Они остановились и в молчании любовались пейзажем, который производил неизгладимое впечатление даже ночью, а уж днем, вне всяких сомнений, был и вовсе великолепен. Даже Броуди, начисто лишенный сентиментальности, был вынужден признать, что «Хоукс лэндинг» – совершенно особенное место, обладающее какой-то магической притягательной силой. Он пожалел, что в его распоряжении так мало времени и он не может основательнее осмотреться в этих владениях и узнать их так же хорошо, как Эллиот.
Неожиданно в соседних кустах раздался какой-то шорох. Броуди отреагировал мгновенно: его рука метнулась к бедру – за отсутствующим сейчас пистолетом. Тори схватила его за руку.
– Это Пини. Он пришел за мной.
Броуди смущенно усмехнулся, а из кустов, не переставая махать хвостом, выбрался черный лабрадор.
– Ваша собака самостоятельно совершает такие далекие прогулки?
– Тут не так далеко, как кажется, а расстояние всегда можно срезать. Больше всего в Виноградной долине боятся пожаров, поэтому она вся изрезана такими вот дорожками, как эта, – для проезда пожарных машин. Мы с Пини тут часто прогуливаемся. – Тори нагнулась, чтобы приласкать собаку. – A y вас хорошая реакция, – проговорила она.
Да, Броуди мог гордиться уровнем своего профессионализма, но пугать женщину?.. Он вспомнил, как Тори вздрогнула, когда он попытался нашарить пистолет, и его окатила волна жгучего стыда.
– Кто, по-вашему, здесь мог появиться? – спросила Тори, продолжая поглаживать лабрадора, который послушно сидел возле ее ног.
– Да нет, никто. – Броуди пожал плечами и попытался выдавить из себя улыбку. – Просто инстинкт сработал.
– Инстинкт?
– Результат профессиональной подготовки. Не забывайте, ведь я же «тюлень». И простите, если я напугал вас.
Некоторое время они молчали. Тори поежилась от холода. Ее волосы рассыпались по плечам, и сейчас она была очень хороша. Она искоса посмотрела на своего спутника, и в ее глазах отразился лунный свет.
– Вы замерзли.
Броуди снял пиджак и накинул его на плечи женщины. Он попытался сделать это небрежно и равнодушно, как если бы рядом с ним находился человек, который ему совершенно безразличен, но эта попытка провалилась. Он не устоял перед искушением прикоснуться к ее мягким волосам и с наслаждением пропустил их сквозь пальцы.
Тори потупилась, прикрыв глаза пушистыми ресницами, и нервно облизнула верхнюю губу кончиком языка. Ее губы были так близко и казались такими влекущими! Пальцы Броуди случайно коснулись ее шеи, и он почувствовал, как Тори подалась чуть-чуть назад, словно бы в ожидании… В ожидании чего? Поцелуя?
Тори хотела отстраниться, но не могла. У нее это просто не получалось. Какая-то непонятная сила приковала ее к земле, заставляя ждать и… надеяться.
Нежным движением Броуди взял Тори ладонью за подбородок и повернул ее голову к себе. И снова в ее огромных глазах вспыхнуло отражение лунного света, будто идущий изнутри огонь. О боже! Броуди не мог разгадать, что творится у нее внутри, а его телу, казалось, и вовсе не было до этого никакого дела. Свободной рукой он обнял ее за талию и привлек к себе, почувствовав прикосновение мягкой груди.
«Прекрати! – приказывал Броуди внутренний голос. – Прекрати! Не забывай, что она – невеста твоего брата!» Однако он не обратил внимания на это предостережение: зов тела был куда более сильным. После их первого – случайного – поцелуя в беседке он только и мечтал о том, чтобы снова пережить эти мгновения.
Наконец их губы встретились. Броуди старался, чтобы в его поцелуе не было агрессии – только нежность. Он не ожидал, что она ответит ему, однако губы Тори раскрылись, и Броуди ощутил прикосновение ее языка. В этом было что-то застенчивое, даже испуганное, но сердце его едва не выскочило из груди. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он сжал свои объятия даже крепче, чем было необходимо.
