Несколько раз Тони ходил на каретную фабрику возле реки. Он возвращался оттуда с обрезками дерева, которые складывал до поры до времени у сестер Питерс в комнате для работы. Удивительная была эта комната! В ней лежало и стояло уже столько разных вещей, и все-таки она всегда, когда надо, могла вместить еще что-нибудь.

Крещение близилось. Теперь Люсинде и Тони нельзя было терять ни минуты. Тони рисовал и вырезал. Мисс Нетти с Люсиндой шили. А мисс Питерс была главным консультантом постановки. Сначала она помогла Люсинде сократить пьесу до объема, который требовался кукольному спектаклю. Затем Люсинда стала читать. Мисс Питерс внимательно слушала, останавливая девочку каждый раз, как она неправильно выговаривала слова или произносила их не с той интонацией. Однажды она вдруг сказала:

– Не части, Люсинда. Читай помедленнее. Если уж ты сочла, что пьеса стоит внимания публики, не надо жалеть на нее времени.

Люсинда начала читать медленней и тут же заметила, как выразительно зазвучали фразы Шекспира. Теперь она еще больше увлеклась спектаклем. Задолго до представления она знала текст наизусть и говорила языком персонажей Шекспира столь же естественно, как на голуэйском диалекте с мистером Гиллиганом.

Накануне Крещения все было готово к премьере. Последним Тони сделал корабль, который должен был потерпеть крушение. Все было как на настоящем морском судне – и мачты, и поручни на палубе, и даже парус, который сшила мисс Нетти. Не хуже получился и Калибан. Тони вырезал его из мягкого дерева. Это было отталкивающее существо с шишковатой головой, зверской физиономией и, в довершение ко всему, скрюченное. Тони попросил у своего друга-чистильщика темно-коричневый крем для обуви и покрасил им Калибана. Образ получился настолько законченный, что, по мнению Люсинды и Тони, любая одежда его только испортила бы. Однако у мисс Нетти оказались на этот счет иные взгляды. Она сказала, что показывать публике «Калибана дезабилье» не очень прилично.

– Но если его одеть, вся дикая нагота пропадет! – решительно воспротивилась Люсинда, и Тони ее поддержал.

В конце концов стороны достигли компромисса. Мисс Нетти выкроила из старой замшевой перчатки накидку. Тони по всему фону бежевой замши нанес кисточкой темные пятна. Получилась почти настоящая шкура леопарда. Калибан в накидке устраивал всех троих. Он был во что-то одет, а «дикой наготы» оставалось достаточно много.

Для Ариэля сшили крошечные крылья зеленого цвета, и он походил в них на ночную бабочку из какой-нибудь сказки. Нимфы щеголяли в голубых нарядах, а Миранда – в платье из розового бархата, очень удачно отделанном елочной мишурой. Куклам-мужчинам Люсинда собственноручно наклеила бороды. Когда она ходила стричься, парикмахер дал ей сверток с обрезками волос. Вернувшись домой, Люсинда намазала подбородки у кукол клеем и налепила волосы подходящей длины. Когда клей высох, мисс Нетти подровняла бороды маникюрными ножницами и вышло просто отлично.

Новый занавес для театра придумала и сшила из куска золотистого плюша тоже мисс Нетти. Его можно было раздвигать, потянув за тесемку – совсем как занавесы в настоящих театрах. Пещеру Просперо Люсинда и Тони соорудили из плоских камешков и гипса. А из чашки кукурузной муки, которую Люсинда выпросила на кухне у Черной Сары, получился замечательный желтый песок.

Словом, все вышло прекрасно, что дало повод мистеру Ночной Сове, поздравляя Люсинду с премьерой, заметить:

– Чисто сработано.

В семь тридцать зрители собрались на первом этаже в большой гостиной мисс Люси-милочки. Коробку со сценой водрузили на самый большой стол. Потом стол задрапировали широкой портьерой, которую мисс Люси-милочка целых полдня разыскивала в сундуках на чердаке. Этого потребовала Люсинда. Задрапировать, по ее мнению, стол было просто необходимо, иначе, объясняла она, все увидят их с Тони ноги, и «Буря» произведет совсем не то впечатление.

