– Я знаю, что ты женился на мне, полагая, что я – богатая невеста, – продолжала Джанна, не сводя с него своих зеленых глаз. Весь он, от загорелой физиономии до кончиков белых туфель, вызывал у нее теперь активную неприязнь. – Не пойму, зачем я за тебя вышла.

Омерзение, прозвучавшее в ее голосе, оскорбило бы любого на месте Коллиса, но он предпочел не обратить на это внимания. Раз не сработало замечание насчет Маркса, у него было наготове еще одно, как он полагал, беспроигрышное. Коллис оглянулся на высокого мужчину, стоявшего неподалеку.

– Он хорош в постели?

Джанна не отвела глаза.

– Твоя беда, Коллис, в том, что ты не делаешь различия между сексом и любовью. – Ткнув пальцем в одну из уточек, вольготно разместившихся на его галстуке, она отчеканила: – Я с радостью отдам тебе все – дом, машину, все до последнего фунта со счета в «Барклайз», лишь бы поскорее от тебя избавиться. Но только посмей попросить у моего брата хотя бы один пенс!

Она развернулась и смешалась с толпой, не дав Коллису времени на ответ. Он никому не признался бы в этом, но он был потрясен – не гневом Джанны, вполне естественным в ее положении женщины, которой пренебрегли, а тем, что она так быстро нашла ему замену. Джанна была осторожной натурой, все планировала заранее, дотошно изучала вызывающий у нее интерес предмет и всем этим навевала на Коллиса нестерпимую скуку. Сойтись с мужчиной так стремительно – нет, это на нее не похоже.

Ее новый возлюбленный был красив, но соперничать с Коллисом все равно не мог. Коллис не должен был особенно волноваться, так как ему было наплевать на Джанну, но ее решительность уязвила его самолюбие. Чтобы прийти в себя, он стал думать о различных способах устроить ей неприятности.

Пифани от души забавлялась, наблюдая за перепалкой Джанны и Коллиса. До нее не долетело ни одного слова, но жестикуляция племянницы и выражение ее лица говорили о том, что примирения не будет. Пифани и не ждала мировой, хотя, увидав Коллиса, решила, что он явился именно за этим.

Она медленно встала, все еще испытывая боль в ногах, хотя прилегла перед приемом, и направилась к Нику, беседовавшему с незнакомым ей господином.

Значок в виде скрещенных золотых ключей у него на лацкане подсказал ей, что это консьерж крупного отеля. Ник представил своего собеседника:

– Этьен Террай, консьерж парижского отеля «Ритц».

Она как раз выражала удовольствие его присутствием в «Голубом гроте», когда к ним присоединился Коллис. Пифани была вынуждена представить ему Этьена и Ника. Услыхав фамилию Ника, Коллис сузил глаза.

– Насколько я понимаю, вы – сотрудник «Империал-Кола». Менеджер.

Слово «менеджер» он произнес так презрительно, словно это ругательство, однако Ник как ни в чем не бывало кивнул.

– Я много знаю о вашей компании, – сказал Коллис высокомерным тоном, не прибегая на этот раз к свойственному ему искусству обольщения собеседника. – Я часто ставлю ее в пример, когда читаю лекции в Лондонской школе экономики.

После смерти Реджинальда Коллис отбросил уловки, благодаря которым обычно втирался в доверие к людям. Пифани видела, что теперь он не скрывает свое истинное лицо, хотя сама она раскусила его при первой же встрече. Но Джанна, ее Джанна оказалась в числе обманутых. Правда, после смерти Реджинальда и с ней произошла перемена, благодаря которой она стала невосприимчива к манипуляциям Коллиса.

Пифани ловко увела консьержа от Коллиса, который по привычке приготовился держать речь. Ник был в силах укротить его самостоятельно.

– Вы будете приятно удивлены автоматикой в нашем винном погребе, – сказала она Этьену. – Ее придумала Джанна, моя племянница. Автомат отбирает вино и посылает его по пневматической трассе, поэтому дверца погреба открывается только для приема новых партий. Температура никогда не отклоняется даже на полградуса.

