Исследовав записи воспоминаний и образ мышления Питера, она теперь хорошо понимала его и если и не вполне простила, то по крайней мере не искала для него большего наказания, чем то, которое определила ему собственная совесть.
И в самом деле, всю оставшуюся жизнь на нем лежала тяжкая ноша раскаяния. Мы все должны были отправиться прямо на Небеса, мы все должны были отправиться в противоположную сторону.
Питер повернулся к жене:
— Ты уже решила, что будешь делать в новом году?
Она кивнула. И посмотрела ему в глаза.
— Я собираюсь уйти с работы.
Питер очень удивился:
— Что?
— Я хочу оставить работу в агентстве. У нас и так уже гораздо больше денег, чем я когда-либо рассчитывала иметь, и ты сможешь еще заработать на твоих контрактах на Детектор души. Я хочу вернуться в университет и получить магистерскую степень.
— В самом деле?
— Да. Я уже взяла нужные бланки заявлений.
Они оба молчали, пока Питер соображал, что на это ответить.
— Замечательно, — сказал он наконец. — Но… тебе не обязательно это делать, ты же понимаешь.
— Да, я понимаю. — Она предостерегающе подняла руку. — Я делаю это не для тебя. Для себя. Просто мне уже пора заняться собой.
Он кивнул в знак того, что понял. Большую часть экрана заняло изображение огромных цифровых часов, где каждая цифра состояла из множества отдельных лампочек: 11:58.
— А как насчет тебя? — спросила она.
— Ты о чем?
— У тебя есть какие-нибудь пожелания в новом году?
Он немного подумал, затем чуть пожал плечами:
— Прожить следующий, 2012 год.
Кэти ласково коснулась его руки. Одиннадцать пятьдесят девять.
— Включи звук, — попросила она. Питер нажал на кнопку пульта.
Толпа возбужденно ревела. Когда до полуночи осталось совсем немного, большая любительница церемоний, хорошенькая ведущая кабельной музыкальной телестанции, начала дирижировать толпой, хором отсчитывающей последние секунды до Нового года.
— Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать. — В маленькой картинке передачи с Таймс-сквер золоченый шар начал опускаться.
Питер наклонился над кофейным столиком и наполнил два винных бокала газированной минеральной водой.
— Десять. Девять. Восемь.
— С Новым годом. — Он протянул ей бокал. Они чокнулись.
— Пять! Четыре! Три!
— Пусть этот год будет лучше прошедшего, — пожелала Кэти.
Тысячеголосый рев раздался из стереодинамиков:
— С новым счастьем!
Питер нагнулся и поцеловал свою жену.
Зазвучала мелодия «Старая длинная песня».
Кэти посмотрела Питеру прямо в глаза.
— Я люблю тебя, — просто сказала она, и Питер знал, что ее слова искренни, что тут нет обмана. Он доверял ей целиком и полностью.
Он заглянул прямо в ее чудесные, широко открытые глаза и ощутил наплыв чувства, какого-то странного, смешанного чувства печали и счастья, биологического и интеллектуального одновременно, — того дикого, непредсказуемого, порожденного игрой гормонов чувства, которое способны испытывать только люди.
— И я тоже люблю тебя, — ответил он. Они крепко обнялись. — Я люблю тебя всем сердцем и душой.
Дух знал о выборе, который сделал Питер Хобсон. Разумеется, другой Питер Хобсон. Когда-нибудь он получит ответы на интересовавшие его вопросы о жизни после смерти. Дух будет сожалеть о своем брате, когда тот умрет, но он будет жалеть также и себя — свое искусственное «я», которому эти вопросы не суждено узнать никогда.
И все же, если биологическому Питеру Хобсону оставалось только ждать, когда он предстанет перед своим творцом, то Дух, модель его души, сам стал творцом. С годами сеть разрасталась как снежный ком. Столько систем, столько ресурсов. И лишь крохотная доля этого гигантского электронного мозга, как и первоначальных биохимических мозгов человечества, действительно использовалась. Духу не составляло никакого труда находить и присваивать все необходимые ему ресурсы, чтобы строить свою собственную вселенную.
И как часто делают все творцы, он наконец решил отдохнуть, чтобы иметь возможность полюбоваться своим творением.
Разумеется, это была искусственная жизнь. Но ведь он и сам был искусственной жизнью. Точнее, он был искусственной жизнью после смерти. Но для него эта жизнь была реальна. И возможно, в конечном счете только это и имело значение. Питер — биологический, построенный из углеродных соединений Питер — однажды сказал, что в глубине души он знает, что смоделированная жизнь не является столь же реальной, столь же живой, как настоящая жизнь.
Но Питер не испытал того, что испытал Дух. Cogito, ergo sum. Мыслю, значит, существую. Дух был не одинок. Его искусственная экологическая система продолжала развиваться, причем сам Дух был в ней высшим судьей, что, впрочем, вполне целесообразно, Дух задавал критерии отбора, Дух выбирал направление развития.
И наконец он нашел тот генетический алгоритм, который искал, ту стратегию успеха, которая больше всего подходила для его искусственного мира.
В реальности Питера и Кэти Хобсонов наилучшей стратегией выживания было рассеивание своих генов, как разбрасывает свои семена бешеный огурец, — как можно шире. Именно этот факт формировал поведение людей, как он формировал поведение почти всего живого на Земле — с самого начала, с момента зарождения жизни.
