Глава XXVIII

Марианна медленно просыпалась, щурясь от яркого солнечного света, льющегося сквозь огромные, выходящие на восток окна гостиной. Она пыталась сопротивляться пробуждению, ибо как только вернулось сознание, вернулся и парализующий страх, державший ее весь долгий вечер и ночь накануне этого солнечного утра.

Странно, что после вчерашнего кошмара так ярко светит солнце, тогда как с неба должен падать дождь. Мелкий моросящий дождь, капля за каплей сочащийся из тяжелых свинцовых туч, выстукивающий по крыше дома скорбную мелодию.

Долгое время Марианна не двигалась, крепко зажмурившись от солнечного света, как будто могла этим отгородиться от вчерашней действительности. Она пыталась убедить себя, что это был лишь жуткий сон, который никак не может с себя стряхнуть, медленно пробуждаясь, и вот-вот перед ней откроется истина, — что Логан и Джо сладко спят в своих комнатах на втором этаже.

Может, именно сейчас Билл Сайкес вышел из своей сторожки и с трудом пробирается по сверкающему снегу, чтобы приступить к выполнению своих хозяйственных обязанностей.

И Оливия — она непременно позвонит Оливии, пригласит ее заглянуть на чашечку кофе и расскажет о страшном сне, приснившемся этой ночью.

О сне, в котором она вернулась в дом вместе с Алисон. Вдвоем с дочерью они стояли на кухне, и Марианна лихорадочно соображала, что же им делать.

И вдруг она услышала завывание, донесшееся откуда-то из-за сарая. Кровь застыла у нее в жилах от дикого страха, что Шейн Слэтер, которого она застрелила, а затем добила каминной кочергой, снова ожил. Она крепко обняла Алисон, как бы защищая ее, и стала убаюкивать свою взрослую дочь, словно та была еще младенцем. Сама же не сводила глаз с окна, за которым валил снег, в ужасе ожидая появления Слэтера: живот растерзан, он истекает кровью, грудь его в крови Логана, кровь сочится из раны на лбу.

Мертвый, нет, не мертвый, он неумолимо движется к дому.

К ней. К Алисон.

И она знает, что, когда он появится в следующий раз, у нее уже не будет сил защитить ни свою дочь, ни себя, ибо мужество ее иссякло, а тело, как и дух, истощено.

Но он не пришел.

Вместо этого, вслед за диким, исполненным ярости воем повисла жуткая тишина, тишина, которую, казалось, нельзя нарушить, а потом раздался выстрел.

Единственный выстрел из дробовика, отзвук которого эхом разнесся высоко над горными вершинами, последовал спустя мгновение после отчаянного, полного боли и ужаса крика.

Женского крика.

Крика Оливии Шербурн.

В ту самую секунду, когда Марианна услышала его, она поняла, кто издал этот крик, и когда отзвуки его постепенно стихли, она уже знала, что Оливия погибла. Она крепче сжала Алисон в объятиях, прижала лицо девочки к своей груди, но не произнесла ни слова, а лишь продолжала смотреть в окно и безмолвно ждать, что же последует дальше.

А затем увидела Джо.

Он появился из-за сарая, побежал через поле с грациозностью молодого животного, и, еще до того, как он остановился у края леса и повернулся лицом к дому, она поняла: именно он только что убил Оливию.

Когда Джо, прервав свой стремительный бег, повернулся, чтобы бросить мимолетный взгляд на дом, красные яркие пятна на его белом свитере лишь подтвердили горькую правду, о которой она догадалась. Женщина молча наблюдала, как он скользнул взглядом по дому, повернулся к нему спиной и исчез в лесу.

После этого Марианна потеряла счет времени. Она не знала, сколько просидела на кухне, нежно и ласково убаюкивая Алисон. Дожидаясь, когда пройдет страх ее дочери, и когда ее собственный страх ослабит свои цепкие объятия, лишившие способности двигаться.

В какой-то момент они поднялись и направились в гостиную. Прибили гвоздями одеяло к раме разбитого окна, через которое ворвался в дом незваный гость, даже застелили несколькими одеялами пол, чтобы прикрыть потемневшие пятна высохшей крови.