Ник чувствовал некоторое смущение, оставшись с глазу на глаз с мужем Джанны. До сегодняшнего вечера Коллис Пемброк был всего лишь бесплотным именем, безликим субъектом, оттолкнувшим Джанну. Теперь он материализовался и явно намеревался добиться второго шанса. Ник был сторонником брака – ведь брак когдато спас его, – а не развода. Однако известная ему реальность состояла в том, что половина браков в Америке заканчиваются неудачей и что в Великобритании отмечается то же соотношение. Тем не менее, у него не было никакого желания играть роль «другого». До этого у него сложилось твердое убеждение, что с замужеством Джанны покончено и что осталась формальность – развод. Теперь у него появились сомнения.

Ник допил свой «бушуокер» и, намереваясь потянуть время, сказал:

– Пойду возьму новую порцию.

– Я тоже не прочь выпить.

Ник пробрался сквозь толпу, сопровождаемый Коллисом.

– Я читал, что «Империал-Кола» потеряла крупного партнера – сеть отелей «Бальфур», – сообщил Коллис. – «Династи-Кола» предложила «Бальфуру» ссуду в семьдесят пять миллионов, которая была ему остро необходима. По-вашему, поставщики должны предоставлять клиентам такие низкопроцентные ссуды?

Ник пожал плечами. Ощущение, не покидавшее его с момента, когда он впервые увидел Коллиса, усилилось. Этот субъект не понравился бы ему, даже не будучи мужем Джанны.

– Так или иначе, «Династи» отхватила у «Империал» солидный кусок рынка. – Коллис не пытался скрыть презрительную усмешку.

Ник ничего не ответил. Лично он считал, что крупные ссуды не в интересах компании, но не стал делиться своим мнением.

– «Империал-Кола» следовало согласиться на сделку с Советами, – наседал Коллис. – Если бы она пошла на создание совместного предприятия с русскими, «Династи» не достался бы этот рынок. У меня перед глазами стоит реклама: сотни русских пляшут на Красной площади и распевают: «Пейте «династи-колу»...»

– «Династи» приняла от Советов в качестве оплаты корабли и водку. Думаете, это разумно? Пускай теперь попробуют все это сбыть при нашей конкуренции.

– Возможно, но непредвиденные события в экономике...

Ну и осел! Ник перестал слушать. Подобно большинству «аналитиков», Коллис Пемброк был силен только задним умом. Ник подошел вплотную к стойке, Коллис – за ним. Он развивал какую-то дурацкую теорию о долях рынка. Ник все больше удивлялся, что Джанна выбрала себе такого мужа. Он представлял его кабинетным затворником в сильных очках и оказался не подготовлен к встрече с персонажем из модного журнала, самоуверенным типом, загорелым до черноты.

Бармен спросил Ника, что он будет пить. Ник заказал «Бушуокер».

– И мне то же самое, – собезьянничал Коллис.

– Вам не понравится. Это такая...

– Ничего, попробуем.

Ник заметил Уоррена и Шадоу, двигавшихся в их направлении. Бармен подал Нику и Коллису стаканы. Подошедший Уоррен спросил Коллиса в лоб:

– Что ты тут делаешь?

Коллис заносчиво улыбнулся. Ник счел эту улыбку нахальной. Было сомнительно, чтобы эти двое так же симпатизировали друг другу, как когда-то Ник и Трейвис – не только родственники, но и друзья. Вопрос Уоррена явно требовал ответа, но Коллис смолчал. Возникла напряженная пауза. Коллис отхлебнул коктейль и в следующее мгновение широко разинул рот, ловя воздух, и судорожно высунул язык. Шадоу захихикала, Ник делал над собой усилие, чтобы не покатиться со смеху.

– Ник, – сказал Уоррен, не обращая больше внимания на Коллиса, – мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

Ник озадаченно последовал за ним к дальнему краю террасы.

