81

Гилрой, Калифорния. Сельскохозяйственный район. Чесночная столица мира. Вишни. И, судя по всему, свиньи.

Я стремительно несся из Сан-Хосе на юг. «Бьюик» двигался так мягко, что казалось, под его колесами расстилалась не дорога, а безмятежное море. Попытайся я с такой скоростью гнать свою «короллу», она наверняка уже встала бы на дыбы и, возможно, даже попыталась меня убить.

Следуя таинственным, зашифрованным указаниям Элен, я свернул с шоссе на дорогу № 56 и заметил расстояние. Тринадцать миль. Электронные ворота. Найти будет не так уж трудно.

Меня всегда немало удивляло, что в самом густонаселенном штате страны, совсем недалеко от города, можно оказаться в поистине пасторальной сельской местности. Разумеется, Калифорния – центр развития технологии и всяческих развлечений, но в то же время это еще и сельскохозяйственная столица страны, а значит, и всего мира. В это время года холмы покрыты прекрасной травой, сияющей на солнце золотом. Она – источник пищи для скота и источник вдохновения для поэтов. Знаменитые, вызывающие в душе одновременно и восхищение, и ужас калифорнийские пожары тоже обязаны своим существованием этой буйной траве. Между золотистыми холмами тянутся орошаемые зеленые долины, так что вся местность больше походит на волшебную акварель: прозрачные, сияющие краски переливаются, перетекая одна в другую, а границы между ними становятся такими же неуловимыми, как тени на картине.

Казалось вполне логичным, что ферма по производству органов – я мысленно назвал ее так – расположилась именно здесь. К югу от центра вычислительных технологий, на периферии сельскохозяйственной зоны, если о таковой вообще можно говорить. На этой особенной ферме животных выращивали вовсе не ради такой банальной составляющей, как мясо; нет, здесь их культивировали с куда более изощренной целью – ради почек и печени.

Проехав двенадцать миль, я сбросил скорость, заставив сделать то же самое целую вереницу ехавших следом машин. Мой дедушка называл эту искусственно созданную пробку «черепахой». Сам он очень любил становиться ее причиной. Мне же никогда не нравилось привлекать к своей персоне излишнее внимание. Но как бы там ни было, на сей раз выбирать не приходилось.

Ворота показались через 13,2 мили. Я сразу понял – это именно то, что мне нужно: серая металлическая решетка примерно в десяти ярдах от дороги. Внимательно оглядев ее, я набрал скорость. «Черепаха» тоже немного оживилась.

На протяжении нескольких миль развернуться было негде. Поворот показался лишь в той точке, где холмы уступили место водной глади – тому самому водоему, о котором говорила Элен. Заехав на стоянку, я вышел из машины и огляделся. Поистине турист из Сан-Франциско, наслаждающийся красотами Золотого штата. Страдая манией преследования, я просто захотел выяснить, не остановилась ли по моему примеру какая-нибудь из множества машин и не вышли ли из нее подышать свежим воздухом дюжие ребята. Нет, ничего подобного. Никто за мной не следил.

Через несколько минут я снова сел в машину и по шоссе № 56 двинулся на восток. Остановился возле уже знакомых, ничем не примечательных ворот. Названия эта ферма не имела, значился лишь номер. От ворот вдаль, огибая холм, уходила грязная дорога. За оградой паслось несколько коров. Всего лишь обычная калифорнийская ферма, каких здесь множество.

Так-то оно так. Да только выдавали эту ферму ворота, замаскированные под самые простые, какие можно встретить и в Мэриленде, и в Джорджии, и на западе страны. Висели эти ворота не на петлях, а ездили на колесиках; небольшое переговорное устройство, замаскированное вьющимися растениями, располагалось чуть левее. Хорошенько приглядевшись, можно было рассмотреть и крошечную телекамеру.

Я остановился достаточно далеко от входа, так что камера вряд ли могла меня захватить; но даже при этом условии я не хотел оставлять здесь машину. Свернув, я медленно поехал по небольшой дороге местного значения. Через полмили, съехав на заросшую травой обочину, наконец остановился.