Марианна разожгла в гостиной огонь в огромном, сложенном из камня камине, и обе они молча опустились на диван, Марианна сидела прямо, а Алисон свернулась около нее клубочком, положила голову матери на колени. Ни одна из них не произнесла ни слова.

Обе смотрели на яркие языки пламени.

Каждая по-своему осмысливала происшедшее.

Марианна не знала, когда они в конце концов заснули, не помнила, наступила ли уже ночь, когда их измученный разум и изнуренные тела сдались, и обе они впали в забытье.

Но сейчас, едва открыв глаза, отказавшись наконец от желания снова забыться в спасительном полусне, она знала, что не было ночного дикого кошмара — все это произошло в действительности.

Она шевельнулась, почувствовав, как онемели мышцы, приподняла лежавшую у нее на коленях голову Алисон, осторожно подложила ей под щеку подушку и накрыла свернувшуюся клубочком дочку вязаной шерстяной шалью. В камине догорали последние угольки, и, проверив по-прежнему безмолвствующий телефон, Марианна подбросила три полена в тлеющие угли и старыми кожаными мехами раздула пламя. Когда, извиваясь между поленьями, вверх взметнулись языки пламени, она подошла к окну и выглянула наружу, в сверкающее великолепие утра.

Снег, должно быть, шел всю ночь, и двор, крыши сарая и надворных построек, даже верхняя перекладина забора, разделявшего двор и пастбище, были укутаны белоснежным покрывалом высотой почти в два фута. Одинокая полоска оленьих следов нарушала сверкающую белизну долины, а ветви деревьев, растущих по берегам ручья, прогибались под тяжестью белоснежного груза. Их едва начавшие менять цвет листья держали гораздо больше снега, чем лишенные листвы ветви.

За ночь долина преобразилась: ранняя осень сменилась полноценной зимой. Марианна вздрогнула, любуясь роскошью зимней сказки. Но озноб, который внезапно охватил ее, был вызван скорее осознанием нависшего кошмара, чьи следы были скрыты сейчас под слоем снега, чем холодом.

— Мамочка? — обратилась к ней Алисон сонным голосом. Марианна повернула голову и взглянула на дочь, которая выглядела в это утро гораздо моложе своих тринадцати лет. — Все это произошло на самом деле? — выдохнула Алисон, глаза наполнены страхом, лицо побледнело.

Марианна смогла лишь кивнуть, у нее не было сил вымолвить ни слова.

— Что мы будем делать? — продолжала Алисон. — Мы поедем домой? Вернемся назад к папочке?

"Мамочка... Папочка... "

Еще вчера утром Алисон называла ее только «мамой», и в течение уже многих лет обращалась к отцу не иначе, как «папа». А сейчас, после страшного потрясения, пережитого накануне, она вернулась к словам своего раннего детства. С сердцем, исполненным нежности к девочке, которая была сейчас единственным, что у нее осталось, Марианна вновь подошла к дивану, села и снова обняла Алисон.

— Я не знаю, что мы будем делать, дорогая, — тихо произнесла она. — Единственное, что я знаю, прямо сейчас мы совсем ничего не сможем сделать. Дорогу занесло снегом, и телефон до сих пор не работает. Нам придется ждать, пока кто-нибудь не приедет сюда и не поможет нам.

— А что если никто не приедет? — задала вопрос Алисон.

— Приедут, — пообещала Марианна дочери. — Как только появится возможность, кто-нибудь обязательно приедет и поможет нам. — Она направилась на кухню, понимая, что должна чем-то заняться, чтобы вновь не сомкнулся вокруг нее ужас прошедшей ночи.

Но когда стала варить кофе, она бросила взгляд сквозь окно на то место за полем, где исчез в лесу Джо.

И внезапно ей пришла в голову мысль.

Что если Джо вернется?

Что если никто не приедет к ним на помощь, а Джо возвратится?

