“Процесс (…) готовили вовсе не мои “одноплеменники”, а большевистский интернационал, и в первую очередь — русские”.
      М. Дейч
 
      “По одной еврейской или подо-зрительно звучащей фамилии на область, край или целый регион набрать, конечно, нетрудно”.
      С. Резник
 
      * * *
      В августовском и сентябрьском номерах нашего журнала за 2005 г. была опубликована сокращённая стенограмма “Дела Бейлиса”, переданного в журнал бывшим сотрудником радиостанции “Свобода” И. О. фон Глазенапом, который переписал страницы стенограммы из киевской газеты, попавшей во время Отечественной войны из киевских архивов в фашистскую Германию.
      В cвоём кратком вступительном слове к публикации я изложил солженицынскую точку зрения на процесс Бейлиса из книги “Двести лет вместе”, вспомнил о депутатском скандале, спровоцированном изданием средневекового иудейского свода законов “Шулхан Арух”, многие положения которого с современной точки зрения разжигали расовую и религиозную рознь, сделал несколько исторических примечаний к самому процессу и привёл из книг, написанных евреями И. Бабелем, М. Либерман, Г. Брановером, примеры, свидетельствующие о том, что в ортодоксальной еврейской среде (особенно хасидской) живут дикие обычаи и ритуалы, дошедшие до сегодняшних дней из глубокой ветхозаветной древности. Статья Марка Дейча “Кровавый навет” 1появилась в газете “Московский комсомолец” 23.8.2006 года, ровно через год после стенограммы “Дела Бейлиса” в “Нашем современнике”. Чтобы лишний раз не привлекать внимание широкого читателя к нашей публикации, Дейч побоялся указать, в каком журнале и когда она напечатана, но получилось глупо: полемизирует с какой-то неизвестно где опубликованной работой. Однако промолчать не мог и начал с того, что сочинил лживую историю о том, что в 60-х годах я “будучи членом партбюро секции поэтов Московской писательской организации, исправно голосовал за изгнание из Союза писателей Солженицына, Галича, Некрасова, Аксёнова, Копелева… и готовил партсобрания, на которых происходили эти изгнания”. Матёрый лжец даже не сообразил, что Солженицына исключали из Союза писателей не в Москве, а в Рязани, Виктора Некрасова в Киеве, Аксёнова и Копелева партбюро поэтов исключать из Союза писателей не могло, потому что они состояли в секции прозы и стихов не писали. И вообще, партбюро могло исключать не из Союза писателей, а только из партии, в которой ни Аксёнов, ни Галич не состояли. Истины ради скажу, что если бы от меня зависело исключать этих ренегатов и разрушителей моего Отечества из Союза писателей или из партии — я бы без колебаний проголосовал “за”.
      И ничего во всём этом горестного для диссидентов не было. Советское гражданство и членство в Союзе писателей было им ненавистно, но расстаться с тем и другим следовало с максимальной выгодой: с громким скандалом,с воплями мировой прессы, под гвалт всех зарубежных и отечественных правозащитников. Только при этом условии они были бы встречены на Западе с распростёртыми объятиями, с гарантией славы, денег, изданий, должностей на радиостанциях и т. д.Как граждане СССР и члены СП СССР они там были никому не нужны, и для новой жизни “исключение” и “лишение” были необходимыми и желанными процедурами.
      Тем не менее я не исключал их — это мелкая ложь Дейча, которую можно было бы не заметить, но в его сочинениях присутствует ложь куда более крупная. О ней-то и пойдет речь впереди.
      Вспоминая о деятелях культуры, которые в 1911 году поставили свои подписи под обращением в защиту Бейлиса, Дейч пишет, что среди них были “знаменитые писатели: Горький, Леонид Андреев, Алексей Толстой, Сергеев-Ценский, Фёдор Сологуб, Куприн… А также Немирович-Данченко, академик Вернадский, ведущие профессора Московского и Санкт-Петербургского университетов… Почти все они в скором времени оказались под ножом большевистской гильотины” 1. Чего в этом утверждении больше — брехни или беспамятства, — не знаю: большего почёта, чем тот, которым были окружены Горький и Алексей Толстой в советское время, представить немыслимо, да и Сергеев-Ценский (как и Алексей Толстой) стал лауреатом Сталинской премии. Куприн возвратился в Советскую Россию и умер своей смертью в 1939 году, Леонид Андреев, Фёдор Сологуб, Немирович-Данченко и Вернадский также умерли своей смертью, и никакой “нож большевистской гильотины” ни при Дзержинском, ни при Менжинском, ни при Ягоде не прикоснулся к ним.