– Ронда Сиббет мертва, – сообщил Уоррен.

– Застрелилась, – уточнила Шадоу.

– Вот черт! – Ник очень рассчитывал на показания Ронды, так как не сомневался, что она свалит всю вину на Бредфордов.

– Жандармы Монако обнаружили труп сегодня ранним утром.

– Ее убили Бредфорды, – убежденно сказал Ник.

– Думаю, вы правы, – поддержала его Шадоу.

– Ее смерть, конечно, кажется подозрительной, – сказал Уоррен, – но полицейские нашли у нее на руках пороховые ожоги, а на рукоятке револьвера – ее отпечатки пальцев. Слуги твердят, что она не принимала посетителей, виллу охраняют сторожевые псы. Она оставила записку, в которой призналась, что это она отравила Трейвиса.

– Она сделала это по наущению Бредфордов, чтобы те смогли потом купить его акции у наследников, – сказал Ник. – Теперь полиция...

– Ее записка полностью обеляет Бредфордов, – перебил его Уоррен. – Она якобы сделала это по собственному разумению, чтобы добиться благосклонности Энтони Бредфорда, облегчив ему приобретение акций Трейвиса. Видимо, она со дня на день ждала признания своего брака недействительным, чтобы выйти за Керта.

– Нам предлагают поверить, что оба Бредфорда не имеют к этому отношения? Чепуха!

– Она также написала, что отправила вам печенье по собственной инициативе.

– Бредфорды заставили ее написать эту записку, а потом убили.

– Тони не покидал Мальту. Он все время торчит на турнире по гольфу, – сказал Уоррен. – Керт находится в «Пуэнте-Романо» в Марбелье. Там он у всех на глазах.

– Как удобно: у обоих железное алиби. – Ник произнес это, ни к кому не обращаясь. Кричать на Уоррена было бы бесполезно: разве этим поможешь делу? – Они, разумеется, поручили это наемным убийцам.

– Я тоже так думаю. Я оказываю на власти давление, чтобы они как следует разобрались с происшедшим. Специалисты из Форт-Халстеда поработают с уликами.

Ник кивнул. Ему следовало поблагодарить Уоррена за помощь, но он так кипел от негодования, что не находил слов. Его счастье, что рядом не было Бредфордов, иначе Ник набросился бы на них с кулаками, требуя правды, и мог бы оказаться весьма в неприятном положении.

Коллис поправлялся у стойки менее крепким коктейлем и, продолжая откашливаться, наблюдал за Ником и Уорреном. Не вызывало сомнений, что техасец каким-то непостижимым образом снискал расположение Уоррена Атертона. Коллис в свое время добивался того же, но потерпел фиаско. По какой-то причине, так и оставшейся для Коллиса неведомой, Уоррен держался от него подальше, нисколько не уважая в отличие от Реджинальда его мнение. Однако никогда еще Уоррен не был с ним так холоден, даже груб, как в этот вечер. Видимо, став телезвездой, он возомнил о себе невесть что. Если Уоррен полагает, что может так просто отмахнуться от него – Коллиса Коддингтона Пемброка из нортумберлендских Пемброков! – то он совершает непростительную ошибку.

Что до дурня техасца, то пускай он получает Джанну со всеми потрохами. Даже если она унаследует все денежки Пифани Кранделл, то ей не видать их еще очень долго: старая ведьма готова прожить до ста лет. Ник Дженсен получит по заслугам, посадив себе на шею такую зануду. Коллис совершенно не вожделел Джанну, но то, что ему столь скоро нашли замену, глубоко его оскорбляло. Такой прыти он никак не ожидал.

Гости перетекали в главный ресторанный зал, чтобы вкусить ужин из пяти блюд. Джанна сверлила глазами толпу, надеясь выхватить из нее Ника, но тот как сквозь землю провалился.

– Где Ник? – спросила она Уоррена.

– Его позвали к телефону.