Удостоверение на имя доктора Тобел было в кармане, и я надеялся, что мне удастся убедить охранников в том, что я и есть тот самый доктор Хэрриет Тобел (зовите меня просто Хэрри). Я достал куртку из машины, надел ее и очень аккуратно пролез сквозь ограду из колючей проволоки. Впрочем, не совсем аккуратно, так как в штанах тут же образовалась дыра размером примерно в два дюйма. Оказавшись таким образом на территории фермы, я направился вверх по холму, моля Бога о том, чтобы не попасть в лапы охране, не заблудиться и не умереть от обезвоживания.

День в Гилрое выдался жарким, и, едва добравшись до середины холма, я уже изрядно вспотел. Снял куртку и полой рубашки вытер с лица пот. Если учесть, сколько придется ходить по жаре, то угроза обезвоживания показалась вполне реальной. Вряд ли кто-нибудь встретит меня здесь со стаканом лимонада в руке.

Но вот я на вершине холма, откуда смог окинуть взглядом окрестности. К сожалению, самой фермы видно не было, зато в поле зрения попала грязная дорога, ведущая к воротам, и по ней я смог ориентироваться.

Спустившись в небольшую долину, я снова полез вверх, на следующий холм. Жара действовала столь изнуряюще, что отнимала последние силы, и я всерьез задумался, не пора ли сдаться и повернуть обратно, к машине. Но что-то не позволило подчиниться минутной слабости: нет, вперед и только вперед. Не зря же я сюда ехал и уже столько времени пекусь на этой сковородке.

И вот минут через двадцать я наконец увидел то, ради чего мучился. В двух милях от главной дороги впереди показалось несколько зданий. На расстоянии картина казалась совершенно обычной и нормальной. Сам не знаю, что именно я ожидал увидеть, – возможно, какое-нибудь чудище из стекла и бетона. Но то, что увидел, выглядело в точности как любая другая ферма. Несколько белых металлических построек, возле них несколько машин и тракторов. Возле одного из зданий уютно устроился большой белый фургон.

Я сел прямо на траву и начал вспоминать все военные и шпионские фильмы, которые успел посмотреть за свою долгую жизнь. Может быть, они смогут подсказать, как подобраться к ферме поближе? Самое простое – дождаться темноты, но за это время все, кому надо, успеют убраться подобру-поздорову, перед этим, разумеется, уничтожив улики. Возможно, именно сейчас, пока я здесь сижу, глядя по сторонам и ощущая, как высыхает на спине пот, они сворачивают свое предприятие. Не долго думая, я встал и направился по склону холма вниз. Прямо подо мной располагался загон для скота, его я и выбрал ориентиром. Легенду придумал простую: в машине закончился бензин, и мне необходимо срочно позвонить. А если вдруг кто-нибудь поинтересуется, с какой это стати я протопал три мили, вместо того чтобы просто остановить проходящую мимо машину… ну что ж, тогда придется придумать что-нибудь пожалобнее.

До огороженного загона я добрался без приключений. Место оказалось совсем не тем грязным месивом, которое можно увидеть на обычных свинофермах. Я вырос в полуаграрном штате – в Пенсильвании, а потому хорошо знаю, что свиньи любят валяться в грязи, находя в ней прохладу. Но эти свиньи отличались от обычных, а потому предпочитали сочные, хорошо ухоженные пастбища. Чистые и аккуратные, если подобные определения вообще применимы к фермам. Я спросил себя, что именно думают о своей жизни аристократичные обитатели здешних угодий.

Ограда казалась скорее косметической, чем реально действующей; она представляла собой странную претензию на эстетику. Зато ее дублировала находящаяся под напряжением сетка. Так что ни свиньи, ни другие обитавшие на территории фермы животные не имели ни малейшего шанса сбежать. К большому загону примыкало несколько маленьких – каждый площадью примерно в пятьдесят квадратных метров. В каждый из этих загонов вела собственная дверь – оказывается, свиней содержали отдельно друг от друга. Так что общая длинная ограда была в общем-то лишней – просто на всякий случай, чтобы свиньи не убежали.

