бы испробовать. Устроив эту штуковину в хозяйской ванной, Бен закрепил малыша ремнями безопасности и включил мотор на нужную скорость. Зачарованный движением, мальчик рассматривал мир большими голубыми глазами и икал.

— А теперь заключим сделку, — сказал ему Бен, раздеваясь. — Ты, совершенно счастливый, смотришь на меня, а я принимаю душ. Потом мы спустимся вниз, и ты будешь смотреть, как я приготовлю нам с тобой что-то вроде обеда. Знаешь, нам, мужчинам, надо быть вместе.

«Мне стыдно за тебя. Стыдно.., стыдно… стыдно!..» Джулия ехала на юг, а слова Фелисити гнались за ней. Они повторялись в сознании снова и снова. И она чувствовала себя не заслуживающей бабушкиной любви, в которой купалась всю жизнь. Как случилось, что она не сумела проявить такую же щедрость к Бену? Какой внутренний изъян отталкивал ее и делал невинного ребенка платой за глупость взрослых?

Джулия знала ответ. Дело не в том, что она не могла полюбить это маленькое существо. Здесь совсем другое. Она боялась. Ведь не исключено, что это не сын Бена. Но и не это ее страшило. Ее пугало, что, скорей всего, это его сын.

Неделю назад она строила свою жизнь па убеждении, что любовь может преодолеть любое препятствие. Бен был ее опорой, ее жизнью, ее будущим. Вместе они были несокрушимы и неразделимы. Они могли завоевать весь мир.

Но за полчаса все изменилось. Вера отступила перед неопределенностью, которая мучает ее все эти дни. С того момента, как Мариан Дэйэс незваным гостем явилась на свадьбу и сделала свое драматическое заявление, сложившееся убеждение Джулии о счастье вылетело в окно.

Она так погрузилась в свои мысли, что пропустила поворот на Кресент-Бич. Ей пришлось проехать несколько миль, пока появилась возможность съехать с шоссе на узкую дорогу, вьющуюся по берегу и ведущую в Уайт-Рок.

Отступавший прилив оставлял молочно-теплые лужи и широкие полосы на бледном берегу.

Для маленького мальчика это земля сокровищ и открытий. Когда малыш вырастет…

Когда малыш вырастет, он с успехом может снова жить со своей родной матерью и отцом!

Эта мысль вызвала истинную причину проблемы. Дело не в том, что она не могла любить Бена. И не в том, что она не могла любить его сына. Она боялась потерять их! И она знала, откуда эта боязнь.

Когда Джулии было лет девять, кто-то подарил ей котенка. И несколько удивительных недель она наслаждалась маленьким теплым пушистым существом, льнувшим к ней. Одиночество, такая неотъемлемая часть ее детства, отступило.

Котенок каждый день ждал ее прихода из школы и каждую ночь спал в ее постели.

Все шло хорошо, пока он не разбил бесценную китайскую вазу. Однажды Джулия пришла домой и обнаружила, что котенок исчез.

— Конечно, нам пришлось избавиться от него, сказала мать. — Он не подходит к такому дому, как наш.

А что, если Мариан решит, что ее малыш не подходит к дому Каррерасов, и заберет своего ребенка? В этом заключалась суть вопроса. Но нельзя забывать и о различии. Джулия теперь не беспомощный ребенок. Она взрослая и вполне способна бороться за то, чего она хочет.

Еще не было половины одиннадцатого, когда она повернула к дому. Противостояние между ней и Беном продолжалось достаточно долго. Пора начинать работу по восстановлению их брака.

Он, должно быть, сто раз подходил к парадной двери. Тревога начала превращаться в выворачивающий кишки страх, который уживался со злостью. Наконец свет фар прорезал мрак, сгустившийся за окном. Затем последовало знакомое урчание мотора. И в этот момент Бена охватила слепая ярость.

Она вошла на цыпочках, точно вор, и направилась к лестнице. Он совершенно ясно видел ее в залитом лунным светом холле. Потом подождал, пока она поравняется с открытой дверью в библиотеку, и громко кашлянул. Пусть увидит, что он сидит за столом.

Удивившись, она обернулась.