Словно сдаваясь на волю победителя, Тори тихонько застонала и прижалась к его груди. Сейчас для нее не было ничего слаще, чем стальные объятия Броуди. Поцелуй, начавшийся как нежное прикосновение, стал вдруг холодным, нетерпеливым, безумным, Их языки сплетались, и Тори с ужасом чувствовала, что этого поцелуя ей мало.
А Броуди хотел ее всю. Он желал, чтобы она принадлежала ему и только ему.
«Прекрати! Прекрати!» – не умолкал внутренний голос, но он не мог оторваться от губ этой женщины. Ее кожа была теплой и нежной, а из выреза блузки поднимался удивительный цветочный аромат, от которого у Броуди начинала кружиться голова, как от бокала крепкого виски.
Тори казалось, что она сошла с ума. У нее и в мыслях не было снова позволять ему целовать ее. Она совершенно искренне верила, что тот случай в беседке был не более чем досадным недоразумением. Но сейчас, оказавшись в его объятиях, Тори подумала: а не является ли все происходящее тем, о чем она подсознательно мечтала уже очень давно?
«Довольно!» – твердил Тори ее разум, но тело не отвечало на эти призывы. Умом она понимала все безумие происходящего – и дело было не только в том, что она помолвлена с его братом. Броуди, помимо всего прочего, являлся полной противоположностью того мужчины, который был ей нужен, чтобы жизнь ее наконец вошла в нормальное русло. Он был искателем приключений, который ходит по лезвию бритвы, играя в салочки со смертью. В точности как Коннор.
Мысль о бывшем муже дала Тори силу, которой ей недоставало еще несколько секунд назад. Душу ее мутной, тяжелой волной вновь захлестнуло чувство боли и утраты. Коротко вскрикнув, она толкнула Броуди ладонями в грудь и резко отстранилась.
– Довольно! – только и сумела вымолвить она.
Броуди неожиданно улыбнулся, и Тори поразила его способность к такому вот эмоциональному приключению. Она было попыталась улыбнуться в ответ, но не сумела. А Броуди поправил на ней свой пиджак и очень спокойно спросил:
– Что ты от меня скрываешь?
Этот вопрос застал ее врасплох. Преданная своим собственным телом, Тори полагала, что и Броуди в этот момент может думать только о сексе. А оказывается, он все время помнил о своих проблемах, которые во что бы то ни стало хотел разрешить. Что это – тоже результат профессиональной подготовки? Или просто сама она его совершенно не интересует?..
– Да, в общем-то, ничего особенного, – ответила Тори после долгого молчания. – Мой отец пишет статью о смерти Джана для «Сан-Франциско геральд». Ему звонил его бывший редактор и просил провести небольшое журналистское расследование. Редактор подозревает, что Джана могли убить.
Броуди кивнул. Лу Эдвардс действительно говорил ему, что перед тем, как стать владельцем гостиницы в Виноградной долине, он работал криминальным репортером в одной из газет Сан-Франциско.
– Почему же твой отец не сказал мне об этом?
– Он хочет провести это расследование втихомолку, не поднимая шума, – пояснила Тори. – В конце концов, ведь мы с Эллиотом помолвлены. Он не хочет вызывать недовольство семьи.
«А как же я?» – неожиданно подумал Броуди. Что ж, выходит, эта женщина, восхитительное тело которой он только что сжимал в объятиях, любит все же не его, а его брата.
– Спасибо, что рассказала, – пробормотал он.
Броуди понимал, что теперь нужно проводить Тори домой и постараться больше не оставаться с ней наедине, но все никак не мог заставить себя убрать руки, по-прежнему лежавшие на ее плечах…
– Ты говоришь, что видела, как они направились в эту сторону? – проговорил Эллиот, обращаясь к Рейчел. – Давно это было?
