Множественная недостаточность органов вызывается тем, что мы называем шоком. Организм мисс Филлмор уже не мог поддерживать тот уровень кровяного давления, который необходим, чтобы снабжать органы. А причиной шока оказалось внутреннее кровотечение, следствие разрыва капилляров и крупных сосудов. Вся та кровь, которая лилась сейчас из брюшной полости, должна была находиться в артериях и венах. И чем дольше мы наблюдали за процессом вскрытия, тем яснее это становилось.
Каждый орган был осторожно извлечен и взвешен, а потом рассечен. «Осторожно» – очень важное в данном случае слово. Никому не хотелось порезаться и закончить жизнь так же, как Дебора Филлмор.
Через полчаса я узнал то, что должен был узнать; а именно, что эта штука убивает так же, как вирусная геморрагическая лихорадка. Я тщательно отмылся в душевой патолого-анатомического отделения, переделанной из дезинфицирующей камеры. И ушел, унося на себе запах обеззараживающих препаратов.
– Черт подери, Нат, почему вы просто не отдали ему клетку?
– Они пытались воспрепятствовать расследованию вспышки заболевания.
– Но этим же их не остановишь. А дело может обернуться серьезной проблемой. – Ферлах нервно барабанил пальцами по столу. – Расскажите мне еще раз, что именно произошло: он что, пытался схватить клетку?
Я все подробно объяснил, причем не впервые.
– Совершенно ясно, это ничему не поможет. Вы уверены, что крыса не прокусила кожу?
– Нет, – ответил я.
– Кошмар. Я позвоню Джефферсону. Надо проверить, продезинфицировался ли его друг.
– А вы с ним знакомы?
– Немного. Если вы оба черные, оба врачи, оба работаете в Балтиморе, то, значит, вы знаете друг друга. – Ферлах пристально посмотрел на меня, и я, не выдержав этого взгляда, опустил глаза. – Ох, Нат, ну угораздило же вас… – Он не договорил и начал по своей привычке водить рукой по лысеющей голове. – Ну и Джефферсон тоже хорош. Каким бы он ни был, но он врач и должен знать, что делает. Должен понимать, насколько все опасно. А то дерьмо, которое он устроил… просто грязный ублюдок, вот и все.
Мы сидели в маленьком кабинете Ферлаха. Там едва хватало места для металлического стола и кучи наваленных на нем медицинских журналов. А уж о двоих взрослых мужчинах и говорить нечего. Моя нога едва помещалась между ножкой стола и мусорной корзиной. Помолчав, Ферлах продолжал:
– Ну ладно, до тех пор пока не узнаем больше, предположим, что джентльмен отделался просто легким испугом.
– Отлично.
– А что вы думаете о людях – носителях вируса? – поинтересовался Ферлах.
Пара слов об инциденте с крысой. Хотя Ферлах был добр, даже очень добр, стремясь перевести разговор на другое и лишь слегка меня пожурив, ситуация выглядела очень серьезной. Прокусила крыса кожу или нет, расплата окажется суровой. Люди, служащие в системе общественного здравоохранения, не должны попадать в подобные ловушки. Я не сомневался в своей правоте: человек Джефферсона сам виноват в том, что его укусила эта несчастная крыса; но, учитывая даже то, что в конечном итоге меня обязательно оправдают, все случившееся выглядело очень некрасиво. Джефферсон и его адвокаты вполне могли поднять большой шум. Потому-то Ферлах так нервничал.
И тем не менее вернемся к носителям вируса. Я ответил:
– Похоже, в этом что-то есть. Один и тот же мужчина контактировал со всеми тремя заболевшими женщинами. Дуглас Бьюкенен.
– Если он – источник болезни, то почему же сам не заболел?
– Может быть, какой-то иммунитет?
Многие болезни по-разному действуют на разных людей. Например, западно-нильский вирус вызывает энцефалит только у одного процента заразившихся. И лишь часть заболевших умирает. Вслух я добавил:
– Возможно, заболевание развивается только у определенной генетической субпопуляции. Может быть, оно поражает лишь женщин, зависит от уровня эстрогена или тестостерона.