Джанне было необходимо с ним поговорить. Только что она узнала от Шадоу о смерти Ронды. Обе согласились, что это не могло быть случайностью. Что думает об этом Ник? Она не сомневалась, что он взбешен известием, и не могла его винить. Если Бредфорды были замешаны в покушении на его жизнь, в чем она лично не сомневалась, то им удалось отлично замести следы. Ник появился, когда все гости заняли места за столами. Выражение его лица было пасмурным.

– Я вынужден немедленно вылететь в Хьюстон. Остин Прескотт попал в больницу. Положение тяжелое, он вряд ли выживет.

Тревога, с которой прозвучали эти слова, отдалась в сердце Джанны острой болью.

– Как это печально, Ник! – Она положила ладонь на его руку, хотя ей хотелось крепко обнять его, что хоть как-то утешить. – Я могу чем-то помочь?

– Ему уже никто не поможет. – Он колебался, с сомнением глядя на нее. – Ты слышала про Ронду?

Она кивнула.

– Они убили ее, – с твердой уверенностью заявил Ник.

– Возможно, полиции удастся выяснить, кто вынудил ее написать прощальную записку, или...

– Не рассчитывай на это. Наши недруги все предусмотрели.

Она пошла проводить его. Рассевшиеся по мест гости ждали, когда она окажется за главным столом, для нее был важнее Ник.

– В мое отсутствие тебе следует соблюдать осторожность, – предупредил он.

– Обязательно. – Джанна привстала на цыпочки, поцеловала его в щеку. – Что бы ни случилось, помни, что я тебя люблю.

Ник кивнул. Он был тронут искренним взглядом глаз. Ему очень хотелось задержаться, чтобы поговорить о ее отношениях с Коллисом, но на это уже не оставалось времени. Он стиснул ее руку и пробормотал слова прощания.

Торопливо шагая по полупустому гостиничному вестибюлю, он размышлял об отце Трейвиса. Почему Остин не оповестил его об обострении своей болезни раньше? В их последнюю встречу он говорил Нику, ч хочет умереть спокойно, без суеты, сопровождавшей кончину Аманды Джейн. Эти слова Ник понял как упрек. На протяжении последних недель жизни Аманды Джейн Ник мучил Трейвиса и Остина, ставя им в вину то, что они так долго скрывали от него причину ее состояния.

Ник знал, что навсегда останется перед Остином в неоплатном долгу. Тот стал ему отцом, которого у него никогда не было, и побудил его вернуться в школу. Брак Аманды Джейн и Ника искренне обрадовал его. Другой на его месте огорчился бы, если бы красавица дочь, не знавшая отбоя от кавалеров, вышла замуж за такого неудачника. Однако Остин Прескотт, как и Трейвис, разглядел возможности Ника раньше, чем он сам узнал себе цену.

После похорон Трейвиса Остин признался, что его личное сражение с раком развивается не слишком успешно. Ник хотел остаться с ним, но Остин настоял, чтобы он не губил свою жизнь. Назначение на Мальту было удачным вариантом: у Ника появлялась возможность отплатить Остину добром, раскопав истинные обстоятельства гибели его сына. Однако он до сих пор оставался почти так же далек от истины, как и в день своего прибытия на остров.

Чувство безнадежности, с которым Ник боролся всю жизнь, опять грозило воцариться у него в душе. В школе он был беззащитен перед учителями. Борьба со своим недугом, за умение быть самим собой и не смущаться, закалила его, придала сил. Однако болезнь Аманды Джейн лишила его всех завоеваний. Он снова растерялся, почувствовал себя беспомощным, как в детстве, перед безжалостной миссис Мут. Сейчас он в который раз чувствовал свою неспособность помочь любимым людям. Еще недавно он предвкушал, как доложит Остину, что убийца его сына схвачен. Он считал это своим долгом перед стариком. Черт возьми, до сих пор он сдерживал свои обещания!

На стоянке его окликнули:

– Дженсен, вы уезжаете? Так скоро?

