Глава 20

То, что он увидел в этом помещении, не являлось чем-то из ряда вон выходящим. Напротив, здесь все было совершенно обычным. На конфорке плиты стояла высокая кастрюля, откуда исходил потрясающий аромат тушеного мяса.

Светло-зеленый холодильник, затрапезный, обшарпанный, но в рабочем состоянии. Как бы в доказательство того, что это не мираж, он вдруг ожил. Вначале компрессор сердито заклацал и только после этого равномерно загудел.

Стол, настоящий стол с трубчатыми металлическими ножками и крышкой из жаростойкого пластика. Точно такой же стоял в квартире Джеффа. Вокруг стола располагались шесть разномастных стульев. Два дубовых, очень старых, остальные с виниловыми сиденьями – разумеется, тоже со свалки.

Напротив плиты у стены находился диван, примерно такой же кондиции, что и холодильник. Когда-то он, наверное, даже мог претендовать на какой-то стиль, но сейчас был в нескольких местах продавлен, а обивка, прежде золотистая, вся порвана и в пятнах.

В комнате имелось еще два легких стула. Один с откидной спинкой, типа шезлонга, правда, со сломанными ножками. Но это, похоже, не беспокоило развалившегося в нем человека.

На стенах висели репродукции пейзажей, очевидно, подобранные на свалке. Впрочем, как и все остальное. Казалось, их присутствие здесь, в этой комнате, призвано напоминать обитателям о мире, который они оставили на поверхности. На одной репродукции был изображен весенний луг с оленем на переднем плане, который щипал сочную траву. На другой – дерево в осеннем лесу с великолепной листвой. Крону пронизывали солнечные лучи, создавая впечатление, будто сам Господь смотрит с неба и улыбается.

Серую рутину комнаты разнообразили также два старых кривых торшера без абажуров.

Но чего совсем не ожидал здесь увидеть Джефф, так это телевизор. Работающий. На экране мягко бубнил что-то диктор Си-эн-эн.

– Ну как, нравится у меня?

Джефф оторвал глаза от экрана.

Невысокой грузной женщине было на вид лет шестьдесят. Полноту подчеркивала одежда. Юбка с ярким пестрым узором с преобладанием алых, лиловых и зеленых тонов. Подол волочился по полу, отчего кайма обтрепалась и почернела. На блузке из темно-бордового бархата кое-где виднелись полоски – на вид ржавчина, – вдобавок одну сторону обильной груди покрывало большое масляное пятно. На руках позвякивали разнообразные браслеты – по крайней мере дюжина, – а с шеи свисали бусы и цепочки.

Лицо хозяйки покрывал толстый слой макияжа, затвердевшего в глубоких складках щек. Кроваво-красная губная помада только подчеркивала трещины на губах. Седые космы прятал рыжий парик, но не полностью.

На плечи, спускаясь ниже талии, была наброшена драная черная шаль с почти отсутствующей бахромой.

– Неплохо, а? – произнесла она, сделав жест в сторону обстановки. Затем глубоко затянулась, уронив с сигареты на пол длинный столбик пепла. – Курю вот, не боюсь рака. Пусть старается.

Хозяйка блеснула глазами и загоготала, доброжелательно уставившись на Джеффа (обнаружив при этом отсутствие некоторых зубов), потом перевела взгляд на Джаггера. Улыбка моментально растаяла, одновременно с блеском глаз. Она ткнула сигаретой в его сторону.

– Не припомню, чтобы я тебя сюда приглашала.

Джаггер стиснул ржавый железнодорожный костыль.

– Ты что, Тилли? – быстро вмешался Змееныш. – Сама же только что сказала, что они могут зайти и поесть.

– Да, но это было раньше. До того, как я на него посмотрела, – проворчала Тилли и снова ткнула сигаретой в сторону Джаггера. – Убери отсюда этого ублюдка.

Джефф видел, как напрягся Джаггер.

Тилли прищурилась и поджала губы, еще сильнее размазав помаду. Затем проворчала:

– Ладно, поешьте. А там посмотрим. – Переведя взгляд снова на Джеффа, она махнула рукой в направлении дальней стены, где виднелся проем. – Идите туда и умойтесь. Только потом накройте бак крышкой. Не хочу, чтобы здесь воняло.

Они последовали в том направлении, куда указала Тилли.

