Биологическую основу этничности В. Д. Соловей описывает в понятиях, которые не имеют определенного смысла и воспринимаются как художественные метафоры, передающие лишь настрой мысли. Кровь… почва… русский жизнеродный потенциал… русский витальный инстинкт… русская биологическая сила. И с этим понятийным аппаратом нам предлагается строить рациональную отечественную историю и вылезать из культурного кризиса?
Откуда прёт весь этот примордиализм и эссенциализм, которым так чужда была наша культура, не говоря уж о православном представлении о человеке? Могу предположить, что это интеллектуальный продукт, импортированный из стихийной антропологии того “рыночного” западного общества, которое возникло на обломках средневековой христианской Европы. Американский антрополог М. Сахлинс пишет в большом труде “Горечь сладости или нативная антропология Запада”: “Пожалуй, не требует доказательства тот факт, что наша фольклорная антропология склонна объяснять культуру природой. Варьируя от расизма на улицах до социобиологии в университетах, проходя через многочисленные речевые обороты повседневного языка, биологический детерминизм есть постоянный рецидив Западного общества… Биологический детерминизм — это мистифицированное восприятие культурного порядка, особенно поддерживаемое рыночной экономикой. Рыночная экономика заставляет участвующих в ней воспринимать свой образ жизни результатом потребностей плоти, опосредованных рациональным посредничеством их воли” [6].
Не помогает обоснованию “новой парадигмы” В. Д. Соловея и введение биологической метафоры этнического инстинкта. Что это за новые сущности, зачем они плодятся? В. Д. Соловей пишет: “В контексте моей темы сопряжение биологического и социологического ракурсов принципиально важно указанием на возможность врожденных этнических инстинктов восприятия и действия. Речь идет именно об инстинктах, то есть моделях, составляющих самоочевидное (не осознаваемое и не рефлектируемое) изначальное основание специфического восприятия и поведения этнических групп”.
Ни на что это “сопряжение ракурсов” не указывает, да и сопряжения никакого нет, как нет и ракурсов, одни метафоры. Ну что “биологического” в том, как В. Д. Соловей понимает слово “кровь”? Это не более чем художественный образ, нагруженный идеологическими смыслами. То же самое и здесь. Читаем: этнические инстинкты — это модели, составляющие самоочевидное, то есть не осознаваемое и не рефлектируемое, изначальное основание восприятия и поведения.
Где в этом определении биология — гены, кровь? Разве большинство продуктов культуры, ставших стереотипами нашего восприятия и поведения, требуют их осознания и рефлексии? Вот вы пожимаете знакомому руку. Это ритуал, культурная норма, ставшая самоочевидным, не осознаваемым и не рефлектируемым основанием поведения. Ничего изначального и инстинктивного в рукопожатии нет. Никакой биологии, изобретенный, кажется, рыцарями дружественный жест, обозначающий, что рука не держит оружия.
Уж на что, кажется, инстинкт, зов крови и пр. — целовать женщину. И то, оказывается, сугубо культурное достижение, ничего биологического и изначального. Европейцы это раньше изобрели, тут мы им поаплодируем. А у японцев, когда впервые увидели у европейцев поцелуи, они вызвали отвращение. Потом ничего, привыкли.
Еще больше туману напускают вводимые зачем-то “архетипы”. Хорошая это вещь, но тут она зачем, непонятно. Ведь В. Д. Соловей применяет это слово как синоним инстинктов: “архетипы представляют собой самые общие инстинкты представления и действия”. Но теперь смысл вообще исчезает. Ведь выше было сказано, что “инстинкт — основание поведения”. Человек, восприняв какое-то изменение в окружающем его мире, автоматически совершает действие, предписанное ему инстинктом. Например, увидев улыбку и протянутую руку знакомого, пожимает ему руку. Это полезная модель. Другое дело — архетипы. Они, оказывается, ничего конкретного не предписывают, точнее, являются пустой формой, в которой может оказаться любое содержание. Тебе улыбаются и протягивают руку, а архетип тебя вдруг побуждает дать приятелю по физиономии. Без всякого осознания и рефлексии.
