Хаоле.

«Белый».

Джош Малани предупредил его, что от этого никуда не деться.

– У некоторых парней это что-то вроде спорта, – говорил он в субботу, давая Майклу урок серфинга. – Называется «убить хаоле». Никого они, конечно, не убивают, но стремятся делать так, чтобы кожа вроде твоей поменяла цвет. Не белой стала, а серо-буро-малиновой.

– Да брось ты, – сказал Майкл, хотя чувствовал, что Джош не шутит.

Тот пожал плечами.

– Как ты не понимаешь, вы явились сюда и все разворовали и лет двести вертели тут всем, как хотели. Времена изменились.

И все-таки Майкл надеялся, что Джош говорил это не всерьез.

Как выяснилось, очень даже всерьез.

Идя по проходу, он словно вернулся назад в Нью-Йорк, где Слотцки только и ждал случая устроить драку. Вся разница в том, что здесь в автобусе было с дюжину таких Слотцки и Бог знает, сколько еще подстерегало его в школе.

Может, мужественно ответить им прямым взглядом?

Вот уж этого в Нью-Йорке делать не следовало никогда. Там, если кто-то смотрел на тебя, нужно было отвести глаза, избегая контакта.

Прямой взгляд – это вызов.

Предположим, что и здесь так же, решил он. Старательно глядя в пол перед собой, дошел до ближайшего пустого сиденья, плюхнулся на него и постарался слиться с местностью.

Автобус шел под гору, сделав еще три остановки. Хотя Майкл чувствовал на себе взгляд каждого, кто входил в автобус, никто с ним не заговорил.

Все было, как он того и боялся.

На школьной парковке автобус стал освобождаться от пассажиров. Майкл перевел дух: может, и не сбудутся предсказания Джоша.

Может, они просто будут вести себя так, будто его нет.

Но тут, едва сделав шаг к выходу, он остановился. Два парня – каждый куда здоровей его – тянули время, вроде бы что-то разыскивая под сиденьями.

Что они думают, он тупее их, что ли?

И какого черта в автобусе не оказалось Джоша Малани?

Стало ясно, что раньше него парни не выйдут. Майкл снова пошел к дверям. Когда он приблизился к тому сиденью, под которым они возились, один из них вдруг оказался в проходе. Майкл подумал, он хочет его заблокировать.

Вместо этого тот двинулся к выходу.

Майкл лихорадочно просчитывал ситуацию. Главное, не показать им, что он трусит. Наплевать, что они выше его и здоровей фунтов на сорок каждый. Увидеть его испуг – вот что им нужно.

И он продолжал идти шаг за шагом. Второй парень следовал за ним.

За ним вплотную – так близко, что Майкл слышал его дыхание на своем затылке.

– И что вас носит, хаоле, куда не звали! – пробормотал второй так, чтобы не услышал водитель. Одновременно с этим первый остановился как вкопанный.

Тот что сзади с силой пихнул Майкла.

– Ты что, гад, делаешь? – возмутился первый, сердито разворачиваясь к нему. – Что, хаоле, думаешь, весь мир ваш? А по шее не хочешь?

Майкл знал, что слова в таких случаях бесполезны, и встал в защитную стойку. Но тут раздался еще один голос.

– Эй, только не в моем автобусе, – сердито сказал водитель, пристально глядя на мучителей Майкла.

Тот что стоял первым помедлил, потом повернулся и вышел. Майклу и второму парню ничего не оставалось, как следовать за ним. Готовый к стычке, Майкл молил Бога, чтоб появился Джош Малани. Даже если Малани так же, как он сам, никчемен в драках с противником вдвое больше себя размером, то, по крайней мере, Джош сможет уговорить этих не убивать его.

Но, выйдя из автобуса, он понял, что положение хоть немного, но изменилось. Они оказались в толпе школьников. Стало ясно: что бы там мучители Майкла ни планировали, с выполнением плана им придется повременить. И теперь парень повыше бросил на Майкла такой же устрашающий взгляд, каким смотрел на него Слотцки в тот день, когда подбил ему глаз и порезал руку.

