Глава 23

Катарина как раз сворачивала с Хана-хайуэй на узкую проселочную дорогу в поместье, когда услышала над головой характерное «уап-уап-уап», производимое винтом вертолета. Хотя звук раздавался пугающе близко, самой машины она не видела. Машинально остановив форд, она высунулась в окно, чтобы взглянуть в небо, козырьком руки прикрывая глаза от блеска утреннего солнца. Вертолет появился низко над кронами деревьев, подпрыгивая и зависая – прозрачная, непрочная стрекоза. Когда он проплыл над самой головой Катарины, ей показалось, что Стивен Джеймсон и Такео Йошихара смотрят вниз из своей плексигласовой скорлупки, и она повернулась проводить их взглядом, предполагая, что вертолет сделает круг и пойдет влево, к аэропорту в Кахулуи.

Ничего подобного. Он развернулся направо и исчез за прикрытием скал, вздымающихся почти на двести футов прямо посреди джунглей.

Только когда замолк шум пропеллера, Катарина завела мотор и двинулась по узкой дороге. Как обычно, при ее приближении ворота раздвинулись, и практически не потребовалось снизить скорость, чтобы миновать их. Впрочем, сегодня у нее мурашки пошли по коже, когда она почувствовала на себе внимательный глаз камеры, и, проезжая по поместью, пришлось сдерживаться, чтобы не вертеть головой в поисках других камер.

У исследовательского центра ее удивила непривычная пустота на автостоянке. Катарина покачала головой, увидев обилие свободных мест, и у нее мелькнула идея. Этот проблеск немного разогнал мрачное состояние, в котором она находилась всю долгую бессонную ночь, когда лежа ломала голову, как бы попасть в подземную лабораторию северного крыла. Ночью так ничего и не придумалось. Зато теперь кое-что брезжит.

Сначала вертолет, теперь – опустевшая стоянка.

Определенно, что-то здесь происходит.

Позабыв свое намерение отправиться на раскопки в ущелье, Катарина оставила джип на стоянке, вошла в центральный холл, снова заставив себя не рыскать глазами на камеры, и направилась было к дверям, ведущим в офис Роба Силвера, но на полпути замерла, словно только что передумала. Развернулась и подошла к столу охранника, и когда тот поднял на звук шагов голову, точно зарегистрировала мелькнувшее в его глазах удивление. Может, ей не придется вытягивать из него информацию; если повезет, сам выболтает, что здесь творится. И верно, так оно и случилось:

– А я думал, все на совещании в Хане.

– Я поеду после обеда, – гладко сымпровизировала она.

Но зачем? Почему чувствовала, что не обойтись без лжи?

Ну ясно же, почему – паранойя, настигшая ее, когда вчера ночью она наблюдала за разгрузкой фургона, одолевавшая, когда ехала домой и затылком чуяла чужие глаза, снова подползла и обернулась кольцами вокруг тела, как боа-констриктор.

Но при этом стремительно обретала очертания идея, мелькнувшая при виде пустой парковки.

– А доктор Джеймсон уже уехал? – спросила она самым своим безмятежным тоном.

Охранник кивнул.

– Улетел. Вертушкой, вместе с мистером Йошихарой. Пару минут назад.

– Черт, – пробормотала Катарина, состроив обиженную гримаску.

– Прошу прощенья? – переспросил охранник.

Катарина вздохнула.

– Мой сын думает, что уронил здесь вчера ключи из кармана. Я хотела спросить доктора Джеймсона, может, он их нашел. – И она открыла рот, словно собиралась что-то сказать, но потом, передумав, закрыла. Помедлила, а потом закинула еще удочку: – И только представьте себе, он говорит, что это я виновата. Ох, дети, дети. – Катарина повернулась, якобы для того, чтобы уйти, будто и не надеялась, что охранник может предложить помощь, и сделала уже шаг в направлении северною крыла, почти что чуя при этом, как охранник обнюхивает наживку, опасаясь, не припрятан ли там крючок.