Он изо всех сил старался, чтобы в голосе его не чувствовалась тревога, но что-то в том, как Тори и Броуди вели себя друг с другом, не могло не настораживать. После того, как в день похорон он увидел их стоящими рядом на вершине пригорка, они старались держаться подальше друг от друга. Старались слишком усердно, и это не могло не вызывать подозрений. Еще больше тревожили Эллиота перехваченные им взгляды, которые Тори бросала на Броуди в те моменты, когда думала, что ее никто не видит. «Но это же сущее безумие! – убеждал себя Эллиот. – Тори не относится к тому типу женщин, которые вешаются мужчине на шею после первого часа знакомства». Но все равно ему было не по себе.
– Мне кажется, я видела их примерно час назад, – ответила на его вопрос Рейчел.
Эллиот подумал, что, куда бы они ни отправились, у них для этого, видимо, есть веская причина. Он, разумеется, не знал, в чем она заключается, но пытался держать свое воображение в узде и не давал ему чересчур разгуляться.
В ночной темноте холмы казались огромными далекими тенями. Луна посеребрила тянувшиеся вдоль дорожки кусты. С горного кряжа дул пронизывающий ветер – предвестник близкой зимы.
– Как по-твоему, Тори решила показать ему виноградники? – спросил Эллиот нарочито небрежным тоном.
Прежде чем ответить, Рейчел выдержала долгую паузу. Она уже уловила в голосе Эллиота нотки подозрительности. Теперь предстояло раздуть эти искорки, чтобы они превратились в большой огонь.
– Ну, не знаю… – проговорила она. – Может, просто гуляют где-нибудь там.
– Хм-м, – промычал Эллиот, и Рейчел не поняла, удалось ли ей достигнуть желаемого эффекта.
Они свернули направо и пошли по вымощенной камнем дорожке в ту часть виноградников, где росли самые старые лозы шардонне. У основания они были толщиной с доброе дерево, а их узловатые ветви намертво вцепились в деревянные шпалеры и вились по ним наподобие змей. Гроздья ягод уже сняли, поэтому у лоз был какой-то беззащитный вид. Скоро, в преддверии грядущей зимы, они будут коротко подрезаны и заснут в ожидании следующего года.
– Что это? – насторожился вдруг Эллиот и остановился как вкопанный.
– Что?
– Голоса. Прислушайся вон там.
Рейчел бегала по этим тропинкам с самого раннего детства и теперь без труда сообразила, что голоса слышатся со стороны смотровой площадки. Мысленно она прокляла свое невезение. Она-то надеялась, что они с Эллиотом будут долго бродить по виноградникам, а тут… Ну, допустим, застанут они Броуди и Тори за мирной беседой, и что она от этого выиграет?
Эллиот двинулся к смотровой площадке, приказав себе успокоиться. Наверняка существует разумное и логичное объяснение того, почему эти двое находятся здесь в такой поздний час, и сейчас он его услышит. Однако какой-то назойливый червячок продолжал грызть его изнутри: с какой стати им понадобилось в кромешной темноте забираться на смотровую площадку?
Завернув за угол, он наконец увидел Броуди и Тори – и ощутил такой мощный удар ревности, что у него подкосились ноги. Его брат и его невеста стояли лицом к лицу – так близко друг к другу, что между ними нельзя было бы просунуть даже линейку. Нет, они не целовались, но ладони Броуди лежали на плечах Тори, а она смотрела на него так, будто он был ожившим божеством, только что сошедшим с небес. Эта парочка была до такой степени увлечена друг другом, что даже не услышала их шагов.
Рейчел поймала его руку и еле слышно прошептала:
– Может, не будем им мешать?
Однако не успела она договорить, как Броуди резко развернулся и увидел их. Опасный блеск в глазах брата напомнил Эллиоту, что этого человека долго учили сражаться и убивать. Он прикончил шесть человек, причем четырех из них – голыми руками.