– Звучит правдоподобно.
– А что, если вирус пока спит, но проявится вместе с какой-нибудь другой болезнью? Мы же не знаем, есть ли там кто-то еще, кто играл в те же игры.
– Вероятность невелика, – возразил Ферлах.
– Не сказал бы. Вся эта община кажется сексуально связанной.
– Вы это знаете наверняка?
– Да, Херб. Я давно изучаю поведение умственно отсталых. А конкретно с этими людьми беседовал целых два дня. Такое чувство, что в их среде все спят со всеми. – Я помолчал. – Наблюдение выявило что-нибудь в других больницах?
– Мне на сей счет ничего не известно. Мы проверяли, но пока ничего не получили. Если бы что-нибудь проявилось, думаю, заметили бы сразу. Уж очень шокируют симптомы.
– Но мы не знаем, всегда ли эта болезнь проявляется именно так. У кого-то она может выглядеть просто гриппом. – Ферлах внимательно слушал. – Дуглас Бьюкенен вполне может оказаться асимптоматичным носителем вируса.
– Или может просто его не иметь.
– Да, вы правы.
В эту минуту завибрировал мой телефон. Это звонил Тим Ланкастер. Они с Сонжит Мета только что приехали и не позже чем через час окажутся в департаменте здравоохранения.
Ферлах смотрел на меня, водя ручкой по своим жидким усам.
– Я все-таки позвоню Джефферсону, постараюсь уладить ваш конфликт.
Он листал телефонный справочник, разыскивая номер, когда запищал его пейджер. Прочитав сообщение, Херб тихо выругался и начал набирать номер. А я тем временем тихо сидел рядом, жалея себя и переживая, что Тим Ланкастер уже в Балтиморе. Ферлах не подозревал, что Тим наверняка вцепится в меня, как лев в только что убитую газель.
Не зная, что делать, пока топор еще не упал, я наблюдал за Ферлахом. И увидел, как его лицо становится все более и более мрачным. Он повесил трубку.
– Все, началось, – произнес он, вставая. – Только что в Мэриленде зафиксированы четвертый и пятый заболевшие. Сейчас их везут в Сент-Рэф.
Ферлах стремительно вышел из кабинета, а я побежал за ним следом.
21
Дальнейшие события развивались стремительно. Новых заболевших звали Брайан Тайнингс и Мэгги Фелпс. Оба жили в двух других пансионатах доктора Джефферсона. Брайан в заведении под названием «Балтиморский сад», а Мэгги – в «Лужайках Балтимора». Возле Сент-Рэфа наблюдалось относительное спокойствие – судя по всему, пресса еще не успела разнюхать, что в штате Мэриленд появились еще двое больных. На скамейке возле входа сидела, спокойно покуривая, женщина в сестринской форме. Мне вдруг жутко захотелось стрельнуть сигарету. То, что сестра казалась очень симпатичной, ничуть не мешало.
Ферлах остановил у подъезда интерна и начал его допрашивать. Я услышал вопрос о том, кто именно сопровождал двух новых пациентов.
Интерн показал на курящую женщину.
– Это Табита Кинард, – представил он. – Она их привезла.
Я посмотрел, как сестра невозмутимо дымит.
– Нам необходимо поговорить, – заявил Ферлах.
– Я попросил мисс Кинард задержаться.
– Молодец, – отметил Ферлах.
– Спасибо, сэр, – просиял интерн.
А мне невольно подумалось, насколько жестоко медицинское образование, если даже такая сдержанная похвала вызывает бурную благодарность.
Мы с Ферлахом надели маски и поднялись наверх.