– Ничего себе! – удивился Джаггер, оглядывая помещение.

На ветхом столе стоял эмалированный жбан с многочисленными щербинами – такой же, но только новый, родители Джеффа, когда он был маленьким, брали с собой, отправляясь в поездку, – а рядом кувшин. На вмонтированной в бетонную стену решетке висело полотенце. Как ни странно, не очень грязное. С потолка свисала голая лампочка, наполняя комнату светом.

Джефф посмотрел в потрескавшееся зеркало, которое заметил над столом (в первый раз после отъезда из следственной тюрьмы), и с трудом узнал себя. Кожа грязная, жирная, волосы растрепаны и тоже грязные и жирные. Глаза воспаленные, под ними темные круги. На лбу повсюду прыщи, а на подбородке гноящаяся резаная рана. Он даже не подозревал о ее существовании.

– Это их дом, – сказал он, продолжая смотреть на свое отражение. – Они здесь живут.

В зеркале Джеффу было видно, что дальше расположена еще одна комната с разложенными на полу матрасами – один даже, кажется, был пружинный – с постеленными поверх одеялами.

Одеяла и простыни.

Неожиданно на Джеффа накатило невероятное изнеможение. В туннелях он умел его сдерживать, а теперь страшно захотелось упасть на первый попавшийся матрас и забыться.

– Ну что ж, поживем пока здесь. – Джаггер подмигнул Джеффу. – Все получше, чем в Рикерс, а?

Джефф не ответил. Он не отрывал глаз от зеркала, откуда на него смотрел изгой, каких он всегда старался не замечать. Отворачивался, даже не желая признавать их существование.

Малколм Боддридж, – впрочем, все звали его только по фамилии, причем началось это так давно, что он даже начал забывать свое имя, – полез в глубокий в карман за ключом, который держал отдельно, а не на большой связке, висевшей в маленьком кабинетике.

Затем, как всегда педантично, проверил, не открывал ли дверь кто-нибудь в его отсутствие. Эта черта характера была у него врожденной и существенно повлияла на высочайшую квалификацию, которую он приобрел в своей профессии. Убедившись, что все в порядке, Боддридж вставил в замок ключ, повернул, толкнул дверь, затем закрыл за собой, а уж потом включил свет. Одна из трубок верхней осветительной арматуры, прежде чем зажечься, несколько раз мигнула. Остальные сразу залили комнату ярким белым светом. Болдридж считал такое освещение не хуже солнечного.

Надо учесть, что эстетическим аспектам Болдридж придавал большое значение, потому что художественный вкус в его деле являлся важнейшим фактором мастерства. Первым делом он надел тонкие латексные перчатки и направился к одному из шкафов. Снял с верхней полки лампу дневного света и заменил ею неисправную. Ведь если лампа снова начнет мигать, придется отвлекаться от работы. Затем принялся за работу.

После успешной охоты добытую «дичь» команда оставляла всегда в специальном холодильнике на тележке с колесиками. Холодильник был дорогой и требовал монтажа дополнительных устройств, но Болдридж настоял, чтобы его купили. «Неприятный запах распространяется гораздо быстрее, чем вы предполагаете», – объяснил он. Поэтому и «дичь» оставляли в нетронутом виде, как требовал Болдридж. Знали, что он распорядится как надо. Ремеслу он учился у своего дяди – кстати, тот все еще работал в Нью-Хэмпшире – и достиг совершенства в одной калифорнийской похоронной фирме. Потом хозяина прижала полиция – он занимался кое-какими противозаконными делишками, – и тот сбежал в Аризону. А Болдридж переехал в Нью-Йорк, потому что тоже был в этом как-то замешан. На данной службе он состоял уже около пяти лет и был очень доволен, хотя результатами его труда могли любоваться немногие.

Тихо насвистывая, Болдридж выкатил из холодильника тележку и начал распаковывать тело, завернутое в несколько слоев грязных тряпок, но в перчатках это не имело значения. Затем он аккуратно сложил все тряпки в сумку, которую, перед тем как уйти домой, отправит в мусоросжигатель, и занялся осмотром добычи.