Эллиоту потребовалась вся его выдержка, чтобы подавить жаркую волну бешенства, захлестнувшую его изнутри. Самым большим наслаждением для него было бы изо всей силы ударить Броуди кулаком в лицо, но он понимал, что сейчас для подобных разборок не время и не место.
– Я искал тебя, Броуди, – насилу выдавил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
Броуди и Тори подошли поближе, с этого расстояния Эллиот мог лучше рассмотреть их лица. Тори выглядела слегка смущенной, но выражение лица Броуди было, как всегда, непроницаемым.
Эллиот был не в состоянии произнести больше ни слова, поэтому инициативу взяла на себя Рейчел.
– Мы за вами, Броуди, – сказала она. – Приехали братья Корелли, и мы хотим, чтобы вы познакомились.
Тори мысленно проклинала себя за то, что так и не нашла времени, чтобы отвести Эллиота в сторонку и вернуть ему кольцо. Она все время помнила о том, какое горе его постигло, и такой шаг казался ей жестоким и несвоевременным. А теперь Эллиот наверняка подумает, что ее решение расторгнуть помолвку напрямую связано с появлением здесь его брата… И, разумеется, нельзя было позволять Броуди целовать ее. Собственно говоря, ничего особенного не произошло, и все же ее переполняло горячее чувство вины.
Братья пошли по тропинке в сторону дома, Тори и Рейчел последовали за ними. Рейчел за всю дорогу не проронила ни слова, однако от внимания Тори не укрылась торжествующая улыбка, появившаяся на ее губах в тот момент, когда они застукали их с Броуди на смотровой площадке.
– Уже поздно, – проговорила Тори, когда они приблизились к особняку. – Я должна отвезти Пини домой.
– У тебя есть на чем добраться? – холодно осведомился Эллиот.
– Да, папу подбросили его друзья, а свою машину он оставил мне.
Эллиот мимолетно поцеловал ее в щеку.
– Езжай осторожнее. Особенно через обрыв Мертвеца.
Он хотел добавить еще что-то, но ему не позволила Рейчел.
– Корелли ждут, – напомнила она.
Тори повернулась и направилась к площадке, где стоял отцовский «БМВ». Сначала она впустила на пассажирское сиденье Пини, а затем села за руль, завела мотор и поехала.
Частная дорога, проходившая по территории поместья, изобиловала коварными поворотами, и Тори в который раз спросила себя, почему Джан не удосужился заасфальтировать ее или хотя бы замостить камнем. Видимо, он полагал, что в представлении городской публики грунтовая проселочная дорога больше подходит для сельской идиллии. Что и говорить, Джан всегда был не прочь придать «Хоукс лэндинг» дополнительный шарм, который отсутствовал в других хозяйствах.
Тори ехала медленно, пытаясь разобраться в своих чувствах. Она поклялась себе быть предельно честной, и это заставило ее признаться – опять же самой себе – в том, что ее неудержимо влечет к Броуди. Так же сильно, как когда-то ее влекло к Коннору…
Выходя замуж за Коннора, она прекрасно знала, насколько опасна его профессия. Знала и то, что он будет подолгу отсутствовать, кочуя с одной съемочной площадки на другую. А Тори всегда мечтала об уютном домашнем очаге, о дружной любящей семье – такой, какая была у них до того, как безвременно скончалась ее мать. И все же, предав свои девичьи мечты, она вышла замуж за Коннора.
– Всегда получаешь то, что заслуживаешь, – проговорила Тори, обращаясь к Пини, который всегда слушал ее так, будто понимал каждое слово.
А получила она нечто совершенно противоположное тому, о чем некогда мечтала. Ей в голову не приходило, что одиночество – такая тяжелая вещь. Даже успешная карьера в престижном дизайнерском бюро не могла скрасить ее вечера, лишенные семейного уюта, и долгие одинокие ночи.