Вот как это объясняет В. Д. Соловей: “Юнговские архетипы — это именно мыслеформы… пустые формы осознания, требующие своего наполнения конкретным материалом. Другими словами, это матрицы. Конкретный материал наполняет их в зависимости от переживаемой людьми исторической ситуации, то есть формы остаются неизменными при меняющемся содержании… Будучи врожденными, не имеющими собственного содержания мыслеформами, этнические архетипы не тождественны ценностным ориентациям, культурным и социальным моделям и не могут быть усвоены в процессе социализации. Архетип вмещает самые различные, в том числе диаметрально противоположные, ценности и культурные стереотипы, не будучи сам ни ценностью, ни культурным стереотипом… Архетипы неизменны и неуничтожимы, пока существует человеческий род”.
Просто страшно становится — как жить с такими “изначальными основаниями восприятия и поведения”? И ведь все это приписывается русским! Был у них, мол, этнический архетип — православие. Но это была пустая мыслеформа. Изменилась историческая ситуация, заполнили русские люди эту мыслеформу диаметрально противоположными ценностями — и тут же взорвали церкви и расстреляли священников. Что ж поделаешь, такие уж у русских архетипы. Они даны изначально и неуничтожимы.
Читаем о месте православия в структуре русской этнической идентичности и о злодеяниях проклятых большевиков: “Сокрушительный удар был нанесен по олицетворявшему русский этнический принцип православию… Фактическое разрушение главного дореволюционного русского идентитета — православия…”.
Действительно ужасно — главный русский идентитет сокрушили. Ищем место, где об этом идентитете сказано подробнее. Читаем: “Русское общество так и не стало христианским… Христианско-языческий синкретизм так называемого “народного православия” представлял не более чем тонкую ментальную амальгаму христианства на мощном, преобладающем языческом пласте народной психологии… Погром православной церкви стал отсроченной местью русского народа за насильственную христианизацию, за государственное принуждение к православию… Насильственная и форсированная социокультурная инженерия со стороны государства привела к мощной антихристианской, в своей основе языческой, реакции”.
Вот тебе на! “Тонкая ментальная амальгама”, которую государство насильственно и форсированно нацепило на русские этнические архетипы и инстинкты и которая отвергалась “языческим пластом народной психологии”, оказывается, одновременно была главным “русским этническим принципом”! Да что же это за народ такой, совсем без принципов? Был у русских “идентитет”, искусственно навязанный царским режимом, да и тот они выкинули в припадке “отсроченной мести русского народа за насильственную христианизацию”.
Примерно так же трактуется отношение русских к государству: “Поскольку государство представляет собой довольно позднее историческое образование, то говорить о государстве как русском этническом архетипе было бы по меньшей мере странно”. Дальше читаем: “Государство для русских — не парадигма сознания, а бессознательная структура — русский этнический стереотип”. Чем “бессознательный русский этнический стереотип” отличается от “русского этнического архетипа”? В контексте отечественной истории ничем не отличается. А вот поди ж ты!
Зачем все это? Куда нас должна вывести вся эта “новая парадигма”? Кому и какой знак хочет подать В. Д. Соловей, соблазняя психоделическими дочеловеческими воспоминаниями?
Главный смысл, видимо, находится во второй части книги, где доказывается несовместимость русских этнических архетипов и инстинктов, мыслеформ и крови с бытием большого многонационального государства — что Российской империи, что Советского Союза. Русские, мол, эти государства создали, русские их и уничтожили. Такой уж народ — поди угадай, что он еще выкинет. Язычники антихристианские. Трепещи, наша маленькая планета!