Театр высился над столом на пьедестале из книг, а чуть впереди, как раз перед тем, что Люсинда упорно именовала «аркой авансцены», выстроились в ряд новые маленькие фонари. Несмотря на то что они немилосердно воняли керосином, рампа получилась великолепная и сцена была всем отлично видна.

Все постояльцы мисс Люси-милочки пришли на спектакль. Кроме них, Люсинда в благодарность за прекрасные конфеты на Рождество пригласила мистера Гидеона из церкви. Мистера Коллиера-священника она позвала тоже. Как-никак он ее крестил, должен же он был увидеть теперь, как она поставила «Бурю»! Правда, в глубине души Люсинда испытывала по поводу мистера Коллиера кое-какие сомнения. Она не знала, должны ли ходить священники на спектакли и не помешает ли им это думать о Боге?

Тетя Элен Дуглас и дядя Том Маккорд тоже были среди приглашенных. Они принесли с собой корзину цветов, чтобы вручить Люсинде, когда спектакль окончится. А дядю Эрла Люсинда уговорила тайно похитить у тети Эмили из гостиной швейцарскую музыкальную шкатулку.

– Надеюсь, тетя Эмили ее сегодня не хватится, – бережно принимая шкатулку из рук дяди, сказала Люсинда, – мне она необходима для музыкальных пауз, когда надо менять декорации!

Люсинда очень волновалась и от этого была необычайно серьезна. Есть за ужином она совсем не могла. Наконец, можно было начинать спектакль. Тони исполнял роли Просперо, Фердинанда, короля, Гонзало, Боцмана, Калибана, нимф и моряков. А Люсинде достались капитан, Миранда, Ариэль, Церера и незаконный герцог Милана. Тони еще заводил, когда надо, музыкальную шкатулку, а Люсинда играла на гитаре, пела песни Ариэля и читала за сценой весь текст. Славу оба исполнителя поделили поровну. Вернувшись домой, Люсинда записала в дневник, что, когда Тони раздвинул занавес, она испытала в душе что-то невероятное. Кроме того, она поняла, что сравнивать «Бурю» с ее прежними постановками просто нельзя. Этот спектакль отличался от старых, как королевская корона от медного кольца из хлопушки.

Конечно, спектакль изобиловал весьма значительными паузами. Когда наступало время для песен, Люсинде надо было доставать гитару и пересаживаться на пуфик. Лишь после этого она могла петь. Но, если не слишком придираться к таким мелочам, нужно признать, что в целом представление удалось.

Был, правда, один ужасный момент, когда из-за несдержанности публики едва не сорвалось представление. Люсинда не могла и вообразить, что эти странные взрослые начнут так потешаться над песней пьяного дворецкого. Сама она не видела в ней ничего особенного. Просто ритм ее легко лег на музыку, вот она и спела, аккомпанируя себе на гитаре:

Тишину гостиной прорезал громкий смех мистера Ночной Совы. Правда, длилось это совсем недолго. Молодой человек опустил голову и умолк. Дядя Эрл тоже вдруг низко склонился в кресле и плечи его затряслись, словно он плачет. Дамы, присутствовавшие в гостиной, тихо охнули и отвернулись.

С полминуты спустя все сумели взять себя в руки, и представление благополучно дошло до конца.

Люсинда решила обойтись без эпилога, и ее «Буря» заканчивалась монологом Просперо. Когда же дух Ариэль и Просперо прощались, Люсинда не столько декламировала строки Шекспира, сколько напутствовала друзей, которые сейчас собрались в гостиной мисс Люси-милочки:

Аплодисменты показались Люсинде оглушительными. Потом все подошли, чтобы получше разглядеть театр. Куклы и реквизит привели зрителей в полный восторг. Люсинда по малости лет не могла догадаться, что спектаклем своим воплотила давнюю мечту каждого из присутствующих. Все они в ее годы мечтали о таком театре и о таких представлениях, и сейчас умиление в их душах смешивалось с тоской о навсегда ушедшем собственном детстве.

Тут Люсинда торжественно объявила, что завтра они с Тони вновь дают «Бурю» в гостинице «Геднихаус». Услыхав это, дядя Эрл властно отвел ее в сторону.

