52

– Возвращайся, пожалуйста.

– Не могу, Брук.

– Что значит не можешь?

– Мне нужно позвонить ее детям.

– Это ты сможешь сделать и завтра.

– Нет, сегодня. Послушай…

В трубке повисло молчание.

– Тебе нужно поспать, – снова заговорила Брук. – Давай я за тобой приеду, а утром опять тебя туда отвезу. Ты сможешь…

– Спасибо, – прервал я ее.

Был уже третий час. Я позвонил Брук, чтобы облегчить душу. Разбудил человека, а оказалось, что говорить не могу.

– Ложись спать. Я когда-нибудь приеду.

– Натаниель.

– Спокойной ночи, Брук. Спасибо и извини.

Я нажал на кнопку отбоя. Однако через полминуты телефон зазвенел снова.

– Брук, – ответил я.

– Тебе сейчас нельзя быть одному.

– Да я здесь с собаками.

– Натаниель…

– Спасибо за заботу, но мне правда надо идти заниматься делами. Спокойной ночи.

Я опять отключил телефон. Но он зазвонил снова. Я убрал звук.

У доктора Тобел было двое детей – два сына. Странно, что я ничего о них не знал. Фотографии их красовались на столике возле кровати, однако Хэрриет никогда о них не рассказывала.

Я занялся поиском номеров телефонов сыновей. Начал с кухни, ничего там не нашел, а потому отправился наверх, в кабинет. Уселся за просторный дубовый письменный стол и включил лампу с зеленым абажуром, какие стоят в кабинетах банкиров. Рабочая комната доктора Тобел словно явилась из середины прошлого века: старинному дубовому столу вторило тяжелое потрепанное кожаное пресс-папье; вдоль стен тянулись полки, уставленные учебниками и старинными справочниками. Картины здесь тоже не отличались новизной – самые молодые вышли из-под пера художника не позднее 1970-х годов. Камин в противоположной стене венчался мраморной полкой, на которой собралась целая коллекция интересных вещиц: антикварные щипцы для колки льда, статуэтка, присланная мной из Африки, украшения инков и майя. В общем, комната очень походила на музей.

Исключение составляла лишь оргтехника. Компьютер на специальной подставке рядом со столом – явно последней модели. Плоский жидкокристаллический монитор не меньше тридцати дюймов по диагонали; сканер, аппарат факсимильной связи, цифровая абонентская линия, электронная записная книжка. Создавалось интересное впечатление: в то время как эстетические вкусы моей наставницы сформировались многие десятилетия назад, ее технологические пристрастия шли в ногу со временем.

Да, так зачем же я сюда поднялся? Вспомнил: найти телефоны сыновей.

Я задумался. Не выходили из головы слова последних полученных сообщений: «Пожалуйста, позвони мне сразу, как прочитаешь это сообщение. Очень важно». И второе – «Кот д'Ивуар».

Я заглянул в ящики древнего стола, надеясь найти адресную книгу или что-нибудь, хранящее подобного рода информацию. Клочки бумаги, конверты, блокноты, папки. Какие-то финансовые документы. Я быстро просмотрел все это, однако успел заметить, что зарплата доктора Тобел в университете за прошлый год уместилась в очень небольшую шестизначную цифру. Еще тысяч пятьдесят или около того добавили различного рода консультации. Интересно, конечно, но к делу не имеет ни малейшего отношения.

«Кот д'Ивуар».

Нет, о детях надо забыть. Подойдя к книжным полкам, я принялся искать атласы, книги об Африке и иные подобные вещи. Нашел несколько интересных изданий, снял с полки и начал листать. Ничего особенного. Через пятнадцать минут я уже просмотрел все книги на данную тему и, не найдя ничего, что остановило бы мой взгляд, намеревался спуститься вниз, чтобы продолжить поиски. И тут в поле зрения опять попала мной же подаренная африканская статуэтка.