Новые пациенты – Мэгги и Брайан – точно следовали сценарию развития болезни. Причем Мэгги уже успела продвинуться дальше: она жаловалась на боли в груди и животе, а во рту наблюдалось небольшое кровотечение. Брайан же находился в начальной стадии. Температура держалась невысокая, и немного ломило тело – так что диагнозом вполне мог оказаться простой грипп. Однако, по его словам, сестра Кинард велела ехать в госпиталь. Ну и умница же эта сестра Кинард!
Поступившие больные жили в разных пансионатах – в мужском и женском. Однако находились эти заведения совсем близко, практически рядом. Никто из них не работал в доме престарелых Миллера: Брайан служил уборщиком в кинотеатре в центре города, а Мэгги убирала номера в мотеле. Мы записали имена работодателей.
Итак, пациенты № 4 и № 5. Опять начались выяснения насчет занятий сексом: с кем, как часто, предохранялись ли? Брайан заявил, что, кроме Мэгги, у него никого не было, и я ему поверил. Мэгги тоже утверждала, что спит только с Брайаном, однако при этом в глаза мне она не смотрела.
– Мэгги, – начал нажимать я, – если вы встречались с кем-то, кроме Брайана, то должны нам сказать.
– Нет, я люблю Брайана.
– Именно потому, что любите его, скажите все как есть. Он болен, и если мы будем знать правду, то постараемся ему помочь.
– Я люблю Брайана.
Еще несколько минут мы с ней мололи воду в ступе, а Ферлах стоял рядом и все больше нервничал. Наконец он все-таки не выдержал:
– Мэгги, вам хочется убивать людей?
Вопрос застал девушку врасплох. Он удивил и меня, и я невольно подумал, что Ферлах не выдержал и поддался раздражению.
– Нет, – ответила мисс Фелпс.
– А вам хочется убить Брайана?
– Нет. Я люблю…
– Но дело в том, что если вы не скажете нам правду, то непременно убьете его.
– Я люблю…
– Мы знаем, что вы его любите. Но если откажетесь с нами разговаривать, то убьете его.
– Нет… – прошептала она.
– С кем еще вы занимались сексом?
– Я не…
Она явно не хотела отвечать.
– С кем еще вы занимались сексом?
Вопрос прозвучал резче.
Мэгги заплакала.
– Херб, – произнес я.
Этот новый Херб Ферлах немного выбивал меня из колеи.
– С кем еще вы спали? Неужели вам хочется убить Брайана? С кем еще вы занимались сексом?
Прикрытыми перчаткой пальцами он с силой сжал ее руку.
– Я не знаю, не знаю. Он был…
Она замолчала.
Ферлах продолжал давить.
– Как его звали?
Мэгги только покачала головой.
Я задал другой вопрос:
– Он был белый или черный? – А потом, не желая упустить ни одного варианта, добавил: – Или, может быть, просто смуглый?
– Белый, – тихо ответила чернокожая Мэгги.
– Так, может, это был Брайан? – уточнил я.
Брайан как раз был белый, и я хотел удостовериться, что она не запуталась окончательно.
– Нет. Он был большой. Большой белый мужчина.
– Где вы с этим человеком занимались сексом? – задал вопрос Ферлах.
– Не знаю… – со слезами в голосе протянула она.
– Мэгги, ответьте мне, где именно вы встречались с этим человеком? Где вы с ним спали?
– На дне рождения мистера Джефферсона. – Она испуганно посмотрела на нас обоих. – Я никого не убивала. И не хочу убить Брайана. Пожалуйста.
– Вы не убьете Брайана, – успокоил я ее. – Вы очень правильно все делаете.
Ферлах продолжал допрашивать беднягу, пытаясь добиться имени, которого она, возможно, и не знала. Добился же он бурных рыданий. Поскольку Херб приходился мне непосредственным начальником, а сам я совсем недавно крупно опозорился, я молчал. Тем более что подобные методы, судя по всему, приносили результаты. Но смотреть на эти издевательства больше не было сил.
– Пойду поговорю с сестрой.
Я встал и вышел из палаты.