– Совсем не хочу показаться тебе похожим на тетю Эмили, но эти куплеты дворецкого ты петь завтра не смей, – шепнул он племяннице в самое ухо.

– Как вы так можете, дядя Эрл! – отчаянным шепотом отвечала Люсинда. – Это же моя лучшая песня!

– Для пьяного дворецкого она и впрямь хороша, но для тебя… – И не в силах более сдерживаться дядя Эрл стал от души хохотать. – Дорого бы я дал, – справившись с приступом смеха, добавил он, – чтобы твоя тетя Эмили оказалась сегодня здесь. Ручаюсь, Люсинда, песня дворецкого в твоем исполнении оставила бы в ее душе неизгладимый след.

Днем позже кукольный театр был доставлен на кэбе мистера Гиллигана в гостиницу «Геднихаус». Люсинда особенно волновалась о музыкальных паузах, ведь швейцарскую шкатулку тети Эмили пришлось сразу вернуть. Но у Спиндлеров оказалась почти такая же, и девочка облегченно вздохнула.

Публику на спектакль у Спиндлеров Люсинда тщательно отобрала сама. Среди приглашенных, конечно же, были миссис Колдуэлл, Эледа с дедушкой и бабушкой и Принцесса Саида с Синей Бородой, которых тут все называли мистер и миссис Исаак Гроуз.

– Понимаете, – обратилась Люсинда перед спектаклем к присутствующим, – мы с Тони будем очень стараться. Только не знаю, выйдет ли так, как вчера. Первый раз всегда выходит по-настоящему, а потом начинаешь задумываться.

– Ну, а что бы ты делала, если бы стала актрисой, – возразила ей миссис Соломон. – Ведь тогда тебе пришлось бы играть одно и то же не дважды, а сто раз подряд.

– А я бы так не смогла, – ничуть не смутилась Люсинда. -Я каждый вечер играла бы новую роль.

– И вскоре у тебя в голове все слова перепутались бы, – засмеялась бабушка Эледы.

– А я бы другие придумала, – весело отвечала Люсинда.

После спектакля устроили настоящее торжество. Официанты разносили мороженое и пирожные. Присутствующие наперебой хвалили не только спектакль, но и декорации. Особенно всем понравились корабль и Калибан. Никогда еще Тони Коппино не слышал в свой адрес столько лестных слов.

Уловив общее настроение, Люсинда отвела в сторону мистера Спиндлера и тихо сказала:

– Я очень хочу, чтобы Тони работал у вас в гостинице. Тут дело такое, мистер Спиндлер. В семействе Коппино полно детей – Лиза, Пьетро, Джемма, Тесса, и еще – даже имен не помню. Каждый раз, как я прихожу, Тони меня знакомит с каким-нибудь новым братом или сестрой. Не может же он из-за этого всю жизнь провести за фруктовым лотком! Вы же видите, какие он делает вещи своими руками! Я вас прошу, мистер Спиндлер, подумайте о Тони Коппино!

А на следующий день пошел снег, такой снег, что гулять было совсем нельзя, и Люсинде сразу после школы приходилось возвращаться домой. Замкнутое пространство квартиры плохо на нее действовало. Люсинда чувствовала, как на нее что-то давит, и сковывает, и затягивает… Ну как же, как же ей из этого вырваться? А на улице все мело и мело. И конечно же, наступил момент, когда Люсинда словно с цепи сорвалась.

Все началось с того, что Люсинда однажды утром, до школы, отправилась в магазин к своему другу Луи Шерри. Самого его на месте не оказалось, но девушка, стоявшая за прилавком, уже достаточно изучила вкусы мисс Люсинды Уаймен. Вскоре Люсинда вышла на улицу с пакетом своих любимых конфет.

В классе пакет был тщательно убран в парту. Люсинда решила, что до конца занятий к нему даже притрагиваться не будет. Но когда во время урока мисс Бентон, самая молодая из всех учительниц в этой школе, вдруг вышла из класса, Люсинда вытащила пакетик и пустила его по рядам. К тому времени, как дверь класса открылась, все девочки сидели с полными ртами. И самое ужасное было в том, что вышла из класса мисс Бентон, а вошла грозная мисс Брекетт.

