Тут их ноздри защекотал изумительный аромат. Обе жестяных банки будто бы призывали отведать готовой картошки, и зов этот нашел бурный отклик в сердцах Люсинды и Тони.
Люсинда раскрыла пакет с едой. Тони развернул свой кулек и, расправив бумагу наподобие скатерти, выложил бананы, апельсины и грушу.
– Папа запомнил, как ты любишь груши, – объяснил мальчик. – Он ее тебе специально прислал.
День выдался и впрямь словно специально для пикника. Было сухо и солнечно, но уже прохладно. Впрочем, это было не так уж плохо: на еду не садились мухи, а к маслу так и не прилипло ни одного мелкого насекомого. Видимо, для насекомых погода была слишком холодной. В конце концов стало немного зябко и детям.
– Сложу я, пожалуй, костер, – потирая ладони, предложил мальчик. – Под валуном разгорится отлично.
Тони собрал сушняк, бумажки, обломки отслужившей свой век бочки, и вскоре у самого подножия валуна с уютным треском заплясало пламя.
– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Коппино-младший. -Теперь огонь согреет наши тела, а картошка – желудки.
Но не успели они и по кусочку отведать, как внимание их привлек звон колокольчиков. Повернув головы, они заметили, что вдоль тротуара медленно движется лошадь с повозкой, полной какого-то мусора. Видимо, как раз в это время ветер донес до пожилого мужчины, который правил повозкой, запах печеной картошки. Мужчина немедленно натянул поводья. Лошадь остановилась. Тогда он вылез из странного своего экипажа и, приветственно размахивая рукой, направился к детям.
– Что-то мне это не нравится, – испуганно глядя на незнакомца, прошептала Люсинда. – Вдруг он…
Предположение было столь страшно, что она не решилась договорить, и только крепко взяла Тони за руку. Незнакомец тем временем подходил все ближе и ближе. Чем отчетливее видели его дети, тем меньше он внушал им доверия. Одежда его состояла из каких-то ужасных лохмотьев, лицо заросло щетиной и, без сомнения, изрядное количество времени не испытывало благотворного воздействия воды и мыла. Теперь Тони тоже почувствовал себя неуютно. Они с Люсиндой переглянулись. Сейчас они друг друга понимали без слов. У них еще была возможность, бросить все и спастись бегством. Однако и мальчик, и девочка решительно отвергли этот позорный путь. Что бы там ни было, они встретят опасность лицом к лицу!
Не сводя глаз с незнакомца, они ждали, что преподнесет им судьба. Мужчина в лохмотьях уже настолько приблизился, что мог хорошо разглядеть детей. Тут-то он и узрел на их лицах ужас. Резко остановившись, он улыбнулся. Лишь только это произошло, страх совершенно оставил Люсинду и Тони. Глаза у незнакомца оказались добрыми, как у собаки. Без сомнения, такой человек просто не может причинить зла.
Люсинда тут же ответила мужчине улыбкой, а Тони решил пока выждать и по-прежнему сурово глядел на него.
Мужчина оперся коленом о валун и зябко потер руки. Затем, наклонившись немного вперед, он вытянул ладони над пламенем и скромно потупил взор.
– Вот так, юная леди и юный джентльмен. Вот так, – тихо заговорил он. – Я, значит, работаю просто старьевщиком. Вот так вот. Я частенько наведываюсь сюда в это время. Но ни разу еще не встречал тут такой компании. Вот так, юная леди и юный джентльмен.
Он замолчал и наконец решился посмотреть им в глаза. При этом он, не переставая, принюхивался, и ноздри его трепетали, словно у проголодавшегося терьера.
– Или вы печете картошку, или я не старьевщик, а зебра! – широко улыбнувшись, воскликнул он.
Намек был достаточно недвусмысленным. Старьевщик явно напрашивался к столу. Люсинду и Тони это привело в замешательство. Вопрос заключался в том, что у них было «каждой еды по четыре штуки», и они совершенно не представляли, каким образом разделить все на равные части.