Внизу я увидел того самого интерна, с которым сегодня уже разговаривал, и спросил, где можно найти сестру Кинард. Он предположил, что скорее всего, она в комнате ожидания отделения М-2. Действительно, там я ее и увидел.
Медицинская сестра Табита Кинард при ближайшем рассмотрении оказалась еще симпатичнее, чем издалека. Длинные густые волосы спускались красивыми волнами, а скуластое лицо выглядело изысканно-экзотичным. Девушка листала старый номер «Ньюсуик». Я представился и протянул руку. Она пожала ее.
Поскольку в мои планы входило не только расспросить сестру и разжиться информацией, но одновременно получить и дозу никотина, я осведомился:
– Вы мне не дадите сигаретку?
– Внизу уже собрались репортеры.
– Не пойдем вниз.
И через две минуты мы уже стояли на крыше госпиталя, глядя на трущобы южной части города, и вовсю дымили.
Обычно мне на ум приходят всякие глупые комментарии относительно сигарет и того, как именно они убивают курильщиков, но сейчас эти банальности казались совершенно неуместными.
– Меня теперь выгонят с работы, – сухо и просто заметила Кинард.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался я.
– Не думаю, а знаю. Потому что на те вопросы, которые вы собираетесь задать, необходимо отвечать. – Она глубоко затянулась. – Впрочем, это не страшно. Если ты медсестра, то найти работу не так уж и сложно. Так что спрашивайте, доктор, не стесняйтесь.
Я начал задавать вопросы. Мисс Кинард рассказала о том, что ухаживала за Мэгги, а потом услышала о вспышке неизвестного заболевания. Она встревожилась, но ничего не предпринимала до тех самых пор, пока у Брайана прошлым вечером не поднялась температура. Об отношениях этих двоих сестра знала. Поскольку к утру улучшение так и не наступило, она и решила привезти обоих в госпиталь.
– Мне казалось, это грипп, – заметила Табита.
– Может быть, и так. – Мои слова прозвучали неубедительно. – Во всяком случае, будем надеяться. Когда именно вы точно определили, что Мэгги больна?
– Три дня тому назад.
– И ее состояние постоянно ухудшалось? Почему вы медлили и не привезли Мэгги сразу? Вы же знали, что у нее далеко не грипп.
– Дебби Филлмор умерла.
– Тогда чего же вы ждали?
Девушка твердо выдержала мой взгляд.
– Я не привозила больную, потому что нам запретили говорить кому бы то ни было о появившихся признаках болезни. Запретили сообщать врачам в какой-либо госпиталь. Вчера Мэгги изолировали в ее комнате. Нам предстояло выхаживать ее на месте, в пансионате.
Это казалось очень странным.
– Почему?
– Приказ доктора Джефферсона. Боже мой! – Она облокотилась на бетонный парапет. – Но мне действительно нужно искать новую работу. Как платят в департаменте здравоохранения?
– Я служу в Центре контроля и предотвращения заболеваний.
– А! Ну что ж, у меня в Атланте есть родственники. – Она улыбнулась. – Не знаю, почему нам приказали молчать. Все, что мне известно, так это то, что пару дней назад нас троих вызвал к себе доктор Джефферсон – тех трех медсестер, которые наблюдают за здоровьем жильцов пансионатов, – и предупредил, чтобы все возникающие медицинские проблемы мы решали исключительно собственными силами. Он никогда не объясняет нам, что и почему. Да, впрочем, как-то и не хочется спрашивать, выяснять. Вы же с ним встречались.
– Да.
– Он приказал остерегаться вас и черного доктора, а также любого, кто начнет задавать вопросы. Во всяком случае, заверил, что обеспечит все необходимое для ухода за больными, и сказал, что беспокоиться абсолютно не о чем.
– И это правда? То есть он действительно обеспечил все необходимое?
– Оборудование должно прибыть сегодня. – Сестра взглянула на часы. – Вот как раз сейчас я должна была встречать машину. – Она невесело усмехнулась. – Рэндал взбесится, это точно.