Девочки в панике склонились над партами. Все, кроме Альберты. Альберта была слишком глупа и медлительна и слишком уж смаковала конфету. Лениво разглядывая мисс Брекетт, она жевала.

– Альберта! – тут же сурово окликнула ее директриса.

Девочка встала.

– Подойди, будь любезна, ко мне.

Альберта спокойно пошла. Люсинда с ненавистью следила за ней и от всего сердца желала, чтобы эта тупица поперхнулась конфетой, прежде чем успеет выдать ее мисс Брекетт. Но, увы, Альберта благополучно добралась до доски.

– Что ты жуешь? – последовал новый вопрос.

Альберта решила не тратить слов. Она просто широко разинула рот, предоставив мисс Брекетт полюбоваться остатками шоколадной нуги.

– Где ты это взяла?

Услужливая Альберта снова решила не прибегать к помощи слов. Она просто кинула выразительный взгляд на Люсинду и, во избежание каких бы то ни было недоразумений, несколько раз кивнула головой.

Мисс Брекетт прошла вдоль по ряду до парты Люсинды. К этому времени наблюдательная директриса уже поняла, что рты абсолютно всех учениц этого класса набиты конфетами.

– Откуда у тебя конфеты, Люсинда?

Люсинда улыбнулась и радушно протянула пакетик с конфетами директрисе.

– Берите, мисс Брекетт! Они очень вкусные. Это от моего друга Луи Шерри.

Конфискация сладостей последовала немедленно, и конфеты от мистера Луи Шерри перекочевали в карман муслинового передника, который мисс Брекетт всегда надевала в школе поверх сине-белого платья.

– Ты впервые нарушила правила поведения в нашей школе, Люсинда, – назидательно проговорила мисс Брекетт. – На этот раз я прощаю тебя. Надеюсь, больше такого не повторится.

Правил Люсинда больше не нарушала. Потому что ужасный поступок, который она совершила всего несколько дней спустя, выходил за рамки каких бы то ни было правил вообще. Мисс Брекетт и в голову не могло прийти, что кто-нибудь из ее учениц на такое отважится. Позже Люсинда и сама не могла объяснить, зачем ей это понадобилось.

– Просто придумала, – пожимала плечами она, – я же не знала тогда, что поступаю коварно.

А дело было вот в чем. На парте у каждой из учениц с обратной стороны крышки кнопками было приколото расписание. Выглядело оно примерно так:

9 часов – арифметика, комната «Г»,

10 часов – французский, комната «А»,

11 часов – самостоятельные занятия, комната «В», и так далее.

Когда из холла первого этажа слышался удар гонга, девочки выстраивались с учебниками в руках. По второму удару они покидали в образцовом порядке класс, чтобы занять отведенную расписанием комнату. И вот в один из снежных дней Люсинда подумала: «Интересно, что будет, если хоть разок все пойдут не в свои комнаты?»

На другой день она явилась в школу двадцатью минутами раньше обычного и сумела заблаговременно поменять бумажки с расписанием на всех партах. Школа начала заполняться детьми, а Люсинда выжидала, что из этого выйдет?

После второго удара гонга образцовое учебное заведение погрузилось в совершеннейший хаос. Ряды старших и младших девочек смешались. Никто сейчас не помнил о правилах, которые предписывали при переходе из класса в класс соблюдать полнейшую тишину, и школа огласилась криками. Словно стадо овец заблеяло, почуяв опасность.

Лишь полчаса спустя удалось восстановить кое-какой порядок. Это случилось после того, как смятые ряды учениц возглавила сама мисс Брекетт. О, ей можно было бы смело доверить знамя полка, она бы сохранила его на поле боя!

Разведя вверенное ей воинство по классам, мисс Брекетт прямиком устремилась к Люсинде. Та открыла учебник и сделала вид, что старательно переводит французский текст. Но с мисс Брекетт такие трюки не проходили. Она все-все видела.

– Твоих рук дело, Люсинда? – спросила она.

И Люсинда ответила:

– Да, мисс Брекетт.

