ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— По крайней мере у него хороший вкус. Патриция аккуратно поправила ветку белоснежных крохотных цветочков гипсофилы, в которые, как в пену, были погружены прекрасные розы на длинных стеблях. Букет притягивал взор, затмевая все вокруг своей красотой. — Если ты не возьмешь их к себе в кабинет, то я заберу к себе, так и знай!

— Бери вместе с Бенедиктом Константине в придачу! — буркнула Касси.

— Милочка, мне кажется, он желает не меня.

По-моему, он делает все возможное, чтобы создать определенное впечатление. Двух мнений о предмете его вожделений быть не может.

— Тогда могу сказать, что его ухаживания достаточно странного толка. Если он предполагает, что оптимальный способ мне понравиться — порыться в моих вещах, то жестоко ошибается.

— Не в вещах, а просто заглянул в еженедельник! Судя по твоим рассказам, ты подталкивала его к такому шагу как могла.

— Мне надо было догадаться, что ты на его стороне. Ты никогда не могла устоять перед высокими брюнетами.

— Я ни на чьей стороне, — сказала Патриция тоном, каким взрослые разговаривают с капризным ребенком. — Я просто пытаюсь тебе объяснить.

Человек явно о тебе беспокоится. В чем, скажи, его вина?

— В том, что сует нос не в свое дело, вот в чем!

Сразу проявляются низменные черты его характера. И, заметь, Патриция, подобное происходит не впервые. Он подслушивал наш недавний разговор. Притаился на балконе. А потом сообщил о своем шпионстве как ни в чем не бывало.

— Вероятно, он понял, что иначе у него не остается ни единого шанса. Будь по-твоему, он вообще никогда не узнал бы о беременности. Не естественно ли, если у него возникло предположение, что ты еще что-то от него скрываешь? — Патриция завистливо взглянула на розы. — Как бы ни велики были его прегрешения, но это вот искупает их хоть в какой-то степени. Даже ваза шикарная.

— Показуха, — Касси брезгливо оглядела огромную хрустальную вазу в форме шара. — Похоже на клизму. Вот они, издержки профессии! Тебя губит любовь к внешним эффектам.

— Хорошо, чего ты ждала? Я за них отвечаю.

Качество и представительный внешний вид убийственное сочетание в любом деле. И хочешь ты или нет, но ваза действительно роскошная.

— Ваза? — Касси презрительно фыркнула, стараясь не вдыхать соблазнительный запах, исходящий от роз, чтобы не потерять хоть долю переполняющего ее негодования. — Да я практически могу в ней искупаться.

— Уже нет. А очень скоро ты даже в горлышко не пролезешь.

— Слова истинной подруги.

— Да, подруги, — заявила та. — А ты бы хотела, чтобы я позволяла тебе раздувать из мухи слова.

Бенедикт не обязан был делать тебе предложение.

Даже мог не принимать на веру, что он отец ребенка. То, что он без колебаний сделал и то, и другое, говорит о его моральном облике куда больше, чем такая мелочь, как один взгляд в твой еженедельник или дослушанный до конца разговор, имевший самое непосредственное отношение к нему. Не многие осудили бы его. В наше время такие встречаются редко. Ты будешь полной дурой, если откажешься от него.

— Мы не любим друг друга!

Сердито тряхнув головой, Патриция продолжала наступать:

— Что не помешало тебе забеременеть от него, тут любви хватило. С этого все и началось, кстати. Будь я на твоем месте, прыгала бы от счастья.

— Я знаю, — с раскаянием ответила Касси. Патриция и ее муж Иан уже три года безуспешно пытались зачать ребенка. — Извини, Патриция. Не надо было мне обременять тебя своими проблемами.

— Друзья для того и есть — при необходимости подставлять уши и давать советы, когда надо и не надо. А потом, с кем тогда тебе было поговорить, как не со мной?

Не с кем! У нее не было родственников — ни тети, ни дяди, ни двоюродных братьев и сестер. Патриция не только лучшая подруга, она ей как сестра. А с тех пор, как в прошлом октябре умерла мать Касси, она единственная, кого можно было бы назвать близким человеком. Были, конечно, и другие друзья, но таких верных и преданных — ни одного.

— Ты, правда, думаешь, что я сужу его слишком строго?

— Я считаю, ты слишком спешишь. Другое дело, если б ты терпеть его не могла. Но жаль, что ты не видишь свое лицо, когда о нем говоришь.