      Что же касается “ведущих профессоров Московского и Санкт-Петербургского университетов”, а среди них были учёные с мировыми именами (В. В. Виноградов, М. Н. Сперанский, А. Дурново, А. М. Селищев, Н. К. Гудзий, П. Д. Барановский и многие другие), то они, в количестве 70 человек, в 1933-34 годах действительно подверглись жестоким репрессиям. 28 из них были расстреляны или погибли в лагерях, словом, оказались “под ножом большевистской гильотины” по “делу Российской национальной партии”. Следствие вели начальник 2-го секретного политического отдела ОГПУ Каган, начальник 4-го отдела ОГПУ Коган, следователь Альтман, допрашивал академиков и профессоров оперуполномоченный 2-го отдела СПО ОГПУ Шульман, следственное дело вел уполномоченный Иоселевич, направления в ссылку подписывал зампред ОГПУ Агранов (Ф. Ашнин, В. Алпатов “Дело славистов”, М., 1994).
      Я написал об этих процессах заметки и опубликовал их в газете “Завтра” с таким выводом: “Так что “гильотина” была не только большевистской, поскольку строили её одноплеменники Дейча”.
      Марк снова снова впал в истерику, прочитав список еврейских фамилий, задействованных в процессе “славистов”, и ответил мне очередной статьёй в “Московском комсомольце” (14.12.06), в которой стоял на своём: “Безусловно, это от начала до конца сфабрикованное “дело славистов” было одним из звеньев большевистской кампании против старой русской интеллигенции И никакого заведомо антирусского процесса не существовало. Процесс был против невинных людей, подобранных сотрудниками “органов” прежде всего по социальному признаку. И готовили его вовсе не мои “одноплеменники”, а большевистский интернационал, и в первую очередь русские. Вот характерный пример. Весной 1934 года “дело славистов” было закончено и подготовлено обвинительное заключение. Его подписали начальник 2СПО ОГПУ Коган и его заместитель Сидоров. А визировал — заместитель начальника СПО ОГПУ Люшков, утвердил — начальник СПО Молчанов”.
      Словом, процесс организовали “в первую очередь русские” и “никакого заведомо антирусского процесса не существовало”… Ах, Марк, внимательней надо было Вам читать книгу “Дело славистов”, написанную историками Ф. Д. Ашниным и В. М. Алпатовым. Кстати, ответственным редактором книги являлся академик Никита Ильич Толстой, с которым я был хорошо знаком и с которым не раз разговаривал о большевистском терроре и “одноплеменниках”. Так вот, в самом начале книги, где речь идёт о списке арестованных по делу, есть такой абзац: “на одну особенность списка обратил внимание С. Б. Бернштейн: “среди арестованных не было лиц с нерусскими фамилиями (Бернштейн, 1989, с. 80), точнее говорить о неславянских фамилиях” (Ф. Д. Ашнин, В. М. Алпатов. “Дело славистов”, с. 7).
      Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: авторы утверждают, что арестовывали учёных только с русскими и только со славянскими фамилиями, а это значит, что процесс можно именовать как “антирусский” или в крайнем случае “антиславянский”… А чего добивались от арестованных учёных следователи? Историки Ф. Ашнин и В. Алпатов и академик Н. Толстой комментируют это так: “Недолго сопротивлялся следствию и Андрей Дурново он дал обширные показания на допросе, которые вели не рядовые следователи, а “сами” заместитель начальника Секретно-политического отдела (СПО) Г. С. Люшков и начальник непосредственно отвечающего за дело 2-го отдела СПО Каган. А. Дурново подтвердил всё, что от него требовалось, и назвал ряд имён. В частности, он заявил: “До моего ареста я входил в контрреволюционную организацию русских фашистов (не российских, г-н Дейч, а “русских”. — Ст. К.), объединившую различные националистические элементы (русские, украинские, белорусские) на платформе борьбы с Советской властью”.