– Тогда спустись вниз, оденься и уходи из школы. Ты не имеешь права сюда приходить, пока я не пришлю за тобой.

Люсинда была готова ко всему, кроме этого. Всю свою жизнь до «временного сиротства» она, казалось, только и делала, что училась стоически переносить разнообразные наказания. Нотации ей читали с тех пор, как она научилась слышать Она за плохое поведение дома, когда другие шли в гости. Шла спать без ужина. Бывало, ей даже вешали на шею дощечку с перечнем прегрешений, и она была обязана с ней ходить. Но даже ту, прежнюю Люсинду, у которой еще не было ни роликовых коньков, ни стольких друзей, ни разу не выгоняли из школы!

Девочка была потрясена и унижена. Ее охватила такая тоска, что даже живот заболел. Ноги сами вынесли ее в раздевалку, а потом – вон из школы. Очнулась она только от голоса мистера М'Гонегала, полицейского, который окликнул ее на углу Брайант-парка.

– Ну, как дела, мисс Люсинда? Прекрасный сегодня день, правда?

– День – да, а дела – ужасно, – мрачно отвечала Люсинда. – По-моему, вам надо меня посадить в тюрьму, мистер М'Гонегал.

– В тюрьму? – переспросил тот. – Неужели это ты украла значок у мэра?

Люсинда от стыда опускала голову все ниже и ниже. Казалось, еще чуть-чуть, и она стукнется носом о собственные ботинки.

– Нет, мистер М'Гонегал, – так и не решаясь поднять глаза, объяснила девочка, – значка я не трогала. Но я поступила не лучше. Что, например, полагается ученице, которую директор выгнал из школы?

– Ну-у, – в замешательстве протянул полицейский, – вообще-то у нас в участке никогда еще не случалось такого кошмарного происшествия. В тюрьму-то я тебя на денек посадить могу. Но в таком случае судья сам меня посадит туда. Мы с тобой сделаем по-другому. У тебя нет здесь случайно какого-нибудь друга поблизости?

– Есть! – неожиданно повеселела Люсинда. – «Геднихаус» всего в двух кварталах отсюда, и у меня там полно друзей!

– Тогда отправляйся сейчас же к тому из них, кого тебе больше всех хочется видеть. Можешь считать там себя под арестом до двенадцати дня.

Приказ мистера М'Гонегала пришелся девочке по душе, и она с легким сердцем зашагала к гостинице. Больше всех остальных она хотела видеть дорогую свою Принцессу Саиду и миссис Колдуэлл с Пигмалионом. Люсинда уже все рассчитала. Сперва она забежит ненадолго к Принцессе. Потом очень честно признается миссис Колдуэлл, что натворила сегодня в школе. А когда старая леди посоветует, как с этим быть, погуляет с Пигмалионом. Своим прекрасным подарком на Рождество он вполне заслужил хорошей прогулки.

У двести седьмого номера Люсинда в раздумье остановилась. Она никак не могла решить, что лучше: постучать или просто тихонько войти? Постучать, конечно, гораздо воспитаннее. Зато если войти неожиданно, Принцесса сначала перепугается, а потом начнет радоваться. И Люсинда избрала второй путь.

Дверь отворилась без малейшего шума. Переступив порог, Люсинда снова ее плотно прикрыла. Никогда еще не оказывалась она тут в столь ранний час. Больше всего ее удивило, что в комнату не проникает ни единого луча дневного света. «Наверное, Принцесса Саида еще спит», – решила сперва Люсинда. Но тогда почему зажжены все висячие лампы? Как-то странно. Люсинда прислушалась. В комнате стояла полная тишина. Как будто никого. Но если дверь открыта, значит, кто-то есть. Если не сама Принцесса и не Синяя Борода, то хотя бы служанка…

Тихо прокравшись по коридору, Люсинда остановилась возле портьеры и заглянула в гостиную. Принцесса была там. Она лежала на помосте, и тело ее как-то странно скрючилось. «Принцесса плачет», – решила Люсинда. Постояв еще немного, она снова задумалась: «Если она плачет, почему ничего не слышно? Скорее всего, она просто спит. Наверное, азиатские леди не привыкли вставать так рано, как мы. Ну, ничего. Принцесса Саида, сейчас мы тебя разбудим!» И, резко шагнув в гостиную, Люсинда крикнула:

– Бу-у-у!