— Я думала, ты уже в постели, — воскликнула она.

— Я думал, что тебя уже нет в живых! — проревел он, как взбесившийся лев. — Я обзвонил все больницы вдоль побережья!

— Ох, Бен, прости меня.

Она смотрела на него. Карие глаза — озера огорчения. Рот мягкий и нежный. Гнев Бена улетучился в одну секунду. Главное, она дома, в безопасности.

— В следующий раз, Джулия, если ты надумаешь уехать, окажи мне любезность, скажи, куда ты едешь и когда думаешь вернуться. — Он помолчал с секунду или с две и мрачно добавил:

— Конечно, если допустить, что будет следующий раз.

— Что ты имеешь в виду? — Она в изумлении уставилась на него. — Что ты хочешь этим сказать?

— Твой приступ легкой хандры немного затянулся. Я устал от него, Джулия. Фактически я опасно близок к тому, чтобы устать от тебя. У меня полно забот с одним ребенком. Мне не нужен второй. Особенно такой, которому через несколько недель стукнет двадцать четыре. Тебе уже давно пора вырасти, моя дорогая.

Джулия расправила плечи гордым движением.

— Понимаю. И тебя интересует, какие у меня чувства?

Бросить ему в лицо такой вопрос? Будто он совершил недозволенное, рискнув высказать правду! Ярость с новой силой вспыхнула в нем.

Бен вскочил, обошел стол и остановился перед женой.

— Фактически нет, не интересует. Объясняю еще раз: мне не нравится, когда ко мне относятся, будто я пыль. Мне не нравится ложиться в холодную постель, пока женщина, на которой я женился, обсуждает вопрос, желает она или не желает вести себя как жена. Мне не нравится отчитываться за то, что случилось еще до знакомства с ней. Я без конца повторяю mea culpa (моя вина), и от этого мне и на йоту не становится лучше.

Скажу прямо, моя дорогая, я по горло сыт хождением на задних лапах вокруг твоей чувствительности.

Секунду или две Джулия стояла, не шелохнувшись, и решительно смотрела на него.

— Ты грозишь воспользоваться своими супружескими правами независимо от того, согласна я или нет?

Хотел ли он? Небеса знают, его желание никогда не было сильнее. Глубокое, мощное, на уровне одержимости. Он испытывал такую жажду, что сам не понимал, как ему удавалось сдерживаться.

Его личные этические правила спасали его.

Они пришли на помощь и сейчас.

— Я лучше умру, — жестко произнес Бен. — Если женщина добровольно не приходит к мужчине, а он овладевает ею силой, это изнасилование.

И драгоценной теще не удастся повесить мне на шею ярлык насильника. Можешь смело отправляться на свое ложе девственницы.

Он затронул больной нерв. Обида ушла, точно воздух из проколотой шины. Джулия опустилась в кресло рядом с камином и закрыла лицо руками.

Она не плакала, просто сидела сгорбившись, волосы упали на лицо, плечи поникли.

Когда она наконец заговорила, голос звучал приглушенно.

— Ты прав, и мне так стыдно. Это все моя вина.

Если бы она снова упрекала его, или пыталась бы оправдать свое поведение, или отрицала бы уже сделанные заявления, он ответил бы огнем на огонь. Но Бен не был готов к ее полной капитуляции. Нежный изгиб спины, бледная кожа на затылке — все в ней казалось таким уязвимым. Он почувствовал себя жестоким охотником, который терроризирует редкое и красивое создание, слишком нежное, чтобы защитить себя.

В мгновение ока вся его ярость улетучилась.

Развалилась выстроенная злостью прекрасная конструкция. Не осталось оправдания его гневу за часы ее отсутствия. Теперь он испытывал только жгучую необходимость держать ее в своих руках, ласкать, ублажать…

Нет, еще слишком рано. Ласки только осложнят дело. Секс не разрешит противоречия, разделявшие их. Ничего не оставалось, как вернуться к своему креслу.

— Давай немного отступим, пока мы не сделали положение хуже. Прости, что я кричал. Я очень беспокоился, что тебя так долго нет.