– Может, мне впустить вас на минутку, доктор Сандквист? – предложил он.

Катарина повернулась к нему, словно не веря своим ушам.

– Что вы, я не могу этого допустить, – сказала она, рискуя всем, чтобы загнать крючок глубже. – В его отсутствие...

– Да что такого? – пожал плечами охранник. – У меня у самого шестнадцатилетний оболтус. Мне ли не знать, какие трюки они выкидывают. Если ключи там, мы найдем их за пару минут.

И он повел Катарину в северное крыло. Остановился в коридоре, отыскивая в связке нужный ключ, а Катарина тем временем бросила взгляд на лифт в конце коридора. Над кнопкой вызова имелась неприметная серая пластинка, вверху которой дразняще горел красный огонек.

– Где начнем? – спросил охранник.

Катарина беспомощно пожала плечами.

– В смотровой, наверно? Мне кажется, легче всего было уронить их, раздеваясь, как вы считаете? Давайте я посмотрю в кресле в офисе Стивена, где Майкл сидел после осмотра, а вы проверите смотровую? Это самое обычное кольцо с полудюжиной ключей на нем.

Они вошли в офис, Катарина притворилась, что ищет на кресле, а охранник направился в смотровую. Оставшись одна, она кинулась к столу, молясь, чтобы ящик оказался не заперт.

Ей повезло. На самом верху, не прикрытая хотя бы листком бумаги, лежала серая пластиковая карта. Схватив ее, Катарина тихо задвинула ящик стола и направилась в смотровую:

– Нет, в кресле их нет.

– Здесь – тоже. – Он кивнул на шкаф с выдвижными ящиками. – Давайте, вы посмотрите в этих, а я – в тех? А в письменном столе у него вы искали?

– Если кто и будет искать у него в столе, то уж скорей вы, чем я. Я ведь здесь новичок, помните? Только-только сподобилась получить пропуск в лифт. Негоже мне рыться в чужих столах.

Несколько минут спустя они, дружески болтая, вышли из офиса Джеймсона.

Пропуск в лифт лежал у Катарины в кармане.

А ключи Майкла, полагала она, – в его кармане. Насколько ей было известно, он не терял их ни разу в жизни.

Она переждала с полчаса, прежде чем направиться в северное крыло, и, минуя своего нового друга-Охранника, бросила ему:

– Что ж, я – в соляные копи, – и подмигнула.

Все ее самообладание понадобилось, чтобы, идя по коридору, не оглянуться на камеру, которая, как она полагала, сейчас была настроена на нее. Вынимая из кармана пропуск и поднося его к серой сенсорной пластине, Катарина надеялась, что на экране не видно, как трясется ее рука.

Огонек сменился на зеленый. Через секунду двери лифта расползлись в стороны. Она вошла внутрь, нажала нижнюю кнопку, потом попробовала засечь, сколько времени займет спуск. Лифт шел гладко, движения даже не ощущалось; когда двери распахнулись, она могла быть как пятнадцатью, так и пятьюдесятью футами ниже.

Или сотней.

В коридоре никого не было. Катарина уверенно зашагала вперед, хоть и не имела точного представления, что именно ищет.

Ну, во-первых, конечно, то, что доставили ночью. Она представила себе план подвального этажа, как он выглядел на экране монитора, и постаралась припомнить, в какой комнате был распакован гробоподобный ящик.

Она почти уверена: третья дверь направо.

Дойдя до нее, Катарина помедлила, борясь с нестерпимым желанием оглянуться на камеру, установленную над лифтом, и повернула дверную ручку. К ее глубокому облегчению, дверь открылась.

Она узнала комнату сразу, едва вошла: безупречно чистая, с полом из белой плитки, с белым эмалированным прозекторским столом в центре, с большой лабораторной стойкой у стены. Другую стену занимали три металлических шкафа с большими выдвижными ящиками.