Ник обернулся и увидел Коллиса. Ему вовсе не улыбалось делиться своими проблемами с этим субъектом.

– Есть несколько фактиков, касающихся Джанны, которые вам было бы полезно знать.

Ник ощетинился, но постарался, чтобы его ответ прозвучал вежливо:

– Если она сама не посчитала нужным сообщить их мне, значит, это необязательно.

– И все-таки у Джанны нет собственных денег: Реджинальд Атертон отказал ей в наследстве. Имейте в виду также, что Пифани Кранделл может прожить еще лет двадцать, а Джанна будет все это время ждать наследства. И вообще, старуха заложила все, что только могла, лишь бы построить этот отель. Если он окажется убыточным предприятием, она может всего лишиться.

Ник как мог старался сдержать негодование. Кол лис, судя по всему, догадался об отношениях между ним и Джанной и полагал, что Ник польстился на ее капитал.

– Меня не интересуют чужие деньги. У меня самого их больше, чем мне требуется.

– Неужто? У менеджера разливочного цеха? Не смешите меня!

Ник уже сел за руль. Непонятно, чем Джанне приглянулся этот мерзавец?

– Все, что вы приобретете в постели Джанны, – это смертельная скука.

Ник, не выдержав, выпрыгнул из машины и сгреб Коллиса за галстук.

– Только без нервов! – проговорил тот, разыгрывая хладнокровие. Но Ник ясно читал в его бесстыжих глазах страх.

Он отпустил галстук этого прохвоста, и Коллис независимо улыбнулся. В следующее мгновение кулак Ника смял ему живот. Коллис согнулся, причем так стремительно, что второй удар, нацеленный туда же, куда и первый, пришелся ему прямо под правый глаз. Голова Коллиса откинулась, он попятился и сел в клумбу с африканскими маргаритками – украшение автостоянки.

– Чтоб было пусто тебе и лошади, на которой ты прискакал, – сказал ему Ник на прощание.

К полуночи веселье выдохлось. Несколько пар еще покачивались в танце, но в основном все разбрелись по номерам, чтобы прийти в себя перед предстоящим насыщенным днем.

– Я согласился встретиться с Коллисом в «Соколином логове», – предупредил Уоррен Джанну. Шадоу стояла рядом и помалкивала. – Беседу лучше не оттягивать.

– Что бы он ни сказал, не смей давать ему денег. – Джанна все еще кипела от возмущения: Коллис не внял ее предупреждению и назначил Уоррену встречу.

– Ладно. – Уоррен покосился на круг, где теперь танцевала всего одна пара – Одри и Эллис. – Тебе следовало бы предупредить мать о своем разводе.

– Я уже несколько дней порываюсь сделать это, но... Взгляни, как она счастлива! Не хочется ее огорчать.

– Думаю, теперь она будет куда меньше огорчена твоим разводом, чем если бы это произошло при жизни Реджинальда, – вставила Шадоу.

– Вы правы. Пожалуй, я рискну.

Танец кончился.

– Я пойду с тобой, – вызвался Уоррен.

– Не надо. Это моя проблема, мне ее и решать. – Шагая по террасе к Одри, Джанна думала о том, что та была ей хорошей матерью. Пусть она никогда не понимала Джанну, но хотя бы искренне старалась понять.

Джанне удалось разъединить влюбленных и отвести Одри в сторонку.

– Мне давно необходимо с тобой поговорить.

– Что тебя тревожит, дорогая? Ты беспокоишься за Такси? Ничего, он надежно заперт в моей комнате.

– Нет, дело не в Такси.

– Тогда в чем же?

– У нас с Коллисом возникли проблемы.

– Уверена, все уладится.

– Это отнюдь не мелкая размолвка. – Она, мгновение поколебавшись, решила не подслащивать пилюлю, а просто выложить всю правду: – Единственный выход – развод.

– Я давно ждала, когда ты поставишь меня в известность.

– Значит, ты знала?