Старьевщик уже поудобнее уселся на камень и, протянув ноги к костру, бросал вожделенные взгляды на снедь, которую дети разложили перед его появлением. Потом он внимательно посмотрел на Люсинду и Тони. Почувствовал, что они явно колеблются, и понял, что просто обязан натолкнуть их на правильное решение.
– Вот что я вам скажу, юная леди и юный джентльмен. Пригласи вы меня опробовать зубы на этой еде, я бы не стал отказываться. Вот так.
Теперь у Люсинды и Тони не было никакого выхода. Прибегая к самым изысканным выражениям, которые только знали, они почтительнейше просили сэра Старьевщика оказать им честь и разделить с ними скромную трапезу. Тот немедленно согласился. Четыре с его помощью довольно быстро разделили на три. Все, что при делении попало в остаток, по взаимному согласию отошло в пользу «сэра Старьевщика». Так и получилось, что вскоре он поглотил Люсиндину грушу, «лишний сандвич», и остальную «лишнюю пищу» тоже.
Впрочем, Люсинда считала, что они с Тони лишь воздают должное удивительному незнакомцу. Дело в том, что на протяжении всего пикника тот непрерывно потчевал их рассказами. Правдивьми и захватывающими рассказами о ежедневном сборе старья. Процесс этот в изложении достойного джентльмена представал столь ярко и красочно, что, казалось, не было на свете занятия романтичнее. Он поведал детям о богатых домах и удивительных людях, грабежах и убийствах, корабельных верфях и матросах. Последних в повествовании старьевщика фигурировало довольно много. Все они, без исключения, побывали в самых отдаленных частях света, откуда вернулись с попугаями, обезьянками или совсем уж удивительными животными, которым, по словам рассказчика, «никто в мире еще не нашел названия».
Несколько позже выяснилось, что гость Люсинды и Тони живет в подвале. Только, в отличие от семейства Коппино, окна его подвала не выходили на уютный внутренний дворик. Окон вообще не было, но это, по словам старьевщика, придавало квартире особую прелесть, потому что и утром, и вечером надо было жечь свечи. Вернувшись с работы домой, он принимался за разборку вещей, которые ему удалось собрать за день.
– В основном, конечно, это старье. Вот так, старье, юная леди и юный джентльмен, – делился впечатлениями от пережитого старьевщик, – но иногда, следует вам сказать…
Тут последовали эффектная пауза и величественный жест давно не мытой руки.
– Следует вам сказать, юная леди и юный джентльмен, что людям моей профессии никогда нельзя зарекаться. Вот так, юная леди и юный джентльмен. Нипочем не скажешь заранее, какие шутки с тобой может выкинуть весь этот хлам. Тут уж кому как повезет.
Выдержав еще более эффектную паузу и еще величественней поведя рукой, он рассказал о том, что с полным правом можно назвать высшими откровениями в жизни старьевщика:
– Иногда мне кое-что попадается в карманах старой одежды. Иногда между тряпьем. А иногда под подкладкой какой-нибудь старой шубы. Я вижу, вы удивляетесь, юная леди и юный джентльмен? Многие удивляются. Вот. Разбираешься себе в старых вещах, сунул руку в дырявый карман, да и найдешь пару монеток. Иногда и зелененькие попадаются. А однажды я таким вот манером вытащил целую пачку десятидолларовых купюр. Во-от.
«Да он прямо как мистер Микобер из „Дэвида Копперфильда“! – с восхищением внимая старьевщику, размышляла Люсинда. – Как бы мне тоже хотелось иметь точно такую же замечательную повозку со всяким старьем и с такой же прекрасной лошадью! Сколько прекрасного мусора я смогла бы тогда собрать по всему Нью-Йорку!»
Подвал без окон казался Люсинде не менее привлекательным. Если повезет, в таком подвале могут оказаться настоящие гоблины или клад, который надо искать только при свечах!
А старьевщик тем временем продолжал щедро делиться воспоминаниями о своей удивительной жизни:
– Однажды в этих вот самых руках оказалась брошь королевы! Она зацепилась за обрывки кружев. Ох и грязные же, доложу я вам, эти кружева были! А еще как-то раз я вытащил жемчужную булавку из жутко рваного галстука. Поглядите на эту руку, – с гордостью продемонстрировал он грязную ладонь. – Она держала бриллианты, рубины! Она!..