Как-то раз, выполняя один из своих головоломных трюков, Коннор сломал ногу в двух местах и был прикован к постели в течение полутора месяцев. Тори наивно полагала, что эта травма вынудит Коннора сменить профессию или по крайней мере взяться за менее опасную работу и исполнять более легкие трюки для телепрограмм, которые снимались в Лос-Анджелесе.
– Какой же дурой я была! – пробормотала она, тяжело вздохнув. – Какой нужно было быть кретинкой, чтобы надеяться, будто Коннор способен изменить ради меня свою жизнь! У моего мужа была любовница, с которой я не могла соревноваться.
Нет, любовницей Коннора была не женщина, а работа. Все время, пока он поправлялся, Коннор смотрел видеозаписи и анализировал, разбирал по косточкам трюки, которые совершали его коллеги-каскадеры. Тори не раз пыталась серьезно поговорить с ним об их семейной жизни, но он безапелляционно отметал все ее претензии одной фразой:
– Я люблю тебя, детка, но это моя работа, и я буду ее делать.
Подтекст этой фразы звучал так: «Работа для меня дороже всего, и тебе придется с этим смириться».
Тори любила Коннора и поэтому осталась с ним, обмирая от страха каждый раз, когда он уходил из дома, и боясь, что больше никогда не увидит его. И вот однажды ее страхи оправдались. Коннор погиб, пытаясь выполнить отчаянно опасный трюк для одного из последних фильмов о Джеймсе Бонде.
Когда Тори сообщили об этом, ей показалось, что внутри у нее что-то умерло.
– И до сих пор мертво, – прошептала она, обращаясь то ли к Пини, то ли к самой себе.
Ее отец приехал в Лос-Анджелес, чтобы помочь в организации похорон. Прах Коннора был развеян над киностудией «Юниверсал пикчерс» пилотом-каскадером, который выполнил при этом фантастические фигуры высшего пилотажа. А потом друзья Коннора устроили ему такие поминки, после которых они, наверное, не могли оправиться от похмелья еще с месяц.
Тори никак не могла заставить себя снова взяться за работу. Ей казалось, что она погребена в пучине океана, куда не достигает ни малейшего лучика света. Она отчаянно пыталась всплыть, но какой-то огромный груз удерживал ее на дне, не позволяя подняться на поверхность.
– Ты не сможешь идти вперед, если будешь постоянно оглядываться назад, – сказал ей отец. – Нельзя жить в прошлом. Коннор умер, но ты-то жива!
Тори бросила работу и переехала в Виноградную долину, чтобы быть поближе к отцу. Он отдал ей коттедж неподалеку от «Серебряной луны» – изящного дома в викторианском стиле, который он любовно отреставрировал и превратил в гостиницу.
Через некоторое время Тори открыла собственную дизайнерскую фирму в близлежащем городке, и в последующие годы на нее, казалось бы, снизошло некоторое успокоение. Ее бизнес неизменно шел в гору, она завоевала хорошую репутацию и солидную клиентуру. Это было приятно, но… недостаточно.
Машина на большой скорости вошла в крутой поворот.
Пес зарычал, словно предупреждая хозяйку.
– Не волнуйся, мальчик, все хорошо, – успокоила она его, продолжая думать о погибшем муже.
Обрыв Мертвеца был из разряда тех мест, где Коннор любил делать свои трюки. Не вписавшись в крутой поворот, можно было легко вылететь с дороги и обрушиться в зияющий слева провал…
Тори вздрогнула. С какой стати у нее родилась такая мысль? Даже когда она находилась в пучине отчаяния, ее никогда не посещала мысль о самоубийстве.
Она умело справилась с управлением, а выехав на прямую дорогу, вдавила педаль акселератора в пол.
– И как же теперь быть с Эллиотом? – спросила она себя.