Высоко в горах Рик Мартин пошевелился, затем начал медленно пробуждаться. От холода у него застыло все тело, но он пережил ночь. Небольшой костер, который ему удалось разжечь, уже давно погас. Он сунул руку в карман, пытаясь нащупать плотную пластмассовую коробочку, в которой лежал скудный запас спичек. Наконец нашел ее, вытащил из кармана, но понял, что пальцы настолько онемели, что ему вряд ли удастся отвинтить крышку маленького серого цилиндра. Рик стал массировать пальцы правой руки, затем расстегнул «молнию» на куртке и засунул обе руки себе под мышки, чтобы согреть их. Пока к пальцам медленно возвращалась чувствительность, вызвав мучительный зуд, он огляделся вокруг, высматривая, что можно было бы подбросить к черным уголькам, оставшимся от вчерашнего костра. Спустя мгновение скрюченными от боли пальцами он начал разламывать одну из толстых ветвей, которые использовал в качестве временной постели, и осторожно складывать отдельные кусочки в кучу, так чтобы воздух мог свободно циркулировать между сырыми сосновыми иголками. В конце концов, удовлетворенный результатами своей работы, мужчина чиркнул первой спичкой и поднес ее к самой середине небольшой кучки. Ярко вспыхнуло пламя. Иголки, не в силах разгореться, шипели, и вскоре звук замер, спичка догорела и превратилась в дымящийся обуглившийся обломок.

Он зажег следующую, последнюю спичку, и костер в конце концов занялся. Сложив руки лодочкой, он оградил крошечное пламя и стал осторожно дуть на него, пока огонь бежал по иголкам. Лишь когда хорошо разгорелось, он отважился подбросить еще веток. Костер продолжал гореть, и через некоторое время он почувствовал, как проникает сквозь одежду тепло.

Рик разломал на куски все остальные ветки, которые хорошо послужили ему не только в качестве подстилки на твердой земле, но и защитили от снега, шедшего всю ночь, подбросил их, чтобы поддержать пламя, в огонь. В конце концов от костра стал исходить такой жар, что он вынужден был подняться на ноги и отступить на пару шагов назад. Наконец совсем отошел от костра и начал разбивать снежное ограждение, которое соорудил вчера, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Перегородка стала гораздо толще, чем он сделал ее: ветер намел на нее много снега. У основания она достигла толщины около четырех футов и почти так же высоко поднималась над землей. Но снег был мягкий, и в течение нескольких секунд Рик раскидал стенку и выбрался из крошечной пещеры, в которой пережидал буран. Он окинул взглядом долину, укутанную сейчас толстым белоснежным покрывалом, лишь отвесные гранитные утесы по-прежнему не были занесены снегом. Далеко внизу, едва видимая на расстоянии, лежала деревня, похожая с высоты на крошечное поселение, зажатое в снежных тисках. Крыши, казалось, были навсегда погребены под белыми шапками, а в маленьких, разрисованных морозом окнах мерцали огоньки свечей.

Мартин вытащил из футляра рацию и включил ее. В это утро, когда эфир не был засорен из-за непогоды шипяще-свистящими атмосферными помехами, он слышал диспетчера в Чаллисе так отчетливо, будто они разговаривали по телефону.

— Джилли провела у телефона всю ночь. И если мы тебя не вызволим, боюсь, она приедет и убьет меня, даже если ей придется самой расчищать дорогу от снега. О Боже, Рик, ты можешь в это поверить?

— Высота снежного покрова там, где я нахожусь, почти три фута, — сказал ей Рик. — Как скоро вы сможете направить вертолет, чтобы вытащить меня отсюда?

— Займусь этим прямо сейчас, — пообещала диспетчер. — У нас есть предположение, кто тот человек, которого ты выслеживаешь. Некто Шейн Слэтер, находящийся в бегах уже почти пятнадцать лет.

Прежде чем Рик смог ответить, в рации раздался голос Джилли, в котором слышалось явное облегчение.

— Рик? Боже милостивый, с тобой действительно все в порядке?

— В относительном порядке, насколько я могу судить. Учитывая, что у меня не было и маковой росинки во рту, что я пропустил футбольный матч, и я, должно быть, становлюсь уже слишком старым, чтобы спать на куче веток. Но я жив, поэтому, полагаю, грех жаловаться. А как ты поживала?

— Я — прекрасно, — откликнулась Джилли, — если не считать, что не сомкнула глаз. Я очень волнуюсь из-за Оливии и Марианны Карпентер. У обеих не работают телефоны, и единственное, что мне удалось узнать, что Стиффлы вчера, во второй половине дня, по пути в город встретили Оливию. Она сказала, что направляется за Марианной и детьми, чтобы отвезти их к себе домой.