Тут он умолк, предоставляя слушателям самим подбирать сравнения, которые были бы достойны такой чудесной руки.
– Мне бы давно пора уйти на покой, друзья мои, – немного погодя снова заговорил он. – Как-никак уж седьмой десяток пошел. Но работа меня захватывает. Ожидание, поиск, находки… Ну, как я все это оставлю?
– Должно быть, вы очень богаты, сэр? – благоговейно осведомилась Люсинда.
– Очень не очень, а пожаловаться на жизнь не могу, юная леди.
День был в разгаре. Прохладный ветерок, дувший все утро, вдруг прекратился, и солнце теперь палило совершенно по-летнему. Некоторое время спустя оно нагрело валун и старьевщика, который по-прежнему восседал на нем. Тут-то на Люсинду повеяло всеми отбросами огромного города. Нюх у нее был чуткий, и она в панике отодвинулась. Заниматься сбором старья ей расхотелось. Впрочем, подобные разочарования часто подстерегают и взрослых людей. Потому что даже самые прекрасные занятия имеют свои неприятные стороны.
Дети начали собираться домой, а старьевщик как ни в чем не бывало дремал на солнышке. Думая, что он крепко спит, Люсинда и Тони хотели потихоньку уйти, но этот номер у них не прошел. Стоило им одеть ролики, как пожилой джентльмен приоткрыл глаза.
– Может, в следующую субботу опять тут встретимся? – осведомился он. – Я тоже мог бы что-нибудь захватить…
– Нет, нет, спасибо, – поспешно отказалась Люсинда, ноздрей которой снова коснулся чудовищный запах. – Лучше мы с Тони обо всей еде позаботимся сами.
Она мгновенно все подсчитала и поняла: если взять «каждой еды по шесть», будет достаточно даже для аппетита «сэра Старьевщика».
Домой они с Тони вернулись кружным путем. И вот, переступив наконец в пятом часу порог гостиной мисс Питерс, Люсинда, к своему великому удивлению, обнаружила там дядю Эрла.
Он удобно устроился в кресле с «Записками Питеркинов», и было видно, что книга эта доставляет ему огромное удовольствие.
– О, да это, кажется, Снуди! – громко приветствовал он племянницу. – Рад, рад, что ты вернулась со своего пикника целой и невредимой.
Люсинда крепко обхватила его за шею.
– Ты пришел пригласить меня ужинать, дядя Эрл?
– Думаю, все обстоит куда лучше, – немного таинственно отвечал он.
– Значит, мы пойдем вместе к тебе и ты снова мне будешь читать мистера Уильяма Шекспира? – обрадовалась племянница.
– Боюсь, в этом случае тебе досталось бы куда больше тети Эмили, чем Шекспира, – лукаво взглянул дядя Эрл на Люсинду. – Нет, с этим мы с тобой еще подождем, пожалуй, неделю. Забыл, что обычно говорят дети, когда как следует раскачаются на качелях?
– Пусть старая кошка умрет! – немедленно подсказала девочка.
– Вот-вот. Именно так мы с тобой и поступаем, – продолжал дядя. – С тетей Эмили всегда лучше выждать, пока улягутся страсти. Ну а теперь, Снуди, попробуй-ка еще раз угадать, чем мы с тобой займемся сегодня?
Но Люсинда больше ничего не смогла придумать.
– Сдаюсь, – наконец беспомощно проговорила она. Дядя Эрл не спеша поднялся с кресла, подошел к книжной полке и поставил на место «Записки Питеркинов».
– Просто не понимаю, почему не прочитал раньше такую чудесную книгу? – задумчиво сказал он. – Тем более я так много слышал о ней.
Он снова сел, Люсинда устроилась у него на коленях. Понизив голос почти до шепота, дядя Эрл продолжал:
– К сожалению, Снуди, тетя Эмили не относит чтение к большим добродетелям. Поэтому газели, кроме «Элси Динсмор», «Путешествия Пилигрима» и Библии, ничего не читают. По-моему, это ужасно, но я тут бессилен. В каждой семье, Снуди, заправляет кто-то один. А вообще, твоя тетя Эмили – прекрасная женщина. Просто не все ее правильно понимают.