После того, как меня зачислили в университет штата Мэриленд, в знак признательности за помощь я послал Хэрриет небольшую, вырезанную из черного дерева статуэтку. Даже в переводе на американские деньги подарок был дорогим: чтобы купить его, потребовалась месячная зарплата сотрудника Корпуса Мира. Она была прекрасна, эта воинственная предводительница, выточенная из темного дерева, с тяжелым бюстом и солидным животом.

Даже не стремясь к излишним метафорам, должен заметить, что статуэтка воплощала для меня сущность самой Хэрриет Тобел: именно воинственная предводительница. Преодолевая изуродованное болезнью тело, находясь в научном мире, где на протяжении долгих столетий царствовали мужчины, даже имея на руках массу созданных мной проблем, она сумела победить.

Я и забыл, как неожиданно тяжела эта статуэтка. И действительно великолепна: уверенное выражение лица, дубинка в руке. Я повернул воительницу спиной, помня, что она исчерчена шрамами. И совершенно неожиданно увидел начерченные карандашом слова, серые на черном: «Морской банк Калифорнии, № 12».

– Какого черта?

От удивления я прошептал это вслух. Начал крутить статуэтку в руках в надежде обнаружить что-нибудь еще, хотя бы самую незначительную информацию. Потряс – может быть, внутри что-то есть? Нет, ничего. Я протянул руку, чтобы поставить фигурку на место, на каминную полку. И вдруг на том самом месте, где она стояла, в чистом, свободном от пыли кружке заметил маленький серебряный ключик.

«Кот д'Ивуар».

Внизу, в столовой, залаяли собаки.

Хлопнула дверца машины.

53

С лестничной площадки я не мог видеть входную дверь, однако услышал шаги на крыльце. Рука сама собой крепко сжала африканскую фигурку из красного дерева. Неудобная, но достаточно увесистая, так что в случае необходимости вполне может послужить средством защиты. Разминаясь, я несколько раз качнул африканскую воительницу.

В дверь требовательно постучали, собаки с яростным лаем рванулись в прихожую и принялись описывать круги в тесном замкнутом пространстве, в бешенстве носясь по ковру. Я перегнулся через перила и попытался сверху увидеть дверь, однако так ничего и не разглядел. Стук повторился, на сей раз еще громче.

Застыв на месте, я как можно крепче сжал свое оружие, а потом начал медленно спускаться по ступенькам лестницы.

Свет на крыльце я не включал, а потому мне не удалось как следует рассмотреть стоящего там человека. Единственное, что я увидел, – это просторная рубашка и накинутый на голову капюшон. В руке какой-то предмет. Но тут незнакомец выставил вперед одну ногу и подбоченился.

Эту характерную позу я узнал бы где угодно и когда угодно, а потому сразу, не сомневаясь, подошел к двери и широко ее распахнул. На лице у меня сама собой расплылась широкая улыбка.

– Зачем ты пришла? – задал я риторический вопрос.

– Тебе не надо оставаться одному, – ответила Брук.

Какое-то мгновение я просто стоял, глядя на нее, улыбаясь и пытаясь решить, что делать дальше – отступить на шаг и пропустить Брук в дом или подойти и обнять ее. Однако решить так и не смог, а потому просто продолжал стоять и глупо улыбаться. Вокруг прыгали собаки.

Брук сунула мне в руку термос.

– Чай, – произнесла она и наклонилась погладить собак. – Как их зовут?

– Этого мы с тобой уже не узнаем, – ответил я.

– Знаешь, это очень напоминает ключ от банковского сейфа, – задумчиво произнесла Брук.

– Так оно и есть, – согласился я.

– А «Морской банк Калифорнии» – это банк.

– Наверняка.

– Номер двенадцать – скорее всего номер отделения.

– Да.

Мы с Брук сидели в столовой, а перед нами на скатерти красовались термос с чаем, фигурка из черного дерева и маленький серебряный ключик.

– Странно, Нат. Такое чувство, будто она знала, что с ней может что-нибудь случиться, а потому и позвонила тебе, чтобы ты забрал это… – Брук не договорила.