Я заметил, что рука ее дрожит. А она перехватила мой взгляд и тут же крепко вцепилась в парапет. Сделала вид, что рассматривает город.
– А больше никто не заболел? Из тех, кого вы знаете?
– Нет, во всяком случае, мне об этом совсем ничего не известно. Иначе новые больные тоже оказались бы здесь.
Я с удовольствием затянулся.
– Мисс Кинард, хочу попросить вас не говорить на эту тему с представителями прессы. Ведь мы пока и понятия не имеем, чем вызвана вспышка заболевания.
– Похоже, пресса уже и так все знает.
– Верно. Но у нас есть кое-какие теории. Опять-таки не для прессы. Тем более, что в случае с Мэгги и Брайаном вызывает опасение то обстоятельство, что возбудитель инфекции – носитель – вполне может находиться в одном из пансионатов доктора Джефферсона.
– Совершенно неудивительно.
А вот меня ответ сестры Кинард очень удивил. Казалось очень странным, что она что-то знает или по крайней мере подозревает. Я спросил:
– Вы знаете, чем именно вызвано заболевание?
– Нет-нет, доктор, я вовсе не это имела в виду. Просто…
– Просто что?
– Ну, вы же видели «Балтиморский рай», так ведь?
Я кивнул. Потом, немного помолчав, спросил:
– Извините за столь нескромный вопрос, но почему вы там работаете?
Она рассмеялась:
– Если коротко, дело в том, что у меня двое детей, а доктор Джефферсон платит лучше всех в этом городе. Ну а если подробно, история долгая. Скорее всего, она вам покажется неинтересной.
– Об этом судить лишь мне.
– Повторяю, это абсолютно не важно.
Понятно.
– Ну хорошо. Однако дело в том, что мы опасаемся, как бы болезнь не обладала способностью передаваться через секс. Разумеется, наверняка это еще не известно, но…
– Если это действительно так, доктор Маккормик, то вам есть о чем волноваться. В таких пансионатах подобного рода развлечения куда как популярны. Многие из наших пациентов имеют такой драйв, который способен проломить крышу. По меньшей мере раз в неделю происходит насилие. Ну а секс по взаимному согласию куда чаще.
– И никто не пытается это контролировать?
– Доктор Джефферсон считает, что подобная практика имеет терапевтический эффект.
– А почему никто не беременеет?
– Доктор Джефферсон очень верит в инъекции «Депо».
«Депо провера» – контрацептивный препарат, один укол которого действует на протяжении полугода.
Я похолодел, представив, как палаты Сент-Рэфа стремительно наполняются все новыми и новыми больными этим самым «гриппом».
Погасив сигарету, окурок сунул в карман.
– А вы были на дне рождения доктора Джефферсона?
– Входит в служебные обязанности. Да, я там была. А вот самого доктора Джефферсона не было.
– Мэгги Фелпс призналась, что переспала там с кем-то.
– Она влюблена в Брайана Тайнингса, а…
– Но даже при всем этом она сказала, что на вечеринке познакомилась с другим мужчиной. Белым и высоким.
– Доктор Маккормик, в пансионатах, в которых мы работаем, много высоких белых мужчин.
– Понимаю.
Мисс Кинард докурила сигарету и бросила окурок под ноги, на крышу. Я же вынул визитную карточку и протянул ей.
– Если вдруг что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните мне. А мы пока ознакомимся со списком постояльцев пансионатов доктора Джефферсона. Мне бы хотелось сегодня встретиться с вами еще раз. Может быть, совместными усилиями удастся сложить мозаику любовных свиданий этих людей.
Наклонившись, я поднял только что брошенный окурок и тоже сунул его в карман. Собеседница улыбнулась:
– Вы пай-мальчик, доктор Маккормик?
– Да нет, вряд ли, – ответил я и направился к двери.
Кинард продолжала стоять, облокотившись на парапет.