Девочка тяжело вздохнула. Она знала, что дядя Эрл очень умный. Конечно же, он правильней всех понимал тетю Эмили. Однако самой Люсинде гораздо больше хотелось правильно понимать каких-то других людей.
– Мы с тобой вот как поступим, – еще тише проговорил дядя. – Я подготовлю твою тетю Эмили, и она сумеет к следующей субботе забыть о ссоре. А ты последишь за своим языком и манерами. Если вы обе выдержите, ты останешься ужинать с газелями за одним столом. А вместо шитья мы с тобой лучше почитаем мистера Уильяма Шекспира у меня в библиотеке. Если ты, конечно, не против.
– Ну конечно, не против! – с жаром заверила дядю Люсинда. – И как вы только сумели остаться таким хорошим, дядя Эрл, когда рядом с вами все время живет тетя Эмили и…
Но стойкий муж тети Эмили не позволил Люсинде договорить.
– Я же просил тебя хоть немножечко сдерживаться, – сокрушенно покачал головой он. – Не то придется мне надеть на тебя намордник.
С этими словами дядя Эрл наклонился и очень нежно поцеловал Люсинду в макушку.
– Не расстраивайся. С годами придет и сдержанность. Иначе твой язычок будет отпугивать от тебя молодых людей, и никто не сможет в тебя влюбиться. Это же просто ужас, Люсинда! – усмехнулся он. – Ну, давай поднимайся.
Люсинда встала на ноги. Вслед за ней вылез из кресла и дядя Эрл. Хлопнув три раза в ладоши, он извлек из кармана два картонных прямоугольника.
– Как насчет того, чтобы отправиться в театр, Снуди? Надеюсь, твоя учительница разрешит нам это. А перед спектаклем мы успеем чудесно поужинать. Ресторан можешь выбрать сама.
Ничего не ответив дяде, Люсинда бросилась искать мисс Питерс. Она застала ее и мисс Нетти в комнате для работы. Проведя в гостиную мужа тети Эмили, учительница предпочла оставить его одного, ибо совершенно не представляла себе, что это за человек. Люсинда в несколько минут рассеяла все сомнения, которые могли возникнуть у мисс Питерс и у мисс Нетти на этот счет.
– Вам обязательно надо с ним подружиться, – уверяла она сестер. – Дядя Эрл – самый умный и самый добрый изо всех на свете! Видите, мисс Питерс, я вернулась с пикника, и ничего такого со мной не случилось! Никто нас с Тони не съел и не заколдовал. Ну, пожалуйста, я вас очень прошу! Отпустите меня с дядей Эрлом! Он меня пригласил на самое настоящее светское рандеву!
Тут Люсинда сложила вместе ладони и в мольбе простерла их к учительнице.
– Вы ведь не будете против, правда, мисс Питерс? Тогда пойдемте скорее в гостиную! Скажите ему, что мне можно!
Не дав сестрам опомниться, Люсинда схватила мисс Питерс за руку и со всею энергией, на которую только была способна, устремилась в гостиную.
Минуло каких-нибудь пять минут, а Люсинда уже облачилась в самый свой лучший наряд – шелковую юбку в клетку и блузку из китайского шелка, отделанную бархатом. Поглядевшись в зеркало, она осталась очень довольна собой.
И вот они уже стоят с дядей Эрлом на углу Бродвея. Люсинда взяла дядю за руку. Теперь она с надеждой вглядывалась в даль. Как ей хотелось бы, чтобы к ним подъехал не просто кэб, а кэб мистера Гиллигана! И мистер Гиллиган действительно появился. Люсинда тут же представила ему дядю Эрла. Когда экипаж тронулся, она с удовлетворением отметила, что теперь оба джентльмена чувствуют себя друг с другом, «как родственники». По причине столь полного родства душ, люк кэба решено было не закрывать, и беседа ни на мгновенье не прерывалась.
Ужинать Люсинда пожелала в кафе своего большого друга Луи Шерри.