Самец. Возможно, лет двадцати пяти; во всяком случае, не старше тридцати. Туша в прекрасном состоянии. Зубы почти все целые, а вот кожа испорчена тремя татуировками. Одна в виде змеи, обвивающейся вокруг левого бицепса, другая на левой грудине витиеватым староанглийским шрифтом декларировала любовь к матери, а третья на правой ягодице выглядела в точности как штамп, который ставят на мясе работники санитарной инспекции, и определяла задницу как US GRADE-A PRIME[10].

Белокурые волосы мягкие и сальные, но не спутанные в уродливые жгуты. Болдридж считал, что с такими почти невозможно работать.

На «дичи» был обычный комплект одежды, которую, конечно, можно было спокойно разрезать, но щепетильный Болдридж аккуратно снял один предмет за другим. Для одежды предназначалась другая сумка, которую отправят в прачечную. После того как одежду выстирают и выгладят, он решит, можно ли ее использовать на завершающей стадии. Если нужно будет только подшить края или несколько пуговиц, он сам сделает ремонт. Если же износ и повреждения окажутся значительными, то отправит одежду в швейную мастерскую на Седьмой авеню, чтобы скопировали.

Теперь голую «дичь» предстояло переложить на рабочий стол. Болдридж проделал эту нехитрую процедуру и начал готовиться к основному этапу работы.

Ножи у него были все наточены, как бритвы, и хранились в обитом бархатом выдвигающемся ящике под гранитной крышкой рабочего стола.

Затем пришла очередь нескольких больших картонных коробок, которые предназначались для торговли мороженым, но прекрасно подходили для целей Болдриджа. Он поставил их в специально устроенный лоток, идущий вдоль края рабочего стола.

Взял цифровую камеру, сфотографировал «дичь» под различными ракурсами, после чего аккуратно записал все существенные параметры. Не только обхват груди, талии и бедер – он их измерил с точностью до четверти дюйма, – но также размеры плеч, предплечий и икроножных мышц.

Покончив с этим, Болдридж перевернул тушу лицом вниз и сделал идеальный разрез от темени до копчика. Затем, используя разные ножи, большинство из которых были изготовлены по его собственным чертежам, начал снимать шкуру. Его умелые пальцы ловко орудовали ножами. Важно было не повредить ее, одновременно не оставив следов жировых или мускульных тканей.

Со спиной работать было полегче, да и снять шкуру с задней части черепа тоже особого труда не составляло, хотя Болдриджу потребовалось несколько месяцев, чтобы отработать методику обхождения с ушами. Вся хитрость состояла в том, чтобы сделать незаметными на конечном продукте глубокие разрезы, которые были необходимы. А с губ и ноздрей шкуру снять было сравнительно просто. Веки тоже легко отделялись, после того как была отрезана оболочка вокруг глазниц. Разумеется, все нужно делать очень аккуратно.

Самая сложная операция – удаление шкуры с черепа. А дальше пошло как по маслу. Во всяком случае, это было не труднее, чем, например, снимать кальсоны. Правда, немного пришлось повозиться с анусом, еще больше с гениталиями, но Болдридж занимался этим исключительно из принципа, потому что эти части туши на конечном продукте были полностью закрыты.

Наконец, отделив шкуру от туши, Болдридж внимательно осмотрел ее еще раз и удовлетворенно кивнул. Единственным местом, требующим ремонта, была небольшая дырочка во лбу – входное отверстие пули. А что касается его собственной работы, то она, как всегда, выполнена безупречно. Нигде ни малейших следов ножа. Затем он переместил шкуру в первый дубильный бак, из тех, что были выставлены вдоль противоположной стены, и занялся остальным.

Дело пошло значительно быстрее, потому что большая часть из того, что осталось на рабочем столе, предназначалась на выброс.

В течение двадцати минут все мускулы, связки и другие мягкие ткани, а также внутренние органы были удалены со скелета и помещены в большую коробку из-под мороженого. После чего Болдридж с помощью своего любимого ножа отделил голову от позвоночника. Затем снял стеклянную крышку с большого ящика – чуть больше двух ярдов в длину и тридцати дюймов в ширину, – стоящего на полу у задней стены. Дно ящика покрывало крупноячеистое сито, на которое следовало положить скелет. Накрыв ящик крышкой, Болдридж стал наблюдать через стекло, как в одну из ячеек стремительно ринулся первый муравей, побегал немного и поспешил обратно, чтобы сообщить о находке остальным. Под полом лаборатории жила колония специальных муравьев. Убедившись, что насекомые начали работу, а значит, к утру в ящике будет находиться совершенно чистый скелет, Болдридж занялся черепом.