Принцесса даже не шевельнулась. Правда, и голос Люсинды прозвучал не слишком уж громко. В этой странной комнате все звуки гасли, едва родившись на свет. Девочка повторила попытку, и новое «Бу-у-у» отчетливо разнеслось по номеру. Принцесса неподвижно лежала на помосте. Последовала целая серия устрашающих звуков, которые были в силах разбудить всех постояльцев на этаже. Так как Принцесса и после этого не проснулась, Люсинда подошла ближе. Теперь все показалось ей еще более странным. Японская кукла, которую Люсинда назвала Нэнки-Пу, валялась на полу у помоста. Принцесса была в самом прекрасном платье из всех, которые Люсинда на ней видела. Оно переливалось пурпуром и золотом, а из складок, как раз посредине спины Принцессы, торчала украшенная драгоценными камнями рукоятка кинжала. Этот кинжал Люсинда раньше видела на стене. Она перевела взгляд туда, где он всегда висел среди другого оружия. Место кинжала пустовало. Интересно, мистер Исаак Гроуз знает об этом? Вдруг Люсинда поняла, что надо скорее, как можно скорее позвать кого-то на помощь!

Она повернулась и пошла к выходу. Дойдя до середины комнаты, она внезапно остановилась. Нет, она просто не может, чтобы Нэнки-Пу так и остался лежать на полу. Девочка подняла куклу, бережно положила ее рядом с Принцессой и покинула двести седьмой номер так же тихо, как и проникла в него.

Стоило ей вновь попасть в гостиничный коридор, как она стремглав понеслась к лестничной клетке, оттуда наверх. Наконец она достигла дверей мистера Спиндлера и забарабанила что было силы. Больше всего ей сейчас хотелось кричать, но она чувствовала, что этого ни в коем случае делать не надо. Открыла ей миссис Спиндлер. Едва увидев Люсинду, она вздрогнула. Люсинда обхватила ее за талию и уволокла в номер.

За мистером Спиндлером немедленно было послано. Когда же он появился, Люсинда с удивлением обнаружила, что не может ничего ему рассказать. Она сидела на коленях у миссис Спиндлер и всхлипывала. Слезы все больше душили ее, и наконец она разревелась. Она не плакала так с тех пор, как была совсем маленькой девочкой. Постепенно плач снова сменился тихим всхлипыванием. Тогда мистер Спиндлер подсел поближе и, ласково гладя девочку по голове, ждал, пока она успокоится.

Еще немного спустя Люсинда смогла говорить. Когда она закончила свой рассказ, мистер Спиндлер попросил повторить все сначала и как можно медленней. Потом он принялся подробно расспрашивать, видела ли она кого-нибудь?

– Только старого Чарли у входа в гостиницу и еще каких-то совсем незнакомых людей в вестибюле, – уверенно отвечала Люсинда. – Лифтер меня не видал, потому что я поднималась по лестнице, а не на лифте. А на втором этаже вообще никого не было.

Услыхав это, управляющий облегченно вздохнул, и девочка поняла, что он за нее беспокоится. Хотя при чем тут она? И почему мистер Спиндлер совсем не тревожится о Принцессе?

Словно прочтя ее мысли, мистер Спиндлер взял ее руки в свои и так крепко сжал, что она едва не закричала от боли.

– Слушай меня внимательно, – очень серьезно проговорил он. – В номере двести семь случилось что-то страшное, и нельзя, чтобы ты оказалась в этом замешана. Миссис Исаак Гроуз уже все равно ничем не поможешь. Если я отправлюсь туда сейчас, полиция непременно станет допытываться, от кого я узнал о несчастье. И тогда я просто вынужден буду сказать, что ко мне прибежала Люсинда Уаймен, которая побывала там до меня. А этого я никак не могу допустить. Ты меня понимаешь?

– Не очень, – честно призналась Люсинда.