– Как это хорошо – ужинать у друзей! – громко провозгласила она. – Особенно когда друзья помогают справиться со страшными неприятностями!
– Какие еще там неприятности, Снуди? – встревожился дядя Эрл.
– Неприятности были не у меня, а у Тони Коппино, – отвечала племянница.
И она в подробностях изложила все, что касалось лотка семейства Коппино, «подкупа» полицейского М'Гонегала и блестящей победы, которую одержал Джерри Хенлон над хулиганами.
– Теперь Тони Коппино – один из моих самых лучших друзей, – заключила она свой рассказ. – Я вас обязательно с ним познакомлю. Уверена, вы друг другу понравитесь.
– Я тоже, – ответил дядя и почему-то отложил вилку и нож.
Некоторое время он молча глядел на Люсинду, потом тихо проговорил:
– Знаешь, Снуди, я недавно где-то читал, что врачи изобрели прививку от дифтерии. Она называется антитоксин. Больному делают укол, и он перестает задыхаться. Если все это правда, значит, еще одна смертельная болезнь отступила.
И, снова вооружившись ножом и вилкой, дядя стал доедать рябчика. Люсинда пребывала в полной растерянности. Конечно, она очень обрадовалась, что врачи изобрели лекарство от дифтерии. Но она совершенно не понимала, какая тут может быть связь с Тони Коппино? Правда, дядя Эрл часто останавливался, прежде чем доводил мысль до конца. В таких случаях надо было дождаться, пока он договорит. Так поступила Люсинда и в этот раз.
Минуту спустя ее терпение было вознаграждено. Вилка и нож дяди Эрла опять опустились.
– По-моему, в этом году, Снуди, ты как раз получаешь что-то вроде такой прививки, – объяснил он. – Не важно, что ты сейчас не отдаешь себе в этом отчета. Главное, в будущем тебя минует одна из страшнейших болезней.
Слова дяди привели Люсинду в еще большее изумление. Первый раз в жизни она ела сегодня рябчиков, и они очень ей нравились. Однако тут она просто забыла об ужине. Рука с вилкой замерла в воздухе. Нож опустился на скатерть. А Люсинда, не сводя глаз с дяди Эрла, спросила:
– От какой же болезни я получила прививку?
– Одни называют ее ханжеством, другие – сословной спесью, – ответил дядя. – Главное, Снуди, получить нужную дозу антитоксина, прежде чем эта болезнь до тебя доберется.
Тут Люсинду одолел такой хохот, что кусок рябчика попал не в то горло. Потребовалось срочное вмешательство Луи Шерри. Только после того как он похлопал девочку по спине, рябчик нашел правильный путь. Лицо у Люсинды еще было красным от кашля, глаза слезились, но она уже снова весело хохотала.
– Спорим, дядя Эрл, я никогда не стану принадлежать высшему свету. На что вы хотите со мной поспорить?
Дядя вдруг тоже начал смеяться.
– Я спорю с тобой на пять тысяч долларов, Снуди, – ответил он.
Пройдет десять лет, и он заплатит по этому счету Люсинде в своем завещании.
Увы, у нее самой к тому времени даже воспоминания не останется о давнем пари с дядей Эрлом.
В театре давали спектакль «Веселый монарх». Это была музыкальная комедия, и в главной роли блистал Фрэнсис Уилсон. Люсинда ни разу раньше его не видела. Великий комик заставлял публику покатываться со смеху. Когда спектакль наконец кончился, у Люсинды от смеха болели бока.
– Вот настоящий гений комедии, – сказал дядя Эрл. – Не понимаю, почему большинство человечества относится к этому искусству с каким-то пренебрежением. Бывают в жизни моменты, когда без раздумий отдашь сто долларов, только бы тебя как следует рассмешили.
«Сто долларов! – подумала девочка. – Да это же просто гигантская сумма!»
– Не надо платить сто долларов, дядя Эрл! – поспешно проговорила она. – Обещаю, в следующую субботу я рассмешу вас бесплатно!