А эту первую часть В. Д. Соловей завершает жуткой картиной нынешнего сдвига в этнических инстинктах русского народа после учиненного им погрома империи и православия, СССР и коммунизма. Как в фильме ужасов, где симпатичный юноша вдруг на глазах превращается в вампира — сужается лоб, удлиняются клыки, на губах пена…
Тут автор дал волю своему красноречию и не пожалел красок: “Происходит без преувеличения исторический переход русского народа к новой для него парадигме понимания и освоения мира — этнической. Кардинально меняется устройство русского взгляда на самое себя и на окружающий мир. Дополнительный драматизм этой революции придает то обстоятельство, что в структуре самой этнической идентичности биологической принцип (кровь) начинает играть все более весомую роль и конкурирует с культурной компонентой (почвой)…
В молодежной среде отчетливо наметилась тенденция перехода от традиционной для России этнокультурной к биологической, расовой матрице. И это значит, что внутри радикальной революции — этнизации русского сознания — таится еще более радикальное начало. В общем — традиционная русская матрешка, образы которой, правда, зловещи, а не жизнерадостны…
Радикализм и расизм — лишь элементы происходящих в России фундаментальных, поистине тектонических социокультурных и ценностных сдвигов. Радикально меняется смысл самого национального бытия, происходит рождение новой русской традиции. Ее вектор и содержание не внушают гуманитарного оптимизма, поскольку эта традиция — неоварварская, связанная с архаизацией ментальности и общества, опусканием их в глубь самих себя и человеческой истории. В контексте архаизации неизбежно происходит актуализация принципа крови, заменяющего более сложные и рафинированные, но неэффективные в деградирующей стране социальные связи и идентичности”.
Эти рассуждения полностью противоречат нормам научной рациональности. В. Д. Соловей утверждает, что в России происходит мировоззренческая революция — кардинально меняется русский взгляд на мир. Революция эта драматична — присущий русской культуре взгляд на этничность якобы замещается на расовый, биологический принцип (кровь). Возникает новый, зловещий образ мировоззрения русских — радикальный и расистский. Происходит архаизация ментальности и общества. Иными словами, налицо глубокий духовный регресс, реакционный поворот в сознании.
Но ведь вся книга В. Д. Соловея как раз и посвящена утверждению биологического принципа этничности! Русскость — это кровь! Именно это В. Д. Соловей и считает истиной, а прежнее представление об этничности как продукте культуры он считает заблуждением. Но истина не может быть реакционной и быть причиной регресса, это с точки зрения научного метода нонсенс. Познанная истина, будучи сама по себе нейтральной относительно моральных оценок, в то же время расширяет возможности общества для разрешения противоречий. Поэтому истина — положительная ценность. Выходит, у русских даже истина, открытая В. Д. Соловеем, превращается в орудие реакции и мракобесия. Ну и ну!
Заключение книги не только противоречит логике. Оно попросту провокационно: сначала читателей убеждают в том, что их русскость определяется кровью, а в конце пугают мировое сообщество тем, что у русских “происходит актуализация принципа крови”. Вот тебе и зловещая русская матрёшка в сказке В. Д. Соловея, творца парадигм. Наверное, по этому сценарию Швыдкой с Горбачевым уже фильм снимают о “русском фашизме”. “Оскара” получат или еще какие-нибудь материальные ценности.
Примечания:
1. Желающим освежиться чтением расистской литературы сообщаю ссылку: А в д е е в В. Б. Расология. Наука о наследственных качествах людей. М., 2005.
2. Я н г К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994.
3. К о м а р о ф ф Д ж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX века. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994.
4. Ч е ш к о С. В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996.
5. П и н к е р С т. Язык как инстинкт. (Пер. с английского.) М., 2004. — 456 с.
6. С а х л и н с М. Горечь сладости или нативная антропология Запада. — www.kara-murza.ru/anthropology/Gorech005.html.
7. К и с е Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994.
СЕРГЕЙ ГОРБАЧЁВ, ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ РАЗМЫВ
К 70-летию Конвенции о режиме Черноморских проливов
Сила прецедента или прецедент силы
Пожалуй, стоит кратко напомнить о сути вопроса.