– Тогда просто поверь мне на слово. Я желаю тебе только добра. Если бы я мог хоть чуть-чуть сомневаться… Но ты очень точно мне все описала. Миссис Гроуз явно убили. Побежим мы с тобой туда или нет, мы уже не вернем ее к жизни. А миссис Гроуз ни за что не захотела бы причинять тебе неприятности. Скоро служанка пойдет убирать постели. Она все увидит и, конечно же, прибежит ко мне. И тогда я сразу же позвоню в полицию.

Мистер Спиндлер поднялся со стула, надел пальто и шляпу.

– Пошли, Люсинда. Если тебя будут что-нибудь спрашивать, скажешь, что зашла ко мне поговорить по поводу своего друга-итальянца. Кстати, думаю, я смогу взять его.

Но объяснять никому ничего не пришлось. Они спустились на лифте вниз и вышли к Бродвею. Только оказавшись на улице, мистер Спиндлер наконец удивился, почему Люсинда не в школе. Когда он спросил об этом, Люсинда честно во всем призналась.

– Тем более тебе сейчас нечего возвращаться одной в пансион, – тут же решил мистер Спиндлер. – Давай-ка вместе сообразим, к кому тебе сейчас лучше отправиться.

Люсинда сообразила быстро. Ей стоило только представить себе пухлую уютную миссис Гиллиган, которая в молодости наверняка была вылитая Джоанна, и ирландские лепешки, и сияющую чистотой кухню с цветами герани на столе…

– Я хочу отправиться к миссис Гиллиган, – уверенно заявила она. – И доехать мне туда будет просто. Мы с вами сейчас чуть-чуть подождем. Мистер Гиллиган обязательно проедет мимо на кэбе. Он и отвезет меня к миссис Гиллиган. Вы согласны чуть-чуть подождать, мистер Спиндлер?

Управляющий кивнул головой. Потом он принялся объяснять, что Люсинда никому не должна рассказывать о сегодняшнем происшествии в «Геднихаусе». Надо постараться забыть. Будто этого просто никогда не было.

– Вспоминай о Принцессе так, будто она навсегда вернулась к себе на родину, – посоветовал в заключение мистер Спиндлер. – Надеюсь, у тебя получится, Люсинда.

Как раз в этот момент перед ними остановился кэб мистера Гиллигана.

– Я попробую, мистер Спиндлер, – залезая в экипаж, пообещала девочка. – Я буду очень стараться.

Несмотря на протесты кэбмена, мистер Спиндлер щедро оплатил проезд Люсинды. Потом он объяснил, что девочка сегодня плохо вела себя в школе. Теперь ей очень одиноко и стыдно, и мистер Спиндлер хочет, чтобы Гиллиганы приглядели за ней до вечера.

Гиллиганы с радостью исполнили его просьбу. Добрая женщина возилась с девочкой, словно курица с единственным цыпленком. Под ее руководством Люсинда сделала ирландскую лепешку с изюмом. Мистер Гиллиган сказал, что такой вкусной лепешки еще никогда не пробовал. Потом он поехал куда-то на своем кэбе, а миссис Гиллиган усадила Люсинду к себе на колени. Еще миг – и они обе перенеслись в Ирландию. Они блуждали по графству Керри и графству Уиклоу, заглядывали в волшебные форты, к волшебным дудочникам, к феям и храбрецам. Люсинде стало так хорошо и спокойно, что она заснула прямо посреди одной из сказок. Разбудил ее голос мистера Гиллигана, который заехал, чтобы отвезти гостью домой. Люсинда очень смутилась. Она не засыпала ни у кого на коленях с тех самых пор, как перестала быть маленькой девочкой.

По пути к пансиону Люсинда со страхом думала, что скажет ей мисс Питерс? Как же она удивилась, когда мисс Питерс вообще ничего не сказала. А лицо у нее не возмущенное, как в таких случаях было у гувернантки-француженки. И даже губы учительница не поджала, как мама. Будто Люсинда сегодня не вела себя так ужасно.

Оставшись одна, Люсинда склонилась над дневником. Писала она сегодня совсем недолго. Но никогда еще она с такой тщательностью не запирала конторку. Ключ от замка она повесила на шею и дала себе слово, что будет теперь носить его так день и ночь, пока не приедет мама.