Из театра они возвращались домой в каком-то «чужом кэбе». Люсинда удобно устроила голову на плече дяди Эрла. Ее одолевала дремота. На разговоры у нее сейчас не было сил. Но с дядей Эрлом они умели даже молчать по-особенному. Так уж как-то сложилось, что он стал Люсинде ближе всех остальных родственников. Газели были почти такими же, как сама тетя Эмили. Даже мама и папа не всегда вели себя так, как, по мнению Люсинды, им полагалось. А вот дядя Эрл… Их с племянницей могли отделять друг от друга столы, стулья, городские кварталы и даже океаны. Но что бы там ни было, Люсинда всегда чувствовала, что дядя Эрл так же близко, как и сейчас, когда она дремлет у него на плече.
Родство этих двух душ было больше, чем могут значить слова, взгляды, смех. Люсинда, например, совершенно не могла обходиться без своих роликовых коньков. Но даже то счастье, которое испытывала она, колеся вдоль и поперек большого города, не шло ни в какое сравнение хотя бы вот с этой поездкой в кэбе. Экипаж мирно поскрипывал на ходу, а она сидела, вплотную придвинувшись к дяде Эрлу. От этого высокого и надежного человека на нее веяло спокойствием и поддержкой, и Люсинда не сомневалась, что дружба их – на вечные времена.
Во второй половине следующего дня девочку ожидал новый сюрприз. Мистер Гиллиган собственной персоной явился за ней.
– Чай на троих и ирландская лепешка с изюмом, – едва переступив порог квартиры мисс Питерс, объявил он. – Надеюсь, мисс Люсинда, ты не откажешься от моего приглашения?
Люсинда, конечно же, не отказалась.
– Я буду готова через минуту, мистер Гиллиган! Только переоденусь и захвачу гитару. Наверное, вы с миссис Гиллиган захотите послушать музыку после чая?
Вскоре они уже спускались вместе по лестнице.
– Значит, ты сама играешь на этой штуковине? – поглядел мистер Гиллиган на гитару в чехле, которую Люсинда держала в руках. – Помню, как мы везли ее вместе с тобой из гостиницы. Трудно, наверное, было учиться играть?
– Да нет, мистер Гиллиган. Мне кажется, я с самого рождения играю на ней. Джоанна говорит, что меня нашли в капусте, а мама – что меня принес аист. Мне кажется, я рожалась все-таки по-другому. Но это не очень важно. Как бы я ни рожалась, со мной вместе уж точно была гитара.
Прибыв на место, Люсинда и мистер Гиллиган выяснили, что миссис Гиллиган уже намазала сковородку маслом.
– Сейчас домою изюм и поставлю на плиту, – сказала она. Люсинда напросилась в помощницы и пошла вместе с хозяйкой на кухню. Войдя туда, она увидела, что кухня служит семейству Гиллиганов одновременно и столовой. Это открытие повергло девочку в бурный восторг.
– Как же это чудесно! О, миссис Гиллиган! – засмеялась она. – Если бы у вас с мистером Гиллиганом была столовая, как у всех, пришлось бы есть первый раз ирландскую лепешку не в кухне, а ведь это нельзя!
Миссис Гиллиган была пухлой, как булочка, и розовой, словно яблоко. Казалось, даже волосы, собранные в тугой пучок на затылке, подчеркивают ее округлость. Люсинде хозяйка дома показалась очень уютной. А той, в свою очередь, приглянулась Люсинда, и она тут же стала ее называть Маленький Мой Ягненочек. Ну, совсем как Джоанна! После этого Люсинда совсем запуталась. Она никак не могла понять: то ли миссис Гиллиган напоминает ей постаревшую Джоанну, то ли Джоанна похожа на миссис Гиллиган в молодости?
В маленькой кухне было так хорошо, что Люсинда немедленно прозвала ее «правильной кухней только для троих человек». На самую середину стола хозяйка водрузила подсвечник и горшок с красной геранью. Рядом с ними примостились ветчина, картошка по-ирландски, джем из крыжовника и, наконец, огромная лепешка с изюмом. Люсинда и миссис Гиллиган пекли ее вместе. Когда сковородку поставили на плиту и изюмины принялись одна за другой всплывать на поверхность жидкого теста, девочке показалось, будто она наблюдает за волшебством.