Накануне Второй мировой войны зоной острой международной напряжённости стало Восточное Средиземноморье. Особо эта напряжённость чувствовалась в Турции, которая предложила пересмотреть режим Черноморских проливов (читай: режим судоходства в Чёрном море и использования проливов Босфор и Дарданеллы). СССР поддержал турецкое предложение о созыве соответствующей конференции, так как это было в интересах Москвы, в значительной мере ограниченной в использовании своего флота в связи с действовавшими на тот момент соглашениями. Эта конференция открылась 22 июня 1936 года в швейцарском городе Монтрё. Хотя в ней участвовали десять держав, основная дипломатическая борьба развернулась между Советским Союзом и Великобританией. Англия решительно возражала против пересмотра основных положений Лозаннской конвенции, открывавшей широкий доступ в Чёрное море военным кораблям нечерноморских держав, в том числе, естественно, английским. Переговоры завершились через месяц подписанием текста новой конвенции.
Эта конвенция ограничивала проход в Черное море военных кораблей нечерноморских держав в мирное время. Разрешался проход с их стороны лёгких надводных кораблей (водоизмещением не более 10 тысяч тонн), полностью запрещался проход авианосцев и подводных лодок. При этом общий тоннаж могущих одновременно находиться в Чёрном море кораблей нечерноморских стран ограничивался 45 тыс. тонн (для одной страны — 30 тыс. тонн), общее количество — девятью (не более), а срок их пребывания — тремя неделями. В военное время проход кораблей воюющих держав запрещался полностью. Таким образом, можно рассматривать подписание конвенции в значительной мере как победу советской дипломатии, хотя и это соглашение по ряду позиций не обеспечивало безопасность государств Причерноморья. Тем не менее то, что конвенция действует до сих пор, свидетельствует о её эффективности. В то же время необходимо отметить: в течение последних лет с разных сторон предпринимаются попытки ревизии основополагающих принципов этого документа. Эта тенденция в последние шестнадцать лет превратилась в устойчивое явление. Вот лишь несколько фактов.
В советское время заход “нездешних” боевых кораблей в Чёрное море был редкостью. Обычно ежегодно их число не превышало нескольких единиц. Однако после 1991 года их количество измеряется десятками. Причём нечерноморские державы, видимо, основываясь на праве сильного, зачастую действуют не только на “грани фола”, но и явно нарушают конвенцию. В последнее время через Дарданеллы и Босфор проходили корабли ВМС США, имеющие водоизмещение боле 10 тыс. т: “Пенсакола” (13 700 т), “Понсе” (около 17 тыс. т), “Ла Салль” (около 15 тыс. т). Плюс к тому в “Си бризе-98” участвовал десантный вертолётоносец “Остин” (около 17 тыс. т), который нёс на борту 6 вертолётов СН-46 и UН-1. Его в полной мере можно отнести (исходя из конвенции, принятой в 1936 году, когда вертолётов не было как таковых) к категории авианосцев, то есть к носителям летательных аппаратов.
Ещё один момент, на который следует обратить внимание. Постоянно в Чёрное море заходят корабли — носители ядерного оружия, мощь которого несоизмеримо превышает артиллерию калибра свыше 203 мм (другое ограничение конвенции для кораблей нечерноморских держав). Как правило, их командование не опровергает и не подтверждает его наличия на борту — такова международная практика, но она не снимает возникающих в связи с этим вопросов. Особенно с учётом того, что та же Украина заявила о своём безъядерном статусе.
Таким образом, создаются прецеденты, мягко говоря, подвергающие сомнению эффективность действующей конвенции о Черноморских проливах. Причём американцы не одиноки в своих попытках нарушить существующий несколько десятилетий статус-кво.
К примеру, в Чёрное море, в Севастополь, являющийся одновременно главным местом базирования как ВМС Украины, так и ЧФ РФ, заходил десантно-вертолётный корабль-док “Фиарлесс”. Его водоизмещение превышает 10 тыс. т (11 600). Этот вертолётоносец-док способен нести 4 противолодочных вертолёта “Си-Кинг” (на самом деле летательных аппаратов может быть гораздо больше, если учесть его использование в десантном варианте, когда на палубе корабля размещается до десятка “Газелей” или других вертолётов).
Кроме того, близким к нарушению конвенции можно считать размещение на Дунае (а это бассейн Чёрного моря) военных катеров США для решения задач в период кризиса на Балканах. Кстати, американские катера спецназначения, выйдя с реки в море, даже совершили переход в Севастополь, где находились с визитом.
