Марианна напряглась.

— Вы говорите, что он стал плохо обращаться с Джо? — спросила она, решив, что наконец пришло время выяснить, чего не договаривали все — от Чарли Хокинса до Рика Мартина, и даже Оливия Шербурн.

Кларк Коркоран помолчал, потом тяжело вздохнул. Марианна заметила, что, когда он заговорил, то избегал смотреть ей в глаза.

— Дело в том, что немного нашлось бы в округе людей, которые посмели бы выступить против Теда. Боюсь, что и я не смог бы. — Врач протянул руку и, взяв со стола карандаш, начал беспокойно вертеть его пальцами, а сам продолжал говорить. — Вы же знаете, что Тед был очень богатым человеком, а пару лет назад он учредил фонд на строительство у нас клиники. Весной следующего года должно начаться ее сооружение.

Он замолчал, но Марианна, предчувствуя, что должно за этим последовать, не позволила ему уклониться от признания собственной вины.

— Продолжайте, — произнесла она.

Коркоран еще ниже сполз в своем кресле.

— Итак, боюсь, что хотя я и старался изо всех сил помочь Джо, я не очень-то хотел противостоять Теду. Понимаю, что здесь нечем гордиться, но факт остается фактом. Поэтому, какие бы ни возникли у Джо проблемы, боюсь, что и мне придется нести за это ответственность. Но постарайтесь особенно не переживать — не без моей помощи у Джо возникли трудности, но именно я помогу ему преодолеть их.

— Как? — охваченная волной гнева, спросила Марианна. — Как Вы предполагаете помочь Джо, если знали, что происходит, и ничего не предприняли, чтобы положить этому конец? О Господи, доктор Коркоран! Как Вы могли совершить подобное? Все в городе знали, что Тед несправедлив к Джо? И никто ничего не делал?

— Не уверен, что все действительно знали... — начал было Коркоран, но Марианна не дала ему закончить.

— Не уходите от ответа, доктор Коркоран, — перебила она. — Вы сами только что рассказали мне о своих подозрениях, что Тед жестоко обращался с Джо. А это означает, что Вы не только должны были делать записи в медицинской карте Джо, но и сообщить о своих подозрениях в полицию! — Она начала просматривать врачебные заключения, подшитые в папке, пытаясь найти в них какое-либо сведения, которые могли подтвердить сказанное ей сейчас доктором.

Там ничего не было.

Совсем ничего!

В конце концов она добралась до самого первого листа в папке. Это была копия свидетельства о рождении Джо — первый документ среди прочих медицинских заключений. Она долго смотрела на него, затем вновь стала перелистывать бумаги в папке и опять вернулась к свидетельству о рождении.

Что-то в нем было не так.

Некоторое время она внимательно изучала документ, затем подняла глаза на Кларка Коркорана.

— Одри говорила мне, что Джо родился преждевременно, — произнесла она. Казалось, что доктор был сбит с толку внезапной переменой темы. — Вы наблюдали Одри во время беременности?

Коркоран покачал головой.

— Меня тогда здесь не было. А Джо родился в Сан-Франциско, разве не так?

Марианна кивнула, вновь внимательно изучая свидетельство о рождении.

— Одри считала счастливой случайностью, что оказалась там в это время, поскольку Джо родился на два месяца раньше срока.

— Думаю, что она была права, — откликнулся Коркоран. — Если бы он так рано появился на свет здесь, у него было бы не так много шансов остаться в живых.

— Но здесь указано, что при рождении он весил восемь фунтов девять унций[5], — заметила Марианна. — Это чрезмерно большой вес для семимесячного недоношенного ребенка, не правда ли?

Коркоран нахмурился и потянулся за документом, который протянула ему через стол Марианна. Теперь он начал внимательно изучать свидетельство о рождении наряду с документами о первых днях жизни Джо. Ничего не сообщалось о том, что ребенок находился в инкубаторе, не упоминалось ни о преждевременных родах, ни о каких-либо других отклонениях.

— Вы уверены, что Одри говорила Вам о том, что мальчик родился раньше срока?

— Абсолютно уверена, — ответила Марианна, сердце ее забилось сильнее, когда она прикинула, в какое время должна была забеременеть Одри, если Джо родился в срок. — Это, безусловно, объясняет, почему Тед так жестоко обращался с Джо, — наконец, произнесла она слегка дрожащим голосом.