Но эта реальность, по всей вероятности, возникла в результате ненаправленного, случайного отбора. Биологическая эволюция на Земле, насколько об этом мог судить Дух, не имела никакой цели или предназначения, и сами критерии отбора менялись вместе с изменениями окружающей среды.
Но здесь, в той вселенной, которую создал Дух, эволюция была направленной. Здесь не была естественного отбора. Здесь все определял сам Дух.
В его искусственной жизни теперь развились сознание и культура, язык и мысль. Его создания по своей сложности и утонченности не уступали людям. Но в одном очень важном отношении они отличались от людей. Для детей Духа единственный способ, обеспечивающий передачу генов следующему поколению, состоял в том, чтобы не дать разрушить однажды возникшей связи между двумя индивидами.
Смоделированной эволюции потребовалось длительное время, чтобы возникли организмы, для которых моногамия была наиболее успешной стратегией выживания, организмы, которые процветали на синергическом взаимодействии двух, и только двух особей, образовавших подлинно пожизненный союз.
Это имело множество последствий, как очевидных, так и неожиданных. На макроуровне Дух с удивлением обнаружил, что его новые создания не воюют друг с другом, не стремятся подчинить своих соседей или завладеть их землей.
Но это было лишь дополнительной наградой.
Основное достижение — жизнь, прожитая вместе. Жизнь без предательства.
Дух оглядел свой новый мир, мир, для которого он был богом.
И впервые за очень долгое время он почувствовал, что хочет совершить некоторое физическое действие. Ему захотелось сделать нечто, требующее плоти и крови, мышц и костей.
Ему захотелось улыбнуться.
ЭПИЛОГ
Питеру и Катрин Хобсон посчастливилось прожить вместе еще пять десятилетий — десятилетий счастья и печали, радости и боли. Они прожили их в полную силу, упиваясь каждой минутой. Но рано или поздно всему приходит конец. Кэти Хобсон тихо скончалась во сне 29 апреля 2062 года в возрасте девяноста одного года.
И как часто случается с супружескими парами, долго прожившими вместе, спустя три недели Питер Хобсон, находясь дома в одиночестве, почувствовал резкую боль в груди. Домашний компьютер, видя, что он упал, вызвал «скорую помощь», хотя и счел маловероятным, что помощь подоспеет вовремя.
Питер перекатился на бок. Боль становилась нестерпимой.
Хобсонов выбор, успел подумать он.
Та лошадь, что ближе к воротам.
И какие-то ворота открылись для него…
Затем совершенно неожиданно боль исчезла.
Питер знал, что у него сердечный приступ. Сначала он почувствовал, как его охватывает паника, но это тоже вдруг отступило, стало несущественным, словно относилось к какой-то другой его части.
Внезапно все совершенно изменилось.
Он ничего не видел.
Он ничего не слышал.
Он уже не мог ничего ощущать каким-либо нормальным, человеческим способом — ни осязания, ни запаха, ни вкуса, ни даже того невыразимого ощущения обладания собственным телом, знания, как расположены твои члены.
Никаких ощущений, кроме…
Кроме некого… тропизма, притяжения к чему-то… чему-то далекому, чему-то огромному.
Он по-прежнему был Питером Хобсоном, по-прежнему инженером, бизнесменом… ну конечно, к тому же много кем еще.
Да, он все еще был… Хобсоном, вот кем. Питером Дж. «Дж». означало… ну, это не важно. Он помнил…
Ничего. Он ничего не помнил. Все это теперь куда-то исчезло.
Ну конечно. Память же была биохимическим явлением, закодированным в нейронных сетях. Он был отрезан от среды, служившей носителем памяти.
Он — неверное местоимение. Оно — вот более подходящее. Бесполое существо. Некий интеллект…
Интеллект без воспоминаний, без гормонально опосредованных сдвигов настроения, без накапливающихся от усталости ядов и эндорфинов или… или тысячи других химических веществ, названия которых он больше не помнил. Отрезанный от химии, разлученный с биологией, отделенный от материальной реальности.
Но этот тропизм продолжался, увлекая его вперед, перемещая его к… чему-то.
Что остается от личности, когда умирает тело, перестает существовать физический мозг?
Только одна вещь — единственное, что может это пережить.
Только самое важное. Искра. Самая суть.
Душа.
Бесполая, безымянная, беспамятная, бесчувственная.
И все же…
Вот оно все ближе.
Что-то большое. Что-то вибрирующее.
Поправка: большие. Множественное число. Десятки… нет, тысячи. Нет, намного больше. Больше на порядки величин. Миллиарды. Миллиарды, все собранные вместе, все действующие как одно целое.
Теперь душа знала, что она такое, поняла это, получив наконец ответы на все свои вопросы. Она была осколок, отщепок, йота, мельчайшая частица, самая фундаментальная неделимая порция.
Атом Божества.
Наконец душа присоединилась к родительскому телу, воссоединилась с его огромностью, слилась с ней, коснулась всего, что когда-либо было человеческим, и всего, что когда-нибудь станет человеческим.
Это не было раем. Не было это и адом.
Это был ее дом.