Конечно, ему было хорошо известно, что кости черепа можно разрезать хирургической пилой. Обычная стандартная операция, которую умеет делать любой прозектор, но опять же исключительно из эстетических соображений для обработки черепа Болдридж выбрал другой метод. Если пользоваться пилой, то все равно не останется никаких следов, но это был грубый инструмент, который ему не хотелось брать в руки. И Болдридж пошел на то, чтобы потратить лишний час, но извлечь мозг через естественные отверстия с помощью различных ножей, ложек и скребков.

Язык и глазные яблоки отправились вслед за мозговым веществом в коробку для мороженого.

Исследовав входное отверстие пули во лбу, Болдридж решил, что кости повреждены незначительно, после чего поместил череп в отдельный ящик с муравьями. Он тоже к утру будет готов.

А вот на обработку шкуры потребуется несколько дней. Настоящая работа для Болдриджа начнется только после того, как будут готовы скелет и шкура. Конечный продукт будет выглядеть много лучше оригинала, убитого недавно в туннеле.

Когда Болдридж через час покидал лабораторию, ничего лишнего в ней не оставалось. Коробки для мороженого сгорели в мусоросжигателе, а пепел смыла вода. На гранитной крышке рабочего стола не было ни единого пятнышка, на дренажном лотке тоже. Тележка вычищена, вымыта и дезинфицирована. Латексные перчатки и прочая ветошь отправлены в огонь.

Болдридж взял пакет с негодной лампой дневного света и в последний раз осмотрел лабораторию. Все было в полном порядке. Пройдет немного времени, и сегодняшний трофей будет готов к экспозиции.

А завтра должна начаться очередная охота.

Глава 21

Это было больше, чем просто наслаждение.

Просыпаясь, Джефф обнаружил, что ему не холодно, нет темноты, а самое главное, ничего не болит. Вначале он подумал, что это сон. Мягкий матрас, теплое одеяло – такого наяву просто не может быть. На мгновение даже осмелился вообразить, что, открыв глаза, окажется снова в своей квартире на Сто девятой улице. В спальню заглядывает ласковое утреннее солнышко, Хедер уже проснулась и возится с чем-то на кухне. Через несколько минут они выйдут в Риверсайд-парк на пробежку.

Потом Джефф открыл глаза и долго лежал, глядя вверх на свисающую с потолка лампочку. Нет, это, конечно, не солнце.

Джефф поднял руку заслонить глаза. Хорошо бы заткнуть и уши от нарастающего гула, который заставлял вибрировать все предметы в комнате. Потом гул наконец стих, и он сбросил одеяло. Сел и... увидел Джаггера, который медленно скользил взглядом по его торсу. Джефф потянулся за одеялом, стал натягивать на себя.

– Ты, наверное, думаешь, что я гомик? – спросил Джаггер.

Джефф покачал головой.

– Конечно, нет. Просто... это я так, спросонья. – Увидев свою одежду, выстиранную и аккуратно сложенную рядом с матрасом, он посмотрел на Джаггера. – Твоя работа?

– Что я тебе горничная, что ли?

– Тогда кто же...

Джаггер пожал плечами.

– Какая разница? Я точно знаю только, что голоден, и чую запах пищи. А ты не собираешься вставать? – Он поднялся и скрылся в умывальне, за которой находилась главная комната.

Оставшись один, Джефф снова плюхнулся на мягкий матрас. Полежал немного и понял: омлет ему снился не просто так. Из главной комнаты действительно вкусно пахло не только омлетом, но и жареным беконом. Джефф сбросил одеяло, оделся и последовал за Джаггером, задержавшись только, чтобы плеснуть на лицо немного воды.

В главной комнате находились шестеро, не считая Джаггера. Тилли с большой кухонной лопаточкой стояла у плиты. На продавленном диване баюкала младенца молодая женщина, не старше восемнадцати лет. Еще там были трое мужчин, возраст где-то между тридцатью и пятидесятые. Один, по виду типичный алкаш, сидел за столом. Остальные двое – несомненные наркоманы – стояли. В руке у каждого нож. Все трое внимательно следили за Джаггером, точнее – за железнодорожным костылем в его правой руке.