— Я не понимаю... — начал было Коркоран, но Марианна не дала ему закончить.

— Если Джо родился в срок, Тед никак не мог быть его отцом. Тед и Одри познакомились за месяц до того, как поженились, а Джо родился через семь месяцев после свадьбы. А это означает, что, если Тед был отцом ребенка, Джо должен был бы родиться на месяц раньше срока, а мне Одри говорила, что он появился на свет на два месяца раньше.

Коркоран вновь стал изучать медицинские документы из Сан-Франциско, затем покачал головой.

— Если только эти документы не фальшивка, она сказала Вам неправду, — наконец произнес он. — Все говорит о том, что ребенок родился в срок. На самом деле его данные при рождении скорее указывают на то, что Одри могла переходить неделю или две. Но отнюдь не свидетельствуют о преждевременности родов. Тем более, что мне Одри никогда не говорила, что мальчик родился недоношенным.

Марианна покачала головой.

— Возможно, она не говорила об этом никому, кроме меня и нескольких друзей там, у нас, на востоке. Но если Тед не был отцом ребенка, кто... — Она замолчала, вспомнив мужчину, который скрывался среди деревьев во время похорон Теда и Одри.

Мужчина, который, если верить Рику Мартину и Оливии Шербурн, мог быть горным человеком, живущим высоко в горах отшельником.

Мужчина, который наблюдал за Джо во время похорон.

Мужчина, в хижине которого Джо проснулся сегодня утром?

Возможно ли это?

Да это просто безумие!

Кто бы ни был отцом Джо, он, конечно же, не мог жить где-то высоко в горах, над Сугарлоафом! Одри никогда бы не влюбилась в подобного человека!

А если Одри встретила его в то время, когда он еще не был горным человеком?

Внезапно в памяти у нее возникла фраза, вскользь произнесенная Оливией Шербурн: "... когда Одри вышла за него замуж через месяц после знакомства, уж тут я высказалась! Наговорила ей, что поступает она так лишь оттого, что находится в подавленном состоянии, что Теда она едва знает... "

В подавленном состоянии.

Теперь и Марианна вспомнила это. У нее кто-то был, но продолжалось это недолго. Всего лишь несколько недель. Больше Одри никогда о нем не упоминала.

Но Тед, должно быть, знал правду. Марианна могла себе представить, как он мучился все эти годы, пока не обратил свою злость на мальчика, который, как он знал, не был его сыном.

Внезапно все приобрело смысл — и все разом потеряло смысл. От головной боли у нее стучало в висках. Если мужчина, которого она видела во время похорон, был именно тем человеком, который живет в хижине...

Мог ли он быть отцом Джо?

Мог ли Джо знать, что Тед ему не отец, мог ли он чувствовать, как Тед ненавидел его за это?

Вопросы вихрем проносились в ее сознании, нагромождаясь один на другой, наконец она не выдержала.

— Доктор Коркоран, — осторожно произнесла она, голос ее дрожал, — если настоящим отцом Джо является... если так окажется... возможно ли это каким-то образом доказать? Путем анализа крови или что-то в этом роде?

Кларк Коркоран покачал головой.

— Только не простым анализом крови. Единственное, что мы способны делать здесь, это исключить возможность отцовства путем несопоставимости определенных показателей крови. Есть только один способ, который действительно может доказать отцовство: проведение исследования на молекулярном уровне. Но это очень дорогостоящая процедура.

Лицо Марианны приняло решительное выражение.

— Я хочу, чтобы Вы взяли кровь у Джо и отправили ее в лабораторию на исследование. У меня такое чувство, что это может нам понадобиться.

Несколько минут спустя Коркоран взял кровь у Джо из вены правой руки. Он не упомянул истинной причины, а лишь объяснил, что Марианна обеспокоена незначительным повышением температуры, и он собирается провести кое-какие обследования. Образец крови в пробирке был подготовлен к отправке в лабораторию в Бойсе.

Пока Марианна везла Джо назад на ранчо, она раздумывала, стоит ли ей расспросить его о взаимоотношениях с Тедом Уилкенсоном. И в конце концов решила подождать. По крайней мере до тех пор, пока не выяснится, удалось ли найти человека, который живет в хижине.

Найти и установить его личность.

Мужчина остановился и прислушался.

Собаки были еще далеко, но постепенно приближались.