Может, ты и хотела бы его ненавидеть, но ясно как день, такое тебе не по силам. Он тебе очень нравится. И совершенно ясно, что и он к тебе неравнодушен.

— Бенедикта интересует лишь его ребенок. Я просто обладательница живота, где этот младенец оказался.

— Ой, спасите меня! Тогда что, интересно, он тут делал? На тот момент он еще не знал о беременности.

Касси пожала плечами.

— Не знаю и знать не хочу.

— Рано ли, поздно ли, а узнать придется. Не похоже, что он собирается тихо удалиться. По какой-то неизвестной причине он явился, чтобы повидаться с тобой. И обнаружил другую, еще более заслуживающую внимания причину тут остаться. — Патриция дотронулась пальцем до розового нежного лепестка цветка и вздохнула. — Вот они, свидетельства его желания пойти на все уступки, лишь бы убедить тебя.

— Господи боже, это всего лишь цветы!

— Нет. Если бы так, то довольно было бы и обычного растения в горшке.

— Так что ты предлагаешь? Чтобы я пала перед ним ниц только потому, что он оплатил немыслимый счет из цветочного магазина?

— Я предлагаю тебе сделать шаг навстречу и показать свою готовность вести дискуссию и Прийти к компромиссному решению. — Патриция сняла телефонную трубку. — И предлагаю не откладывать дело в долгий ящик. Потому что, каким бы положительным он ни был, по слухам, темпераментные итальянцы не особо расположены долго терпеть. Если ты намерена водить его за нос, то слишком много на себя берешь.

Патриция помахивала телефонной трубкой перед ее лицом, словно заклинательница, укрощающая кобру.

— Я не знаю, где он живет.

— Ты знаешь номер его сотового. Он напечатан на визитке.

— Но ему может не понравиться, что его беспокоят во время деловых переговоров. Не ради же меня он приехал в город. Он сейчас работает или находится у своего друга Нунцио.

— А там есть автоответчик. Можешь оставить сообщение.

— И что сказать?

— Ну, не знаю. Что обычно говорят на автоответчик? Привет, это Кассандра. Перезвони мне, пожалуйста, когда освободишься.

Дрожащей рукой Касси набрала номер и приготовилась разговаривать с безликим автоматом.

Бенедикт взял трубку после первого гудка.

Ошарашенная как модуляциями его глубокого баритона, так и внезапно одолевшей ее немотой, Касси отдернула трубку от уха, с ужасом глядя на нее. Она так бы и бросила ее, если бы Патриция театральным шепотом не проговорила:

— Скажи что-нибудь, Касси!

— Кассандра? — Ее имя выплыло из трубки как музыка. Хитроумный напев чародея, призванный одурманивать доверчивых простаков.

— При…вет, — заметалась она, — спасибо за розы.

Они прелестны. Розовые — мои самые любимые.

— Ты позвонила лишь поэтому?

— Хм.., нет.

И снова долгая, томительная пауза.

— Тогда почему?

— Мне.., не хотелось бы объяснять по телефону. — Пытаясь обрести спокойное дыхание, Касси продолжала:

— Мне надо кое-что обсудить с тобой лично.

— Разумеется! Но на сей раз тебе не придется стряпать для меня. Я приглашаю тебя в мой любимый ресторанчик, тихий, спокойный…

— Нет! — поспешила отказаться она, ужасаясь его напевному акценту, придающему каждой фразе сексуальную окраску. — Никаких обедов.

— В таком случае ленч.

— Да, хорошо.

— Сегодня.

— Да.

— Превосходно! Я заеду за тобой…

— Нет, — снова прервала она, не решаясь оказаться наедине с ним в узком пространстве машины или в полумраке какого-нибудь предназначенного для любовных парочек ресторана. — В холле здания нашего офиса есть закусочная. Там я тебя буду ждать в полдень.

— Если ты настаиваешь, — сказал он таким тоном, словно она назначила ему свидание на городской свалке.

— Настаиваю.

— Ты как будто не в своей тарелке, — хихикнула Патриция по окончании разговора. — Он, похоже, кажется тебе неотразимо привлекательным, да? Впрочем, ничего удивительного. Как иначе он смог бы добиться нынешнего своего положения?

Ему положено иметь характер. Да и вообще, ты не позволила бы соблазнить себя какому-нибудь бармену. — Внезапно глаза Патриции ехидно блеснули. — Или это ты его соблазнила?

— Что за чушь!