– Знаю, – ответил я.

– Что будем делать дальше?

Прекрасный вопрос! Свяжемся с полицией? Нет. Позвоним в ФБР или Тиму Ланкастеру? Ни в коем случае.

– Знаешь, – наконец произнес я, взглянув на часы, – всего лишь через пять часов мы сможем найти отделение номер двенадцать Морского банка Калифорнии…

– Нат, я вовсе не уверена, что это следует делать…

– Но она ведь оставила все это мне. Не полиции. И даже не собственным детям.

Мы помолчали. Наконец Брук согласилась:

– Ты прав.

Я отхлебнул чаю.

– А что будем делать сейчас?

– Тебе надо поспать, – ответил я.

– А чем же займешься ты, Натаниель?

Я сделал еще пару глотков. Взглянул Брук прямо в глаза.

– Едва появятся ее дети, мы уже не сможем попасть в этот дом. Так что считай, в нашем распоряжении всего одна ночь.

– И?…

– И поэтому нам необходимо выяснить все, что только возможно, о занятиях доктора Тобел.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что нам необходимо порыться в бумагах. Выяснить, что…

– О, ради Бога, Натаниель! Этого делать нельзя! Это все равно что совершить взлом и ворваться в дом.

Мне хотелось сказать, что взлом я уже совершил и в дом ворвался. Но вместо этого я лишь произнес:

– Слушай, все это очень и очень странно. Доктор Тобел играла огромную роль в моей жизни, так ведь? И вот ее больше нет. Так что вполне естественно, мне хочется узнать, в чем дело.

– У тебя есть ключ.

– Его может оказаться недостаточно. Если хочешь, возвращайся домой. Больше того, можешь даже донести на меня в полицию. – Я поднялся из-за стола. – Но я иду наверх.

Выйдя из столовой и начав подниматься по лестнице, я услышал за спиной негромкий возглас:

– Боже мой, Натаниель!

А потом на ступеньках раздались шаги. Собаки побежали следом за нами.

К счастью, изучение бумаг в кабинете Хэрриет Тобел заняло совсем немного времени.

– Здесь ничего нет, – заключил я.

Я стоял перед большим деревянным комодом, занявшим весь проем между окнами. Найти ключи от него оказалось очень просто – они лежали в кофейной кружке, а кружка стояла на письменном столе. Открыв верхний ящик, я увидел, что он заполнен лишь наполовину. Без лишней скромности исследовал содержимое.

– Ничего нет, – повторил я.

На самом деле, конечно, там лежало многое, но ничего такого, что могло бы заинтересовать меня в тот вечер. Я не знал, что именно ищу, однако не сомневался, что уж точно не копии старых журнальных статей хозяйки дома, как бы солидно они ни выглядели. Большая их часть публиковалась в самых авторитетных изданиях: «Наука», «Природа», «Биохимия» и им подобных.

Закрыв верхний ящик, я выдвинул нижний. Опять научные бумаги, правда, более позднего времени. Это уже вызывало больший интерес. Однако, просматривая зеленые папки, я понял, что это далеко не все новейшие разработки, а лишь материал, касающийся исследований ВИЧ. Странно. Целая лаборатория занималась темами ее совместных исследований с фирмой «Трансгеника», но относительно этого здесь не было ровным счетом ничего. Однако все без исключения биотехнологические компании страдали манией величия – это точно. А потому нечего удивляться, что дома у ученого документы не хранились. Наверное, не слишком надежно. И все же…

– Здесь тоже ничего нет, Нат, – раздался голос Брук.

Она сидела за компьютером.

– Как это?

– Очень просто. В прямом смысле «ничего». Не могу даже загрузиться. Жесткий диск отформатирован.

– Шутишь? – Не веря собственным ушам, я подошел к компьютеру.

Правда. Если не считать одной-единственной пульсирующей белой черты, то экран казался совершенно темным.

– Давай попробуем снова.