Первое, на что я обратил внимание, подойдя к зданию, – это его безукоризненность. Оно явно не досталось в наследство от прежних хозяев фермы, а было построено совсем недавно. Чистота белой краски говорила о том, что лоск наводили уже после зимних дождей. Где-то неподалеку негромко жужжал кондиционер.

Этот звук привел меня к другому зданию, отделенному от первого мощеной дорожкой. Двери обоих зданий выходили на эту дорожку, причем на каждой темнел электронный замок с красным глазком. Подождав на всякий случай десять минут и никого не увидев и не услышав, я направился по дорожке в обход второго здания. Здесь я заметил белый фургон; он стоял возле стены третьего здания, связанного со вторым. В отличие от научных учреждений, которые мне приходилось видеть раньше, это представляло собой нагромождение небольших строений, связанных между собой крытыми переходами. Наверное, так строят в том случае, когда много места и эффективное использование пространства не представляет собой серьезной проблемы.

Люди в синих рабочих комбинезонах выгружали из фургона ящики и заносили их в помещение, служившее, очевидно, лабораторией. Среди мужских голов мелькнули длинные черные волосы Элен. Я быстро спрятался за угол.

Повернув обратно, вновь подошел ко второму зданию, на ходу доставая из кармана удостоверение, выданное фирмой «Трансгеника» доктору Тобел. Приложил его к черному квадрату электронного замка. Раздался писк – замок щелкнул.

Наверное, мне следовало дождаться ночи. Надо было одеться в черное и вооружиться какими-нибудь высокотехнологичными приспособлениями. И вообще, для такого путешествия мне лучше было перевоплотиться в кого-нибудь другого, уже имевшего опыт подобных расследований. Как бы там ни было, я заправил рубашку в джинсы, подождал еще минуту и вновь приложил карточку к замку. Снова писк, потом щелчок – дверь открылась, и я вошел внутрь.

Комната оказалась маленькой и почти пустой. Глаз останавливался лишь на двери в противоположной стене; кроме нее, внимание привлекали раковина, ванна для мытья ног и нагруженная обычным защитным снаряжением тележка. Ах да, и еще, конечно же, внимательно разглядывающая меня телекамера. Отвернувшись, я быстро схватил халат, маску и шапку и поспешно натянул все это. Если кто-то и наблюдал за мной сейчас, то подозрения у него возникнуть не могло: я вовсе не хотел привлечь к своей персоне излишнее внимание нарушением внутреннего распорядка. Потом я вымыл руки и встал в ванну для ног. Все, готов. Я приложил удостоверение к следующему электронному замку.

Дверь открылась в более просторную комнату, в центре которой тянулась дорожка, только не ковровая, а из нержавеющей стали. С каждой стороны к ней примыкали по пять загонов – то есть всего их здесь оказалось десять. Явно слышалось хрюканье, ворчание, а иногда и повизгивание. Телекамеры виднелись повсюду: в обоих концах дорожки и над загонами для свиней. Однако меня надежно скрывала спецодежда, так что бояться особенно было нечего.

Первый из загонов, справа от меня, отделялся низкой, укрепленной на петлях, металлической стенкой. Если ее открыть, она превратится в своеобразный трап, ведущий на центральную дорожку, по которой я сейчас и ступал. Видимо, на нее и извлекали свинку из загона, чтобы отправить в руки хирурга. Кстати, о хирургах: здесь все блестело такой чистотой, какую встретишь далеко не во всех операционных. Опилки на полу, казалось, только что насыпали; вода подавалась по водопроводному желобу – никаких плошек и тазов; еда, судя по всему, также подавалась по желобу. Посреди загона восседала средних размеров, необыкновенно чистая и розовая свинья. Она (или он) взглянула на меня и что-то проворчала. Потом протрусила к водопроводу и принялась пить.

Я зашагал между загонами. Они были удивительно похожи друг на друга; живущие в них свиньи тоже казались близнецами.

Выйдя в дверь в конце дорожки, я очутился в небольшой рабочей комнате. Здесь стояли два компьютера, стул, несколько приборов, контролирующих состояние окружающей среды (влажность, температура), а также небольшие мониторы, картинки на которых мелькали, показывая то свиней, то ведущие в здания двери. Судя по всему, мониторы были поделены на два разряда: «Глэдис» и «Антония». В мелькании экранных изображений я успел заметить, что каждый из загонов имел собственный номер: «Глэдис-1», «Глэдис-2» и так далее. Мониторы, помеченные разрядом «Антония», однако, показывали лишь ряды пустых загонов.