– После школы, – сказал он вполголоса. – А может, завтра. Но можешь не волноваться, хаоле, ты получишь свое сполна.

Он отвернулся и вместе с приятелем растворился в потоке школьников.

Интересно, круче этот парень, чем Слотцки, или нет, прикидывал Майкл, глядя ему вслед.

Похоже, что да.

Подвижка в земной коре под Гавайскими островами была такой слабой и постепенной, что в течение нескольких часов ее не замечал никто, кроме приборов.

Приборы, конечно, замечали все, поскольку были для этого сконструированы. Чуткие, они услышали легкую дрожь, вследствие которой в глубинах могучего вулкана Мауна-Лоа расползлась новая трещина, записали данные и передали их другим приборам.

Сигналов тревоги не прозвучало, не взвыли сирены, предупреждающие о приливных волнах цунами, случающихся порой из-за внезапных подвижек океанского дна.

Вместо этого приборы поперешептывались между собой, передавая от одного информационного узла к другому весть об активности под Мауна-Лоа, пока, задолго до того, как новость дошла до людей, компьютеры по всему миру не принялись рассчитывать модели, прогнозирующие, чем эти еле заметные подвижки могут обернуться для всей планеты впоследствии.

Глубоко под горой кипящая, раскаленная магма двинулась вверх, просачиваясь сквозь щели, созданные давлением снизу, расширяя их, набираясь сил, чтобы прорваться наружу.

И с движением магмы гора поддавалась и дрожь усиливалась.

И люди, вслед за машинами, тоже обратили на это внимание.

Среди первых, кто заметил на Мауи колебания земли под ногами, были астрономы, обслуживающие обсерваторию на вершине Халеакала. Их компьютеры были специально запрограммированы, чтобы предупреждать о вулканической деятельности. Несмотря на то, что телескопы стояли на массивных, сейсмостойких бетонных блоках, подземные толчки внесли в наблюдения за космосом неразбериху.

Когда земля движется, нет такой силы, чтобы ее остановить.

И астрономы немедленно прекратили работу.

Фила Хауэлла это злило. Он по опыту знал, что толчки наверняка продолжатся, по крайней мере, несколько дней. Из чего следовало, что он не сможет наблюдать за звездой, расположенной в глубине спиральной галактики на расстоянии 15 миллионов световых лет от Земли.

Звезда эта занимала Хауэлла по двум причинам. Причина первая состояла в следующем: имелась вероятность того, что именно она была источником сигнала, который различные радиотелескопы Земли получали уже в течение нескольких лет. До сего времени сигнал фиксировался лишь в виде фрагментарных отрывков, и Хауэлл как раз приступил к тому, чтобы собрать их воедино.

Вторая же причина его интереса заключалась в том, что звезда находилась в процессе преобразования в новую[3]. Радиосигнал – Хауэлл был почти в этом уверен – проявит себя предвестником грозящей ей неминуемой гибели.

Но теперь компьютер предупредил Хауэлла, что беспокойство земной коры на неопределенное время отсрочит его наблюдения. И он, предоставив компьютерам работать над фрагментами радиосигнала, решил устроить себе выходной и навестить Роба Силвера с его раскопками, о которых тот только и говорил все последнее время. Любопытное, должно быть, открытие; но еще любопытней взглянуть на Катарину Сандквист, женщину, которая занимала Силвера так же, как далекая звезда – Фила. Пусть компьютеры позаботятся о вселенной, а он запрет свой кабинет и отправится в Хану.

Клик!

Затвор щелкнул, сработала автоматическая перемотка пленки, и Катарина слегка изменила ракурс, не замечая ни роящихся вокруг мух, ни грязных ручейков пота, сползающих по лицу. От часов, проведенных внаклон над черепом – теперь почти полностью раскрытым – саднило все тело, но и о боли в суставах она думала не больше, чем о жаре и мухах.

Самое главное сейчас снять все на пленку, чтобы иметь зримое свидетельство местоположения черепа и остальных костей.

Клик!

Опять щелкнул затвор.

Еще одно, с преодолением боли, изменение точки съемки.