— Тогда они, наверное, там и находятся, — заметил Рик. — Оливия знает, что делает.

Джилли молчала, обдумывая, стоит ли ей сообщать Рику некоторые подробности, которые не дают ей покоя. Прежде чем она пришла к определенному решению, он сам намекнул ей на это.

— А ты смотрела из заднего окна? Оттуда видна ее труба.

— Уже посмотрела, — отозвалась Джилли. — Дым из трубы не идет, но ты же знаешь Оливию — она не станет топить, если можно обойтись и без этого. И все же, если бы она была дома, то всю ночь поддерживала бы огонь в камине.

Рик вновь окинул взглядом долину и заметил нечто похожее на тоненькую струйку дыма, поднимающегося вверх в том самом месте, где стоял дом Уилкенсонов.

— Думаю, что все они, должно быть, отсиживаются в Эль-Монте, — произнес он в рацию.

— Рик, — вклинился голос диспетчера, — похоже, что мы не сможем направить за тобой вертолет в ближайшие два часа. Очень много людей попало в беду, и большинству из них требуется медицинская помощь. Сможешь ты продержаться еще немного?

— Черт возьми, я могу сделать гораздо больше, — откликнулся Рик, голос звучал мрачно. — Уж если я смог пробраться сюда в самый разгар бурана, то уж наверняка, черт возьми, выберусь отсюда сейчас, когда ветер стих.

— Рик, ты останешься там, где находишься! — перебила Джилли, повысив голос. — Счастье, что остался жив, и ты сам это понимаешь! Поэтому оставайся на месте и жди, пока кто-нибудь не сможет прибыть и вызволить тебя оттуда.

Рик покачал головой, хотя рядом никого не было и никто не мог его видеть.

— Ни в коем случае! Будет гораздо лучше, если я выберусь отсюда по земле, а не стану болтаться на веревке под брюхом какого-нибудь вертолета. А то они еще волоком протащат меня по деревьям и тем самым прикончат. Поговорим позже.

Выключив рацию прежде, чем Джилли смогла что-то возразить, он закидал снегом уже потухающий костер и тронулся в путь. Рик пробирался сквозь сугробы, пока не подошел к кромке леса, где идти стало намного легче, поскольку основная масса снега осела на плотном пологе из раскинувшихся над головой ветвей. Здесь большие участки земли были по-прежнему обнажены, и он возвращался назад тем же путем, что и пришел, осторожно пробираясь сквозь густой кустарник, пока не вышел наконец на то место, где оставил «джип».

Он обошел вокруг занесенного снегом автомобиля, оценивая ситуацию, и в конце концов решил, что имеет более чем чудесный шанс спуститься вниз на машине по той же дороге, что и приехал, если ему удастся развернуть автомобиль. Он расчистил от снега заднюю дверь, затем поднял ее. Внутри, в куче разного хлама, который, казалось, скапливался здесь сам собой, обнаружил комплект цепей, которые всегда лежали на месте, даже когда он вычищал все из «джипа», и лопату. Она пригодится, решил Рик, чтобы разгрести снег и надеть цепи на все четыре колеса. Как только он укрепит их, сделать все остальное будет легче.

Спустя час, после многочисленных проклятий, превосходивших по количеству все ругательства, произнесенные им за последние двенадцать месяцев, ободрав кожу по меньшей мере с половины суставов, Рик наконец водрузил цепи на место. Раскидав как можно больше снега на участке вокруг автомобиля, он забрался в салон и начал проверять мотор.

Несколько секунд он тарахтел вхолостую, чихал, затем заработал. Щадя мотор, обращаясь с ним бережно, как с младенцем, Мартин осторожно подавал маленькими порциями газ, пока мотор медленно прогревался, и постепенно отрывистое неровное пыхтение сменилось равномерным урчаньем. Он включил обогрев на полную мощность, протянул руки и держал их над сильной струей воздуха до тех пор, пока не почувствовал, что они вновь стали отогреваться. Наконец, проверив работу коробки передач, включил заднюю скорость. «Джип» начал двигаться, и он услышал похрустывание ломающихся веток, когда задние колеса съехали с дороги в густой кустарник. Как только автомобиль перестал двигаться назад, он переключил скорость на переднюю, вывернул руль, и нос машины уткнулся в кусты на противоположной стороне узкой тропы.