Один из мониторов внезапно переключился на изображение, помеченное «Ряд № 1». Я увидел какого-то типа в спецодежде, решительно шагающего по дорожке из нержавеющей стали.

– Черт! – выругался я вслух.

82

Послышался звук открываемой двери.

– Боже! – воскликнул вошедший человек.

Я обернулся. Ничего страшного, халат и маска – прекрасный камуфляж.

– Привет, – произнес я.

– Привет, – ответил незнакомец. Он был в очках, и глаза за стеклами настороженно сощурились. – Кто вы такой и какого черта здесь околачиваетесь?

– Работаю в лаборатории доктора Тобел. – Я небрежно взмахнул рукой. В условиях стерильности рукопожатиями не обмениваются. – Меня зовут… Йонник Глэдуэл.

– А, понятно. Очевидно, вы приехали вместе с теми ребятами, переселенцами.

Он сам предложил версию, и мне оставалось лишь принять ее:

– Да. Вот хожу, знакомлюсь с окрестностями. Не возражаете?

– Нет, конечно. Вымылись, прежде чем войти?

– Конечно.

– Хорошо. Меня зовут Билл Дайсон. Штатный ветеринар. Что-то не припомню вашего имени. Вы, наверное, недавно работаете?

– Да. Ну, вернее, что-то вроде того. То есть раньше работал в другой лаборатории доктора Тобел, в университете. И вот перешел сюда, после того как… ну, вы наверняка знаете насчет доктора Тобел…

– Знаю. Какой позор!

– Как бы там ни было, в условиях, когда клинические испытания набирают обороты, они решили перевести кое-кого из нас сюда. А говоря точнее, я сам захотел, чтобы меня сюда перевели.

– Кто не захотел бы?

– Думаю, свиней все устраивает, и они ни за что на свете не согласились бы куда-нибудь переехать.

Кажется, Биллу Дайсону замечание не очень понравилось. Он сел и взглянул на мониторы.

– Вы здесь впервые?

– Да.

– Хотите ознакомиться подробнее?

– Конечно, – с готовностью согласился я.

Дайсон повернулся к мониторам и прошелся по кнопкам, управляющим камерами. Судя по всему, предстоит телевизионная экскурсия.

– Не знаю, что именно они вам уже рассказали.

– Немного. Я был занят тем, что собирал и тестировал образцы. И то всего лишь последнюю неделю, когда занялся микробиологией.

– Вы сказали, вас зовут Йонник?

– Да.

– Интересное имя. Откуда оно?

– Скандинавское. (Скандинавское ли?)

– У вас там девушки клевые.

– Вот уж не знаю. Я из Висконсина.

– Зато я знаю. Встречался с норвежкой. Ростом в шесть футов и помешана на сексе…

– Здорово. Все свиньи имеют одно и то же имя. Они что, клонированные?

Он немного помолчал, должно быть, обидевшись на то, что я прервал разговор о сексуальных достижениях. Наконец ответил:

– Да. Глэдис – одна линия. Тони–Антония – другая. Всего у нас шесть зданий. И шесть линий.

– А где же Тони?

– Они… ну… вам что, не рассказывали о Тони?

– Нет.

– Ну, в таком случае достаточно будет сказать, что Тони оказалась тяжело больна. А следовательно, и все ее клоны. Мы их уничтожили.

– Когда?

– Примерно с год назад. – Он внимательно взглянул на меня. – Да уж, у нас здесь умеют соблюдать секретность. Не говорите никому, что я сказал о Тони. Вы, конечно, в команде и все такое, но все-таки… – Ветеринар недоговорил.

– Вы сказали всего лишь, что они оказались больны.

– Да. Но даже это уже лишнее.

Я решил сменить тему:

– А что за здание вон там, сразу за этим?