Вот наконец миссис Гиллиган разрезала лепешку на ровные треугольники, и как только у каждого на тарелке оказалось по большому куску, мистер Гиллиган устроил соревнование. Побеждал тот, кто намазывал на лепешку масла больше других. Когда с лепешкой было покончено, Люсинда вынула из чехла гитару и принялась петь песни, которым научила ее Джоанна.
Теперь Люсинда перебралась со стула на стол. Там она чувствовала себя почти как на сцене, да и хозяевам, которые в это время мыли посуду, было ее лучше видно на возвышении. Она пела о майской ночи, которую озаряет луна; о лужайке Крускинов и о Китти из Колерайна! Потом неожиданно выяснилось, что мистер Гиллиган тоже умеет петь, и тогда они спели с Люсиндой несколько песен хором. А потом все трое с сожалением обнаружили, что уже семь часов и Люсинде пора домой.
– Не успела прийти, а уже уходишь, – с сожалением проговорила миссис Гиллиган. – Мне так хотелось, чтобы Маленький Мой Ягненочек еще у нас посидел.
– Не расстраивайтесь! Я скоро опять к вам приду! – поспешила заверить хозяйку Люсинда.
– Это уж точно, – засмеялась та. – Пусть мистер Гиллиган не надеется. Не будет ему от меня покоя, пока не доставит мне вновь Маленького Моего Ягненочка.
По пути домой мистер Гиллиган то и дело свешивал голову в люк, чтобы осведомиться, не трясет ли Люсинду и не слишком ли быстро он едет?
– Все хорошо, мистер Гиллиган. Все просто прекрасно, – тихо отвечала она.
Этот вечер исполнил Люсинду не совсем понятной ей радостью. У нее еще не было ни слов, ни житейского опыта, и она не могла все это осмыслить. Лишь позже она осознала то, что столь полно тогда прочувствовала. Она благословляла весь мир, и небо, и дорогу домой, и незнакомцев, и близких. И когда мистер Гиллиган бережно вынес ее на руках из кэба и поставил перед подъездом дома мисс Люси-милочки, Люсинда от полноты чувств прокричала совсем как боцман из «Бури»:
– Мое сердце просто распирает от радости!
А когда мистер Гиллиган довел ее до двери квартиры и пожелал хороших снов, она ответила словами Просперо:
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.[3]
Тут Люсинда вытянула руку ладонью вверх, и ей вдруг показалось, что она придерживает пальцами маленькое, круглое и очень уютное «существование». Оно было очень похоже на миссис Гиллиган, если бы какому-нибудь волшебнику удалось уменьшить ее до размера эльфа. Пальцами другой руки Люсинда перебирала серебристые пуговицы на пальто кэбмена:
– Большое, большое спасибо, мистер Гиллиган! Я потрясающе провела у вас время!
Потом мистер Гиллиган пошел вниз по лестнице, а Люсинда запела специально для него еще одну ирландскую песню. Допев последний куплет, она услыхала, как за кэбменом захлопнулась дверь подъезда.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН
12 октября 189… года
У нас с Тони произошло приключение. Слава Богу, что у меня такой чувствительный нос! Иначе бы я уже начала работать старьевщиком. Вот мама бы удивилась, когда приехала! Дело это очень-очень заманчивое. Даже несмотря на кошмарный запах. Всю ночь после пикника мне снилась высоченная гора очень грязных вещей. Там на самый верх случайно попала большущая драгоценная брошка размером с супницу. Все в моем сне происходило так же, как рассказывал мистер Старьевщик. Только вскарабкаться к брошке мне так и не удалось, потому что, сколько я ни пыталась подняться, все равно соскальзывала обратно вниз. Наверное, искать сокровища среди старья – это как просить джем у Червонной Королевы. Он будет завтра и был вчера, но его никогда нет сегодня.
Если бы тетя Эмили зашла меня навестить, она бы наверняка проверила, «можно ли жить в таких условиях ребенку нашего круга?». Но вместо тети Эмили пришел дядя Эрл. Значит, он хотел просто меня повидать. Как только я вошла, он тут же мне дал прозвище. Это произошло впервые за мои десять лет. Теперь дядя зовет меня Снуди. Это из «Записок Питеркинов». По-моему, мое прозвище ничуть не хуже, чем Тринкет. Такое мог придумать только любимый мой дядя Эрл!
