В кухне изменилось все. Вернее, очаг остался, но котла над ним уже не было, и появилась масса новых, непонятных вещей – он не знал даже их названий. Он вышел из кухни, прошел обратно в холл.

Остановился, недоуменно нахмурившись.

Дверь. Новая дверь. Здесь ее не было раньше.

Поколебавшись, он толкнул ее.

Ступени. Похоже, они ведут вниз, в подвал.

Но подвала в доме тоже никогда не было.

Крепче сжав ружье, он спустился вниз, у последней ступеньки шагнул в сторону, прижался к стене, огляделся.

Зеркало – огромное, вдоль всей длинной стены, рядом – полки, уставленные бесчисленными бутылями.

Этого всего не должно здесь быть. Все это принадлежит им, ladrones.

Вскинув ружье, он разрядил его в середину зеркала.

Подвал словно взорвался, воздух в мгновение ока наполнился осколками стекла, с грохотом рушились уставленные бутылями полки. Через минуту лишь заваленный обломками пол напоминал о баре мистера Эванса.

Отвернувшись, Алекс зашагал по ступеням вверх. Самих asesinos он подождет во дворе. Как некогда ждали их мать и сестры.

Но теперь пришел его час.

– Дорогая моя, ну откуда я знаю, зачем Алексу это нужно? Он просто сидел на холме и смотрел на наш дом.

– Значит, нужно было вызвать полицию, – Кэролайн пожала плечами. – Все знают, что Алекс Лонсдейл – псих.

Синтия Эванс с укором взглянула на дочь.

– Кэролайн, это несправедливо.

– Но это же правда, – снова пожала плечами Кэролайн. – Я серьезно говорю тебе – с каждым днем о нем говорят все более ужасные вещи. А Лайза рассказывала, будто он сказал ей, что не думает, будто миссис Льюис погибла от рук своего мужа, и что, мол, скоро еще кого-нибудь убьют. А ночью убили миссис Бенсон!

Синтия сбавила скорость, чтобы не прозевать поворот на Гасиенда-драйв.

– Если ты хочешь убедить меня, что их убил Алекс Лонсдейл, то слушать тебя я попросту не желаю. Во-первых, Эллен Лонсдейл моя еще подруга...

– Ну да, со школы! Ну так и что? Будь она хоть золотом осыпана – сынок-то ее полный придурок!

– Кэролайн, достаточно!

– Ах, да перестань, мама...

– Это ты изволь перестать! Мне надоело, что ты поливаешь помоями всех и каждого, и впредь я тебе этого не намерена позволять! – Вспомнив о собственном порыве позвонить прямо перед уходом из дома в полицию, Синтия немного смягчилась. – Слушай, что я скажу тебе. Ты обещаешь – больше о нем ни слова, а я, если он еще будет сидеть там и глазеть на наш дом, когда мы приедем, непременно вызову полицию. О'кей?

В ответ Кэролайн лишь пожала плечами, остаток пути они провели в молчании. Миновав последний поворот, Эллен снова сбавила газ, и тут услышала негодующее стенание дочери.

Синтия повернулась к ней.

– Теперь в чем дело?

– Ворота! – Кэролайн закатила глаза. – Если бы я оставила их открытыми, ты бы неделю меня пилила.

Увидев, что ворота и правда открыты, Синтия чуть слышно, сквозь зубы, выругалась, поспешив, однако, успокоить себя тем, что отсутствовала она не больше часа. Кроме того, во дворе, насколько она могла видеть, никого не было. Машина въехала во двор, Синтия, заглушив мотор, вышла.

– По крайней мере, в полицию нам звонить не придется, – она кивнула в сторону соседнего холма. – Он ушел.

– Грабители, – тихий голос раздался из густой тени под балконом, проходившим через весь фасад здания. – Грабители и убийцы.

Синтия застыла на месте.

– Кто это... кто здесь?

– О, Боже, – услышала она рядом шепот дочери. – Это Алекс, ма. Это Алекс...

– Тихо, – шепнула ей Синтия. – Только не говори ничего. Все будет в порядке. – Громким, ровным голосом она произнесла: – Кто там? Это ты, Алекс?

Шагнув вперед из тени, Алекс вскинул ружье.

– Soy mim, – прошептал он. – Soy Alejandro.