Еще фотография.

Еще один документ в доказательство того, что археологический объект был найден именно в таком положении и именно в этом месте – хотя он и не укладывается ни в одну из общепринятых схем.

Уже несколько дней, не поднимая головы, она работала на раскопе, тщательно и аккуратно сметая все лишнее, чтобы раскрыть останки, но по-прежнему не имела никакого представления о том, когда было захоронено это тело. Судя по всему, это могло быть и год, и десять, и сто лет назад.

Или тысячу? Или четыре? Уж конечно, это крайний предел, поскольку человек появился на Мауи – как и на Гавайях – не раньше четырех тысяч лет назад, а ни одно другое животное очагов себе не устраивает.

Возраст стоянки, несомненно, значительно меньше, чем тысяча лет. Скорее всего, несколько – немного – веков, исходя из того, как неглубоко она залегает.

Она не позволила людям Роба помочь ей с раскрытием скелета, отдав им на откуп зону вокруг кострища. Сам очаг оставался еще нетронутым. Решив поработать сначала с костями, Катарина приказала укрыть очаг и объявила его запретной зоной. Только после того, как она отроет все кости, сфотографирует их на каждой стадии раскопок, когда будет спокойна, что работа полностью задокументирована и может быть перенесена в лабораторию, тогда она займется очагом.

– Я хочу, чтобы каждый слой хранился отдельно, – сказала она Робу. – Даже если мне придется снимать миллиметр за миллиметром.

– У тебя есть уже какие-нибудь предположения? – спросил Роб, удостоверившись, что она вполне серьезно намерена копать все сама.

Когда он впервые задал ей этот вопрос, ответа у нее не было. Тогда она действовала, опираясь лишь на инстинкт – на подкрепленную опытом интуицию, указывавшую, что подобных стоянок ей еще не встречалось.

В процессе раскрытия черепа, однако, мотивы, по которым она таила от Роба свои соображения, изменились.

Проблема состояла в том, что соображения эти были абсурдны.

Поначалу казалось очевидным, что это череп какого-то примата. Уже одно это представляло собой загадку, поскольку, как она знала, приматов на Гавайях никогда не водилось.

Кроме того, вызывало сомнения положение останков: шимпанзе, горилле или, если на то пошло, какому угодно примату нечего делать поблизости от кострища. Разве что в том случае, если кто-то убил животное и там его бросил.

Такой сценарий был возможен, хотя, учитывая местонахождение стоянки, маловероятен.

Но, продолжая колдовать над черепом с пинцетами и кистями, она начала понимать, что видит перед собой отнюдь не примата.

Больше всего он походил на некоторые виды ранних гуманоидов.

Этого, вне всякого сомнения, быть попросту не могло.

Во-первых, на Гавайях не жило и прачеловека.

Во-вторых, этой стоянки не было в те времена, когда прачеловек вообще существовал на Земле.

Следовательно, череп принадлежал кому-то еще. И кто бы это ни был, она намерена иметь все мыслимые документальные материалы для подкрепления тех выводов, к которым рано или поздно придет.

Она сделала еще одну фотографию, пленка кончилась, и камера принялась ее перематывать. Катарина поднялась на ноги, выпрямилась, глубоко вздохнула и поморщилась от висящей над раскопом невыносимой серной вони, сегодня сгустившейся, как никогда. Заправляя камеру новой кассетой, она услышала голос Роба:

– Кэт? У нас гость, который жаждет с тобой познакомиться! – Катарина подняла глаза. На поляну, за Робом вслед, вышел мужчина примерно того же возраста, что и Роб. – Это Фил Хауэлл. Он главный по звездам там, на горе. Фил, это Катарина Сандквист.

Фил сделал шаг вперед, протянул руку поздороваться и вскинул брови, почувствовав неаппетитный запах тухлых яиц:

– Да что же вы тут раскапываете? Серную кислоту?

– Увы, это издержки близости к вулкану, хоть и потухшему, – покачала головой Катарина. – И сегодня даже хуже обычного.

– Хуже? Вы уверены? – нахмурился астроном.

Что-то в его тоне встревожило Катарину.

