– Федь!.. Ты такую книжку помнишь – про Квазимодо?
Стоя на стремянке, Федя крутил отверткой шуруп.
– Помню. Урод такой. И кино еще было.
– А вот есть такая частушка: "Я всегда слежу за модой, все ей делаю в угоду. Из-за этой из-за моды скоро стану Квазимодо".
– Ну и что?
– А то, что мы с тобой уже перемодничали, и если дальше так пойдет...
– Ага. Тоже станем Квазимодами.
– В моральном смысле, – закончила Нюра и принялась ставить книжки на полку.
Уже на следующий день после знакомства с Тараскиным и остальной компанией Закатова и Огурцов нашли способ спокойно отдыхать от бурных похождений. Миша любил играть в шахматы, хотя играл неважно, и Оля попросила научить ее этой игре. Про себя она думала: а вдруг в ней таится дарование наших знаменитых чемпионок из Грузии?! Оля и в самом деле оказалась способной ученицей. В первый же час она запомнила, как ходят фигуры, за какие-нибудь три игры усвоила преимущества ферзя над ладьей и ладьи над слоном и уже на следующий день, сговорившись с Мишей "зевков" не прощать, сделала ему мат.
Впрочем, последнее легко понять. Огурцов был так приятно взволнован тем, что учит Не Такую Как Все, а она покорно слушает его, что то и дело "зевал", чем Оля и воспользовалась.
В семье Закатовых считали, что Миша плохо влияет на Олю. Родители Миши были уверены, что Ольга растлевает их сына, поэтому шахматисты встречались, лишь когда кто-нибудь оставался в квартире один. Да и свое увлечение шахматами они держали в секрете, боясь, что это уронит их в глазах дворового хулиганья.
В тот день играли у Миши, мать и отец которого уехали к родственникам. Противники довольно внимательно сделали по нескольку ходов, потом незаметно для себя стали думать и говорить о другом. Оля съела Мишину пешку и спросила, глядя на доску:
– Как ты думаешь, за что Тараскин ненавидит этого Валю?
– Откуда я знаю! Этот неполноценный кого хочешь возненавидит. За просто так. Шах!
Примерно минуту Оля думала, как выручить короля, потом закрыла его конем.
– Мишка, ну а ты как – собираешься помогать Тараскину в смысле этого Валентина?
– Я-то уж как-нибудь увернусь от этого, а вот Красилины... Они не откажутся... Забираю эту пешку.
Оля выдвинула вперед ферзя.
– Кажется, я начинаю разочаровываться в этом Тараскине, пробормотала она, подперев подбородок кулаком.
– А я никогда и не очаровывался.
– Не очаровывался, а подлаживаешься к нему.
– А ты не подлаживаешься? Через битое поле пешки не ходят. Еще забираю пешку.
– Мишка, я признаю, я немножко увлеклась Тараскиным, и мне хотелось обратить на себя его внимание. А ты подлаживаешься из трусости.
– Тебе хорошо говорить! Тараскин с девчонками не дерется. И еще у него за спиной Красилин. Тьфу ты! Да мне ведь уже давно мат, еще когда я тебе шах объявил!
Оля посмотрела на Мишкиного короля без особого интереса.
– Так, значит, все-таки из трусости подлаживаешься? – негромко сказала она, и Миша не выдержал: он поднялся, отодвинул кресло и уставился на Не Такую Как Все.
– А хочешь, я твоему Тараскину завтра морду набью?
Оля улыбнулась.
– Не побоишься?
– А вот и не побоюсь!
– И ножа не побоишься?
– И ножа не побоюсь!
– И Красилина?
– Да вот и Красилина!
Не Такая Как Все тоже встала.
– Ну, ну!.. – процедила она насмешливо. – Желаю удачи! А я уж пойду, пока твой родитель не вернулся и не стал выяснять со мной отношения.
Оля ушла, а Миша впал в уныние. Ну кто его за язык тянул хвастаться своей отвагой перед Не Такой Как Все?! Да как же он сможет ударить Тараскина, у которого нож за поясом и который дружит с Красилиным, запросто выдергивающим из земли грибки?!
Но чем ближе подходил вечер, тем сильней тянуло старших ребят во двор. Очень хотелось уточнить, что именно сделает Тараскин со своим загадочным врагом, которого так любит бабушка этого Тараскина. И конечно, хотелось взглянуть на самого Валю.
Под вечер Нюра спросила брата:
– Когда этот Валька приезжает? Не помнишь?
– Помню. В двадцать восемнадцать.
– А сейчас без пяти семь. Значит, Тараскин скоро поедет его встречать. Пойдем глянем?