И еще там была девочка лет пятнадцати, может быть, даже моложе. Она стояла у двери, ведущей в туннель.

– Очевидно, это не он, – услышал Джефф невнятное бормотание алкаша. – Джинкс ошибается.

– Ничего я не ошибаюсь! – возразила девочка, сжимая в руках лист бумаги. – Вот, посмотрите сами. – Ее взгляд переместился на Джеффа. – Черт! Они оба здесь!

Джаггер шагнул к столу, и двое с ножами напряглись. Он остановился, продолжая сверлить их глазами.

– Он вас убьет! – крикнула Джинкс.

– Джаг, – подал голос Джефф. – Что происходит?

– Она сказала, – ответил Джаггер, не отрывая взгляда от ножей в руках наркоманов, – что у нее есть какая-то бумага с моей фотографией. Эти парни начали требовать, чтобы мы ушли.

Джефф двинулся к Джинкс.

– Какая фотография?

Девочка испуганно вжалась в дверь.

– Попробуй только к ней прикоснуться, – предупредил один из наркоманов. – Тут же размажем твои кишки по полу. Опомниться не успеешь.

Шутливо сдаваясь, Джефф поднял руки вверх.

– Успокойтесь, прошу вас. Никто не собирается никого трогать. Я только хочу выяснить, в чем дело.

– Тилли, выгони их отсюда, – сказала Джинкс. – Ты знаешь, что...

– Да, я знаю! – резко оборвала ее Тилли. – Знаю, что это моя квартира. И мне решать, кому здесь находиться, а кому уходить. Кстати, – она многозначительно посмотрела на наркоманов, – это всех касается.

– Ты хотя бы посмотри, – произнесла Джинкс примирительным тоном.

Тилли поджала губы, собираясь отказаться, но, видимо, передумала. Отложив лопатку, она взяла у девочки листок, разгладила и примерно с минуту внимательно изучала, то и дело поднимая взгляд на Джаггера и Джеффа.

– Может быть, ребята, расскажете, за что вас посадили?

Джаггер прищурился.

– Лично меня – ни за что.

Тилли перевела взгляд на Джеффа.

– Меня признали виновным в попытке убийства, – ответил он, понимая, что Джаггеру она не поверила.

– Ты действительно собирался кого-то убить?

Джефф пожал плечами.

– Какая разница? Меня признали виновным, осудили и отправили в тюрьму.

– И сколько дали?

– Год.

Тилли недоверчиво вскинула брови и снова посмотрела на Джаггера.

– А тебе?

– Пожизненное, – ответил Джаггер.

– За что?

Прежде чем ответить, Джаггер долго соображал.

– Говорят, будто я убил двоих. А потом еще парня в тюрьме. Но я не помню, чтобы кого-нибудь убивал.

Тилли снова посмотрела листовку, затем передала ее Джеффу. На грязном смятом листке бумаги были напечатаны две фотографии, его и Джаггера, под ними краткое описание их преступлений. Ниже стояли всего два слова:

НАЧИНАЕТСЯ ОХОТА.

– Позавтракайте, – сказала Тилли, – а потом уходите.

– И у них еще хватает совести называть себя «доблестными нью-йоркскими полицейскими»! – воскликнула Хедер Рандалл. Последние три слова она буквально выплюнула, словно от них во рту оставался неприятный вкус. – Они настолько боятся живущих в подземелье бездомных, что даже не решаются заглянуть туда. Какие же это полицейские, тем более «доблестные»?

Ив Харрис откинулась на спинку кресла, сняла очки, которыми пользовалась при чтении, и прижала пальцы к вискам в тщетной попытке унять начинающуюся головную боль. Она почти жалела, что согласилась встретиться с этими одержимыми, сидевшими сейчас напротив с сердитыми лицами. Хедер Рандалл примостилась на краешке стула. Кит Конверс, наклонившись вперед, подпер подбородок ладонью и не сводил с нее глаз. Его одного Ив Харрис, конечно, принимать бы не стала, а поручила бы помощнику сообщить, что о человеке по прозвищу Сатана выяснить ничего не удалось. Собственно, она так и собиралась сделать, но Кит Конверс притащил с собой Хедер Рандалл. А дочке заместителя окружного прокурора отказывать в приеме Ив Харрис не решилась Мало ли о каких одолжениях придется просить ее отца.