— Никаких завлекающих взглядов из-под ресниц? Или мимолетных улыбок?

Касси открыла рот, чтобы отпереться от подобных предположений, но промолчала, охваченная внезапными воспоминаниями, лишь частично подтверждающими ее невиновность.

— Потанцуете со мной, синьорина?

— Не могу. Я на работе.

Но он все равно взял ее в свои объятия. Над заливом Сан-Франциско вспыхнули яркие огни фейерверка, рассыпались у них над головами переливами зеленых, красных, синих звездочек.

— Не ожидал увидеть вас здесь в одиночестве, улыбаясь, заметил он.

— Я сама не ожидала, что окажусь здесь, — ответила она, — но наша сотрудница, отвечающая за ведение таких вечеров, слегла с простудой. Найти так быстро замену оказалось невозможно.

Бенедикт прижал ее крепче, многозначительно стиснул ее ладонь.

— Вашей сотруднице очень не повезло, зато повезло мне.

Его подбородок мягко касался ее макушки, пальцы поглаживали ее ладонь, вливая в нее тепло. А по ее телу разливалось нарастающее возбуждение, туманящее голову и совершенно неуместное для человека, желающего точно выполнять свои профессиональные обязанности.

— Я очень рада, синьор Константине, что вы довольны вечером, но прошу вас извинить меня.

Мне действительно надо работать, убедиться, что гости мистера Занетти имеют все необходимое.

— Вы уже работаете, — ответил он. — Лично я имею все, что мне нужно.

Горячая волна поднималась выше и выше.

Каждое сказанное им слово волновало ее, лишая способности к сопротивлению. Потерянная, она не знала, как обороняться, как контролировать ситуацию.

Словно почуяв, что она готова уступить, Бенедикт прижал ее ближе.

Но разве она оттолкнула его? Смерила презрительным взглядом? Гордо удалилась?

Нет и нет! Тая, она прильнула ближе и, даже когда музыка закончилась, высвобождалась из его объятий медленно, с неохотой, пока единственной точкой их соприкосновения не оказались кончики пальцев. Если не считать пламени, полыхающего в его темных глазах, он казался абсолютно спокойным. А она горела, начиная от щек и заканчивая коленями.

— Спасибо за танец, — пробормотала она, безнадежно пытаясь обрести утерянную холодность обращения и терпя горестное поражение.

Но он, сохраняя спокойствие, заметил:

— Grazie [1], Кассандра! Но скорее я должен быть польщен оказанной мне честью. Жаль только, что удовольствие было столь кратковременным.

Боясь, что если не отвернется, то упадет в его объятия, Касси поспешила — с максимальной скоростью, допустимой ее высокими каблуками, назад в центральный салон. Там Патриция уже занималась приготовлениями перед началом ужина.

На протяжении следующего часа Касси не давала себе ни минуты отдыха. Но в то время, как пальцы ее порхали над столом, мысли постоянно возвращались к Бенедикту Константине.

Она, вероятно, должна была насторожиться, когда появившийся вдруг член экипажа сообщил ей, что ее присутствие срочно требуется на нижней палубе. Забеспокоившись, что кто-то внезапно плохо себя почувствовал, она последовала за пришедшим проводником вниз, где были расположены частные каюты.

Она обернулась к матросу, желая сказать, что теперь сама справится, но обнаружила, что тот уже удалился, мягко прикрыв за собой дверь. Озадаченная, она пересекла комнату, заглянула в соседнее помещение и ахнула.

В каюте горело десять, а то и более свечей. На столе, покрытом белоснежной скатертью, стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского. Два хрустальных бокала и красная роза в тонкой вазе довершали убранство. А у окна в кресле удобно расположился Бенедикт Константине.

Не зная, сердиться ей или смеяться, Касси сказала:

— Надеюсь, у вас имеется объяснение. Меня уверили, что возникли какие-то экстренные обстоятельства.

— Но так и есть, Кассандра, — ответил он невозмутимо. — Мне просто позарез необходимо побыть с вами наедине.

Досадуя на всплеск радости, вызванный его словами, она как можно спокойнее отозвалась:

— Очень мило, синьор Константине. Но едва ли приемлемо для меня заниматься единственным гостем в ущерб всем прочим.

Он подошел, поймал ее руки. Скомандовал:

— Послушай! — Привлек ее к себе и кивком головы обратил ее внимание на звуки веселья, доносившиеся сверху. — Похоже, что там кто-то страдает от недостатка внимания?