– Подождите секунду, доктор. Среди наших питомцев есть один высокий белый мужчина, проявляющий недюжинную сексуальную активность. Больше того, если говорить честно, его можно назвать сексуальным хищником. Нам приходится иметь дело со многими из его… побед. Я не видела его с Мэгги, но это ничего не значит. Парень живет в «Балтиморском рае». А зовут его Дуглас Бьюкенен.
Итак, сексуальный хищник. И болезнь, вполне возможно, передается именно таким способом. Дуглас Бьюкенен оказывается в центре сразу нескольких случаев.
– Спасибо, мисс Кинард. – Я собрался было спускаться вниз. – Да, еще один небольшой вопрос. Почему это жилище Дугласа Бьюкенена выглядит намного лучше всех остальных? И потом, насколько я понял, он единственный занимает отдельную комнату.
– Я не работаю в «Балтиморском рае».
– Почему его комната может быть лучше других? У вас есть какие-нибудь подозрения на сей счет?
– Понятия не имею.
– Почему к нему не принимаются дисциплинарные меры за его, ну, скажем, склонности?
– Возможно, причина та же самая, что и в отношении ко мне… простите, теперь уже
былав отношении ко мне. Доктор Джефферсон симпатизировал мне. Возможно, и к Дугласу он просто хорошо относится.
Я остановился.
– Подождите. Вы имеете в виду, что он?…
– Нет-нет, что вы. – Она рассмеялась. – Нас с доктором действительно связывали подобные отношения. Но в случае с Дугласом Бьюкененом это что-то другое. А вот что именно, я не знаю.
Услышав такого рода объяснение, я быстро направился к двери. И за спиной услышал голос медсестры Кинард:
– Но все хорошее ведь рано или поздно заканчивается, правда?
22
Быстрее.
Чем дольше тот или иной случай остается нераскрытым, тем меньше вероятность, что он вообще когда-нибудь получит объяснение. Так же и с убийством: чем больше времени проходит, тем больше люди забывают, где они были в определенный день и час и что делали. И тем больше у них возможностей придумать себе алиби и прикрыться им.
Тот факт, что имя Дугласа Бьюкенена назвали и Мэгги Фелпс, и Табита Кинард, был для нас чрезвычайно важным.
Он оказался важным и для судьи, потому что уже через полчаса после моей беседы на крыше с мисс Кинард я держал в руках судебный ордер на осмотр «Балтиморского рая».
Ферлах же со своей стороны ощущал запах крови, или победы, или что там еще может ощущать бывший военный врач. И это было здорово, за исключением того, что мы ехали на его машине и он выжимал шестьдесят миль в час на тех улицах, где разрешалось ездить в два раза медленнее. Я даже пристегнул ремень безопасности.
Завибрировал пейджер, и я посмотрел на высветившийся номер. Различить цифры, когда машина подпрыгивала на ухабах, было вовсе не легко, и все-таки мне удалось это сделать. Номер оказался тот же самый, какой появился на сотовом с полчаса назад, а на пейджере вырисовывался трижды за последние двадцать пять минут. Судя по всему, Тиму Ланкастеру действительно не терпелось со мной поговорить. Я, впрочем, вовсе не разделял его стремления, а потому просто вернул пейджер на место – снова пристегнул его к ремню.
Ферлах резко затормозил возле пансионата, в котором жил Дуглас Бьюкенен, и я вышел из машины. Предполагалось, что нас будет сопровождать полиция Балтимора, и легко можно было представить себе крупную акцию: солидные ребята в синем обмундировании, с оружием в руках, выкрикивая угрозы, прокладывают дорогу. Однако полиция, судя по всему, вовсе не спешила, так что штурмовать территорию нам с Ферлахом предстояло вдвоем.
Но дело обернулось несколько иначе.
– Какого черта? – возмутился Ферлах.
В нашу сторону шагал тот самый крупный малый, которого я уже знал по событиям с крысой. А рядом с ним шел небольшой человек в костюме. Я не обратил внимания, откуда именно они появились, скорее всего, просто дожидались нашего появления.