Именно такие показывают в телесериалах, когда действие происходит в морге.

Набравшись духу, Катарина пересекла комнату и подошла к шкафам.

Нет, это ошибка. Это должна быть ошибка! Это не может быть морг.

В мыслях был хаос. Что, если кто-нибудь войдет?

Что, если за ней наблюдает охранник?

Что, если комната под сигнализацией?

Пошла прочь, прошептал ей внутренний голос. Прочь отсюда, немедленно вверх и не лезь в чужие дела. Тебя наняли, чтобы разобралась со скелетом. Тем скелетом, который Роб нашел в двух милях отсюда. Все остальное тебя не касается.

Уходи.

Уходи отсюда!

Но не слушая голос, она протянула дрожащую руку и вытянула первый попавшийся ящик.

Пусто.

Напряжение чуть-чуть спало, и она потянулась к другому.

Пусто.

То же и с третьим, и с четвертым.

Рука больше не дрожала, и она почувствовала себя глуповато. То, что она там видела прошлой ночью, никак не может быть...

Тут рука вытащила пятый ящик, и мысль застопорило, потому что Катарина смотрела в лицо юноши.

Он был лет семнадцати-восемнадцати, с крупными чертами лица, светлыми волосами и вмятинкой на подбородке.

И мертвые голубые глаза не мигая смотрели на нее из запавших глазниц на сером, лишенном выражения лице.

Катарина застыла, как изваяние, сдерживая подступающую тошноту. Веди себя как ни в чем не бывало, сказала она себе. Если они наблюдают, надо быть невозмутимой. Веди себя так, словно ты в курсе происходящего.

До конца вытащив ящик, она увидела огромный У-образный надрез на торсе юноши. Все его органы были на месте, все – за исключением полностью изъятых легких.

Легких?

Ей вдруг вспомнился текст единственного файла, который они смогли открыть в директории «Серинус».

Загрязнение окружающей среды? Возможно ли, чтобы юноша умер от загрязнения?

Она вытянула ящик дальше, ища что-нибудь, что угодно, что помогло бы идентифицировать труп. И, вытащив до предела, нашла.

На большом пальце правой ноги была бирка. Катарина сорвала ее, сунула в карман, задвинула ящик и готова была уже выйти из комнаты, как в стене по правую руку, в глубине комнаты, заметила дверь. Подойдя поближе, прислушалась. Услышала ритмичный гул. Помедлила, но потом все-таки попробовала повернуть дверную ручку.

Та повернулась, и Катарина приоткрыла дверь, чтобы заглянуть внутрь.

Это оказалось чем-то вроде машинного зала, с множеством баков различного размера, каждый из которых распределительными рукавами с вентилями присоединен к центральному резервуару, от которого уходило за две стены еще несколько толстых труб. Поблизости работал насос, который, видимо, гнал содержимое резервуара по трубам.

От него-то и исходил гул.

И в противоположной стене, и еще в одной, дальней, как раз в тех, сквозь которые уходили толстые трубы, были пробиты широкие двери, и Катарина проворно подошла к ближайшей, прислушалась, попробовала ручку.

Заперто.

Тогда она подошла к другой, но и ту отворить не удалось.

Огорченная, она сильней дернула за ручку. Поискала электронный замок, как у лифта, но не нашла. Может, где-то здесь ключ? Но что, если тут тоже включена камера?

Повертела ручку еще немного, сдалась и вернулась в морг. Подумала, не вернуться ли, не искушая удачу, к лифту, но ряд закрытых дверей в коридоре манил ее, как магнитом.

Решившись, Катарина отвернулась от лифта, медленно двинулась по коридору и шагов через тридцать на одной из дверей увидела табличку:

Проект «Серинус»

Зачарованно уставилась на нее, понемногу приходя к мысли, что пароль к запертым файлам, отсутствие которого так угнетало ее вчера, больше не нужен. Собравшись с духом, Катарина протянула руку и попробовала открыть дверь, почти уверенная, что она, как и те, что в комнате рядом с моргом, будет закрыта.