Эти факты вполне можно отнести к разряду прецедентов, на фоне которых прошлогоднее решение о создании базы НАТО в крупнейшем румынском порту Констанца уже, к сожалению, не вызвало громких протестных заявлений, как этого следовало бы ожидать в других условиях. Причём публично Запад не проясняет условия базирования в Констанце боевых кораблей. И это только начало глобальных метаморфоз. Как говорится, дальше — больше.
Под двумя флагами?
Как стало известно в декабре прошлого года, Украина и Соединённые Штаты решили объединиться для противодействия распространению оружия массового поражения (ОМП) морским путём. И хотя в Киеве прошёл только первый раунд переговоров, эксперты уже сегодня не сомневаются, что американская инициатива будет одобрена и соответствующий межправительственный договор вскоре подготовят для подписания. Это значит, что рано или поздно в Чёрном море появятся военные корабли под двумя флагами — США и Украины.
Стоит отметить: от провозглашения идеи до начала её практического воплощения прошло не так уж много времени. В сентябре 2004 года в Киеве состоялась международная конференция, на которой обсуждались вопросы предотвращения распространения оружия массового поражения в Черноморском и Каспийском регионах. Тогда заинтересованной стороной и соорганизатором форума выступили Соединённые Штаты. Через год с небольшим эта тема получила дальнейшее развитие и вылилась в проект двустороннего Договора между правительством Украины и США о сотрудничестве с целью недопущения распространения ОМП и систем его доставки морским путём.
Подготовку упомянутого соглашения неоднозначно оценивали наблюдатели: с одной стороны, это соответствует ранее взятым Украиной обязательствам по укреплению безопасности в Восточноевропейском регионе, а с другой — усиливается американское военное присутствие непосредственно близ украинской границы, да и не только украинской… После “прописки” пока лишь “сухопутных” американцев в Грузии, Румынии, Турции это вряд ли может понравиться партнёрам по СНГ, особенно России, внимательно следящей за всем, что происходит на Украине, и за тем, какие политические подсказки и рекомендации ей дают из Вашингтона.
С американской стороны в инициативе задействованы Управление международной безопасности и нераспространения ОМП, береговая охрана, Объединённый комитет начальников штабов, министерство юстиции и военно-морские силы. С украинской — аналогичные службы (Минобороны, Служба безопасности Украины, МИД, Минтранссвязи), работу которых по этому направлению координирует Госпогранслужба. Практическое выполнение договора будет возложено на Морскую охрану Украины, а также на… береговую охрану и военно-морские силы США. В настоящее время эксперты обеих стран согласовывают статьи документа и оттачивают его формулировки. Причём в отличие от многих международных протоколов в этом документе стараются всё прописать конкретно.
На сегодняшний день известно, что стороны пока обязуются проводить операции с целью предотвратить распространение ОМП морским путём только по отношению к судам, идущим под флагами Украины и США или же скрывающим государственную принадлежность. Если представители сил безопасности Украины или США обнаружат подозрительное судно, находящееся в международных водах, они направляют соответствующее уведомление в страну его приписки, указав причины подозрений, географические координаты местонахождения, и одновременно запрашивают информацию о легитимности следования судна и перевозимого им груза. Если ответ не получен в течение одного дня (сначала предусматривалось всего два часа, но по просьбе украинской стороны время было увеличено), делавшие запрос самостоятельно считают себя уполномоченными проводить осмотр судна, проверку его документации, допрос находящихся на борту людей, обыск трюмов и груза с целью выявления ОМП.
С этой целью представители сил безопасности могут самостоятельно подняться на борт и провести обыск, поручить это взаимодействующей службе или действовать совместно. При этом следующие от территориальных вод в открытое море сторожевые корабли имеют приоритетное право на осуществление юрисдикции в отношении задержанного судна, груза и лиц на борту, включая изъятие, конфискацию, арест и преследование. При необходимости можно передать полномочия партнёру по договору.