– Да. Эллис слышал разговор между Уорреном и юристами.

– Я должна была рассказать тебе об этом раньше, но мне не хотелось тебя расстраивать.

Одри покачала головой.

– Я нисколько не расстроена. Если хочешь знать, Коллис мне никогда не нравился.

– А я думала...

– Признаюсь, я вела себя как мышка, все время прячась за спину Реджинальда, но это не значит, что у меня не было собственных суждений.

Джанна оглянулась. Эллис Осгуд и тетя Пиф беседовали с Уорреном и Шадоу. Да, Реджинальду не удалось сломить Одри: она завела себе любовника под самым его носом!

– Если уж на то пошло, я делала все, что в моих силах, чтобы вы с Коллисом не помирились, – гордо сообщила Одри. – Я пообещала ему поговорить с тобой и обелить его в твоих глазах, но так и не сделала этого.

– Почему?

Одри смотрела Джанне прямо в глаза.

– Я слишком люблю тебя, чтобы позволить повторить мою ошибку: остаться женой человека, который не питает к тебе любви. Все эти годы я могла быть счастлива с Эллисом, но оставалась с Реджинальдом. Я несколько раз пыталась его бросить, но ему всегда удавалось уговорить меня не делать этого. Я не хочу, чтобы такая же судьба постигла тебя.

Джанна с болью в сердце поняла, что всегда недооценивала Одри. Та долгие годы мучилась, состоя в браке без любви. Реджинальд был неумолимо строг не только с детьми: он и от Одри требовал соответствия немыслимо высокому стандарту. Джанна пока не разобралась, знала ли Одри, что ее муж был гомосексуалистом. В любом случае она ни словом, ни жестом не обмолвилась об этом.

– Значит, ты лучше, чем кто-либо еще, понимаешь, почему я должна развестись.

Одри обняла Джанну.

– Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в счастье. Жаль, что я сама не поняла этого гораздо раньше.

Коллис прибыл в «Соколиное логово» с десятиминутным опозданием. Из «Голубого грота» он поспешил к себе в отель, чтобы приложить лед к подбитому глазу. Опухоль на щеке спала, но синяк никуда не делся. Чертов техасец, еще немного – и он навсегда изуродовал бы такую внешность!

Злость, кипевшая у него внутри, сменилась лютой ненавистью, но не к Дженсену, а к Атертонам. Он желал получить то, что ему причитается, причем без промедления.

Дверь открыл сам Уоррен. Это поразило Коллиса.

Конечно, дело происходило за полночь, но Коллис на месте Уоррена настоял бы, чтобы к двери бежал слуга.

– Что случилось с твоим глазом?

– Меня ударил Дженсен. Он сумасшедший! Наверное, я подам на него в суд.

Уоррен усмехнулся. Вне себя от ярости, Коллис проследовал за ним через мраморный зал в гостиную. Там его поджидала новая неожиданность: его встретила не только Джанна, но также Шадоу, Эллис Осгуд, Одри, даже тетя Пиф, закинувшая ноги на пуфик.

– Не думаю, что тебе понравится, если меня услышат все, – сказал Коллис, пытаясь скрыть удивление за невозмутимым тоном. – Особенно твоя мать.

– Я – член семьи, – ответила Одри, услышавшая, несмотря на размер гостиной, обращенное к Уоррену замечание. – Я имею право знать все, что имеет к ней отношение.

Коллис мгновенно оценил свои шансы. Он тотчас прикинул, что Одри может оказаться козырной картой. Вряд ли семье захочется, чтобы ей раскрыли глаза на сексуальные пристрастия Реджинальда.

– Думаешь, ей будет полезно узнать о Джиане Паоло? – шепотом спросил он Уоррена.

Тот побелел; его хваленые атертоновские голубые глаза помутнели. Одри, не дав ему ответить, встала с дивана.

– Присаживайтесь, Коллис, – молвила она, указывая на стул с прямой спинкой.