– Ну, там живут свиноматки, до того как покроются. Им положено гулять на свежем воздухе. А эти вот, доноры органов, солнечного света не видят. На улице слишком много грязи и заразы.

– И каков же алгоритм?

– Чего?

– Производства этих ребятишек.

Я показал на монитор.

– Очень простой. Вы ведь знаете о работах доктора Фалька, правда?

– Более-менее. Как я сказал, вообще-то занимаюсь болезнями. И нас особенно не посвящают в то, что творится по другую сторону стены.

– Примерно через год основные положения исследования будут напечатаны в журнале «Природа».

Я решил сыграть на тщеславии собеседника.

– Зачем ждать, когда можно получить информацию от одного из гениальных сотрудников? А кроме того, мы ведь коллеги.

Парень рассмеялся.

– Вы правы.

Откинувшись на спинку стула, начал рассказывать:

– Итак, Фальк сумел найти способ удалить из свиных органов поверхностные антигены. Ну, добавлю без лишней скромности, что он сделал это с моей помощью. Эти антигены представляют собой сахар, содержащийся в свиных тканях и сигнализирующий о том, что ткани именно свиные, а не человеческие. Фальк определил тот самый ген, который отвечает за эти сигналы, и удалил его. К счастью, люди не имеют гена, который соответствовал бы этому сахару, так что не возникло необходимости замещать удаленный свиной ген.

– Действительно, удачно получилось.

– Ну так вот, – продолжал, все больше воодушевляясь, Дайсон. – Мы получаем оплодотворенную яйцеклетку, убеждаемся в том, что гены, отвечающие за поверхностные антигены, удалены, и начинаем копировать этот новый ооцит. Как правило, деление продолжается вплоть до шестнадцатой клеточной стадии, и лишь после этого происходит дифференциация. Поэтому нам достается шестнадцать стволовых клеток.

– Каждая из которых имеет возможность превратиться в свинью. И все эти свиньи имеют органы с отсутствующими поверхностными антигенами.

– Верно. Но дело в том, что необходимы тонны клеток. А потому мы и берем эти стволовые клетки и помещаем их в уже очищенные от генетического материала яйцеклетки. А потом воздействуем на эти яйцеклетки несильным электрическим разрядом, и они снова начинают делиться.

– Так же, как это делали с Долли, клонированной овцой.

– Именно. Но мы еще не позволяем развиться эмбриону. Необходимо получить как можно больше копий. Когда яйцеклетка достигает стадии шестнадцати клеток, мы ее разделяем. Эти шестнадцать клеток помещаем в различные яйцеклетки, придаем импульс к делению, и процесс продолжается дальше. Шестнадцать, умноженное на шестнадцать, умноженное на шестнадцать.

– И сколько же раз вы это все повторяете? Позволяете клеткам делиться, прекращаете деление, помещаете каждую из клеток в новую яйцеклетку?

– Много раз. В настоящее время у нас имеется около двух тысяч замороженных бластоцист. Бластоциста – это эмбрион в начальной стадии. И так для каждой линии, для каждой свиньи. Процесс клонирования протекает достаточно медленно, а потому необходимо столько яйцеклеток, сколько удастся получить.

Билл Дайсон начал нажимать клавиши мониторов. Мне показалось, что объяснять ему уже немного надоело.

– Ну а потом мы и сделали то, что может сделать любой дурак, имеющий в руках необходимые инструменты.

– То есть осуществили непосредственно сам процесс клонирования.

– Именно. Извлекли из этих бластоцист генетический материал и поместили его в очищенную от собственного генетического материала яйцеклетку. На сей раз, однако, мы не оставили вновь оплодотворенные яйцеклетки в чашке Петри, а, хорошенько встряхнув, поместили их в лоно суррогатных свиноматок.

– Так там, в том здании, содержатся суррогатные свиноматки?

– Нет. Мы их убиваем, когда поросята обретают жизнеспособность. Хотим исключить возможность вагинального рождения. Вы, наверное, знаете, что это чревато появлением неожиданной инфекции, причем проявляющейся далеко не сразу. А потому мы извлекаем молодняк при помощи кесарева сечения.

– А где же генетические оригиналы? Родоначальницы?