– Мне так кажется. Может, это из-за утреннего дождя?

– Или из-за того, что в результате землетрясения произошел выброс газа.

– Землетрясения? – переспросила Катарина, переводя озабоченный взгляд на Роба. – О чем это вы?

– О вулкане, – ответил Хауэлл, прежде чем Роб успел открыть рот. – Похоже, старик снова собирается выступить.

У Катарины упало сердце.

– А ты говорил, он погас! – снова повернулась она к Робу.

– Так и есть, – сказал тот. – Фил говорит о Килауэа на Большом Острове. – По лицу Катарины он понял, что ее сомнения не развеялись. – Ну, скажи же ей, Фил. Мне она, видно, не верит.

Катарина молча слушала, как Фил Хауэлл рассказывал про вулканическую кухню под Большим Островом.

– Мало того, что земля трясется, – закончил он. – Когда варево клокочет на всю катушку, в воздух выбрасывается столько дыма, что ничего не увидишь, даже если телескоп сейсмостойкий. Знаете, поневоле задумаешься, в самом ли деле горные вершины такое уж удачное место для обсерваторий!

Катарина промолчала, но потом, показывая астроному раскопки, ловила себя на том, что поглядывает в сторону ямы на краю ущелья, где когда-то кипел древний кратер. Скрытая перевитой нарядной зеленью, яма выглядела вполне безобидно.

Тем не менее, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит, Катарина не могла не отмечать про себя, что вонь усиливается.

Может, сказать об этом Робу и Филу? Нет, они ведут себя как ни в чем не бывало.

Наверно, у нее разыгралось воображение.

Что же еще, как не воображение?

Майкл весь день чувствовал на себе враждебные взгляды двух автобусных попутчиков. Где бы он ни был, они неизменно оказывались там же, всегда вдвоем, всегда зыркая на него глазами. На перемене перед последним уроком они зажали его в раздевалке.

– У тебя всего час в запасе, – сказал тот что повыше. – Еще час – и ты мертвяк, хаоле.

Впрочем, пока они еще ничего не предпринимали, и если собирались подстеречь его после школы, то долгонько им придется ждать, потому что сегодня Майкл собирается сделать то, чего еще никогда не делал. Сегодня впервые в жизни он попытается пройти испытание на право войти в легкоатлетическую команду.

Он принял это решение на уроке физкультуры. Перед этим весь день держал под контролем свое дыхание и никаких проблем не заметил. По совести, он чувствовал себя просто отлично.

– Не торопись радоваться, – сказал ему Джош Малани, когда они трусили по треку. – Бывает так, что пассаты стихают, фермеры принимаются жечь тростниковые поля и к тому же раскочегаривается вулкан на Большом Острове. Вот тогда, парень, тут ничего не стоит задохнуться до смерти!

Но сегодня Майклу дышалось легко и глубоко, и даже после трех кругов пробежки он не чувствовал никакой усталости. Поэтому, заметив на доске объявлений расписание тренировок легкоатлетов, он решился.

Теперь, когда прозвучал звонок с последнего урока, он направился не к парковке, где ждал автобус и те двое задир тоже. Майкл направился к раздевалке.

Там облачился в беговые шорты, еще влажные после давешнего урока. Тщательно зашнуровал кроссовки, не слишком туго, чтобы ноги не затекли еще до того, как он разогреется, и размеренно побежал к стадиону, где легкоатлеты уже начали разминаться.

Как ему поступить – присоединиться к ним или размяться в одиночку?

Что, если он подойдет к ним, как свой, а потом не потянет на треке? Для начала лучше сделать пару кругов самому.

Он пробежал первый и футов сто второго, как вдруг чей-то локоть поддал ему в правый бок.

– Что это ты тут, мозгляк, делаешь? Майкл покосился, не поворачивая головы.

Ну, конечно. Опять автобусный – тот, что поздоровей. Он был в форме для бега.

Майкл молча продолжал бежать.

На полголовы возвышаясь над Майклом, парень укоротил шаг, чтобы бежать с ним вровень.

– Ты что, немой, что ли?