Он подчинился. Пускай Уоррен сам разбирается со своей мамашей. Мать и сын перешептывались, Коллис тем временем налил себе коньяку «Ле Паради» из графина, хотя никто не предлагал ему выпить.

Одри вернулась на свое место – на тот диванчик на двоих, где ее соседом был Эллис Осгуд.

– О том, чтобы выпроваживать меня, не может быть и речи. Все, что касается этой семьи, является и моей заботой, – повторила она вполне уверенно.

Коллис потягивал свой коньяк, обдумывая тактику игры. Он рассчитывал использовать неуравновешенность Одри как пресс для выжимания денег из Уоррена, но и в создавшейся ситуации усмотрел преимущества для себя.

– Я согласен на развод на условиях Джанны.

– Очень великодушно с твоей стороны, – усмехнулась та, – тем более что я и так все отдаю тебе.

Коллис пожал плечами, не желая отвечать. Он знал, что заслуживает большего – гораздо большего, и намеревался этого добиться.

– Думаю, мне полагается компенсация за молчание относительно кое-каких чувствительных обстоятельств.

– Каких именно? – спросила Джанна, бросив взгляд на Уоррена, который напряженно сжимал руку Шадоу.

– Джиан Паоло.

Воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем антикварных часов на камине. Джанна беспокоилась, как Одри перенесет этот удар, всем сердцем сочувствуя женщине, так долго жертвовавшей своим счастьем. Конечно, следовало самим поставить ее в известность, найти способ смягчить удар.

– Все мы знаем, что мой муж предпочитал мужчин. Эти слова, произнесенные Одри холодно и четко, заставили Пифани вздрогнуть. Она давно задавала себе вопрос, не зародились ли у Одри какие-то подозрения, но никогда ничего не говорила сестре.

Заявление Одри застало Коллиса врасплох. Он хотел понять, удивлены ли услышанным другие, но выражение всех лиц было невозмутимым; если на них что-то и читалось, то только неприязнь к нему. Он быстро собрался с мыслями и спросил:

– Вы хотите, чтобы об этом узнал весь мир?

Шантаж! В былые времена Пифани велела бы ему проваливать к черту и собственноручно вышвырнула бы его из своего дома, но сейчас она не позволила себе вмешиваться. Уоррен и Джанна вполне могли самостоятельно разобраться с Колли сом. Уоррен не колебался ни минуты.

– Валяй, кричи об этом хоть на всех перекрестках.

– Все равно не получишь ни гроша, – добавила Джанна.

Коллис отпил еще коньяку, нисколько не сомневаясь, что семейка блефует. Он, конечно, совершил глупость, заранее предупредив Джанну о своем намерении поговорить с Уорреном. Она сразу догадалась, чего ему надо, и соответствующим образом настроила братца.

Но все это было ерундой: козыри были на руках у Коллиса.

– А как насчет того, чтобы стало известно, что Джанна тебе не сестра?

– Она моя сестра! Клочок бумаги ничего не значит.

Коллис презрительно улыбнулся.

– Реджинальд не разделял твоих чувств. Он отказал ей в наследстве, завещав ее часть Джиану Паоло. – Коллис увидел, что наконец-то задел Джанну за живое: она была недостаточно умелой актрисой, чтобы скрыть обиду.

– Мне нет дела до того, как относился к Джанне мой отец. Теперь глава семьи – я. Я ее люблю и сделаю все, чтобы ей помочь.

– Мы не заплатим ни фунта, чтобы купить твое молчание! – Джанна сказала это с сильным волнением в голосе; она знала, что слова Уоррена передают чувства всей семьи. Независимо от того, кто были на самом деле ее родители, независимо от того, что Реджинальд отпихнул ее на обочину, у нее была семья, любящая семья.

Пифани молча зааплодировала.

– Значит, нет? – Коллис вложил в эти два слова все свое самообладание. По дороге сюда он рассчитывал, что Атертоны сдадутся при первом же намеке на скандал. Он посмотрел на Джанну.