По лицу его текла кровь из порезов, которые оставили осколки стекла, алые капли падали на рубашку, но боли он, как видно, не чувствовал. Он снова шагнул вперед и повел в сторону дулом ружья.

– Туда, – он говорил по-прежнему шепотом. – Вон к той стене.

– Делай все, что он говорит, – шепнула Синтия дочери. – Не спорь с ним, и все кончится нормально...

– Мама, но он маньяк!

– Тихо! Ни слова, и делай, что он сказал. – Минуту, которая показалась ей вечностью, она ждала, пока Кэролайн подойдет к стене, молясь про себя, чтобы она не бросилась бежать к машине или к воротам. Затем, медленно, сама подошла к Кэролайн и встала рядом, взяв ее за руку.

– Главное – не спорить с ним, – шепнула она. – Если мы будем слушаться его, он ничего нам не сделает.

Держа Кэролайн за руку, чтобы та не отставала от нее, Синтия начала осторожно продвигаться к воротам.

– В чем дело, Алекс? – спросила она, чтобы отвлечь его внимание. – Что тебе от нас нужно?

– Venganza, – тем же шепотом ответил Алекс. – Venganza para mi familia.

– Месть? За твою семью?!

– Si. – Алекс шагнул к воротам, отрезая им путь к отступлению.

Стена была совсем такой, как в тот самый день, хотя они замазали дыры от пуль и смыли со штукатурки кровь его близких. Но для него это все осталось – он видел выбоины и алые пятна так же ясно, как в день смерти сестер и матери.

Теперь настал его день.

Он подумал – сможет ли эта женщина встретить смерть так же храбро, как его мать, сможет ли крикнуть ему проклятие в последнюю секунду собственной жизни.

Нет, не сможет. Гринго – они совсем другие.

Она умрет, как и все они, умоляя его о пощаде. И она уже начала...

– Но за что, Алекс? – услышал он ее голос. – Разве мы что-нибудь тебе сделали?

Разве сделали вам что-нибудь мои мать и сестры, которых убили ваши солдаты у этой самой стены? Но он не задал этого вопроса. Сейчас – не время спрашивать.

Наступил час расплаты...

Он нажал на курок. В уши ударил грохот, лицо женщины превратилось в кровавую маску, а брызнувшая на стену кровь, смыла кровь его близких. Колени женщины подогнулись, и она медленно осела на землю – совсем как в тот самый день...

Двор заполнил пронзительный крик ее дочери.

Нажимая на курок второй раз, Алекс подумал – двор навсегда останется таким, как тогда, кровь его родных вечно будет на этих стенах, а кровь гринго смешается с пылью, уйдет в ту землю, которую они отняли...

Свернув на Гасиенда-драйв, Хосе Карильо сбросил скорость, слушая, как сердито чихает мотор его грузовичка. Ладно – только бы эта развалюха продержалась то время, пока он будет работать на этих Эвансов. На деньги, которые они ему заплатят, он сможет купить себе новый грузовик. Сегодня, однако, первый день, а он опоздал – не дай Бог, потеряет, еще не получив, такое классное место. Он прибавил газу, и машина, закашляв, нехотя поползла вверх по склону холма.

Потом он вспоминал – именно перед последним поворотом он увидел этого парня, бредущего по обочине с громадным ружьем в руке, рубашка и лицо – в крови. Затормозив, он высунулся и окликнул его. Парень, казалось, его не слышал. Хосе позвал громче, парень повернул голову в его сторону.

– С тобой все в порядке? – спросил Хосе. – Может, тебе какая-нибудь помощь нужна?

Несколько секунд парень в упор смотрел на него, затем отрицательно мотнул головой и, отвернувшись, зашагал по дороге. Наблюдая за ним, Хосе увидел, как, пройдя еще несколько домов, парень исчез за воротами в высокой белой стене, с которой – Хосе как садовник сразу заметил – кто-то недавно срезал роскошные виноградные лозы. Задумчиво покачав головой, Хосе с силой нажал на газ. Он и так опаздывал.

Въехав во двор, он сразу увидел алые пятна на южной стене и на земле, а у стены – два окровавленных женских трупа.

– Иисус, Мария и святой Иосиф... – пробормотал садовник, чувствуя, как к горлу подступает горячий ком. Выскочив из машины, он кинулся в дом. Еще бы знать, где телефон в домах этих гринго...