Они познакомились несколько лет назад на винном аукционе в Нала. Тори приехала туда, чтобы встретиться с одним из своих постоянных клиентов, для винодельни которого она разработала новый логотип. На Эллиота Хоука ее работа произвела сильное впечатление, и, когда он позвонил ей и предложил встретиться, Тори сразу согласилась, несмотря на сильную неприязнь, которую испытывала к его вечно недовольному и сварливому отцу. Затем они начали встречаться более или менее регулярно, и вскоре отношения между ними перешли на некий новый уровень. Для Тори было очевидно, что Эллиот – порядочный, честный человек. Мужчина, буквально созданный для семейной жизни. Ей не понадобилось много времени, чтобы убедить себя в том, что она его любит, и теперь Тори благодарила бога, что у нее хватило ума не выйти замуж за Эллиота, как только он сделал ей предложение. Она довольно скоро осознала, что не способна любить Эллиота так, как он того заслуживает. А сегодня, после всего, что произошло между ней и Броуди, Тори всерьез задумалась: может быть, над ней и впрямь висит какой-то рок? Может, она обречена любить психов, ненормальных, которые по собственной воле суют голову в петлю и получают от этого наслаждение?..
12
Когда Тори вернула Броуди пиджак и направилась к машине, он с трудом подавил в себе порыв проводить ее до дома и проверить, надежно ли она заперла двери. Пини не очень-то подходил на роль собаки-охранника, хотя неопытного человека его внушительные размеры, возможно, и напугали бы. Броуди понимал, что Виноградная долина – спокойное место и ему нечего опасаться за Тори, и все же он не мог не тревожиться.
Броуди понимал, что испытывает к невесте своего брата нечто большее, нежели просто физическое влечение. Ему казалось, что между ними возникла какая-то внутренняя связь – потаенная и труднообъяснимая. А может, он просто пытается оправдать свое поведение? Уводить чужих женщин было не в его правилах. А уж предать собственного брата…
Нет, Эллиот не заслужил такого обращения. Броуди напомнил себе, что он только что пережил большое горе, и тут вдруг на его голову сваливается неизвестно откуда взявшийся братец и начинает ухаживать за его невестой! Кроме всего прочего, Броуди совершенно не собирался обзаводиться постоянной женщиной. Боец отряда по борьбе с терроризмом не имеет права иметь в своем тылу жену, которая будет постоянно сходить с ума от страха за своего мужа.
Эллиот никак не прокомментировал ту сцену, свидетелем которой он стал на смотровой площадке, однако Броуди не сомневался, что брат был вне себя от бешенства. Он ожидал, что Эллиот осыплет его упреками или даже полезет в драку, однако этого не случилось. После того как Тори уехала, Эллиот принялся рассказывать ему о братьях Корелли.
– В те дни, когда хозяйство здесь вел мой дед, Корелли были его основными конкурентами. «Игристые вина Хоукс лэндинг» и «Корелли крэст» соперничали с лучшими сортами французского шампанского.
– А потом Корелли с потрохами продались французскому концерну по производству шампанского «Ле Руссо», – презрительно фыркнув, добавила Рейчел.
– Французы, что называется, раскрутили марку Корелли на рынке, – продолжал свои объяснения Эллиот. – И уровень их продукции сразу упал. Теперь они уже не могут с нами конкурировать.
– Боюсь, я не совсем понимаю, – произнес Броуди.
– Все зависит от того, какого года урожай был использован для приготовления того или иного вина, – нетерпеливо пояснил Эллиот. Для него все это было азбучными истинами. – Шампанское вино считается марочным, если срок его выдержки составляет от пяти лет и выше. Многие виды французского шампанского и американские игристые вина выдерживаются всего несколько лет. Это не означает, что они плохие. Они великолепны, но не идут ни в какое сравнение с марочными винами, срок выдержки которых гораздо дольше.
– Выдержка вин, которые производятся сегодня Корелли, составляет всего два или три года, – пояснила Рейчел.
– Чем быстрее оборот, тем больше прибыль? – догадался Броуди.
– Ну разумеется! Однако деньги – это еще не все. Есть вещи поважнее, – заявил Эллиот.
– А почему нельзя одновременно производить и изысканные, и дешевые вина? – спросил Броуди.