Когда они вышли во двор, там в стороне от Матильды, Демьяна и Русико с Зурабом прохаживался Миша. И удивительное дело: два часа тому назад Нюра говорила брату, что они перемодничали, вспоминала частушку про Квазимодо, а увидев Огурцова, незаметно для себя приняла тот облик, который всегда принимала при встрече с местным "хулиганьем": пошла расхристанной походкой, царапая землю каблуками и болтая руками, словно это были не руки, а плети. А увидев Красилиных, Миша надвинул белую кепку на правый глаз, слегка отвел локти в сторону и подошел к Красилиным валкой походкой моряка, который полгода не видел земли.
Скоро и младшие и старшие прохаживались по двору, разговаривая о пустяках, поглядывая то на подъезд Тараскина, то на его лоджию. Миша еще поглядывал на свой подъезд, откуда могла появиться Оля, но она почему-то долго не появлялась. Никто из ребят не заметил, что время от времени он смотрит на них из окна, улыбается и даже тихонько хихикает.
И вот наконец появился Алексей Тараскин. Он уже два дня не ходил с голой грудью и в рубашке, завязанной на животе, потому что в эти дни значительно похолодало, да и нужды в подобном маскараде уже не было, после того как он завоевал свою репутацию во дворе. На нем теперь была легкая водолазка и джинсовая куртка. Увидев ребят, он приостановился и бросил небрежно:
– Привет!
– Что, Тараскин, своего кореша идешь встречать? – спросила Нюра.
– Своего воспитателя? – как-то помимо собственной воли сыронизировал Миша.
– Да, своего воспитателя иду встречать, – раздельно, прищурив один глаз, отчеканил Леша. Он сделал несколько шагов, вроде бы удаляясь от ребят, но вдруг остановился и обернулся. – Только не надейтесь, что вы его увидите. На что спорим, что не увидите?
– Пачему нэ увидым? – спросил Зураб.
– А вот потому! – И Леша похлопал себя по левому бедру, как бы напоминая о памятном всем ноже.
Тараскин ушел. Ребята оцепенело молчали. Никому не верилось, что Лешка воспользуется ножом, скорее всего, он пригрозит этому Вальке, чтобы тот не совался к нему в дом. И все-таки в душе у каждого шевелилась смутная тревога. Один лишь тупоголовый Демьян разочарованно забормотал:
– Это что же получается?! Это значит, что он сам его... это самое... а мы, значит, его не это самое?..
Никто ему не ответил. Матильда отошла от ребят, походила с минуту в стороне, прикусив указательный палец, и вдруг быстро вернулась.
– Ой, граждане, граждане! – негромко воскликнула она, оглядывая всех широко распахнутыми глазами.
– В чем дело? – грубовато спросил Миша.
Глаза у Матильды стали еще круглей.
– Граждане! Вы знаете, какая у меня ужасная догадка появилась?
– Какая еще догадка? – спросила Нюра.
– Я подозреваю, что Валя – он знаете кто? Он Альфред!
– Какой там тебе еще Альфред? – спросил Миша.
– Ну, я же вам рассказывала, почему Тараскин в колонию попал, как он Тамару ножом из-за этого Альфреда!
Все помолчали. Зураб, Русико и Демьян добросовестно, но тщетно пытались понять смысл сказанного Матильдой. Старшие ребята просто старались уяснить: свихнулась она или нет!
– Ну, ты даешь! – пробормотал наконец Миша.
Тут вмешалась Русико:
– Матильда! Зачем говоришь глупости? Ведь его же Валей зовут, почему он Альфред?
Матильда помотала головой:
– Ой, ну как вы не понимаете! Это, может, кличка такая – Альфред. Вот, например, у нас в классе одного все Тарзаном звали, а настоящее имя у него – Костя.
Теперь Нюра возмущенно замотала головой:
– Нет, вы послушайте! Во мелет-то, во мелет! Вот уж действительно язык без костей!
– Погоди! – остановил Нюру Миша и приблизился к Матильде. – Ну, ладно, предположим, твоя гипотеза верна, и Альфред – это кличка. А дальше что?
– А дальше... А дальше, если моя гипотеза верна, так, значит, все сходится.
– Что сходится? Ну чего сходится? – Миша сердито уставился на Матильду, а та стала загибать правой рукой пальцы на левой.
– Смотрите: Альфред был сыном профессора, а Лешина бабушка сказала, что Валя тоже сын профессора. Лешка Тараскин, конечно, человек отчаянный, но он, между нами говоря, шпана шпаной, а Валентин – совсем наоборот... Вот Тамара его и полюбила. А кто с ножом за поясом ходит? Тараскин! А кто Тамару ножом из ревности пырнул? Тараскин! А кто Валю за что-то ненавидит? Тараскин!