– Это доктор Маккормик, – произнес верзила, показывая на меня, когда я как раз выходил из машины.
Маленький подошел ближе.
– Я – Бен Мизурски, один из поверенных доктора Джефферсона.
Поскольку они меня и так знали, я не счел нужным представиться. Ферлах тоже не спешил это делать, хотя Мизурски явно ожидал, что тот назовет себя. В конце концов адвокат заговорил:
– Должен поставить вас обоих в известность, что в настоящее время мы пытаемся получить судебный запрет на вторжение в заведение доктора Джефферсона и нарушение покоя его пациентов.
– Удачи вам! – пожелал я.
Мизурски повернулся.
– Доктор Маккормик, вам следует знать, что мы уже подготовили все необходимые документы, непосредственно направленные против вас и ваших нападок на доктора Джефферсона и мистера Хэмилтона. Любое нарушение границ собственности будет рассматриваться судом как дальнейшее свидетельство…
– Прочь с дороги! – потребовал Ферлах и начал подниматься по лестнице.
– Доктор Маккормик, вы также должны знать, что мы выдвинули против вас обвинение, – вчера вы совершили нападение на мистера Хэмилтона. Полиция будет…
– Нападение?
– Именно. Вы напали на мистера Хэмилтона с грызуном…
– Ну-ну, давайте, продолжайте, – подзадорил я.
– Пошли его подальше, Нат.
Ферлах изо всех сил нажал кнопку домофона.
– Идите к чертям! – рявкнул я. – Крыса не прокусила кожу.
– Неправда, – возразил поверенный, а мистер Хэмилтон поднял перевязанный палец.
– Вы сами это сделали? Или вот эта крыса, рядом. – Я показал на Мизурски.
– Ваши измышления вызывают презрение, – заметил Хэмилтон, однако не смог сдержать улыбки.
Ферлах прекратил звонить, достал из кармана судебный ордер и протянул его юристу.
– Почему бы вам не взглянуть вот на это?
Тот взял в руки бумагу, быстро пробежал ее взглядом и вернул Ферлаху.
– Уже через час ордер окажется недействительным.
– Часа нам вполне хватит.
Я тоже поднялся по ступенькам и начал барабанить в дверь. Ответа не последовало.
– Это просто немыслимо, – бросил я через плечо. – Впустите нас.
Мистер Хэмилтон снова улыбнулся. Адвокат хранил серьезность.
– У нас нет ключа, – наконец произнес Хэмилтон.
– Ну так принесите, – потребовал я.
– Хм, – промычал Хэмилтон, – по-моему, мы его потеряли.
Ни один из двоих даже не пошевелился.
Ферлах вытащил телефон.
– Я вызываю полицию.
Доктор поднес телефон к уху, свободной рукой указав в сторону Мизурски.
– А вам, вонючий господин адвокат, придется объяснять клиенту, почему именно парадные двери его заведения оказались снятыми с петель. А кроме того, объяснять окружному судье, с какой такой стати вы препятствовали расследованию вспышки заболевания…
Тем временем я продолжал барабанить в дверь. Мизурски выглядел столь же разъяренным, как и Ферлах.
– Вы вместе с городскими властями будете отвечать за вред, нанесенный как собственности, так и репутации…
Милая беседа продолжалась в том же духе, а я, не переставая, молотил в дверь. Казалось, еще минута, и Ферлах исполнит парочку воинственных пируэтов, при этом свернув поверенному шею. Но вместо этого он отвернулся и тихо произнес что-то по телефону – очевидно, его уже слушали в отделении полиции. Я же продолжал избивать дверь, создавая при этом страшный грохот.
Ферлах произнес:
– Хэмилтон, на самом деле это настоящий политический скандал…
Тут ручка повернулась, и дверь приоткрылась.
– Закройте дверь! – заорал Хэмилтон, стоявший у подножия лестницы.
Он подскочил к нам, но я уже успел просунуть в щель ногу и изо всех сил налегал плечом, чтобы открыть дверь шире. Внутри женский голос визжал:
– Закройте дверь! Закройте же эту чертову дверь!