– Семья Хоук никогда не опускалась до посредственности, – ответил Эллиот с оттенком пафоса.
– И сейчас не станем, – подхватила Рейчел.
Она все больше раздражала Броуди – он недоумевал, что могло так тесно связывать его брата с этой женщиной? Как Эллиот терпит ее? Не вызывает сомнений, что она влюблена в него по уши, но вряд ли сам Эллиот подозревает о ее истинных чувствах. Броуди угадывал в Рейчел хитрость и беспринципность, и это заставляло его держаться с ней настороже.
Он часто испытывал похожее ощущение во время боевых заданий, когда, оказываясь на вражеской территории, не знал, кто может скрываться поблизости, в темноте, и каким будет следующий шаг противника. А между тем в рядах террористов, которые окопались и в США, и в других странах, все чаще попадались женщины. Они были непредсказуемы и потому зачастую оказывались опаснее мужчин, поскольку проникнуть в дебри женской логики – задача посильная для немногих.
Броуди снова подумал о том, что, в сущности, никогда не понимал своей матери. Он жил рядом с ней, любил ее без всяких условий и оговорок, но при этом не догадывался, что творится в ее душе. Почему они так часто переезжали с места на место? Почему она всегда нанималась официанткой и никогда не пыталась найти более спокойную и престижную работу? Броуди не раз задавал ей эти вопросы, но ответы матери всегда были столь уклончивыми, что в конце концов он оставил ее в покое.
Может, она скрывалась от Джана Хоука? Эта мысль раньше не приходила в голову Броуди, поскольку он никогда не задумывался о том, что прошлое его матери могло быть связано с безжалостным человеком вроде… вроде его отца. Если за бесконечными переездами и метаниями Линды Хоук стоял страх, тогда все становилось на свои места.
Что-то шепнув Эллиоту, Рейчел поднялась на крыльцо, и Броуди отвлекся от своих мыслей. Они стояли возле дома, и сквозь стеклянные двери веранды было видно, что гостей стало заметно меньше, но с десяток человек еще оставалось.
– Пора идти, нас ждут, – сказал Эллиот. – Но напоследок хочу сказать тебе, что несколько лет Корелли не оставляют попыток приобрести «Хоукс лэндинг», Если это, не дай бог, случится, труд нескольких поколений нашей семьи пойдет насмарку. Все погибнет.
«Нашей семьи»…
Броуди посмотрел в синие глаза брата – настолько похожие на его собственные, что он как будто смотрелся в зеркало, и в горле у него застрял комок. Броуди поразило выражение какой-то вдохновенной одержимости, которое было написано на лице Эллиота. Броуди был уверен, что сам он просто не может так выглядеть. С ранней юности его учили, как контролировать свое лицо, чтобы никто не смог прочитать на нем его чувств и использовать это против него.
– Формально братья Корелли приехали для того, чтобы выразить соболезнования, – продолжал Эллиот. – Но будь готов к тому, что в скором времени они подкатятся к тебе с предложением продать твою долю «Хоукс лэндинг».
– Зачем им моя доля наследства? – удивился Броуди.
– Сейчас компанию контролируем мы двое – ты и я, – понизив голос, стал объяснять Эллиот. – Альдо Абруццо и тете Джине принадлежит лишь небольшая часть. Их могут уговорить продать свои доли за приличные деньги, особенно если один из главных пайщиков – то есть ты – покажет такой пример.
«Ах, вот оно, в чем дело! – пронеслось в голове у Броуди. – Так вот почему Эллиот не набросился на меня, застав нас с Тори на смотровой площадке! Выходит, я нужен брату, и, сколь бы много ни значила для него Тори, „Хоукс лэндинг“ значит неизмеримо больше».
Может быть, и Тори чувствовала это? Было очевидно, что в их взаимоотношениях с Эллиотом что-то не так. Или он просто принимает желаемое за действительное? Опыт его общения с противоположным полом крайне небогат, где уж ему разобраться, что творится в их хорошеньких головках!