Он повел себя глупо — с самого начала. Надо было остаться рядом с хижиной и послушать, что говорил помощник шерифа. А вместо этого, преследуя лишь одну цель — скрыться из виду, он выскользнул из хижины в лес, вскарабкался на утес и припал к самому краю; волк, негромко рыча, устроился рядом с ним. Наконец он увидел, как мужчина и мальчик — его мальчик — прокладывают себе путь вниз, обратно в долину. Только после этого вернулся назад к хижине, уверенный, что найдет ее разрушенной, возможно даже, сожженной дотла.

Но ее не тронули. Тогда он разжег огонь, понимая, что нет больше необходимости скрывать свое присутствие и топить печь лишь по ночам, и досыта наелся отварным картофелем из запасов, хранящихся в расщелине позади лачуги, и поджаренным кроликом, добытым во время вчерашней ночной охоты (в дневные часы, он не испытывал потребности в сыром мясе).

Наконец он растянулся на кровати, выделив себе для отдыха лишь несколько минут, пока не решит, что ему делать дальше.

Хижину придется покинуть — это он знал точно. Помощник шерифа непременно вернется и приведет с собой немало людей.

И собак.

Тех самых собак, что были в лесу прошлой ночью — выслеживали Джо — и потеряли его след, лишь когда добрались до того места, где он сам обнаружил мальчика, который бесцельно брел по лесу с отсутствующим взглядом, двигался среди деревьев, повинуясь...

Повинуясь чему?

Внутреннему голосу, слышимому лишь ему одному?

Инстинкту, спрятанному глубоко внутри, но настолько сильному, что у него не было иного выхода, кроме как подчиниться, отдаться во власть безотчетному, подсознательному чувству?

Это чувство родилось вместе с Джо. Он еще только начинал делать первые шаги по двору выстроенного Уилкенсонами дома, а мужчина, наблюдая с нависающих над долиной утесов за мальчиком, уже ощущал в нем какую-то острую тоску.

Он видел, как притягивал Джо лес, как взгляд его то и дело обращался к деревьям, стремясь проникнуть сквозь отбрасываемую тень, как душа его уже искала утешения, которое могла дать лишь дикая нетронутая природа.

Мужчина знал, какие чувства испытывал мальчик, знал все стадии его безумия.

Сколько раз он спускался вниз, в долину, когда голод и жажда одолевали его — в те времена, когда ощущения были еще достаточно слабыми и он мог легко контролировать их, — и чувствовал, какие помыслы владеют Джо, видел его у комнатного окна, жадно всматривающегося в ночную мглу, даже ощущал, как разум ребенка перекликается с его собственным разумом?

Два разума, с единым инстинктом.

Существуют ли еще им подобные? И сколько их?

Сколько их, таких же как он, бродит во мгле, борется с голодом, одолевает жажду, и лишь для того, чтобы в конце концов проиграть битву со своим собственным естеством?

Человек принимает иной облик.

Это происходит только здесь? Или существуют еще люди, которые так же живут в хижинах, в других лесах?

Или в других городах, где в течение дня им приходится скрываться в дешевых жилищах и выползать на улицу лишь по ночам, рыская в поисках еды по огромным продовольственным магазинам, как сам он выискивает пищу в лагере, пытаясь победить сидящего глубоко внутри дьявола?

Бороться с ним, как боролся он.

Как только что начал борьбу и Джо Уилкенсон.

Теперь хижина его обнаружена. Он вынужден покинуть ее и найти другое место, где можно скрываться.

Скрываться до тех пор, пока они не придут, чтобы убить его.

Поскольку именно это они и собираются сделать. Ведь любой, кто взглянет на него, тут же поймет, что он из себя представляет.

Поймет и возненавидит его.

Так же, как вскоре возненавидят они и Джо.

А пока происходящие в мальчике изменения только начинают набирать силу. Они еще не заметны постороннему глазу, людям, не страдающим этим заболеванием, Джо еще долго будет казаться вполне нормальным.

Нет, они не заметят ничего до тех пор, пока не станет слишком поздно. Пока Джо сам в конце концов не сможет больше противостоять идущим изнутри импульсам.

Он на секунду прикрыл глаза, пытаясь избавиться от страшного видения, как Джо превращается в изверга, каким стал он сам, но тело, измученное предыдущей ночью, подвело его. Мужчина заснул и проснулся, лишь когда волк предостерегающе зарычал.