Джулия подняла голову, и он увидел, что она плакала. Беззвучно. Разрывающие сердце струйки беспомощных слез…

— Я знаю, — вздохнула она. — Прости. Я никогда и не предполагала, что ты силой овладеешь мною. Я знаю, что ты никогда этого не сделаешь.

Фактически я бы не имела права упрекать тебя, если бы ты решил, что ненавидишь меня.

Ее раскаяние убивало его. Подойди сейчас к ней, идиот, и пусть природа сделает свое дело! запротестовало его коварное либидо. Это самая быстрая дорога к примирению.

— Я никогда бы не смог ненавидеть тебя, Джулия, — проговорил он, сцепившись в драке со своим внутренним демоном. — Проблема не в том, кого упрекать за наши беды. Дело в том, что ты и я спасаем наш брак. Он потерпел тяжелое крушение. И если мы не возьмем ситуацию под серьезный контроль, он распадется.

— Нет! — крикнула она, вскочив с кресла. — Бен, этого я не хочу, честно, не хочу! Ты самый главный человек в моей жизни. Ты и есть моя жизнь!

И я хочу, чтобы мы были семьей. На самом деле хочу.

— Как бы я хотел верить тебе, любимая, вздохнул он. — Но не могу удержаться от чувства, что ты говоришь это скорей от страха и гордости, чем от убеждения. Не всегда легко признаться в ошибках, которые мы натворили. Но мы должны это сделать и посмотреть на факты. Это важно для каждого из нас и для обоих вместе. Я вижу картину так. Если наш брак сохранится, но потом долгие годы будет продолжаться борьба, то этого я не смогу пережить. И сейчас прямо говорю тебе об этом, Джулия. Я не хочу борьбы. Я не хочу воспитывать ребенка в доме, полном упреков и несогласия. А таким будет наш дом, если мы сохраним наш брак только для того, чтобы не потерять лицо перед другими людьми.

— Об этом я и не прошу тебя. — Она обошла стол и приблизилась к нему.

Еще пара шагов, и она коснется его. Предчувствуя, как ее мягкие руки проскользят по его шее, как ее нежное тело прижмется к нему, Бен затаил дыхание. Он так сильно хотел ее, что мог ощущать вкус своего желания.

— Остановись, — хрипло произнес он. — Или я не отвечаю за то, что сделаю. А я хочу и завтра жить в мире с собой. Я только что объяснял тебе, как отношусь к своему так называемому праву мужа. Прошу тебя, не делай из меня лжеца.

— А что, если я не хочу, чтобы ты отвечал за то, что сделаешь? — пробормотала она. — Мы так долго ждали, Бен, что позволили раздору вклиниться между нами.

— Можем подождать и еще немного. — Огромным усилием он выдавил из себя этот безумный ответ. У него и так почти поехала крыша от неистового желания. — Я не хочу использовать секс как попытку манипулировать…

— Даже если я попрошу тебя?

Она была так близко, что он вдыхал аромат ее духов. Ее пальцы коснулись его щеки. Это прикосновение пронзило его от макушки до пяток.

— Джулия, пожалуйста!.. — Слова со свистом сорвались с губ.

— Пожалуйста, помолчи и поцелуй меня, прошептала она. Ее дыхание овевало ему ресницы. Господи, даже ресницы становились возбужденными! — Вряд ли я переживу еще одну ночь без твоих объятий.

Джулия взяла его руку. Он сопротивлялся изо всех сил, но она решительно приложила его ладонь к своей груди. Через тонкую хлопчатобумажную ткань платья он почувствовал теплую твердь ее плоти. У него чуть не случился сердечный приступ.

— Нет!.. — раздался приглушенный стон. — Я не хочу, чтобы сегодня, подчиняясь импульсу, ты отдалась, а утром бы жалела.

— Обещаю тебе, что не буду жалеть. У меня в жизни не было такой ясной головы, как сейчас.

Мысленно он еще не пришел к убеждению, что постель — правильный способ разрешить недоразумения, мучившие их. Но его разум больше не нес ответственности за происходившее.

Бен признал свое поражение.

— Хорошо, победа твоя, — хрипло проговорил он. И словно агнец на заклание, покорно позволил Джулии поднять его с кресла и вести к лестнице.