Она перестала массировать виски и со вздохом посмотрела на Хедер, а потом на Кита.

– Я понимаю вашу озабоченность и искренне сочувствую. Уверяю вас, у меня с полицией натянутые отношения уже много лет. Мне кажется, вы не вполне понимаете, кто им там противостоит.

– Бездомные, – ответил Кит, – которых они считают пьяницами, наркоманами и чокнутыми. Причем всех подряд. – Он печально усмехнулся. – И я не выдумываю, мне сказал это один из патрульных Пятого участка, его фамилия...

– Я не хочу знать его фамилию. Это не имеет значения, потому что большинство полицейских придерживается того же мнения.

– Это означает, что при расследовании происшествия с Синтией Аллен они даже не удосужились опросить хотя бы некоторых. Я прав?

Ив Харрис насторожилась.

– Мистер Конверс, мне показалось, что вы ищете своего сына. Если же речь идет о пересмотре решения суда...

– Мы только хотим понять, что происходит, – вмешалась Хедер, пытаясь спасти положение. – Вчера в метро действительно был слышен чей-то голос из туннеля. Я не могу поклясться, что он принадлежал Джеффу, но согласитесь – все равно такой факт надо как-то учитывать. К тому же Кит уверен, что тело, которое нам показывали в морге, принадлежит не Джеффу. И последнее: несмотря на показания Синди Аллен, я никогда не поверю, что Джефф способен на подобное злодейство. Преступник ударил ее так сильно, что она потеряла сознание. Почему не допустить, что он успел за это время скрыться, а к ней подошел Джефф, чтобы помочь? Но эту возможность следствие вообще не рассматривало. Просто с самого начала все утвердились в мнении, что это был Джефф. – Она пожала плечами. – Может быть, мы не правы, не знаю, но необходимо все проверить. Разве можно сбрасывать со счетов то, о чем Киту рассказал Эл Келли?

Ив удивленно посмотрела на Кита Конверса.

– Вы запомнили его имя?

– А разве это так трудно?

– Для большинства людей – да, – сказала Ив. – Ведь для них бездомный – абсолютно безликое существо, которого можно не замечать. – Она перевела взгляд на Хедер. – Вот почему люди избегают смотреть им в глаза. Боятся увидеть такое, чего не желают знать. – Хедер молчала, и Ив сменила тему. – Почему вы пришли ко мне, а не обратились к своему отцу?

Хедер нахмурилась.

– Потому что мой отец считает Джеффа... – Ее голос дрогнул. – Отец считает, что добиваться пересмотра дела – пустая трата времени. Кстати, адвокат Джеффа того же мнения. Он даже пытался побеседовать кое-с кем из бездомных в метро, но ничего не получилось.

– Я думаю, и здесь мы тоже зря теряем время, – произнес Кит, вставая и глядя на Ив. – Мисс Харрис, мы все равно будем опрашивать бездомных, живущих под землей. И без вашей помощи. Если понадобится, я сам туда отправлюсь. Вчера мне показалось, что вы вроде хотите помочь мне. Если это не так, просто скажите, чтобы мы знали.

Хедер тоже встала. И тогда Ив Харрис приняла решение.

– Я не говорила, что не хочу вам помочь, – сказала она, глядя на календарь. – В час дня у меня назначена одна встреча, так что... приходите в Риверсайд-парк в час тридцать. Там посмотрим. Обещать ничего не могу, потому что это весьма своеобразные люди. Могут заупрямиться, испугаться... но могут и понять. По крайней мере я познакомлю вас с человеком, хорошо осведомленным о том, что происходит в подземелье. – Увидев, как вспыхнули глаза Кита, Ив сделала предостерегающий жест. – Но это единственное, что можно сделать. Итак, в час тридцать у пристани для яхт. Я познакомлю вас, а дальше действуйте сами. Договорились?

– Да, – ответил Кит.

– Тогда до встречи.

– Скажи, пожалуйста, – спросил Джаггер, угрюмо глядя на Тилли, – а если мы не захотим уходить, как ты нас заставишь?

Он сидел набычившись за столом рядом с Джеффом, а Тилли продолжала стоять у плиты, напоминая генерала на командном пункте. Ни поза Джаггера, ни его слова никакого впечатления на нее не произвели.