— Отсюда трудно судить, — слабо возразила она. — Как оправдание не пойдет.

— Не пойдет, конечно, — согласился он. — Но зато пойдет вот что.

И поцеловал ее. Очень крепко.

И она.., она не смогла преодолеть себя. Она вернула ему поцелуй. В то мгновение, когда их губы соприкоснулись, желание поглотило ее.

К счастью, он лучше контролировал себя.

— Это вовсе не та причина, что побудила меня заманить тебя сюда, — хрипло проговорил он, отрываясь от нее.

— Тогда в чем же причина"?

— В желании встретить Новый год наедине с тобой.

— Но это невозможно! Меня ждут на верхней палубе.

— Не в ближайшие двадцать минут, сага [2], — сказал он, оставив ее, чтобы заняться открыванием бутылки. — Конечно, не идеальный интервал времени, но определенно достаточный для того, чтобы мы могли поздравить друг друга наедине.

Он подал ей бокал.

— Я действительно не должна, — едва слышно возражала она.

— Грех невелик, — заявил он, обволакивая ее певучим голосом и нежным взглядом. Поднял свой бокал, слегка звякнул им о край ее бокала. Buona fortuna [3], Кассандра! Пусть в наступающем году сбудутся все твои мечты.

— Спасибо. — Она не могла смотреть на него.

Не смела. Боялась того, что он может увидеть в ее глазах. — Ты всегда отмечаешь Новый год так?

— Не совсем, — ответил он. — Я стараюсь избегать вечеринок типа тех, что шумит сейчас наверху. Не имею привычки целовать каждую из присутствующих женщин. Но буду просто счастлив поцеловать тебя.

И поцеловал. Опять. Крепче, чем раньше. С жарким, трепетным, нежным исследованием ее рта, оставившим ее бездыханной.

Касси теперь трудно было припомнить, когда дело зашло дальше поцелуев. В тот момент ей было сложно даже думать, не говоря о связной речи.

Ее нисколько не волновало, что она практически ничего о нем не знает. Такими вопросами занимается мозг, а в тот момент доводы рассудка в расчет не принимались, а с ними осторожность и правила приличия.

Значение имела лишь возбуждаемая в ней Бенедиктом необузданная чувственность, о существовании которой она читала в книжках, но никогда не верила в ее реальность. Кожа вибрировала от соприкосновения с кожей мужчины, казалось, все поры впитывали его запах.

Бенедикт провел рукой по ее шее, спустился во впадину между грудей. С шокирующим бесстыдством она накрыла его руку своей. Направила ближе к груди. Прижала ладонь крепче.

Найдя застежку ее платья, он расстегнул ее, и широкий шалевый воротник соскользнул с ее плеч. На ней было кремовое атласное белье, отделанное французскими кружевами.

Когда он принялся ласкать и целовать ее обнаженную грудь, она едва не закричала. Желание бушевало в ней, прокатывалось по коже, разливалось между бедер.

В последующие минуты окружающий мир перестал существовать. Бенедикт стал ее миром, ее вселенной. А когда она содрогнулась на пике наслаждения, а вслед за ней и он утратил над собой контроль, ей показалось, что она парит, плавно опускаясь вниз с небес.

С верхней палубы донеслись восторженные крики, свист. Им вторили гудки кораблей с залива.

Взрывались фейерверки, окрашивая небо миллиардами огней. Но она, отойдя после пережитой эйфории, в ужасе уставилась на него.

— Мы пропустили Новый год!

Он пожал плечами.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь это заметил.

Ей хотелось услышать совершенно другие слова. Его полное безразличия замечание опустило ее с небес на землю. Донельзя смущенная, она отвернула от него лицо. Поняв намек, он откатился в сторону и легко поднялся на ноги. К тому времени, когда она поднялась, он привел в порядок свою одежду и выглядел безупречно.

В противоположность ему у нее был изрядно потрепанный вид, платье помялось. По мере того, как постепенно блекло и уходило первоначальное очарование момента, она была склонна назвать свое поведение совсем другим словом.

Бенедикт кашлянул.

— Кассандра, — начал он.

— Не смей! — резко оборвала она его. — Не говори ни слова. Просто уйди. Давай хотя бы не будем притворяться друг перед другом, что кроме обычной животной похоти нами двигали более высокие порывы.

— Оставить тебя в таком неприбранном виде?

Поступок, недостойный джентльмена.