18 октября 189… года
Еще одна суббота. И еще один пикник. Наш с Тони Старьевщик пришел. Мисс Питерс очень заинтересовалась, зачем я попросила ее сделать лишние сандвичи. А я ей сказала, что нам с Тони в прошлый раз не хватило. Я ведь не наврала! Нам правда с ним не хватило. Конечно, еще честнее было бы ей рассказать про Старьевщика, но я не стала. Зачем доставлять людям зря лишние волнения? Особенно, если эти люди такие хорошие, как мисс Питерс!
Старьевщик принес мне подарок. Это брошка. Он говорит, настоящая древняя реликвия, которая нашлась на очень старом платье из рваного красного шелка. Вещь просто великолепная! Она вся из золота и драгоценных камней. Так мне сказал сам Старьевщик.
– Вот, – говорит, – юная леди, вам что-то красивое. Сплошное золото, бриллианты и изумруды.
Дома я заперла брошку в свою конторку. Никому не покажу ее!
Когда пикник кончился, я и Тони проехали вместе с нашим Старьевщиком всю Пятьдесят девятую улицу. Первую половину пути я правила и кричала «Тпру!» и «Н-но!» лошади Минни. А вторую половину пути лошадью правил Тони и тоже кричал «Тпру!» и «Н-но!». В особенности мне стало весело, когда я вдруг вообразила, что нам навстречу появляется тетя Эмили в своей шикарной коляске. Славный скандальчик бы вышел! Даже не знаю, что бы она сделала! Ну и конечно, на самом деле мы встретили совсем не ее, а мою крестную тетю Элен Дуглас. Она проезжала мимо. Когда она заметила меня в повозке Старьевщика, она поднесла к глазам свой лорнет и долго не отрывалась от моего лица. Я сразу поняла, что произвела на нее сильное впечатление. Может быть, она вообще своим глазам не поверила. Ничего! Потом я ей все сама расскажу, и она вместе со мной посмеется. Тетя Элен ведь совсем не такая, как тетя Эмили. И музыку к песням Ариэля я тоже придумала. Мне она нравится. Только пока я каждый раз пою эти песни немножко на разный мотив. Надо подождать, пока все песни как следует улягутся у меня в голове, а потом спою дяде Эрлу. Вот он обрадуется, что в нашей семье наконец появился композитор.
ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ
Во время, когда Люсинда колесила по всему Нью-Йорку на роликах, День Благодарения праздновался с куда большей торжественностью, чем в наши дни. Сначала его ждали, потом отмечали, а потом дни и даже недели делились впечатлениями. Люди, не стесняясь, пылко благодарили Бога за все хорошее, что получили в этом году. Даже Люсинда, которая обычно не проявляла особого рвения к молитвам, составила перед праздником огромный список, куда внесла все, за что «обязательно должна поблагодарить Бога».
Первым пунктом в списке Люсинды стояли ужины в честь Дня Благодарения. Ни разу в жизни она еще не получала такого количества приглашений. Похоже, пробудившись накануне последнего четверга в ноябре, друзья и родственники разом вспомнили о временном сиротстве Люсинды. Мисс Люси-милочка пригласила ее отведать дикую индейку из Вирджинии. Мистер Гиллиган заехал сообщить, что миссис Гиллиган «будет польщена», если Люсинда придет к ним на праздничный ужин. Джоанна прислала письмо. Ее отпустили до тех пор, пока не вернутся Люсиндины папа и мама, и она жила у своей замужней сестры. Джоанна писала, что «все эти последние недели целиком думает о своем Ягненочке», вслед за чем «Ягненочек» приглашался в гости «отпробовать гуся». Тетя Эмили тоже внесла свою лепту. Она сообщила, что ждет племянницу на праздничный ужин, «только, конечно, без роликов и с хорошими манерами». И наконец, крестная Люсинды, тетя Элен Дуглас Маккорд, прислала служанку Энни с запиской.