Отнюдь. Очевидно, Йошихара полагал, что системы допуска в лифт вполне достаточно, во всяком случае, для этой части лаборатории.

Она вошла в обшитую деревом приемную, почти пустую, если не считать одинокого письменного стола и стеклянной витрины. То, что было спрятано за стеклом, заставило сильней биться сердце.

Череп?

Неужели это тот самый череп, который они с Робом видели на компьютерном мониторе? Катарина приблизилась к витрине – глухой плексигласовой коробке, установленной на черный лакированный пьедестал. Рассматривая череп со всех сторон, она все больше утверждалась в мысли, что череп тот самый, и ее возбуждение росло. Мало того, он удивительно похож и на тот, который они нашли в ущелье! Опустив взгляд, Катарина поискала что-нибудь поясняющее и не сразу, но нашла. Это оказалась пластинка, похожая на ту, что была прикреплена к двери, через которую она только что вошла. Надпись указывала, что такого-то числа череп найден в такой-то филиппинской деревне – примерно два месяца назад. Запомнив название, Катарина еще раз оглядела череп, а потом двинулась дальше.

И, войдя в следующее помещение, в изумлении замерла. На долю секунды показалось, что она в ветеринарной лечебнице, поскольку одна стена была целиком занята клетками с животными. Только это были совсем не клетки. Плексигласовые камеры. Катарина пошла дальше, жадно схватывая глазами подробности. Камеры – слово пришло на ум невольно, но сразу возникло ощущение, что эти пластмассовые клетки – именно камеры и не что иное – были герметически закупорены, а вода и корм, судя по всему, подавались в каждую изолированно с помощью дистанционного управления.

В каждой имелась своя вентиляционная система, и на большом компьютерном мониторе указывался состав подаваемой в нее газовой смеси. Следовательно, резервуары в помещении с насосом, где она только что была, снабжали эти камеры воздухом, поняла Катарина.

Она приблизилась к клеткам.

Они различались по размеру, и животные внутри них были разные.

В самых маленьких – мыши, где поодиночке, где парами. В одной сидела мамаша с полудюжиной сосунков.

В камерах побольше содержались кошки и собаки, все поодиночке, и большая часть кисок свернулась клубочком на тюремном полу, кто вылизываясь, кто в дреме.

Или они уже умерли?

Катарина бросила взгляд на один из мониторов; картинка, ряд цифр и букв, сообщала состав атмосферы в камере. Некоторые формулы она узнала: NH3, CH4, СО.

Аммиак.

Метан.

Окись углерода.

Там было еще с полдюжины других формул, большей частью ей неизвестных.

Но Катарина сильно подозревала, что все это смертельно опасные газы. Господи милосердный, да что же здесь происходит?

Катарина вплотную подошла к камере и резко постучалась. Кошка внутри шевельнулась, повела глазом и устроилась снова спать.

Собаки – все, кроме одной – бодрствовали. Две из них смотрели на нее, но совсем не так, как смотрят щенята, когда просят поиграть с ними. Напротив, собачий взор казался странно пустым, словно они понимали, что им никогда не выбраться из этого пластмассового заточения.

Три другие растянулись на полу, бессмысленно глядя в никуда. С холодком отвращения Катарина припомнила смысл наименования проекта: канарейки в шахтах – вот чем были эти бедные твари! Импульсивно она открыла одну из клеток и вынула оттуда щеночка, побыстрей закрыв дверцу, когда из нее вырвались мерзко пахнущие пары.

Щенок радостно запрыгал в ее руках, прижался к груди, и гладя его мягкую, теплую шерстку, она с ненавистью думала о людях, затеявших этот эксперимент. Как такое возможно? Засадить невинных животных в...