Было уже слишком поздно что-либо предпринимать, оставалось только спасаться бегством. С этой минуты он не останавливался, а волк следовал за ним по пятам.

А сейчас он устал — силы истощились, мышцы ослабли, казалось, изнеможение охватило все его тело, до самых костей. Вскоре ему придется остановиться и бороться.

Бороться или умереть.

Он огляделся вокруг, его зоркие глаза пристально осматривали местность, пытаясь найти убежище. И увидел его, высоко в горах.

Над верхней границей леса, там, где гранитная поверхность гор продувалась всеми ветрами, он заметил расщелину.

Узкую трещину, которая прикроет его с трех сторон.

Прикроет, но и окажется для него настоящей ловушкой.

Несколько мгновений он внимательно рассматривал ее, затем, приняв решение, начал карабкаться вверх. Волк пробирался впереди, как будто знал, куда надо идти.

А внизу все отчетливее раздавался лай гончих.

— Спусти одну из них с привязи, — сказал Тони Молено, когда с затянутого свинцовыми тучами неба упали первые ледяные капли дождя.

Фрэнк Питере с удивлением взглянул на заместителя помощника шерифа.

— Ты что, с ума сошел? Сколько времени, по-твоему, мы сможем преследовать его? Да он скроется до того, как...

— Мы уже совсем близко, — перебил Молено. — Я почти чувствую его. Он где-то здесь, рядом. И если мы не обнаружим его в ближайшие пятнадцать-двадцать минут, позже нам это уже не удастся. И глазом не успеем моргнуть, как дождь смоет все следы и уничтожит запах.

— Может быть, лучше связаться с Риком, — предложил Питере, все еще не желая спускать с поводка своих собак, чтобы те ринулись вслед за неизвестным, скрывающимся где-то высоко в горах.

Тони Молено внимательно осмотрел горный склон, возвышающийся над ними. Сейчас они находились выше верхней границы леса, и от вершины горы их отделяла лишь голая скала.

Скала была испещрена трещинами. В любой из них мог скрываться человек, за которым они охотились.

Собака, однако, способна обнаружить его в течение нескольких минут, и с того места, где они стояли, можно было вести наблюдение за охотой.

— Пусть Рик спит, — откликнулся Тони, приняв решение. — Здесь находимся мы, а не он. — Нагнувшись, он отстегнул поводок от ошейника одной из гончих Фрэнка Питерса.

Пес устремился вперед, его нетерпеливый лай эхом разносился среди утесов, пока он мчался по следу.

Гончая двигалась быстро, поскольку запах был сильным и значительно отличался от прежнего. Не было никаких примесей, постороннего едкого духа, который вобрал в себя человек, пока спал в своей хижине.

Низко наклонив голову, пес мчался по горному склону — бело-коричневое пятно на фоне серых скал, — то исчезал на несколько секунд, то вновь появлялся, карабкаясь вверх по россыпям обломков, которые скоро покроются слоем снега и льда.

Мужчина обхватил себя руками.

Одна из собак была рядом, совсем рядом.

Люди спустили ее с поводка, и это хорошо.

Это означает, что у него будет время, пока они сюда доберутся. Это собака, учуяв его запах, выберет наиболее короткий путь, а люди с другой собакой будут двигаться медленно, выискивая тропу, которой воспользовался он, пытаясь нащупать надежную опору под ногами.

Дождь усиливался, но было уже слишком поздно надеяться на помощь дождя, сильные порывы налетевшего на скалу ветра добрались и до него: тело пронизывало холодом, пальцы становились непослушными.

Ветер подхватывал его запах и нес его вниз, к собаке.

Волчица негромко предостерегающе зарычала, мужчина положил руку ей на голову, успокаивая.

Внезапно появилась собака, ее силуэт четко вырисовывался на фоне входного отверстия.

На какое-то мгновение она остановилась как вкопанная, затихла, будто удивляясь, что так быстро добралась до своей добычи. Затем, издав победный визг, бросилась на него: пасть широко раскрыта, с языка капает слюна. Из ее глотки уже готов был вырваться лай иного рода — сигнал, что добыча загнана в угол и атакована.

Но лай оборвался, разнесенная эхом победная нота мгновенно сменилась совсем иной.

Долина наполнилась отчаянным визгом агонии. Волчица прыгнула вперед, перехватив ищейку на лету, челюсти сомкнулись на ее горле и клыки глубоко вонзились в собачью плоть.