Майкл бежал, заботясь только о ровном и размеренном темпе. Если кому-то приспичило выжить его с трека, это его проблема. Сам Майкл сдаваться не намерен.

Они обогнули последний поворот. Майкл перешел на шаг и направился туда, где стоял тренер, а парень продолжал бежать, причем с такой легкостью вернулся к своему прежнему темпу, что Майкл подумал, не бросить ли все, не позориться, а пойти в раздевалку, принять душ и – домой. Но тут он заметил второго автобусного – тот презрительно кривил губы, будто видел Майкла насквозь.

Майкл отчетливо понял, что уйди он сейчас со стадиона – каждый день в школе станет для него сущей пыткой. Собравшись с духом, он подошел к тренеру.

– Меня зовут Майкл Сандквист. Я бы хотел сдать зачет, чтобы войти в команду. – Тренер окинул его оценивающим взглядом, в котором легко читалось сомнение. – Я спринтер.

– Я, кажется, и сам в состоянии разобраться, на что ты годен, – сказал тренер. Вся команда, кроме того парня, который бежал по треку, рассмеялась, и Майкл изо всех сил постарался не покраснеть. Тренер, увидев, что сарказм не вызвал противодействия, смягчился. – Ладно, какую пойдешь дистанцию?

– Метров сто или двести, – предложил Майкл.

– А как насчет четырехсот? – поинтересовался тренер.

Майкл закусил губу, но решил сказать правду.

– У меня была астма. Не уверен, что на четыреста меня хватит.

Тренер вскинул бровь, помолчал, но когда заговорил, то без предубеждения.

– Ладно, давай на старт, я дам тебе знать, когда можно. – Он вытащил из кармана секундомер, завел его и протянул второму из автобусных. Когда тот дошел до отметки ста метров, тренер кивнул Майклу:

– На старт!

Майкл встал в стойку, упершись левой ногой в стартовую колодку.

– Внимание!

Майкл собрался в комок и замер в ожидании последнего слова команды.

Молчание.

Да что такое? Шутит с ним тренер, что ли? Ноги уже ломило. Сжав зубы, решив не отступать ни за что, он пригнулся к самой земле и ждал. И только заслышав за спиной приближающиеся шаги, понял, в чем дело.

И действительно, как только парень, который только что на дорожке дал ему локтем в бок, пробежал мимо, тренер крикнул:

– Пошел!

Майкл с силой оттолкнулся от колодки, выпрямился и увидел, что парень ушел вперед и поддает ходу. Ничего себе! Мало того, что придется догонять соперника сильней, старше и с форой во времени, еще и наглотаешься пыли!

Что ж, если они играют в такие игры, пожалуйста, он не возражает!

Всасывая воздух всей мощью легких, Майкл рванул вперед, первыми же двумя скачками достиг оптимального для себя шага и дальше все время наращивал скорость, сколько мог.

Шагов через десять он понял, что расстояние между ним и соперником не увеличивается.

Вернее говоря, сокращается.

Тут с трибуны раздался истошный крик, и Майкл краем глаза увидел, как Джош Малани подпрыгивает, вопя:

– Давай, Майк! Давай!

Сжав кулаки так, будто хотел выжать из своего тела всю силу, Майкл сосредоточился на том, чтобы сократить разрыв. После того как они пробежали сорок метров, между ними было метра четыре.

На отметке в семьдесят метров их разделял только фут.

На восьмидесяти они бежали вровень, а когда Майкл пересек финиш, то был в метре впереди.

Сбавляя ход, он с замиранием сердца ждал, что теперь будет. Парень и так, всего-то из-за цвета кожи, не выносит Майкла, а теперь еще и продул ему, да перед всеми друзьями. Ну и дела!

Джош Малани, скатившись с трибуны, бежал навстречу.

– Молодчага, Майк! Накормил его пылью!

Тут вдруг физиономия парня, который только что выглядел так, будто готов раскроить Майклу череп, совершенно преобразилась.

– Так это ты, что ли, Майк Сандквист?

– Майкл, – немедля поправил Джош. – Он не любит, когда его зовут Майком.