– Знаешь... Тебе бы романы придумывать, а не тут болтать, – заметила Нюра.
Теперь Федя остановил ее:
– Нюрк! Ну, ты дай договорить!
Это ободрило Матильду, и она продолжала с еще большим увлечением:
– А теперь посмотрите: Тараскин сам сказал, что Валентина ненавидит... А за что ему ненавидеть? Только за то, что он воспитанный и вежливый? Нет, тут что-то странно получается. Ну и вот. А если этот Валентин по-другому Альфредом называется – тогда все сходится: и то, что он профессорский сынок, который Тамару у Тараскина отбил, и то, что Тараскин его за это ненавидит и разделаться с ним решил.
– Всо сходытся! – уверенно сказал Зураб, и в этот момент к ребятам подошла Оля. Красивые четкие губы ее были сжаты в чуть заметной улыбочке, а глаза как-то загадочно прищурены.
– Оля! – вскричала пылкая Русико. – Оказывается, Валя – это никакой не Валя, а тот самый Альфред!
– Как этот понимать? – спокойно спросила Оля.
Ей наскоро в несколько голосов рассказали о предположении Матильды, одни – уверенно и горячо, другие – посмеиваясь. Оля обратилась к Матильде:
– Ты умней ничего не могла придумать? Выходит, твой Альфред такой дурак, что едет в гости к злейшему врагу?
Матильда оторопела и очень огорчилась, но ее выручила Русико:
– Зачем так говоришь! Тараскин для вида помирился с Альфредом, а сам придумал месть.
– Вот! – оживилась Матильда. Она хотела добавить, что у нее такое предчувствие и что предчувствия никогда не обманывали ее, но не успела.
– Тараскин дома? – вдруг деловито спросила Оля.
Ей сказали, что Тараскин недавно ушел встречать Валентина и что, похоже, у него за поясом нож. Оля усмехнулась.
– Тараскин не встретит своего Валентина, – чересчур спокойно сказала она. Все, конечно, почти что хором спросили ее почему, и она объяснила: Очень просто: моей маме почти каждый месяц приходится ездить в Ленинград. Они совместную работу ведут с каким-то там институтом. И мама себе расписание составила: когда какие поезда выходят из Москвы и Ленинграда и когда прибывают. Я посмотрела этот листочек, и там поезда, прибывающего в двадцать восемнадцать не оказалось. Есть, наоборот, восемнадцать двадцать.
– Выходит, в телеграмме напутали, – заметила Нюра.
– Выходит, что этот Валя очень скоро должен сюда прибыть, – сказала Оля. – Почтовый адрес ему известен, если телеграмму прислали, а Москву он знает, ведь только этим летом уехал в Ленинград.
– Выходит, что так, – согласилась Нюра.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Оля была права. Мама Вали Рыжова действительно напутала, посылая телеграмму. Валя, как вы сами понимаете, был уверен, что Леша его встречать не придет, но он знал, где живут теперь Тараскины. Валя купил на вокзале десять газет, чтобы спать на них в случае надобности, вынул фонарь и запер чемоданчик в автоматической камере хранения. Фонарь Валя обернул газетами и сунул под мышку, понимая, что такой сверток выглядит довольно странно. Кроме того, на руке у Вали висел непромокаемый плащ, которым мама снабдила его, узнав, что ожидается похолодание и осадки. Плащ, конечно, тоже можно было бы оставить в камере хранения, но Валя не решился расстаться с ним: будет чем накрыться, если придется спать на газетах.
В тот самый момент, когда Валя выходил из автобуса около универсама, на противоположной стороне улицы Леша Тараскин садился в другой автобус. После вчерашнего разговора с Ленинградом у него осталось шестьдесят копеек. Он решил доехать до отдаленного кинотеатра и провести там время, которое требуется для того, чтобы добраться до вокзала, встретить своего "врага", каким-то неизвестным образом "рассчитаться" с ним и вернуться к себе во двор с видом мрачным и таинственным. Приятели не заметили друг друга, и Валя, расспрашивая прохожих, двинулся искать дом номер восемнадцать. Он приглядывался к немногочисленным мальчишкам своего возраста, но они на уголовников не походили. Кроме того, Валю смущало то, что он до сих пор не представлял себе, каким образом он внедрится в банду. Неудачными оказались и поиски убежища для ночлега. Уже совсем недалеко от дома номер восемнадцать Валя вошел в подъезд девятиэтажного блочного здания, поднялся в лифте на самый верхний этаж и вместо обычной лестницы, ведущей на чердак, увидел лестницу железную, похожую на пожарную, и вела она не к двери чердака, а к закрытому люку в потолке. На всякий случай, положив вещи на пол, Валя забрался по этой лестнице, потолкал люк, но тот оказался на запоре. Ночевать на площадке, куда выходили двери нескольких квартир, было, конечно, глупо.