– Повторяю, это моя квартира. И я решаю, кого в ней принимать, а кого нет.

– Что значит – твоя квартира? – Джаггер усмехнулся. – Эта дерьмовая дыра не принадлежит никому. Тоже нашлась владелица. Если мы захотим здесь остаться, так оно и будет.

– Ну, дурак, – ответила Тилли, которую угрозы Джаггера абсолютно не тронули. – Ты хотя бы представляешь, как здесь все устроено? – Она замолчала, ожидая ответа. Джаггер тоже молчал. Тилли прищурилась. – Я задача вопрос. Ты что, глухой?

Джаггер чуть приподнялся со стула.

– Отстань, старая дура.

– Джаг, успокойся. – Джефф положил руку на плечо гиганта.

Девочка по имени Джинкс стояла у двери, готовая в любую секунду пуститься наутек. Наркоманы подняли ножи, злобно сверля глазами Джаггера.

– И вы, ребята, тоже успокойтесь. – Тилли посмотрела на наркоманов. – Лестер, ты забыл мои правила? А ты, Эдди?

Лестер опустил нож, но не убрал.

– Правила я знаю. Эдди тоже. Но этот парень...

– Так прирежь его где-нибудь в другом месте! – оборвала его Тилли. – Ну, кому я сказала? Успокойся! – Она пристально посмотрела на Эдди. – Даю тебе две секунды, не больше.

Джеффу казалось, что наркоман по имени Эдди даже не слышит ее слов. Но он поспешно захлопнул лезвие и сунул складной нож в карман.

– Ладно, Лестер. Пошли поищем Гонсалеса.

– И больше при мне никогда ничего подобного не затевайте, – строго проговорила Тилли. – Понятно?

Лестер угрюмо кивнул. Через секунду они исчезли за дверью.

– Странно, что ты отпустила своих быков, – сказал Джаггер, опускаясь на стул. – Кто же тебя будет защищать?

– Найдутся, – заверила его Тилли. – Об этом не беспокойся. – Увидев, как он скривил губы в презрительный ухмылке, она только пожала плечами. – Ты считаешь себя сильно крутым, верно?

В ответ Джаггер тоже пожал плечами. Тилли грустно покачала головой – со стороны это выглядело, как будто ей действительно жаль Джаггера, – затем зачерпнула лопаткой большую порцию яичницы, положила на тарелку, добавила дюжину кусочков бекона и поставила перед Джаггером.

Тот удивленно уставился на нее.

– Ты же вроде собиралась нас выгнать.

– Конечно, – ответила Тилли. – Но вначале поешьте. Голодным я никого отсюда не отправляю. Еще успеешь наголодаться. – Она взяла другую тарелку, положила порцию Джеффу, затем сняла с горелки кофейник, налила густой жидкости в выщербленную кружку.

Беглецы принялись за еду, а Тилли опустилась на стул рядом с алкашом. Сунула ему в руки кружку. Он попытался оттолкнуть, но она вовремя отдернула руку.

– Фриц, клянусь Богом, это варево нисколько не хуже гадости, которую ты пьешь.

– Отстань, Тилли, – простонал Фриц. – У этого пойла вкус дерьма!

– Возможно, – кивнула Тилли, – но от него хотя бы не умирают. – Она перевела взгляд на Джинкс, которая все еще стояла у двери. – Садись, поешь что-нибудь. Эти ребята тебе ничего плохого не сделают. Верно?

Джаггер оторвал взгляд от тарелки, собираясь сказать что-то, но Джефф опередил его, улыбнувшись Джинкс:

– Мы не хотим никого обижать.

По-видимому, это девочку успокоило. Она подошла к плите, положила на тарелку остатки яичницы с беконом, затем осторожно села рядом с Тилли.

– Робби благополучно добрался до школы? – спросила хозяйка.

Джинкс кивнула.

– Поначалу не хотел идти. Говорил, что ребята дразнятся.

– А чего это они? – удивилась Тилли. – Он такой хороший мальчик.

– Все из-за одежды, – ответила Джинкс. – Говорит, что ребята дразнят его бездомным.

– Мерзавцы! – подала голос с дивана молодая женщина. Ребенок заснул. Она осторожно положила его, встала и налила в алюминиевую кружку остатки кофе. – Чего они к нему пристали?