Брук снова нажала клавишу загрузки, и машина заворчала, немедленно принявшись за работу. Однако через тридцать секунд мы опять получили всего лишь белую полосу на черном экране. Увидев в компьютерном столе выдвижной ящик, я открыл его. Там лежал инсталляционный диск «Windows». Я поставил его, и дисплей ожил. Через несколько минут появились хорошо знакомые окошки. Но опять никаких файлов. Ровным счетом ничего.

Брук права. Компьютер вычистили.

Я просмотрел содержимое выдвижного ящика и обнаружил там лишь программное обеспечение, но никаких файлов с данными. Поискал еще, в надежде обнаружить электронную записную книжку, компакт-диски, гибкие диски или что-нибудь в этом роде. Нет, пусто.

На всякий случай я снова выключил компьютер, а потом нажал на клавишу перезагрузки. Все та же картинка «Windows» – и ничего больше.

Брук зевнула.

– Ты сейчас уснешь, – заметил я.

– Уже почти пять, – ответила она. – Все это очень напоминает интернатуру.

Я встал и подошел к книжным полкам, внимательно вглядываясь в разноцветные корешки, словно рассчитывал увидеть втиснутую среди них папку или что-нибудь в этом роде.

– Натаниель, ты прав. Все действительно каким-то образом удалено.

– Знаю.

– Давай подумаем об этом.

Я начал снимать с полок книги и бросать их прямо на пол. Заснувшие в углу собаки подскочили.

– Напрасно, – прокомментировала мои действия Брук. – Ничего не поможет.

– Я ничего не понимаю. А кроме того, просто устал.

– Я же сказала, что это не поможет. – Брук снова зевнула. – Ну хорошо. У Хэрриет Тобел был кабинет в фирме или только в университете?

– Не знаю.

– Итак, мы не знаем. Давай же вернемся к тому, что знаем. Ты рассказал ей о Кейси и о ситуации в Балтиморе. Она очень взволновалась, настолько, что даже не захотела с тобой разговаривать. Но через несколько часов сама начала тебе звонить, отчаянно стремясь поговорить. Ты же так и не смог с ней связаться, а потому приехал сюда и обнаружил старушку мертвой.

– Да. Она умерла.

– Может быть, она просто хотела, чтобы ты получил ключ и чтобы именно ты нашел ее – ну, сам понимаешь, там, в ванной.

– Бог мой, Брук! Хэрриет Тобел не могла сама себя убить!

Брук крепко сжала голову руками.

– Я же просто выстраиваю гипотезу, правда? Что, если она оказалась каким-то образом замешана во всей этой истории с Кейси? Мы даже не знаем, как конкретно. Возможно, она решила уничтожить все следы и улики; отсюда и пустующие файлы, и переформатированный компьютер. Но правда, имеется вот этот ключ. Однако она могла поддаться стрессу или…

– Я же сказал: убить себя она не могла.

Наступило долгое молчание. Наконец я заговорил первым:

– Послушай, я же знаю Хэрриет Тобел. Она не совершала самоубийства. Вопрос закрыт. – Я начал ставить книги на место, на полку. – Вот другой сценарий. Представим, что она хочет что-то мне сказать. Ну, например, насчет дела Кейси. И здесь кто-то является в дом и убивает ее. И этот же человек вытаскивает из файлов документы и опустошает компьютер.

Брук выпрямилась.

– Мне кажется, мы просто чертовски устали. Она была очень старой женщиной, Натаниель. Ты же сам сказал, что сердечными лекарствами наполнен целый шкафчик. Скорее всего, у нее просто случился инфаркт. Она могла и сама переформатировать компьютер. Просто переносила информацию, перемещала файлы…

– Тогда где же диски? Где бумажные файлы?

– Я ничего не знаю. – Брук вытянула на столе руки и положила на них голову. – Уже пять утра, и я ничего не знаю.

Нет, об отдыхе думать не приходилось.

Мы не нашли ни электронной записной книжки, ни адресной книги, никаких адресов и телефонов – ни друзей, ни детей, ни коллег. Странно, странно, странно.