Поначалу ощущалось некоторое сопротивление, а потом дверь с легкостью поддалась. В глубину коридора отлетел жилец с отвисшей челюстью, в грязных подштанниках и футболке. К двери взбесившейся пчелой летела та самая приемщица, или консультантша, или кто там она была на самом деле.
– Марш обратно в комнату отдыха! – скомандовала она человеку в подштанниках.
Пробегая мимо, она схватила его за рубашку, пытаясь убрать бедного малого с дороги. Однако потуги оказались совершенно напрасными. Парень, впрочем, испугался и заныл.
– Быстро наверх! – Она стукнула безмозглого постояльца, и тот потрусил по коридору. Нам же решительная особа заявила: – Вы не имеете никакого права сюда входить!
Я взглянул на Ферлаха. Начальник уже развернул судебное предписание и, держа его в поднятой руке, шел мимо женщины к лестнице. Я последовал за ним и, проходя мимо разъяренной хранительницы порядка, процедил сквозь зубы:
– Еще раз его тронешь… – Договаривать не хотелось. Тем более что мегера тут же испуганно отпрянула.
Сзади донесся голос Мизурски. Он обращался к женщине:
– Что он вам сказал? Как именно угрожал?
Проходя мимо стола, я заметил лежащую на нем трубку. Должно быть, события застали дежурную прямо в разгаре оживленной беседы. Такие уж у доктора Джефферсона сотрудники.
Дверь в комнату Дугласа Бьюкенена оказалась на запоре. Ферлах забарабанил в нее кулаком.
– Мистер Бьюкенен! Это доктор Маккормик и доктор Ферлах. Нам необходимо с вами поговорить.
Я подумал, что вовсе нет необходимости дожидаться, пока нам откроют. Но, как известно, Ферлах находился при исполнении служебных обязанностей. И таким он мне нравился гораздо больше. Я начал думать, что будь вчера на моем месте в подвале именно Ферлах, он поступил бы так же, как я – то есть начал бы прокладывать себе путь силой, растолкав Джефферсона и Хэмилтона. Надо сказать, меня это несколько успокоило.
Тем временем я вытащил сотовый и начал перебирать телефоны, разыскивая номер Дэна Миллера. Нашел и нажал кнопку набора. Хэмилтон, Мизурски и дежурная выстроились в шеренгу за нашими спинами. Из нескольких дверей торчали бесцветные физиономии с ничего не выражающими глазами.
Мизурски повернулся к дежурной.
– Срочно звоните в полицию! – потребовал он. – Скажите, что здесь какие-то люди пытаются взломать дверь и проникнуть в частную комнату. Сообщите, что они угрожают и жильцам, и персоналу пансионата.
Я не верил своим ушам. Ярость захватила меня целиком.
– Скажите, что сейчас здесь сломают шею одному паршивому адвокату.
Дежурная побежала по коридору. Мизурски же крикнул ей вслед:
– Угроза телесного повреждения!
В трубке раздался голос секретарши Миллера. Я произнес:
– Это Натаниель Маккормик из Центра контроля. Дэн Миллер на месте?
Секретарша ответила, что он на совещании.
– Подождите, – попросил я Ферлаха. Тот перестал барабанить. Я снова заговорил в трубку: – Это, собственно, не важно. Не могли бы вы проверить, пришел ли на работу Дуглас Бьюкенен?
Телефон замолчал. Тишина наступила и в коридоре.
Мизурски тоже вытащил телефон и набрал номер.
– Билл, – спросил он кого-то, – у нас уже есть чертов судебный запрет?
В моей трубке раздался голос секретарши:
– Нет, он еще не появлялся.
– А во сколько он обычно приходит? – уточнил я.
– Смена начинается в восемь, – ответила секретарша.
Сейчас было уже почти четыре. Я поблагодарил и отключился.
– Его на работе нет, – сказал я, и Ферлах снова начал стучать в дверь.