Алекс разглядывал себя в зеркало. Из глубокого пореза над правым глазом все еще текла кровь, рубашка высохла, стала бурой и жесткой.

Проверив магазин ружья, он удовлетворенно кивнул. Три из пяти патронов он уже израсходовал. Два оставшихся – вот они, поблескивают в своих гнездах.

И хотя память почти не сохранила происшедшее, он помнил, в каком именно месте голоса снова начали шептать ему по-испански, помнил он, и где они его оставили.

Услышал он их на склоне холма рядом с большой гасиендой, сидя там, он вспоминал рассказы Марии Торрес о давно минувших днях.

А перестали они шептать, когда он уже уходил с гасиенды и в воздухе сильно пахло порохом, по лицу его текла кровь, и хотя все тело болело, сердце его оставалось по-прежнему бесчувственно-пустым.

Пустым и холодным.

Но он знал – ночью ему снова приснится сон, и он увидит все, что случилось днем, и будет снова разрываться от той нестерпимой, неведомой боли, которую другие люди называют чувствами.

Но это будет в последний раз, потому что теперь он знал, откуда приходит к нему эта боль, и знал, как с этим справиться.

И еще он знал – он, Алекс Лонсдейл, не имеет никакого отношения к происшедшему.

Того, кто все это совершил, зовут Алехандро де Мелендес-и-Руис. Это он превратил его жизнь в цепочку кошмаров, это он не дает ему уснуть по ночам.

Значит, Алехандро надо убить. У Алекса просто нет другого выхода.

Алекс сменил рубашку, порез на лбу можно и не заклеивать.

Взяв ружье, он спустился вниз, вошел в кухню, пошарив в нижнем ящике, без труда отыскал комплект запасных ключей от машины.

Он уже выезжал из ворот, когда мимо их дома, завывая сиреной и сверкая бело-синей мигалкой, пронеслась патрульная машина полиции.

Он знал, куда они едут, и знал, что именно обнаружат сидящие в машине, когда приедут туда. Поехать за ними и изложить свою версию случившегося... Алекс резко вывернул руль, и машина рванулась в противоположную сторону.

Голова вдруг стала ясной, мысли были словно отлиты из прозрачного хрусталя. Сейчас вниз, потом по центральной улице через город, а дальше – прямо по шоссе. Через полчаса он уже будет в Пало Альто.

– Говорю тебе, что-то тут не сходится, – в десятый раз бубнил Финнерти. Неожиданно в кухне, где они с Джексоном расположились, чтобы привести в порядок свои записи, зазвонил телефон. Финнерти свирепо посмотрел на аппарат и раздраженно подумал, что эта чертова штука может звонить до тех пор, пока он не выскажет свою мысль, и произнес: – Парень сказал, что он припарковался напротив кафе, через площадь. Именно так у меня и записано.

– А у меня – что он оставил машину совсем рядом с кафе, – не унимался Джексон. Прервавшись, он кивнул на захлебывающийся телефон. – Мы вроде в твоей кухне? Значит, это тебя. Снимай.

– Черт, – плюнул Финнерти, протягивая руку к телефонной трубке. – Да? – На несколько секунд он замолчал, и Джексон видел, как постепенно с лица его сходит краска. – Ах, черт... Да, сейчас будем. Конец связи. – Положив трубку, он глубоко и шумно вздохнул и в упор взглянул на напарника. – Еще двое. Шеф хочет, чтобы мы пришли и проверили – почерк может быть сходным. Хотя по тому, что он рассказал, – ничего похожего. На сей раз – настоящая бойня.

По приезде на место Финнерти понял, что воспользовался слишком мягким сравнением. У одного из лежавших у стены тел почти полностью отсутствовала голова. Однако Финнерти сразу опознал второй труп. Пуля попала ей в грудь, и хотя лицо было искажено гримасой боли, он понял, кто это.

Кэролайн Эванс.

Рядом скорее всего – труп ее матери, Синтии.

– Звони медикам, в Центр, – бросил Финнерти подошедшему Джексону. – И скажи им – пусть сразу захватят с собой мешки. – После чего он занялся садовником Хосе Карильо, который сидел возле бассейна, стараясь не смотреть в сторону лежавших на земле тел и окровавленной белой стены над ними.