Я пошел в гостиную, дабы что-то там взять, и словно провалился в бездну. Следующим ощущением было медленное, болезненное освобождение от глубокого сна. Именно это ощущение напомнило мне жизнь врача-интерна: быстрый, украдкой, сон на дежурстве в ординаторской; резкий, царапающий душу сигнал пейджера, от которого и просыпаешься. На сей раз, к счастью, будил меня не пейджер. Рядом сидела Брук Майклз и нежно теребила за плечо.

– Эй!

– Привет, – отозвался я. На мне каким-то образом оказалось одеяло. – Кажется, я уснул.

Брук кивнула. Я попытался вырваться из тисков сна и сесть, однако это удалось далеко не сразу. Больше всего на свете сейчас хотелось привлечь ее к себе, почувствовать тепло и нежность и забыть обо всем на свете.

– Сколько я проспал?

– С полчаса.

Я потянулся, пытаясь совладать с собственными ощущениями.

– Чувствую себя просто отвратительно.

Брук протянула мне бумажку.

– Телефоны детей. Их зовут Ларри и Дон.

Я буквально выхватил листок.

– Где ты это обнаружила?

– Номера запрограммированы в кухонном телефоне. Стоило мне начать искать, как они первыми всплыли на экране: Ларри и Дон.

– А откуда ты знаешь, что это?…

– Ну вот еще, Нат! Первые два номера в телефоне? Моя мать делает то же самое. И мать Джеффа тоже.

– Кто такой Джефф?

– Мой бывший жених, Эйнштейн. Как бы там ни было, поверь, это так и есть. – Она показала на телефон. – Думаю, пора звонить.

Я взглянул на стенные часы. Уже почти шесть.

– С какой стати ты это делаешь? Я имею в виду, зачем мне помогаешь?

– Я же тебе уже объясняла. И кроме того, клятва Гиппократа. Помните о такой вещи, доктор?

– Разумеется. Понял.

Я положил руку ей на коленку.

– Как бы там ни было, спасибо.

Я не убрал руку, а она не отодвинула ногу. Просто несколько секунд смотрела на меня, слегка улыбаясь, словно хотела что-то сказать. Но так ничего и не сказала, а просто встала.

Телефон казался очень тяжелым. Я с минуту подержал его в руке, а потом набрал первый из номеров: Ларри.

54

Сообщив неприятную новость этому самому Ларри Тобелу – корпоративному адвокату, жителю Чикаго и, судя по всему, просто заднице, я приклеил картонку, пытаясь хоть как-то укрепить разбитое стекло. Потом еще раз прошел по дому – удостовериться, что ничего не пропустил и ничего не оставил в неположенном месте. Брук уже уехала. Мы договорились вернуться в ее квартиру, немного поспать и привести себя в порядок.

Выходя из дома, я заметил справа от входной двери, на вешалке, целую связку пластиковых карточек-удостоверений. Первой попалась на глаза солидная карточка фирмы «Трансгеника» с компьютерной фотографией доктора Тобел в правом углу. За ней висела госпитальная карточка, тоже с фотографией. А потом – старые, просроченные удостоверения.

Я взял карточки «Трансгеники» и госпиталя, сунул их в карман и вышел из дома.

Ларри Тобел. Известие, разумеется, его потрясло. Но в то же время он напал на меня – кто я такой, каким образом обнаружил его мать мертвой, что собираюсь делать с собаками? Я ответил, что прихожусь доктору Тобел бывшим студентом и личным другом, что должен был с ней встретиться, а потому и получил шанс первым засвидетельствовать ее смерть. Что же касается собак, то они находились на пути в квартиру Брук, сходя с ума на заднем сиденье моей машины. Я ощущал резкий запах мочи, причем имел все основания полагать, что моча не моя.

К счастью, Ларри вызвался позвонить брату Дону и поставить его в известность о случившемся. Так что мне не пришлось иметь дело еще с одним высокомерным и неприветливым ребенком доктора Тобел.