Следующее здание оказалось кирпичным, какой-то нестандартной архитектуры. Но в подъезде, куда Валя сунулся, сидела старушка и что-то вязала.
– Ты к кому, мальчик? – спросила она.
– К Петровым, – наобум ответил Валя.
– К Петровым? А в какую квартиру?
– В эту... в тридцатую.
– Нету здесь никаких Петровых и нету тридцатой квартиры. Иди, иди, мальчик!
В торцовой стене того же дома Валя обнаружил невзрачную дверь. Открыв ее, он увидел лестницу, ведущую в подвал, тускло освещенную лампочкой. Снизу доносился гул мотора, и оттуда шло тепло. Валя догадался, что там бойлерная, и спускаться по лестнице не стал.
Он прошел еще несколько шагов, вдруг резко остановился, стукнул кулаком по лбу и довольно громко сказал:
– Ду-урак!
После этого он с минуту простоял, проверяя, все ли он правильно сообразил. Ну конечно, все правильно! Какой же он идиот, что раньше об этом не догадался! Получив телеграмму, Лешка, несомненно, показал ее своей банде, и там знают: никакой Велентин Рыжов, которого надо бить, к Тараскину не приедет. Значит, можно спокойно явиться к Лешке под вымышленным именем, сочинить вместе с Лешкой то, что у разведчиков называется легендой, внедриться таким образом в банду и разработать совместно с Тараскиным план ее ликвидации.
Обдумав все это, Валя сунул газеты в ближайшую урну. Фонарь он запрятал в карман плаща и повесил его на руку так, чтобы фонарь не был заметен.
Уже в сумерках Валя подошел к дому номер восемнадцать. Здесь напротив друг друга возвышались два жилых корпуса, а между ними тянулось что-то вроде бульварчика, где росли большие деревья и кое-где кусты. Валя помнил почтовый адрес Тараскиных, но не знал ни номера корпуса, ни номера подъезда, в котором находилась квартира номер двадцать два. Валя пошел вдоль одного из корпусов, останавливаясь перед каждым подъездом и разглядывая таблички с номерами квартир. Взглянув на таблички, он озирался, чтобы убедиться, не наблюдает ли кто-нибудь за ним, и снова смотрел на номера.
Но ребят, стоявших на площадке с песочницей и следивших за его передвижениями, он не замечал.
– Явно приезжий, – негромко сказал Миша.
– С чего ты взял? – тихо спросила Нюра.
– Какой дурак будет таскаться по Москве с плащом при ясной погоде?
– Приезжий! – сказал Зураб, и все продолжали следить за незнакомцем.
– Возможно, это Валечка и есть, – тихо сказала Оля.
– А почему без багажа? – спросила Нюра.
– А зачем ему багаж, если он на два-три дня? Моя мать часто с одной сумочкой в Ленинград ездит.
– Позвать его? – почти шепотом спросил Миша.
– Позови! – шепнула Оля.
Валя как раз подошел к подъезду, который был напротив детской площадки. И в этот момент раздался окрик:
– Валя!
Если вы вспомните, как Валя отвечал на уроке истории с помощью электронной аппаратуры, как он исследовал возможность поездки в Ленинград под вагоном поезда, как пытался защитить даму своего сердца от ее старшего брата, вы согласитесь со мной, что его можно назвать авантюристом-неудачником. Голос Миши мало походил на голос Тараскина, но Вале почему-то показалось, что его окликнул именно Леша. Он быстро обернулся и сказал:
– Лешка, ты?
И только тут он разглядел наконец несколько фигур, стоявших на площадке за кустом.
– Лешка тебя только недавно встречать пошел, – ответил тот же голос. – В телеграмме напутали.
Валя понял, что голос этот принадлежит отнюдь не его другу, и понял, что Леша его телеграмму, как видно, не получил, значит, банда ждет его прибытия. "Кажется, я влип", – подумал он и нащупал пистолет во внутреннем кармане пиджака.
– Твой поезд приходит в восемнадцать двадцать, а в телеграмме написано, что в двадцать восемнадцать, – пояснила Оля, и Нюра добавила:
– Чего ты там стоишь? Давай сюда!