– В другом здании. Мы их держим на всякий случай. Вдруг потребуется вернуться на несколько шагов назад и что-нибудь проверить.

– И что же, все свиньи – самки?

– Да. С ними легче работать. А с точки зрения органов – абсолютно никакой разницы.

– Мать-природа не предоставляет равных возможностей.

– Она безжалостна. Если мы не проявим бдительность, лет через сто мужчин на свете совсем не останется.

– Черт возьми, что же тогда будет с чемпионатом мира по футболу?

Глаза моего собеседника сощурились – он улыбался. Нажал еще несколько клавиш. Картинки на экранах сменились.

– С вами интересно разговаривать, – одобрительно заметил он. – Мне надо проверить других свиней. Пойдете со мной?

– С удовольствием.

Я с некоторым удивлением посматривал на нового приятеля – уж слишком стремительно он выложил всю информацию. А с другой стороны, это можно объяснить. Я ведь в подвешенном состоянии; все двери защищены электронными замками. Больше того, он честно признался, что ни сам Фальк, ни Кэррингтон не посвящают рабочих пчелок в суть проблем.

Дайсон поднялся и провел удостоверением по черной панели замка. Электроника щелкнула, и мы вошли в отделение Тони. Пустые, тщательно вычищенные загоны – ни грязи, ни стружек. Все вокруг сияет.

– Почему же пустуют эти загоны? – поинтересовался я. – Вы решили не начинать новой линии после того, как… после Тони?

– Насколько я понимаю, кто-то просто суеверен. А кроме того, мы ведь не знаем, откуда именно появилась инфекция, поэтому новых животных здесь держать опасно.

– Но мы же здесь ходим.

– Здесь четыре раза прошла полная дезинфекция. Все чисто. Я и сам не понимаю. Мне кажется, здесь поистине безупречно. Но, как я уже сказал, наше начальство суеверно.

Мы подошли к следующей двери.

– Позвольте мне, – произнес я и провел по замку своей карточкой. Захотелось показать новому знакомому, что в моем распоряжении все необходимые пропуска. Оказавшись в очередном вестибюле с раковиной и нагруженной халатами и масками тележкой, я спросил: – Как вы будете эвакуироваться в случае пожара?

Он уже стаскивал халат и маску. Мне же стало не по себе: разоблачившись, я моментально потеряю благословенную анонимность. Однако особого выбора не было.

Дайсон снял маску, и оказалось, что левая часть его лица, внизу от губы, серьезно поранена. Шрамы не походили на ожог. Нет, скорее они напоминали утраченные, а потом кое-как восстановленные ткани. Да уж, каждый из нас что-то скрывал.

– Если вы свинья, то выйти отсюда не удастся. Если же человек, то система безопасности сработает на открытие. Но, честно говоря, я всему этому не слишком доверяю. – Он повернулся и прямо взглянул на меня. – Народ здесь страдает навязчивыми идеями. Мне нравится работать тут, вдалеке от главного офиса фирмы, но… – он кивнул на дверь, – иногда кажется, что кое-кто из тех людей уже здесь. – Ветеринар подставил руки под кран и ногой нажал на заменяющую кран педаль. – Да, впрочем, не важно. Надеюсь, перекантуюсь здесь еще пару лет, получу квалификацию, а потом смотаюсь в университет Гумбольдта или еще куда-нибудь. А может быть, открою собственную ветеринарную практику.

– Хорошо звучит.

– И мне нравится.

Дайсон посмотрел, как я мою руки. Потом коротко произнес:

– Собака.

– Что? – не понял я.

– Да лицо мое. Я заметил, как вы смотрели. Еще когда я был ребенком, на меня напала собака. Едва не оторвала подбородок.

Не зная, как реагировать, я сосредоточенно тер руки.

– А я вот решил стать ветеринаром. Поди здесь рассуди.

Дайсон провел карточкой по замку и отпер дверь на улицу.

Такое множество замков. Я тронул висящее на шее удостоверение и забеспокоился. Если кому-нибудь придет в голову проверить данные замков, сразу обнаружится, что здесь свободно разгуливала покойная Хэрриет Тобел, открывая дверь за дверью.