Когда я приехал к Брук, она уже успела залезть в Интернет и найти адрес отделения № 12 Морского банка Калифорнии. Оказалось, это совсем недалеко, в городке под названием Редвуд-Сити. Открывалось отделение в десять, значит, мы могли еще пару часов поспать.

– А где кот? – поинтересовался я, ставя на пол клетку с собаками.

Брук кивнула в сторону холодильника:

– Он всегда туда залезает, когда пугается. Так что можешь спокойно их выпускать.

Я открыл дверцу клетки. Первой высунула нос более светлая такса. Сделала очень осторожно один шаг, потом другой. За ней последовала вторая. Кот, прочно обосновавшись на холодильнике, сверлил их взглядом. Если бы взгляд мог испепелять врагов, то в эту минуту на полу посреди гостиной дымились бы две жалкие кучки пепла.

– А почему у них лапы мокрые? – поинтересовалась Брук. – Что, в клетке была вода?

Чертовы создания медленно, с опаской продвигались по комнате, обнюхивая все вокруг и оставляя за собой мокрые следы. Черт возьми!

– Не знаю, – как можно равнодушнее отмахнулся я.

Брук наклонилась и сунула палец в жидкость, а потом поднесла его к носу.

– Брук. – Я попытался предварить события.

– Это моча, – констатировала она. Взглянула на пару шлепающих по квартире коричневых тварей. – Ну, ребятишки, это не дело.

Брук вышла в кухню, а вернулась со спреем и пачкой бумажных полотенец.

– Я займусь полом, – распорядилась она, сунув мне в руки несколько полотенец, – а ты уж, будь добр, протри клетку.

Всю жизнь мечтал после бессонной ночи промокать собачью мочу. Но все-таки я это сделал. Потом принял душ. А потом наконец улегся спать.

55

Отделение № 12 Морского банка Калифорнии в Редвуд-Сити располагалось в старом коммерческом квартале, недалеко от железнодорожных путей. Оно было довольно внушительным, но, как и большинство зданий в этой части Калифорнии, совершенно безликим.

Когда мы выходили со стоянки, Брук заметила:

– А знаешь, они не разрешат нам залезть в сейф.

– Разрешат, – возразил я. – У нас же ключ.

– Нат, ты не в Швейцарии. Чтобы получить доступ к сейфу, тебе необходимо иметь удостоверение личности. Ну и, конечно, ключ.

На это я не рассчитывал. Говоря по правде, я вообще не имел ни малейшего представления о банковских сейфах. У нас в семье никто – во всяком случае, насколько мне известно – не пользовался подобными услугами.

– Почему же ты мне раньше не сказала?

Я толкнул дверь и моментально попал в струю кондиционированного воздуха.

– На меня бессонница дурно влияет. Просто не подумала.

– Ладно, я их уговорю.

– Желаю удачи, – коротко заметила Брук.

Левую часть банковского зала занимали банкоматы, а несколько одиноких столов разместились справа. За одним из них сидела приятного вида матрона, в условиях сурового северного микроклимата закутанная в толстый свитер. Мы подошли к ней. Табличка гласила: «Марни Хэррисон, специалист по работе с клиентами».

Специалист мило улыбнулась и поинтересовалась, чем может помочь. Я вытащил из кармана ключ.

– Мне необходимо попасть вот в этот сейф.

Брук лишь закатила глаза.

Марни взяла ключ и положила его на стол.

– Номер вашего счета?

Я слегка запнулся.

– Видите ли, дело в том, что счета у меня здесь нет. Это сейф подруги. Она просто дала мне ключ.

Марни застучала по клавишам компьютера.

– Извините, но без экстренного разрешения мы не можем допустить вас в хранилище. На чье имя открыт счет?

– Хэрриет Тобел.

Снова застучал компьютер. Потом Марни на секунду остановилась и вынула из ящика стола небольшой коричневый конверт. Взяла ключ и положила его в конверт.