– А почему ты его так зовешь? – сурово вступил в разговор парень с секундомером. – Я думал, это он выволок тебя из-под рифа!

– Он и есть.

– Так и веди себя соответственно! – Он повернулся к Майклу. – Слушай, если этот Малани тебя достанет, только скажи мне. Я давненько жду случая накостылять ему, да уж больно он маленький. Даже меньше тебя. Но бегун из него – никакой!

У Майкла голова пошла кругом. Что же такое происходит?

– Нет, как ты это сделал? – допытывался у него побежденный соперник. – Только подумать, когда ты начал, я был в десяти метрах впереди и шел полным ходом! – Он обнял Майкла за плечи и повел его туда, где ждали их тренер и остальная команда, окликнув по пути парня с секундомером: – Эй, Рик, за сколько он пробежал сотню?

– Чуть больше одиннадцати секунд.

– Ничего себе! На целую секунду быстрее любого из нас! Я-то, вообще, люблю длинные дистанции, а набрать скорость с ходу так, как ты – нет, это не по мне.

Майкл посмотрел на него с недоверием.

– А я думал, мне предстоит стать мертвяком.

Высокий хмыкнул.

– Так это когда было! Когда ты был всего лишь вонючий хаоле. Меня зовут Джефф Кина. – Он протянул руку, знакомясь, и тут же повернулся к тренеру. – Что, мистер Питерс, я думаю, мы его берем, а?

– Его-то мы берем, да вот не знаю, сколько еще протянешь в команде ты. Как тебя угораздило поддаться парнишке на фут ниже ростом, да еще с такой форой?

Джефф Кина зычно хохотнул.

– Я же не всемогущ, верно? Так что там, где я спасую, вытянет Майкл, и мы этим летом будем просто непобедимы! Верно я говорю?

И тут Майкл впервые подумал, что приехать на Мауи и впрямь было не такой уж плохой идеей, и когда позвонил домой часом позже – после первой командной тренировки – то даже не изображал равнодушия.

– Это я, мам, – сказал он в трубку, когда на звонок отозвался автоответчик. – Угадай, что произошло? Меня приняли! В легкоатлетическую команду! Получилось! Представляешь? – Он перевел дыхание и снова заговорил, захлебываясь от волнения: – Знаешь, я познакомился с массой новых ребят, и, знаешь, это отличные ребята. Если не считать того, что один из них собирался... – Он оборвал себя и быстро переменил тему. Какой смысл волновать мать, рассказывая, что утром его грозили избить. Не говоря уж о том, что все это позади. – В общем, мы собираемся погулять, я с Джошем и другие парни из нашей команды. Мы поедем в Кихей, перекусим гамбургерами, сходим в кино или что-нибудь такое еще. Я буду дома в пол-одиннадцатого или в одиннадцать, ладно? Правда, ма, здорово, что мне это удалось? Ну, пока! – Он повесил трубку и ухмыльнулся Джошу Малани и Джеффу Кине, которые ждали его за дверью. – А где остальные?

– Уже пошли, – сказал Джош.

– Не отставать! – Майкл подхватил свою школьную сумку. – Кто-нибудь знает, какие сейчас идут фильмы?

Но когда, выйдя из раздевалки, они направились на стоянку, у Джоша возникла другая идея,с кино не имевшая ровно ничего общего. Майкл выслушал ее, и в животе у него похолодело.

С одной стороны, этот холодок в животе, конечно, можно было объяснить возбуждением, вызванным этой идеей.

С другой, что скрывать, стало страшновато.

– Плавать под водой ночью? – переспросил он, забрасывая сумку с книгами на заднее сиденье старенького Джошева шевроле-пикапа. – А не опасно?

– Немного, пожалуй, да! – ухмыльнулся Джош. – Ну и что? Знаешь, как классно! Тебе понравится!

Может, перезвонить маме, подумал Майкл, с двумя другими ребятами забираясь в пикап. Может, сказать ей, что мы собираемся делать. В конце концов, если что-то случится...

Глупости, одернул он себя. Ей только лишнее беспокойство.