Контроль за морским пространством и проверку подозрительных судов со стороны США будут проводить представители береговой охраны или военно-морского флота, а также сотрудники правоохранительных служб министерства внутренней безопасности и юстиции.
Придут ли корабли ВМС США для постоянного дежурства на кромке территориальных вод Украины, пока открыто не говорится, а вот суда американской береговой охраны со временем окажутся в Чёрном море. А ведь плавсредства, классифицирующиеся в США как катера и корабли береговой охраны, по своей тоннажности в несколько раз превышают украинские корабли 2-го и 3-го ранга, несут на борту ракетно-артиллерийское вооружение, вертолёты и способны легко пересекать океан.
Уже сегодня многие положения проекта договора могут восприниматься неоднозначно. Например, непонятно, как можно визуально (без разведданных) определить, имеется ли на рыбацкой шхуне ядерная бомба или пробирка со штаммом чумы? С другой стороны, вряд ли корабли морской охраны Украины когда-нибудь появятся у берегов Аляски или Калифорнии (они туда не дойдут даже в идеальную погоду), а вот патрулирование американских военных кораблей на траверзе крымской Ялты, главной базы Черноморского флота России Севастополя, а также в Керченском проливе у российской Тамани и Новороссийска вполне возможно. При этом на судах безопасности во время проведения операции, помимо национального флага, планируется поднимать флаг страны-партнёра. Группам осмотра и обыска разрешено пользоваться судами третьих стран, что может окончательно запутать ситуацию.
Стороны обязуются избегать применения силы, кроме случаев, “когда это необходимо по условиям гарантии безопасности их официальных представителей и физических лиц на борту или когда оказывается сопротивление во время санкционированного захода”. При этом, правда, делается оговорка: любое применение силы не должно превышать необходимого минимума. Капитанам задержанных судов перед началом осмотра разрешается связаться с судовладельцем или правоохранительными органами своего государства и уведомить их о случившемся, а также уточнить полномочия проверяющих.
Некоторые статьи будущего соглашения идут вразрез с основополагающими принципами международного морского права о свободе мореплавания и запрете для военных кораблей преследовать и досматривать иностранные суда в открытом море (Конвенция ООН по морскому праву, принятая в 1982 году). Да и сам факт задержания мирного торгового или пассажирского судна военным кораблём может трактоваться мировой общественностью по-разному, а посему каждый раз будет необходимо чётко определять и предавать огласке, что же могло послужить причиной подозрений в переправке ОМП. Это, кстати, уменьшило бы риск безосновательных задержаний судов.
Не будем наивны: повышенное внимание США к Украине вряд ли вызвано опасением, что вопреки международным договорам и обязательствам здесь может возобновиться производство ядерного оружия. Причины, вернее всего, в ином: во-первых, и в Украине, и других странах СНГ остались радиоактивные отходы, которые можно реально использовать в качестве “грязной бомбы” и морским путём доставлять для подготовки террористических актов. Во-вторых, Украина занимает важное место на пути возможного перемещения ядерного, химического, радиологического, бактериологического оружия и средств их доставки из взрывоопасного и агрессивно настроенного по отношению к США и НАТО Ближневосточного региона. Поэтому Украине отводится роль одного из бастионов провозглашённой Вашингтоном “второй линии обороны”, хотя стороны вроде бы и берут на себя обязательства согласно принципам суверенного равноправия и территориальной целостности государств не вмешиваться во внутренние дела других стран.
Однако вышеназванные причины лишь вершина “айсберга”.
Босфор стал более узким
На рубеже веков стало очевидно: в послевоенные десятилетия медленный дрейф Запада от Ялты (1945 г.), Потсдама (1945 г.) и Хельсинки (1975 г.) трансформировался в мощное океанское течение. Его направление — лишение России гарантированного Великой Победой статуса великой державы, в том числе разрушения сложившейся архитектуры взаимоотношений в Причерноморье. Причём в этом отношении внешнеполитические конкуренты, оппоненты и противники России одновременно идут разными путями — не только военно-политическим, но и экономическим.