– Эй, это же мой ключ, – возмутился я.

– Нет, – мягко возразила Марни, – ключ принадлежит банку. И в случаях, подобных этому, мы обязаны сохранить его для истинного держателя счета.

Брук улыбалась. Повернувшись ко мне, одними губами, почти без звука, она произнесла:

– Ты собирался кого-то здесь уговорить.

Мне вдруг захотелось покрепче обхватить ее за шею.

Марни спросила:

– Не могли бы вы назвать по буквам фамилию хозяйки сейфа?

Я назвал. Компьютер заворчал, что-то соображая, а Марни тем временем сунула конверт с ключом в верхний ящик стола. Потом ввела еще какую-то информацию.

– Да, Хэрриет Тобел. – Она внимательно взглянула на меня. – А как зовут вас?

Великолепно, подумал я. Сейчас она вызовет охрану, охрана вызовет полицию, и остаток дня мне придется провести в объяснениях с полицией, каким образом ко мне попали личные вещи миссис Тобел.

– Натаниель Маккормик, – представился я. – Послушайте, может быть, мы пока пойдем? А этим займемся попозже…

– Подождите, пожалуйста.

Ногти Марни стучали по клавишам компьютера.

Я взглянул на Брук. Она уже не улыбалась. Напротив, выглядела даже немного взволнованной.

– Не могли бы вы показать мне удостоверение с фотографией? – попросила Марни.

Я протянул водительские права. Специалист по работе с клиентами взглянула на них, потом на меня. Молча вернула карточку.

После этого снова открыла ящик стола и вынула оттуда конверт с ключом. Протянула его мне.

– Прошу прощения за доставленные неудобства, мистер Маккормик. Надеюсь, вы поймете, что нам приходится быть очень внимательными и аккуратными.

Должно быть, на моем лице изобразились удивление и растерянность.

– Держатель счета изменила привилегии доступа к сейфу и внесла ваше имя только вчера. Поэтому оно появилось не сразу. Еще раз прошу прощения за задержку.

Она поднялась. А я так и остался сидеть, потому что встать просто не мог.

– Извините, не могли бы вы сказать, в какое конкретно время доктор Тобел внесла изменения?

– С удовольствием. – Марни присела к компьютеру.

– В семнадцать пятнадцать, незадолго до закрытия банка.

Всего лишь через несколько часов после нашего с ней ленча и за несколько часов до смерти.

Марни снова вышла из-за стола.

– Не пройдете ли вы за мной, мистер Маккормик?

Потом повернулась к Брук.

– Мадам, надеюсь, вам покажется удобным подождать здесь.

Марни повела меня куда-то в глубь здания. Перед тяжелой дверью сидел одинокий парень в форме и читал «Сан-Франциско кроникл». Он молча показал на листок, лежащий на столе, что, как я понял, послужило сигналом к окончанию полномочий специалиста по работе с клиентами.

– Рада была помочь, мистер Маккормик, – попрощалась Марни.

Поблагодарив, я расписался на листке.

Тяжелая металлическая дверь хранилища была открыта настежь, вход же закрывала металлическая решетка. Отложив газету, охранник попросил показать удостоверение личности. Я снова достал водительские права. Он изучал их дольше, чем это было необходимо, а потом, оторвавшись от стула, отпер решетку.

– Следуйте за мной, – скомандовал он.

Я послушно прошел за ним по короткому коридору в просторную комнату, единственным украшением которой служили сотни маленьких дверок. Парень уверенно открыл одну из них, за ней оказался запертый металлический ящик. Движение подбородка, очевидно, должно было означать приглашение взять этот ящик. Я так и сделал и снова последовал за охранником, на сей раз в небольшую комнатку, где стоял стол, а перед ним один стул.

Охранник вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Мы остались вдвоем – я и металлический ящик.

«Натаниель, позвони, пожалуйста, сразу, как получишь это сообщение. Это очень важно». «Кот д'Ивуар».