      В обвинительном заключении по “делу славистов” есть следующие формулировки, прямо указывающие, что обвинение строилось не по “социальному”, как утверждает Дейч, признаку, а по национальному, и главное — антирусскому: “Установлено, что в Москве, Ленинграде, на Украине, в Белоруссии существовала национал-фашистская организация, именовавшаяся “Российская национальная партия”; “В основу программных установок организации были положены идеи, выдвинутые лидером фашистского движения за границей — князем Н. С. Трубецким. Сущность их сводилась к следующему:
      1). установление национального правительства.
      2). Истинный национализм, а отсюда борьба за сохранение самобытной культуры, нравов, быта и исторических традиций русского народа.
      3) Сохранение религии, как силы, способствующей подъёму русского национального духа”… (стр. 56, 70-71).
      Как видим, наибольшую ненависть у следователей в каждом пункте вызывало присутствие в любой форме “русского” начала.
      Так что следователи глядели прежде всего не на “социальный признак”, что пытается доказать Марк Дейч, а на “национальный”. Понимая это, историки добавляют: “Почти при каждой фамилии характеристика: “националист”, “ярый шовинист”. Есть и похлеще: “махровый антисемит”, “ярая антисемитка”, “черносотенец”, “великодержавный шовинист”. Марк Дейч, посчитав, что я привёл в газете “Завтра” целых 5 фамилий огэпеушников-евреев, завопил в “Московском комсомольце”, что Куняев, мол, утаил тот факт, что русских тоже было много, гораздо больше, чем евреев. Но в своём раже он не учёл одного: я ведь не всех его соплеменников из карательных органов, причастных к этому делу, перечислил. Могу добавить к “еврейскому” списку палачей, готовивших “дело славистов”, сотрудника ОГПУ Халемского, сотрудника ОГПУ Финкельберга, сотрудника НКВД Фельцмана, прокурора Рогинского, прокурора Розовского, помощника прокурора Лурье, прокурора Глузмана, директора Института языкознания Бочачера Марка Наумовича, сотрудника НКВД Апетера. А с какой стати в ряд “русских чекистов” рядом с Молчановым и Сидоровым Марк Дейч ставит заместителя начальника СПО ОГПУ Люшкова? Чекиста этого, якобы русского, по утверждению Дейча, звали Генрих Самойлович, в 1935 году ему, видимо, за расправу над русскими учёными было присвоено генеральское звание комиссара госбезопасности III ранга, впоследствии он стал начальником управления НКВД по Дальневосточному краю, а в 1938 году, подобно еврейским зарубежным чекистам троцкистской ориентации Вальтеру Кравицкому (он же Самуил Гинзбург), Александру Орлову (он же Лейба Фельдман), Игнатию Райсу (он же Натан Порецкий), сбежал, но не на Запад, как они, а куда поближе — на Восток к японцам, которым этот “русский Генрих Самойлович” выдал важнейшую информацию о состоянии наших войск на Дальнем Востоке. Неблагодарные самураи в августе 1945 года, понимая, что проигрывают войну, прикончили перебежчика в Дайренской военной миссии, а иудины телеса сожгли. Недавно шёл по ТV какой-то фильм о Ежове — и в нём показали фотографию “русского”, как считает Дейч, чекиста Люшкова. На кого он похож, этот ярковыраженный … — говорить не буду, а то в расизме меня обвинит тот же “Московский комсомолец”.
      Но глубинная суть процесса “славистов” заключалась не в том, даже, кого из сотрудников было больше задействовано: русских или евреев, а в том, как пишут историки: “методы следствия по данному делу были типичны для первой половины 30-х годов, когда во главе карательных органов стоял Г. Ягода”. Именно благодаря этим методам академик А. Дурново быстро признался на допросе в том, что он “русский фашист”.
      А сколько было в 20-30-е годы подобных процессов местного масштаба против дворян, старых спецов, священнослужителей, “русских фашистов”, “антисемитов” — не счесть! Полных масштабов всех этих антирусских чисток, замаскированных фразеологией о классовой борьбе, мы, видимо, не узнаем никогда.
      В 1928 году Ленинградское ГПУ арестовало членов так называемой Космической академии наук. Следствие установило, что организация КАН являлась частицей существовавшего тогда в Ленинграде полутайного “Братства Преподобного Серафима Саровского”, о котором вспоминает в романе “Побеждённые” И. Головкина (Римская-Корсакова).