Странные, сипящие звуки пресекли ее гневные мысли. Их издавал щенок. Потом он стал извиваться, словно стараясь вырваться из ее рук, и в глазах его был страх, и пасть разевалась, судорожно хватая воздух.

Он умирает! Он умирает, этот щенок, прямо у нее на руках!

Она тесней прижала его к себе, стараясь утешить, но через мгновенье все было кончено. Щенок лежал в ее объятиях недвижно и молчаливо. Катарина смотрела на него в горестном недоумении.

Что же делать?

И тут она вспомнила, где находится, что делает. Если ее тут застанут...

Она проворно вернула щенка в камеру.

Надо уходить, и немедленно, пока ее не нашли. Но за этой комнатой была еще одна, и втуне уговаривая себя быть благоразумной, она знала, что должна, просто обязана заглянуть и туда тоже.

Как это может быть, что, несмотря на то, чем они дышат, животные в камерах живы?

Она миновала несколько помещений и обнаружила там только лаборантов в белых халатах, погруженных в работу.

Она не останавливалась, не задавала вопросов, намереваясь пройти незамеченной как можно дальше.

И, наконец, дошла до последней комнаты.

Помещение было небольшое. В центре, заключенная в толстостенный стеклянный ящик, находилась сфера, примерно трех футов в диаметре, из какого-то черно-серого материала, то ли камня, то ли металла. От сферы отходила труба, опоясывающая ее, а потом уходящая прямо вниз, сквозь стеклянную стенку, видимо, в основание ящика.

У стены располагалась панель управления, по всей вероятности, всесторонне следящая за положением дел внутри ящика, от температуры и влажности до давления воздуха и присутствия микроэлементов в атмосфере.

Катарина обошла стеклянный ящик, внимательно рассматривая сферу, но та со всех углов зрения казалась совершенно одинаковой.

Катарина стояла спиной к двери, когда раздался голос, и она вздрогнула от неожиданности.

– Что, в первый раз здесь?

Она обернулась, с опозданием осознав, что вид у нее, должно быть, виноватый, и постаралась сделать хорошую мину при плохой игре.

– Господи, как вы меня испугали!

– Прошу прощенья, – ответил лаборант и тонко улыбнулся: – Полагаю, сейчас вы задаете себе сакраментальный вопрос?

– Не поняла? – переспросила Катарина.

– Что бы это было?

Катарина растерялась.

– Именно это я собиралась спросить у вас, – проговорила она.

На лице лаборанта изобразилось некоторое недоумение.

– Разве мы все здесь не пытаемся это выяснить? Я думал, может, у свежего человека найдется какая-нибудь свежая идея?

Катарина, помявшись, собралась с мыслями.

– Если бы, – наконец проговорила она. – К сожалению, свежих идей у меня не больше вашего. Но, знаете ли, на самом деле я просто ищу доктора Джеймсона.

– Здесь его нет. Он отправился на заседание в Хану. – От улыбки не осталось следа. – А вы – разве вы не должны быть там же? – прибавил он с подозрением.

Катарина решилась без затей сказать правду.

– Меня не пригласили, – просто сказала она. – И раз доктора Джеймсона здесь нет, полагаю, самое для меня разумное – это подняться к себе и заняться чем-то полезным, не так ли?

Спиной чувствуя настороженный взгляд лаборанта и, вопреки сильному желанию, не позволяя себе оглянуться, Катарина вышла из комнаты.

Но и в офисе Роба Силвера ощущение, что за ней наблюдают, не покидало ее.

В уютном конференц-зале отеля «Хана Мауи», к которому вело 35-мильное шоссе – самый крутой серпантин из всех скоростных трасс мира, Такео Йошихара обвел взглядом семерых членов общества «Серинус», за последние сутки слетевшихся сюда со всех континентов.

– У меня хорошие новости, – начал он. – Трое из последних подопытных живы. Один из них в Чикаго, второй в Токио, третий – в Мехико-сити.