– Посмотрим, насколько тебе дорога карьера... – он бросил уничтожающий взгляд на Уоррена, – карьера этого многообещающего юнца.

– Британцы достаточно умны, чтобы не судить о сыне по поступкам отца, – сказала Джанна.

– Это-то верно... – Коллис отдал должное коньяку, предоставляя им время, чтобы поломать голову. Глядя на Одри и на Шадоу, он догадывался, что нанес удар в чувствительное место. Обе знали, что Уоррен может весьма преуспеть на политическом поприще. Одри, возможно, уже видела сына жильцом дома на Даунинг-стрит, 10.

– Вот только любопытно, что скажет обожающая Уоррена публика, узнав, что он – заурядный преступник? – наконец продолжил прерванную фразу Коллис.

– Ах ты, мерзавец!.. – взорвалась Джанна.

– Лучше выслушаем, что он хочет сказать, – остановил ее Уоррен.

– Реджинальд умер в квартире Паоло в Хаммерсмите, а вовсе не в Лифорт-Холле. – Коллис широко улыбнулся, наслаждаясь страхом, который он нагнал на свою аудиторию. – Значит, на совести Уоррена имеется несомненное преступление. Это вряд ли украсит репутацию человека, рвущегося в кабинет министров. Тори очень серьезно относятся к таким вещам.

– Пожалуйста! – срывающимся голосом крикнула Одри, хватая за руку Осгуда. – Уоррен поступил так, чтобы защитить меня.

Коллис с самого начала знал, что именно она окажется самым слабым звеном обороны, и решил усилить напор.

– У меня есть документы, доказывающие, что ваш сын – преступник. Не вынуждайте меня выводить его на чистую воду.

– Как вы смеете! – загрохотал Осгуд. Его вмешательство удивило Коллиса. За все годы, что он знал врача, тот произнес не больше нескольких фраз, оставаясь бессловесной тенью, способной разве что на толковый медицинский совет. Невозможно было представить себе, что он может повысить голос.

Коллис понял, что победа в битве может оказаться на его стороне, несмотря на неважное начало. Уоррен купался в лучах недавно обретенной славы. Коллис был готов поставить все деньги, которые у него были, а также те, которые он надеялся вытянуть у Атертонов, что Уоррен устремился в большую политику. Встревоженное выражение лица Шадоу лишний раз подтверждало предположение Коллиса.

– Выведешь ты меня на чистую воду или нет, не так уж и важно. В консервативной партии есть люди, считающие Шадоу помехой в моей политической карьере. – Уоррен обнял Шадоу. – Несмотря на это, я сделал Шадоу предложение, решив, что для меня нет ничего важнее женщины, которую я люблю. Политическая карьера не самое главное в моей жизни.

– Худшее, что может грозить Уоррену, – это штраф, – вставила Джанна.

– Я знаю, что поступил вопреки закону... заговорил ее брат.

– Но руководствовался при этом благородными соображениями, – закончила за него Шадоу.

– Я готов ответить за свой поступок.

Коллис старался сохранить хладнокровие, хотя крыть было нечем. Надежда вытянуть из Атертонов несколько миллионов с помощью шантажа была похоронена.

– Я могу продать эту историю в таблоиды.

– Джентльмен так не поступил бы, – сказала Джанна, вспоминая, как гордился Коллис своим происхождением. Пемброки из Нортумберленда! – Впрочем, любой в этой гостиной прекрасно понимает, что ты не джентльмен.

Коллис старался не смотреть на Пифани, расплывшуюся в довольной улыбке.

– Даю вам всем последний шанс... – Он забегал глазами по гостиной, выискивая хотя бы одно испуганное лицо.

– Убирайся! – Джанна встала и указала ему на дверь.

Коллис нарочито неторопливо зашагал в указанном направлении. Оказавшись в темном холле, он вдруг сообразил, что у него есть вариант получше, чем продажа истории желтой прессе. Несравненно лучше.