      В него входили профессора, преподаватели литературы, учителя истории, студенты. Всего по делу проходило более 30 человек, заключённых после следствия в Соловецкий и другие лагеря. Многим из них следователем А. Строминым (Геллером) было предъявлено обвинение в антисемитизме. Чуть позже в том же Ленинграде чекисты А. Мосевич и Л. Коган внедрили через провокатора в студенческую группу, которая шла у них под названием “Союз возрождения России”, ими же разработанную антисоветскую программу и тут же произвели аресты студентов. Естественно, дело было названо “фашистским”. Несколько десятков студентов ушли в лагеря.
      В 1995 году мы с сыном издали книгу “Растерзанные тени”. Это был сборник документов из дел 20-30-х годов ВЧК — ОГПУ — НКВД, заведённых на друзей, родных и литературных соратников Сергея Есенина, на писателей из “Сибирской бригады” — Павла Васильева, Леонида Мартынова, Сергея Маркова. Кто же начинал и заканчивал такого рода дела? Конечно же, главные ордера на арест выписывали Г. Ягода и Я. Агранов. Следователей и сотрудников по всем этим делам перечисляю подряд: “дело русских фашистов” — Алексея Ганина с товарищами — вёл начальник 7-го отдела СО ОГПУ Славатинский; Сергея Маркова по делу “Сибирской бригады” разыскал в степях Казахстана и этапом направил в Москву алмаатинский гэпэушник пом. нач. УСО Гринбаум; Иванова-Разумника в 1933 году допрашивал Л. Коган (Коганов было несколько — эта фамилия буквально рассыпана по разным делам). А кому пишет прошение о возвращении в Москву из астраханской ссылки несчастный Иван Приблудный? Опять же единоплеменнику Марка Дейча: “Обращаюсь непосредственно к ОГПУ и, в частности, к Вам, т. Фельдман, как к одному из вождей его. Выручайте меня из Астрахани”. Дело Павла Васильева вели оперуполномоченный Павловский, начальник 4-го отдела ГУГБ старший майор Литвин, капитан гос-безопасности Журбенко. Из них только последний вроде бы русский или украинец…
      Так что неизвестно, кем был капитан Журбенко: то ли большевиком, то ли евреем.
      В 1920 году Есенин с братьями Кусиковыми был арестован ЧК в одном из арбатских домов. При аресте и обыске присутствовали местные жители, понятые, так сказать. Фамилии их цитирую по протоколу: “В. Вильд, товарищ Карпович и жилец Фонер”. Словом — дети Арбата. Оформлял дело об аресте Есенина и братьев Кусиковых следователь В. Штейнгардт.
      * * *
      В своём вступлении к публикации стенограммы “Дело Бейлиса” я повторил два широко известных вывода: 1) “голоса присяжных в вопросе о вине Бейлиса разделились пополам: шесть на шесть” , и 2) “умерщвление отрока Ющинского на еврейском заводе с синагогой было признано изуверским с подробно перечисленными признаками ритуального”.
      Прочитав это, Марк Дейч окончательно вышел из себя: “Этот г-н (это обо мне. — Ст. К.) почти сто лет после (так у автора. — Ст. К.) печально знаменитого процесса по делу Бейлиса решил уверить современных читателей в том, что убийство мальчика было ритуальным, а евреи пьют кровь христианских младенцев… Пришлось немного разоблачить поэта”. “Присяжные на процессе, будто бы признавшие ритуальный характер убийства Ющинского, а в вопросе о виновности Бейлиса якобы разделившиеся поровну “шесть на шесть”, — всё это злонамеренная и подлая ложь”. (Из второй статьи М. Дейча “Правда от сивого мерина или кое-что о “поэтических аргументах”. “Московский комсомолец”, 14.12.2006). В одно и то же время с Марком Дейчем взвизгнул ему в унисон Семён Резник в “Международной еврейской газете” N 43-44 за 2006 год, статья “Ритуальные игрища нацификаторов России”. “Из трёхтомной стенограммы процесса Бейлиса он (это обо мне. — Ст. К.) выудил обвинения евреев и иудейской религии в ритуальных убийствах. На процессе эти обвинения были изобличены как злобные бредни, что отражено в той же стенограмме, но не в куняевских извлечениях”.
      Но я отвечаю за свои слова, поскольку опираюсь не на вымыслы “черносотенных” публицистов той эпохи, а на солидные исследования историков, в том числе и еврейских, и сам никогда не утверждал того, что мне приписывает Марк Дейч. Я всего лишь пытался обнародовать разнообразные оценки процесса, но во время этой работы убедился, что Дейч, Резник и иже с ними или не знают многих суждений о процессе Бейлиса, в том числе и тех, которые имеются в стенограмме, или знают, но скрывают их.