На этом фоне активно проявляют себя силы, внедряющие идею о том, что Чёрное море со временем станет если не натовским озером, то, по крайней мере, принадлежащим западному миру. В связи с этим с каждым годом особую актуальность, в первую очередь для России, приобретает вопрос обеспечения статуса и режима Черноморских проливов.
По оценке, до 70 млн т нефти, то есть около 30 процентов её экспорта, Россия ежегодно транспортирует своим зарубежным партнёрам через Босфор и Дарданеллы. В 2004 году через Проливную зону прошли 52 000 судов, из которых 9 500 были загружены нефтепродуктами.
Между тем с наступлением 90-х годов ХХ столетия весь комплекс вопросов, связанных с судоходством в Проливах, приобрёл для России совершенно новое звучание. В начале и в середине 80-х годов вряд ли кто из ответственных советских политиков и государственных деятелей, военных, учёных мог предположить, что пройдёт всего несколько лет, и вся сумма проблем обернётся для России появлением трудностей геополитического и национального характера. С распадом СССР произошла своего рода реструктуризация проблемы Проливов.
Во-первых, с объявлением независимости Украиной и Грузией резко сократился пространственно-географический выход России к Чёрному морю, что привело к необходимости изыскивать большие материальные средства для реконструкции действующих и сооружения новых портов и терминалов на территории России с учётом её неуменьшающихся экспортно-импортных потребностей и возможностей в этом районе. Для России Чёрное море и Проливы — это по-прежнему единственный водный путь на юг, имеющий для неё чрезвычайное значение.
Во-вторых, увеличилось число причерноморских государств, с которыми следует договариваться современной России для решения общих вопросов судоходства в Азовско-Черноморском бассейне, в том числе и плавания в районе Проливов. О том, сколь сложные препятствия встречаются на этом пути, свидетельствует хотя бы тот факт, с какими трудностями решался вопрос о разделе между Россией, Украиной и Грузией Черноморского флота, принадлежащего ранее СССР.
В-третьих, нравится это кому-то в нынешней России или нет, но ей приходится считаться с очевидным обстоятельством: её удельный вес в общем балансе международных факторов, влияющих на решение проблемы Черноморских проливов, по сравнению с Советским Союзом не увеличился, в то же время соответствующий удельный вес Турции в 90-е годы возрос.
Наконец, в-четвёртых, стремительный научно-технический прогресс, строительство и введение в эксплуатацию новых крупномасштабных военных и коммерческих судов, и особенно нефтеналивных танкеров, ставят на повестку дня вопросы, с которыми приходится сталкиваться всем странам, заинтересованным в свободном судоходстве через Проливы, но в первую очередь, разумеется, Турции. Не удивительно, что, пережив тяжёлые последствия нескольких аварий нефтяных танкеров в Проливах (в том числе и перевозивших российскую нефть), турецкая сторона постоянно ставит вопрос о необходимости принятия дополнительных мер для обеспечения экологической и технической безопасности мореплавания в зоне Проливов.
В январе 1994 года турецкое правительство в одностороннем порядке приняло новый регламент судоходства в зоне Черноморских проливов, который вступил в силу с 1 июля 1994 года. Ряд его статей предусматривает введение разрешительного порядка прохода для определённых категорий судов в зависимости от их длины, осадки, перевозимого груза и т. д. В связи с этим турки выдвигают различные претензии к российским судам. То они не хотели пропускать большие танкеры через Проливы, то грозили захватывать торговые суда, ведущие зенитные ракетные комплексы С-300 для суверенной Республики Кипр.
Турция пошла по пути регламентации международных правил без участия государств, подписавших Конвенцию Монтрё, и таким образом подменила международно-правовые нормы установлениями национального законодательства. Официальное требование к другим государствам сегодня звучит так: прежде всего необходимо обеспечить охрану окружающей среды и безопасность мореплавания, этому должна быть подчинена вся организация движения в Проливах. Однако политическая и экономическая подоплёка этого выражается в беспокойстве Турции по поводу увеличения количества российских танкеров, транспортирующих нефть из Новороссийска, а также в желании оказать своё влияние на этот процесс.