Вокруг стола пробежал одобрительный говорок. Йошихара угомонил его легким движением руки.

– Но имеется и проблема. Здесь, на Мауи, два дня назад умер мальчик – по всей очевидности, после того, как попал под воздействие проекта.

Над столом зависло неодобрение.

– И есть еще три мальчика, все они... – он помолчал, ища слово, потом слегка улыбнулся, найдя, – все они, скажем так, поживают. Хотя и по-разному. Доктор Джеймсон расскажет о них подробней.

Стивен Джеймсон под обеспокоенный шепоток аудитории поднялся со своего места. На экране позади него появились фотографии Джоша Малани, Джеффа Кины и Майкла Сандквиста.

– Как вам известно, в наши намерения никогда не входило проводить эксперименты на людях в непосредственной близости к нашему исследовательскому центру. Однако, по меньшей мере четверо молодых людей вступили в контакт с субстанцией, над которой мы сейчас работаем. – Он повернул голову к трем лицам на экране и показал лазерной указкой на Джеффа Кину. – Это – семнадцатилетняя особь мужского пола полинезийского происхождения. Рост – шесть футов два дюйма, вес – двести двадцать пять фунтов. Около тридцати шести часов назад его обнаружили на горящем тростниковом поле, он глубоко дышал дымом. Сейчас он в нашей лаборатории, чувствует себя нормально. – Указка передвинулась на фотографию Джоша Малани. – Это – еще один семнадцатилетний юноша ростом пять футов восемь дюймов, весом 135 фунтов. Метис. Чуть меньше суток назад, будучи под наблюдением, потерял сознание на автомобильной стоянке поблизости от пляжа. Жив благодаря тому, что дышит смесью окиси углерода, метана и аммиака. Находится также в нашей лаборатории.

– А третий? – спросил кто-то из дальней части зала.

Джеймсон внимательно посмотрел на снимок Майкла Сандквиста.

– Это случай наиболее интересный, – наконец сказал он. – Это шестнадцатилетний белый шведского происхождения, и хотя он, как и остальные трое, не проходил отбора для эксперимента, пока что он проявляет себя как один из самых многообещающих подопытных. Конечно, полного успеха ожидать трудно, но думаю, что паталогоанатомическое исследование, которое мы проведем после его смерти, в значительной степени продвинет наши представления о том, как именно данная субстанция воздействует на человеческий организм.

– А если он не умрет? – с сильным акцентом спросил кто-то из глубины комнаты.

Джеймсон холодно улыбнулся.

– Поверьте мне, герр фон Шмидт, тем или иным способом, но умрут все.

Глава 24

– Миссис Рейнолдс? – сказала Катарина, когда на том конце сняли трубку. Она сидела в офисе Роба, глядя сквозь стеклянную стену на идиллический гавайский пейзаж, на цветы, наполняющие благоуханное утро радугой красок, а в груди у нее клубился холодный, серый ужас, сгустившийся с тех пор, как полчаса назад она поднялась из лабораторий южного крыла исследовательского центра.

Вернувшись в офис Роба, она первым делом отыскала на Филиппинах ту деревушку, откуда прибыл череп. В точности как она вчера догадалась, череп нашли на склонах горы Пина-тубо. И если это в самом деле был череп ребенка, то тот дышал парами вулкана всю свою жизнь.

Затем со дна кармана она вытащила картонную бирку, которую сняла с ноги трупа.

На ней было аккуратно напечатано имя юноши – Марк Рейнолдс.

Помимо даты рождения и смерти, указывался и адрес – Норт-Мэйпл-драйв в Беверли-Хиллз, Калифорния. Самый центр огромного Лос-Анджелеса, одного из самых экологически небезопасных городов страны. Но неужели загрязнение достигло уже убийственного уровня? Надо выяснить. Сначала Катарина позвонила в больницу, где умер Марк Рейнолдс, но только и услышала, что информация по телефону не предоставляется. Не потрудится ли она представить запрос в письменном виде?