      В 1995 году в израильском издательстве “Гешарим” был издан сборник “Дело Бейлиса. Исследования и материалы” (Москва-Иерусалим, 1995 г. Серия “Памятники еврейской исторической мысли”).
      Книга составлена из многих исследований знаменитого процесса, среди которых центральное место и по объёму и по значению занимает работа А. С. Тагера “Царская Россия и дело Бейлиса”. На неё, как на образец объективности, практически ссылаются авторы всех других работ. Впервые она была опубликована в Советском Союзе с предисловием А. В. Луначарского в 1934 году, как раз во время процесса над “Российской национальной партией”…
      Вот как А. С. Тагер описывает момент вынесения приговора М. Бейлису:
      “Наконец в оцепленном войсками зале суда появились присяжные заседатели. Вердикт присяжных включал ответы на два вопроса. Первый вопрос: доказано ли, что 12 марта 1911 г. Андрея Ющинского заманили в одно из помещений кирпичного завода, где ему были нанесены раны, сопровождавшиеся мучением и полным обескровлением?
      Старшина присяжных объявляет: “Да, доказано”. Первая партия за чёрной сотней. Ритуальный характер убийства признан судом доказана ли вина Менделя Бейлиса? ответ присяжных гласит: “Нет, не доказана”.
      Многие газеты той эпохи обнародовали результаты голосования. Вот один из примеров:
      “Сами присяжные, не согласные с оправданием, не скрывали затем перед матерью Андрюши и её представителями, что их голоса разделились поровну: “шесть голосов были за признание вины, шесть стояло за оправдание” (“Заметки по поводу процесса об убийстве Андрюши Ющинского”, “Мирный труд”, Харьков, 1913, N 1).
      Современный харьковский исследователь иудаизма, хасидизма и секты “Хабад” Эдуард Ходос в книге “Между Спасителем и Антихристом” (Харьков, 2005 г.) так комментирует это оправдание Менделя Бейлиса:
      “При вынесении вердикта голоса двенадцати присяжных заседателей разделились поровну: шестеро признавали вину Бейлиса, шестеро её отрицали. В соответствии же с законодательством того времени при равном разделении голосов присяжных решение принималось в пользу обвиняемого Итак, что мы имеем: признание судом присяжных ритуального характера убийства А. Ющинского и оправдание Менделя Бейлиса… То есть изуверское убийство было совершено с ритуальной целью, но не Бейлисом, а кем-то другим. Кем? Ответ на этот вопрос до сих пор не найден” (стр. 29, 30).
      Спустя 100 лет после процесса современный историк Эдуард Ходос утверждает, что “не найден” убийца. А Семён Резник с пеной у рта пытается доказать, что “на процессе Бейлиса тайное стало явным. Все убийцы были названы”. Но этого в судебном приговоре не было, и происходит это всё — обнародование имён якобы убийц Ющинского с русскими и украинскими фамилиями — лишь в воспалённом воображении Резника, до сих пор живущего страстями того процесса.
      Даже богословы, защищавшие Бейлиса, когда дело доходило до вопроса о ритуальности убийства, путались и сдавались пред доводами обвинения (хотя Дейч пишет, что они “подвергли уничижительной критике вымыслы о “ритуальных убийствах”). Профессор Троицкий: “Допускаю даже убийства с целью издеваться над религией христиан… я допускаю это хотя бы и относительно младенца Гавриила Белостокского”. (Стенографический отчёт Киевского судебного процесса. Т. II, стр. 375.) Представитель защиты профессор Тихомиров был вынужден признать по поводу цитат из Талмуда, которые приводила в речах обвинительная сторона: “Действительно, в Талмуде такой разнообразный материал, что кто хочет найти что-нибудь — всё найдёт” (Стенографический отчёт, т. 2, стр. 402).
      В то время, когда раввины России в коллективном письме торжественно заявили, что во всех священных еврейских книгах “нигде не содержится ни малейшего намёка, который давал бы повод к подобному обвинению”, раввин Мазе, участвовавший в процессе, заявил о тех же книгах: “За литературу он [еврейский народ] совершенно не отвечает и ответственность с себя снимает…” (Стенографический отчёт, т. 2, стр. 404). Это обо всех расистских обычаях по отношению к гоям, акумам, шабесгоям и т. д. При подобных оговорках и признаниях защиты самому популярному защитнику Бейлиса Маклакову оставалось лишь с досадой выдавить из себя в конце процесса: “Может быть, и были изуверы, они могли быть везде, могли быть и у евреев” (Стенографический отчёт, т. 3, стр. 124).