К сожалению, то, что происходило в мозгу у Эллиота, Броуди тоже был не в состоянии понять. В отличие от брата, он вырос не в «Хоукс лэндинг» и был далек от здешних традиций и привычек. Он не разделял одержимости брата виноделием и не хотел бы променять свою профессию ни на какую другую.
Броуди стоял, небрежно перекинув пиджак через плечо, и Эллиот вдруг положил руку на его запястье.
– Броуди, мне нужна твоя помощь.
Броуди опустил глаза и посмотрел на свою руку. Это был первый раз, когда брат притронулся к нему. Внутри у него что-то шевельнулось, но он не стал копаться в своих чувствах, только отметил, что рука брата точно такая же, как у него, – большая, квадратная, с длинными пальцами, испещренными едва заметными пятнышками.
– Как я могу тебе помочь? – спросил он.
Эллиот убрал руку.
– Давай покажем братьям Корелли, что мы с тобой выступаем заодно. Подыграй мне – хотя бы только сегодня. Сделай вид, будто ты изучаешь основы бизнеса, хочешь научиться вести дела и остаться здесь.
– Погоди минутку. – Броуди нахмурился. – Я же говорил, что намерен отдать тебе свою долю наследства.
– Права на наследство будут оформлены не сразу, – вмешалась в их разговор Рейчел. Она стояла на крыльце и, казалось, не слушала, о чем говорят братья, но это было не так. – Пока будет продолжаться бюрократическая волокита, братья Корелли успеют придумать какую-нибудь пакость, чтобы перекупить недвижимость.
– Понятно. – Броуди ничуть не прельщала мысль болтаться тут дольше, чем нужно, но умоляющее выражение лица Эллиота заставило его сдаться. – Ладно, можешь на меня рассчитывать.
Эллиот с облегчением вздохнул, но в глазах его по-прежнему читалась тревога. «Не переживай, – хотелось сказать Броуди. – Я „тюлень“, а это значит, что на мое слово можно положиться». Он поднялся на крыльцо, но прежде, чем успел открыть дверь, к ним подскочила Джина Бардзини.
– Вот ты где, Броуди! Пойдем скорее, братьям Корелли не терпится с тобой познакомиться!
Джина повела Броуди в дом, где ожидали братья Корелли. Эллиот уже собрался было пойти следом, однако Рейчел удержала его, схватив за рукав.
– Я не доверяю Броуди, – прошептала она.
Эллиот открыл было рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказал. Уж больно непредсказуемо развивались события последних дней. Взять хотя бы брата-близнеца, о существовании которого он на протяжении всей своей жизни даже не подозревал! Если бы кто-нибудь сказал Эллиоту нечто подобное еще несколько дней назад, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. И вот вам, пожалуйста! Очевидно, в этом мире возможно все.
В те моменты, когда Эллиот смотрел на Броуди или слушал его, ему казалось, что он смотрит в зеркало и слушает самого себя. Но, несмотря на это, ему в голову бы не пришло сказать, что он знает своего брата. Ни выражение лица, ни интонации – ничто не выдавало истинных чувств Броуди. Как тут понять, что у него на уме? Он заявляет, что ему не нужна завещанная отцом доля «Хоукс лэндинг», но вдруг это лишь дымовая завеса, призванная скрыть… Эллиот и сам не знал, что именно. Он был уверен только в одном: Броуди положил глаз на его женщину! Вспомнив сцену на смотровой площадке, когда он застал Тори в объятиях своего брата, Эллиот непроизвольно заскрежетал зубами.
– Я должна тебе кое-что сказать, – произнесла Рейчел.
Они вошли в холл и остановились рядом со старинным ружьем фирмы «Ремингтон», которым его отец очень дорожил. Длинное бронзовое ружье словно воплощало дух Дикого Запада, навевая воспоминания о первых переселенцах. «Это – история нашей семьи, – нередко говорил отец. – Мы приручали землю так же, как ковбои приручали диких лошадей».