– Что-нибудь знаешь обо всем этом, Хосе? – спросил Финнерти, подходя к нему.

Хосе медленно покачал головой.

– Я сюда на работу наниматься приехал. Ну и только заехал во двор... – его голос дрогнул. – Я как их увидел, сразу бросился вам звонить. То есть, значит, в полицию.

– А больше ты ничего не видел? И... никого?

Хосе открыл было рот, чтобы ответить, но замолчал, задумавшись.

– Вспомнил что-то?

– Да вроде того... Я когда ехал сюда, парня какого-то встретил. Вид у него был, как будто дрался с кем-то не один час, и ружье в руках такое здоровое.

– А кто он – не знаешь?

Хосе покачал головой.

– Но дом, в который он вошел, показать могу.

Лицо Финнерти словно окаменело.

– Далеко?

– Нет, рядом. Прямо вниз по дороге... в начале Гасиенда-драйв.

Финнерти взглянул на патрульный автомобиль, сидевший в нем Джексон осипшим голосом кричал что-то в микрофон рации.

– Хосе, а если на твоей тачке, а? Вести сможешь?

Поколебавшись, Хосе кивнул, и Финнерти, крикнув Джексону, что вернется через несколько минут, забрался в кабину. Включив зажигание, Хосе нажал на стартер, молясь, чтобы именно сейчас его пожилой мустанг не капризничал. Двигатель чихнул, кашлянул, затем заработал.

Проехав с полмили вниз по склону холма, Хосе остановил грузовик перед чьими-то воротами.

– Вот, – кивнул он. – Сюда он вошел, Роско.

Несколько секунд Финнерти, не отрываясь, смотрел на дом.

– Ты уверен, Хосе? Дело-то может оказаться серьезным.

Хосе усиленно закивал.

– Именно сюда, точно. Вон, видишь, на тротуаре навалено, такой виноград обрезали – и хоть бы почесались убрать. Я такие вещи не забываю. Именно сюда тот парень и шел.

Даже без знаменитого винограда Финнерти сразу узнал дом доктора Маршалла Лонсдейла. Неудивительно, чертыхнулся он про себя, ведь он был здесь часов семь назад, не больше.

Выйдя из кабины грузовика, сержант заглянул во двор через ворота. Он сразу заметил, что гараж пуст.

– Слушай, Хосе, поезжай, ради Бога, на гасиенду, пусть мой напарник заводит машину и мчит сюда. О'кей, старина?

Хосе кивнул, минуту спустя его машина исчезла за поворотом. Финнерти, стоя у ворот, все смотрел на дом, в душе медленно росла уверенность – никого сейчас в этом доме нет. Несколько минут спустя, взвизгнув тормозами, у тротуара остановился черно-белый патрульный линкольн. Почти в ту же минуту хлопнула калитка в доме напротив, Шейла Розенберг, выйдя на улицу, помахала Финнерти.

– У Лонсдейлов никого сейчас нет, – пояснила она, указав на темные окна. – Марш и Эллен часа два назад уехали, а сын их – я видела – прямо перед вами, можно сказать. На машине Эллен.

– А не знаете, куда они поехали? Его родители, я имею в виду?

– Понятия не имею, – смущенно улыбнулась Шейла. – Я ведь вообще не имею привычки следить за соседями. – На лице ее появилось тревожное выражение. – А... что-нибудь случилось?

Финнерти внимательно смотрел на женщину. Как же, не следит она за соседями, черта-с-два...

– Да нет, ничего, – ответил он наконец. – Просто нам нужны кое-какие сведения.

Скажи он ей правду – через час ее будет знать весь квартал. Беспроволочный телеграф, чтоб их...

– Может быть, вам лучше позвонить в Центр? – предположила Шейла Розенберг. – Они, наверное, лучше знают, где их начальник находится.

Несмотря на заверения Шейлы Розенберг в том, что "дома у Лонсдейлов никого нет", Финнерти принял решение все-таки туда заглянуть.

В комнате, принадлежавшей, без сомнения, Алексу, он обнаружил залитую кровью рубашку. Осторожно положив ее в пластиковый пакет, он отдал его Джексону. Спустившись вниз, Финнерти набрал номер Медицинского центра.