      Марк Дейч, высмеивая экспертизу профессора Сикорского, показания архимандритов Амвросия и Автонома, цитаты из книги монаха Неофита, выступление ксендза Пранайтиса, с торжеством повторяет слова адвоката Грузенберга: “Среди православных священников, среди православных учёных не было ни одного, который явился бы и своим именем священника, или православного христианина,или русского учёного поддержал бы эти мучительные сказки, этот кровавый навет”. Между прочим, гонорары знаменитых адвокатов, участвовавших в процессе, в несколько раз превышали годовой оклад министра. “Грузенбергу 30 000 руб., а Карабчевскому 25 000 руб. и по 100 000 руб. каждому в случае полного оправдания евреев в кровавом навете” (из письма чиновника особых поручений Любимова директору Департамента полиции Белецкому. ГАРФ. Ф. 1407. Оп. 1. Д. 1059. П. 19). Вот какие деньги исподволь управляли ходом процесса.
      Однако надо бы напомнить Дейчу о том, что “ритуальную версию” комментировали и другие, куда более известные представители русской церкви. Знаменитый ныне священник и богослов о. Павел Флоренский, сосланный в 30-е годы на Соловки, в том числе и по обвинению в “русском фашизме” и “национализме”, сидевший на Соловках при начальниках лагеря, носивших фамилии Эйхманс, Дукис, Сенкевич, Бухбанд, и расстрелянный там при одном из них, писал о “деле Бейлиса” так:
      “Я нисколько не сомневаюсь в существовании ритуальных убийств вообще”.
      “Если на всём протяжении истории Израиля, даже в период великих царей и богодухновенных пророков, при сильной власти и живом, строго централизованном культе, всегда существовали всякие виды идолослужения, и в частности магические волхования, в основе которых лежит убийство человека, то почему современные иудеи и их поклонники так запальчиво отвергают даже возможность существования чего-либо подобного в нынешнее время, когда нет никаких сдерживающих начал?.. Если на всем протяжении истории Израиль так жадно тянулся к крови, и ритуальным убийствам, и чёрной магии, если всегда был кровожаден и жестоковыен, то где же гарантии того, что в рассеянии, без обличающего голоса, без суровых кар со стороны своих царей — в господстве своём над мiром — он сделался чист и беспорочен? Если были ритуальные убийства даже тогда, то почему же не может быть их теперь?” (цитирую по книге: Розанов В. В. Сахарна. М., изд. “Республика”, 1998, стр. 360, 438).
      Полемизируя с гебраистом Хвольсоном, великий православный богослов Павел Флоренский писал:
      “В своей книге “О некоторых средневековых обвинениях против евреев” проф. Даниил Абрамович Хвольсон яростно нападает на самую мысль о возможности ритуальных убийств среди евреев”… “с адвокатски жаргонным нахальством рассуждает о том, что он внутренне не понимает и не желает понимать. Он с торжеством орёт на весь мир, что еврею-де запрещено даже глотать слюну при кровотечении из дёсен, и, значит, немыслимо употребление христианской крови” 1.
      Неграмотный еврей Мендель Бейлис, который был на волосок от обвинения в ритуальном убийстве, — это обвинение многие считали справедливым — киевский протоиерей Григорий Прозоров писал митрополиту Флавиану: “Оправдали несомненного участника в ритуальном мучении Андрюши Ющинского только потому, что злодей не захвачен на месте” (РГИА СПб, ф. 796 [Канцелярия Святейшего Синода]. Оп. 205. Ед. хр. 739), — закончил свою жизнь в Нью-Йорке, окружённый почитанием соплеменников, в комфорте и холе, а великий русский человек Павел Флоренский за свои убеждения был распят на Соловках, и его страстное слово проповедника об этом деле мы, его духовные дети, забывать не вправе. Да не будет предана забвению эта жертва.
      А вот как высказался о “ритуальной дискуссии” архиепископ Антоний (Храповицкий) в газете “Жизнь Волыни” от 2.09.1913 г.