Я держал ключ в потной от волнения руке, а в голове продолжали звучать последние слова доктора Тобел. Совершенно бессознательно вставил ключ в скважину и повернул его. Потом открыл ящик.

Внутри лежал всего один предмет. Кассета с видеозаписью.

56

По дороге домой мы с Брук молчали. Да и о чем можно разговаривать в такую минуту?

День стоял прекрасный, не слишком жаркий. Ехать в «БМВ» с откидным верхом вместе с красивой блондинкой, должно быть, исключительно приятно. Но, думаю, мы оба волновались по поводу предстоящего просмотра. Что мы увидим? А в моей голове неотвязно стучал и еще один тяжелый, словно молот, вопрос: неужели доктор Хэрриет Тобел умерла из-за этой вот кассеты?

В квартире Брук стояла тишина. Собаки мирно спали, а кот отчаянно бодрствовал, сверля врагов горящим взглядом и явно планируя кровавое убийство.

– Ну что, давай? – предложил я.

Брук молча кивнула.

Я вставил кассету в гнездо видеомагнитофона и схватил пульт.

– Не хватает лишь поп-корна, – заметил я.

– Очень смешно.

Я откинулся на спинку дивана рядом с Брук, и тут запищал пейджер. На жидкокристаллическом экране высветился знакомый код – 404.

– Это Тим, – сказал я.

– Ты перезвонишь ему?

– Потом.

Какое-то время мы молчали.

– А может быть, ты позвонишь ему до того, как мы включим кассету? – уточнила Брук.

– Нет.

Я не шевелился. Зажатый в руке пульт дистанционного управления уже вспотел.

– Давай, Натаниель, все равно мы должны это увидеть.

– Сейчас.

Я не мог пошевелиться.

– Ну же!

Брук дотянулась до пульта и сама нажала нужную кнопку. Экран ожил.

Скоро появилась картинка: черно-белая, зернистая. Явно съемка камерой наблюдения откуда-то из-под потолка. Почти весь экран занимала кровать, ее конец приходился как раз на край экрана. На кровати лежал человек – женщина, рядом несколько мониторов. От груди женщины к стойке, увешанной сосудами с жидкостью, тянулась трубка. Насколько я смог понять, мы оказались в госпитале. Женщина, казалось, спала.

Обозначение в углу экрана показывало, что дело происходило почти два года назад. А над ним три заглавных буквы сообщали, что это медицинский центр университета, где у доктора Тобел была своя лаборатория. И это означало, что видеозапись сделана где-то в госпитале. По этому поводу Брук мудро заметила:

– Больничная палата.

– Гениально, доктор.

– Заткнись.

В палате все повисло в неподвижности. Лишь на одном из мониторов мелькали цифры.

– Так это то самое? – поинтересовалась Брук.

– Думаю, нет. Надеюсь, что нет.

– Здесь стоит номер три. – Брук показала на крупную белую цифру рядом с названием госпиталя. – Палата № 3.

Мы рассматривали неподвижное изображение еще минут пять. Изменялись лишь цифры.

– Надо ускорить процесс.

Я нажал на кнопку.

Однако ничего не произошло, лишь время на экране побежало быстрее. Женщина не двигалась, в палату никто не входил, пока…

– Смотри! – воскликнула Брук.

В поле зрения камеры появилась фигура. Я тут же отмотал пленку назад и пустил ее на нормальной скорости.

Это был мужчина. Камера снимала сверху и сзади; лицо закрывала маска, так что разобрать черты оказалось невозможно. Халат, перчатки. Везет тележку.

– А что на тележке? – уточнила Брук.

– Наверное, судно.

Человек слегка приподнял бедра больной и вынул утку, заменив ее полотенцем. Потом расстелил полотенце вдоль всего тела. Начал развязывать рубашку, обнажая грудь и живот. На правом боку ярко выделялся широкий розовый шрам; он шел из-под мышки к середине тела и заканчивался примерно в четырех футах ниже груди. Больная никак не реагировала.