Двигаясь вперед-назад, «джип» после третьей попытки развернулся, и Рик снова включил низкую переднюю передачу. Двигатель работал, и автомобиль осторожно пробирался по глубокому снегу.

Через тридцать минут он был у лагеря, а спустя еще двадцать минут он в конце концов отказался от своей затеи. Дорога уже выбралась из-под прикрытия лесного массива, а свирепствующий накануне ветер намел в долине сугробы почти в шесть шутов высотой. Вновь развернув свой автомобиль, Рик проехал назад вверх по дороге, до того места, откуда, как он считал, сумеет добраться до расположенного на территории ранчо дома, поскольку находится достаточно близко. Выключив мотор, он вышел из машины, понимая, что теперь это уже не имеет значения. Мартин вновь вернулся на хорошо знакомую территорию и находился в четверти мили от Эль-Монте. Включив радио, он сообщил свои координаты и попросил диспетчера позвонить вместо него Джилли.

— Я бы поговорил с ней сам, но сомневаюсь, что разговор сейчас получится. Свяжусь с тобой, когда выясню, как там обстоят дела.

Он тронулся в путь по пологому склону в направлении Волчьего ручья, быстро передвигаясь по лесу, и через сотню ярдов от начала пути нашел место, где можно было перебраться через ручей. Вскоре Рик уже вышел из леса и внимательно осмотрел дом, находившийся от него на расстоянии около сорока ярдов.

«Рейндж-ровер», засыпанный снегом, по-прежнему стоял во дворе, а из трубы дома поднимался вверх сероватый дымок.

Но когда взгляд его упал на одеяло, которым изнутри было занавешено разбитое окно, Рик понял, что, несмотря на вполне мирный сейчас вид дома, там что-то произошло.

Преодолевая сугробы, он в конце концов добрался до парадного крыльца и громко постучал в дверь.

Не услышав в ответ ничего, кроме тишины, постучался вновь и был уже готов сойти с крыльца, чтобы, обойдя дом, добраться до кухонной двери, расположенной сбоку, когда услышал голос Марианны Карпентер. Хотя голос звучал приглушенно из-за тяжелой деревянной двери, было отчетливо слышно, что он дрожит.

— К-кто там?

— Это Рик Мартин, миссис Карпентер! — прокричал помощник шерифа. — У Вас все в порядке?

Дверь слегка приоткрылась, и сквозь узкую щель Марианна подозрительно рассматривала его несколько секунд, затем, узнав, распахнула дверь настежь. По ее мертвенно-бледному лицу и взгляду, наполненному невыразимым ужасом, Рик понял: произошло нечто страшное.

— Они мертвы, — произнесла она бесцветным голосом, по бледному лицу потекли слезы. Теперь, когда Марианна осознала, что опасность миновала, она наконец-то дала выход своим чувствам после перенесенного потрясения. — Они все мертвы. Логан... Оливия... Слэтер... все мертвы. Все мертвы...

Рик шагнул в дом, осторожно повел Марианну на кухню, затем включил рацию.

— Я в Эль-Монте, — сообщил он. — Нам нужна помощь. Серьезная помощь. Направьте сюда снегоуборочную машину, сейчас же! Возможно, у нас трое человек мертвы! — Войдя в кухню, он увидел, что за столом сидит Алисон, с таким же бледным, как и у матери, лицом. Перед ней стоит нетронутый стакан апельсинового сока. Рик вновь внимательно осмотрелся вокруг и обернулся к Марианне. — Где Джо? — спросил он.

Марианна на мгновение задержала взгляд на лице Рика, затем перевела его на окно, на устремленные ввысь горные вершины, чьи контуры отчетливо вырисовывались высоко над узкой долиной.

— Ушел, — прошептала она. — Этот человек, его звали Шейн Слэтер, и он был отцом Джо. А сейчас Джо ушел. — Голос ее звучал глухо, взгляд был сосредоточен на взметнувшихся ввысь вершинах. — Как его отец, — шептала она. — Он ушел высоко в горы, так же, как и его отец.