— Джентльмена? — Если бы не крайняя степень унижения, то она бы расхохоталась над значением, которое он вкладывал в это слово. — Поздновато вы спохватились, мистер Константине.

— Как поздновато и для таких формальностей, сага. Мое имя, как тебе хорошо известно, Бенедикт.

— Чудно. Ступай на палубу, Бенедикт, пока твой хороший друг Нунцио в поисках тебя не явился сюда. Я не одета для компании.

Не дожидаясь ответа, она быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Когда пятнадцатью минутами позже она возвратилась, единственным напоминанием о нем были два бокала шампанского и полупустая бутылка.

Патриция с любопытством изучала ее лицо.

— Похоже, ты затрудняешься с ответом на мой вопрос, Касс, — вкрадчиво сказала она, — поэтому позволь мне переформулировать его. Ты спровоцировала Бенедикта?

— Если и так, — поежилась Касси, — то ненамеренно. Я не ожидала, что мы закончим сексом, и если быть честной, то не думаю, что и он предполагал такое.

— Ясно, нет. Иначе один из вас позаботился бы о предохранении. И тогда перед тобой не стояла бы нынешняя дилемма. — Патриция сочувственно оглядела ее. — Как думаешь, сумеешь со временем полюбить его?

— Возможно.

— Значит, ты не против?

— Нет, — ответила Касси. — Я просто боюсь этого.

— Почему же?

— Порой он бывает просто невыносим — требует безусловного подчинения. Из тех мужчин, что готовы тащить тебя за волосы туда, куда считают нужным, он, мол, умный, а прочие дураки.

— То есть на пятьдесят один процент — отличный парень, а на сорок девять — тиран. Что ж, никто не идеален, Касси. И я не могу представить, что ты будешь слепо подчиняться дурацким требованиям и позволишь вить из себя веревки. Так что за тебя я не волнуюсь.

— Ага, а я волнуюсь, потому что не хочу влюбиться в мужчину, который никогда не полюбит меня. И не желаю себе и своему ребенку горя, которое пришлось на долю моей матери, когда отец решил, что достаточно уже побыл семейным человеком.

— Несправедливо авансом наделять Бенедикта грехами твоего отца. Он заслуживает, чтобы его судили, исходя из его собственных поступков.

— Знаю, вот почему я согласилась опять увидеться с ним и проанализировать имеющиеся шансы.

— Тогда не буду тебя задерживать. Уже почти полдень, а тебе не мешает чуть подкраситься.

Бледность делает некоторых женщин интереснее, но тебе она не к лицу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Касси действительно плохо выглядела. Не зная, что Бенедикт наблюдает за ней из холла, она вышла из лифта и остановилась у зеркальной стены, рассматривая свое отражение. Не удовлетворенная увиденным, молодая женщина провела рукой по коротким белокурым волосам, пощипала щеки, чтобы к ним прилила кровь, и перевязала заново малиновый шарфик на шее.

Как будто таких ухищрений достаточно, чтобы скрыть залегшие под глазами тени или бледность, хорошо заметную даже под слоем искусно наложенного макияжа.

— О, ты здесь! — воскликнула она нервно, когда, шагнув ей наперерез, он извлек ее из людского потока, направляющегося в закусочную. — Давно ждешь?

— Достаточно для того, чтобы убедиться предложенное место совершенно не подходит для беседы. — Он взял ее за локоть и повел через массивные входные двери здания на улицу. — Мы поедим в парке. Мне сказали, что он в пяти минутах ходьбы отсюда.

— В парке негде поесть, — возразила Касси, едва поспевая за ним.

— Тут рядом есть магазинчик. Зайдем туда и купим что-нибудь для небольшого пикника.

— У меня нет для этого времени. Полчаса — все, чем я располагаю.

— Добавь еще немного, Кассандра, — сухо сказал Бенедикт. — Полчаса недостаточно.

Она выдернула локоть и возмущенно воззрилась на него.

— Мне не о чем разговаривать с тиранами.

— Я редко нахожу нужным отдавать приказы и делаю это только при острой необходимости. Но когда женщина не желает пользоваться данным ей от природы здравым смыслом и поступает себе во вред, как в данном случае, не вижу другого выхода. — Он снова завладел ее рукой и чуть не силой повел в сторону продуктового магазина. — Что ты хочешь заказать — кроме моей головы на блюде?

— Ничего, — огрызнулась Касси, сжимая губы в жесткую линию и упрямо не желая рассматривать представленные на витрине образцы готовой еды. Я не голодна.