– Куда именно они поехали – я могу вам точно сказать, – ответила на вопрос Финнерти Барбара Фэннон. – Доктор с супругой поехали в Пало Альто поговорить с доктором Торресом об их сыне, Алексе. По-моему, у них какие-то с ним проблемы. Номер я вам сейчас подскажу.

Барбара зашуршала страницами справочника, ища в нем телефон Института мозга. Финнерти мрачно усмехнулся. Проблемы. Хорошо сказано. Все равно что назвать акулу уклейкой...

Марш чувствовал, что теряет терпение.

В здании Института они сидели уже более двух часов – и полтора из них их продержали в приемной. Все это время Марш беспрестанно вышагивал из угла в угол по просторному холлу. Эллен же сидела на диване, застыв, как изваяние.

Наконец их пригласили в кабинет Торреса, где он продемонстрировал на экране монитора компьютерную модель операции, которую перенес мозг их сына.

Маршу эти цветные картинки ничего не говорили. Воспроизведение велось в ускоренном режиме, изображение было мутным, и понять происходящее даже посвященному было отнюдь нелегко.

– Эта программа, как вы понимаете, предназначена не для диагностики, а именно для операций, – произнес Торрес, отвернувшись от монитора. – Собственно говоря, то, что вы видите, вообще не предназначено для человеческих глаз. Эту программу должен читать компьютер, отдавать команды роботу... вся эта графика, в принципе, здесь не нужна. Это – побочный продукт в своем роде...

– Я все равно ничего не смыслю в ней, – отрезал Марш, не глядя на Торреса. – Вы обещали объяснить нам, что происходит с Алексом, а вместо этого показываете какие-то компьютерные сказки. Все, хватит. Выбирайте. Либо вы все сейчас же выкладываете, либо мы – я и моя жена – немедленно уходим отсюда. И встретимся мы с вами уже в суде. Объяснить еще раз – или вам и так все понятно?

Торрес не успел ответить – раздался телефонный звонок.

– Я велел ни с кем меня не соединять, – звенящим от гнева голосом произнес Торрес в трубку. Через секунду он, плотнее прижав трубку к уху, поднял глаза на сидевшего перед ним Марша Лонсдейла. – Это вас. Полиция. По-моему, у них снова что-то случилось.

Марш почти вырвал трубку из руки Торреса.

– Доктор Лонсдейл. Да, сержант, я узнал вас. Что-то произошло?

На несколько минут в кабинете воцарилось молчание. Когда Марш повесил трубку, Эллен сразу заметила, как побледнел ее муж.

– Марш... – выдохнула Эллен. – Там... что-то с Алексом?

– С Алексом... – голос Марша был едва слышен. – Это Финнерти... они хотят поговорить с ним...

– Опять? – Эллен почувствовала, как бешено и неровно забилось сердце. – Но они же только сегодня... А для чего?

– Только что найдена убитой Синтия Эванс... на гасиенде, вместе с дочерью, Кэролайн... Финнерти говорит, есть причины подозревать в этом Алекса...

Не в силах вымолвить ни слова, Эллен смотрела на мужа. Торрес резко поднялся из-за письменного стола.

– Если он действительно сказал такое, то он просто дурак, – его черные глаза сверкали от ярости.

– Но... он именно так сказал... – Марш все еще говорил шепотом. Торрес медленно опустился на стул, Марш повернулся к нему, с шумом выдохнул.

– Доктор Торрес, – теперь голос его звучал нормально, – прошу вас рассказать мне, в чем именно состояла суть операции.

– В том, что я спас его, – ответил Торрес, но было заметно, что самообладание изменило ему. Встретившись глазами с Маршем, он отвел взгляд, снова повисла долгая пауза. Затем, нахмурив брови, Торрес произнес: – Хорошо. Я расскажу вам обо всем, что сделал. И тогда вы поймете – Алекс не мог никого убить. – Он опять замолчал, и когда заговорил вновь, Маршу показалось, что обращается он не к Эллен и ни к нему, а к себе, доктору Раймонду Торресу. – Да, он не мог никого убить. Это абсолютно исключено. Невозможно.

Медленно, не упуская ни одной детали, Торрес начал рассказ о методах лечения больного по имени Алекс Лонсдейл.