      “В 1903 и 1905 ко мне приходил раввин Скоморовский и просил сказать слово против погрома в церкви и упомянуть в этом слове или в печатном заявлении о том, что евреи не повинны в ритуальных убийствах. Как враг погромов, я в обоих случаях сказал слово против избиения евреев. Но в обоих упомянутых случаях моей беседы с раввином я решительно отказался заявлять о своём непризнании ритуальных убийств, совершаемых евреями, а, напротив, выразил своему собеседнику убеждение в том, что эти убийства существуют случаи ритуальных убийств несомненно бывали и за последнее время истории и в древности”.
      Более того, Антоний Храповицкий (будущий первоиерарх Русской Зарубежной Церкви) в том же интервью вообще готов был даже посчитать ритуальное убийство не самым страшным преступлением в начинающемся ХХ веке. Как бы предвидя все грядущие, в том числе и наши времена, он сокрушался:
      “Я в значительной степени извиняю этот ужасный обычай и, во всяком случае, считаю патриархальных евреев не столь вредными для русских, как новый тип еврея-нигилиста, потерявшего всякую веру. Те изуверы убьют одного мальчика из десятка миллионов, а эти развращают и нравственно убивают всё наше юношество посредством нигилистической и порнографической печати и тому подобными средствами”.
 
      * * *
      Вот так-то. Но Марку Дейчу, как гласит русская пословица, хоть плюй в глаза — всё Божья роса. Он по-прежнему будет бессовестно лгать о “Процессе Российской национальной партии”, о том, что “никакого заведомо антирусского процесса не существовало”, что “готовили его (…) в первую очередь русские”. А то, что Гулагом — главным управлением лагерей, трудовых поселений и мест заключения, куда отправили “славистов”, руководил квартет в составе М. Бермана (начальник управления, сменивший Л. Когана) и трех его заместителей: Я. Д. Раппопорта, Н. И. Плиннера и З. Б. Кацнельсона, — его не смутило, потому как — какие же это евреи?! — это же, по Марку Дейчу, “большевистский интернационал”. Но почему же тогда чекистов Молчанова и Сидорова из этого “интернационала” он называет не просто “большевиками”, а “русскими”?
      Ну что ж, постараемся отплатить ему той же монетой.
      Пока академиков М. Н. Сперанского и В. Н. Перетца, а также профессора В. В. Виноградова перегоняли из одной тюрьмы в другую, остальных 70 славистов развезли по исправительно-трудовым лагерям.
      Члена-корреспондента Академии наук СССР Н. Н. Дурново с другим членкором Ильинским доставили на Соловки, где начальниками лагеря один за другим в те времена были Ф. Эйхманс, К. Дукис и Бухбанд (без имени). Эйхманс, насколько я знаю, был латыш, остальные — “нерусские большевики”, думаю, что Дейч догадается, кто они были по национальности.
      Сотрудника Русского музея Б. Г. Кржижановского отправили в Беломоро-Балтийский лагерь, где в начале 30-х годов начальником был Э. Сенкевич, а его сменил Семён Григорьевич Фирин.
      Известный профессор ЛГУ Б. Л. Личков попал в Дмитлаг, где начальствовали Б. Кацнельсон и Е. Раппопорт — опять же люди с “большевистскими фамилиями”.
      Думаю, что это были другие Кацнельсон и Раппопорт, нежели заместите-ли начальника управления Гулага, поскольку у них были другие инициалы. А чего удивляться? В конце концов, и начальником секретариата НКВД был некий Я. А. Дейч, но уверен, что нынешнему Марку Дейчу он не был родственником и, возможно, не был даже однофамильцем. Профессора МГУ П. А. Расторгуева и членкора АН СССР лингвиста А. М. Селищева загнали в Карагандинский лагерь — вроде бы там казахи были титульной нацией, но лагерной жизнью руководил Коринман, которого сменил О. Линин. Кто из них был из одного колена с М. Дейчем и С. Резником — пусть они догадаются сами. Профессор Литинститута В. Ф. Ржига, по учебникам которого я занимался в 50-х годах на филфаке МГУ, вместе с научным сотрудником Исторического музея А. Д. Сидельниковым отправились отбывать срока в Свирьлаг, где с 1932-го по 1937 год начальниками побывали А. Я. Мартинелли, Н. М. Лапидус, Э. Ю. Тизенберг. Пусть Марк Дейч, если у него совершенно нет совести, попытается доказать, что это были русские люди.