Нет, в письменном – не потрудится. И тогда, сгорая от любопытства и в то же время боясь причинить боль матери Марка Рейнолдса, Катарина неохотно набрала номер, который значился на бирке как телефон ближайшего родственника. Трубку сняли на втором гудке. Теперь отступать некуда.

– Элейн Картер Рейнолдс? – Катарина повторила имя так, как оно значилось на куске картона.

– Да, – ответил голос, такой безжизненный, что Катарина едва не бросила трубку.

Но она знала, что это делать нельзя.

– У вас был сын по имени Марк?

Молчание. Потом короткое:

– Да.

Катарина набрала в грудь воздуха.

– Миссис Рейнолдс, меня зовут Катарина Сандквист. Мне необходимо поговорить с вами о Марке. Я знаю, как вам трудно, но мне нужны кое-какие сведения, и надеюсь, вы сможете мне их дать.

В трубке раздалось что-то, похожее на сдавленное рыдание, но потом Элейн Рейнолдс заговорила, и на этот раз в ее голосе проявилась тень чувства:

– После того, что я перенесла, мне уже ничего не страшно.

– Да, трудно придумать что-либо страшнее смерти ребенка, – сказала Катарина.

– Марк не просто умер, миссис... – она запнулась, не в силах вспомнить фамилию.

– Сандквист, – быстро подсказала Катарина. – Но пожалуйста, зовите меня Катарина.

– Благодарю вас, – пробормотала Элейн Рейнолдс и снова смолкла. Катарина ждала, чувствуя, что женщина собирается с силами произнести что-то, и наконец та выговорила: – Мой сын покончил с жизнью, Катарина. Он убил себя.

Катарина потеряла дар речи. Убил себя?

– Я... я сожалею, – еле произнесла она. – Я думала...

И замолчала, не зная, что, собственно, сказать.

– А что вы думали, Катарина? – спросила Элейн Рейнолдс с неожиданным проблеском интереса и, услышав, что Катарина думала, будто смерть Марка каким-то образом связана с загрязнением воздуха в Лос-Анджелесе, издала короткий, лающий смешок. – Что ж, отравление угарным газом можно назвать и так. – И, прерываясь на каждой фразе, дважды смолкая, чтобы овладеть собой, она рассказала о самоубийстве сына. – Они приехали туда слишком поздно, – сказала она. – Дали ему кислород, но уже не помогло. Он умер по пути б клинику.

Катарине внезапно вспомнился щенок, который вдруг задохнулся у нее на руках, когда она вынула его из наполненной ядовитыми газами плексигласовой клетки.

– Ваш сын умер, когда они дали ему кислород? – думая, что ослышалась, переспросила она.

Прерывающимся голосом Элейн рассказала, как бился Марк в машине «скорой помощи», отпихивая кислородную маску.

– Он сопротивлялся, – закончила она. – Конечно, он не понимал, что делает, и я ничем не могла ему помочь. Вы не представляете, как это ужасно – чувствовать себя совершенно беспомощной! – Она помолчала. – Катарина! А в чем дело? Вы так и не сказали мне, почему звоните.

– Я звоню с Гавайских островов, – начала Катарина. – Я работаю на человека, которого интересует проблема загрязнения воздуха...

– В Гонолулу? – перебила Элейн Рейнолдс.

– Странно! Уж там-то воздух чистый, как нигде в мире. Впрочем, когда мы на прошлое Рождество были с Марком на Мауи, пару дней было довольно-таки дымно.

Катарина замерла, не веря своим ушам.

– На Мауи? – эхом повторила она. Что такое? Неужто это только совпадение, что Марк Рейнолдс всего несколько месяцев назад был на Мауи? – Миссис Рейнолдс... Элейн... но что вы делали на Мауи?