Услышав девичьи голоса, Валя немного успокоился. Он вынул руку из кармана с пистолетом и подошел к ребятам.
Он не увидел в них ничего опасного: широкоплечий верзила с простодушным лицом... довольно красивая девочка со свисающей на грудь темной косой... Вот уж она-то, конечно, не могла принадлежать к какой-то там банде... У плотного парня в белой кепке и у крупной блондинки выражение лица было довольно угрюмое, но отнюдь не враждебное. На ребят помладше Валя просто не обратил внимания.
Однако уже через несколько секунд ему пришлось насторожиться.
– Здравствуйте! – сказал он. – Извините, пожалуйста... А каким образом вы догадались, что меня зовут Валя?
– Во какой воспитанный! – пробормотал один из младших мальчишек за спиной у старших ребят. Это был Демьян.
– Мы многое о тебе знаем, – загадочно улыбаясь, сказала красивая девочка с косой.
– А именно? – сдержанно спросил Валя.
– Н-ну... что ты друг Тараскина, так называемый, – сказал парень в белой кепке.
"Так называемый!" – отметил про себя Валя, и ему стало тревожно.
– Хулиганов шибко ненавидишь, – вставила Нюра.
Валя стал думать: может, стоит ему соврать, что он ничего не имеет против хулиганов, но решить ничего не успел.
– Ментом хочешь стать, – снова высунулся Демьян.
– Кем? – не понял Валя.
– Милиционером, – пояснила Оля.
– Это не совсем так. Я хочу поступить на юридический, чтобы изучать криминалистику.
– А папаша твой против, – заметила Нюра.
От такой осведомленности Валя совсем оторопел. Он постарался улыбнуться.
– Простите, а откуда вам это известно?
– Слухами земля полнится, – сказала Оля.
Такая затаенность, нежелание говорить открыто еще больше насторожили Валю, но он решил ни в коем случае не выдавать своей тревоги.
– Это правильно, – сказал он как можно спокойней. – Мой отец против того, чтобы я поступал на юридический, а я ему объясняю, что современная криминалистика – наука очень интересная, что современный криминалист может раскрыть преступление, которое никакой Шерлок Холмс не мог бы раскрыть.
– Та-ак, та-ак! Па-анятно! – протянул Демьян очень многозначительно, хотя и не знал, что такое криминалистика и кто такой Шерлок Холмс.
Наступило молчание, продолжительное и довольно тягостное. Все пристально смотрели на Валю, а он поочередно поглядывал на каждого из семерых (Сема и Шурик, не посвященные в дела старших, играли где-то в стороне).
– Ну, что ж, – сказал Валя, – пойду.
– Куда пойдешь? – спросила Нюра.
– К Тараскиным. Надеюсь, Антонина Егоровна дома?
Ему объяснили, что бабушка Тараскина куда-то ушла, а куда неизвестно, а когда вернется – тоже неизвестно.
Снова постояли, помолчали.
– Пойдем, Михаил, пора ужинать, – сказала Оля.
Не попрощавшись, Закатова и Огурцов направились к своему подъезду.
– Федька, я тоже давно голодная, – сказала Нюра. – Пошли!
– Идом тоже. Ужин готов, – сказал Зураб сестре и обратился к Матильде: – Матилда! Иды сюда на минутку!
– Та-ак, та-ак! – протянул Демьян, пристально глядя на Валю, и вдруг бросился бежать.
Валя остался один на малышовой площадке, чувствуя, что вокруг него образовался какой-то вакуум. Он заметил, что никто из этих настороженных, задающих странные вопросы подростков не спешит идти ужинать, а все стоят у разных подъездов и тихо говорят о чем-то.
Это действительно было так.
– Ну, что ты скажешь про этого Валентина? – спросила Оля.
– Человек как человек. Ничего плохого не вижу.
– Теперь ты понял, почему Тараскин его так ненавидит?
– Теперь понял.
– Так почему?
– А ты умеешь логически мыслить? – Миша очень любил дать понять Не Такой Как Все, что он иной раз бывает умнее ее.
– Ладно. Попробую. Ты, как видно, думаешь, что Матильда права и Валентин – это Альфред?
– Извините, мадам, но я не такой дурак, чтобы верить болтовне Матильды.
Оля потеряла терпение.
– Ну, хорошо, пусть я круглая дура! Давай говори, почему Тараскин его ненавидит!
– Тут взрослые виноваты, это ясно как день.
– Взрослые?
– А кто же еще? Валька – человек нормальный, воспитанный, вот они и навязывают его Тараскину в друзья, и талдычат ему: "Бери с Валечки пример!" Тут поневоле возненавидишь.
– А почему же Тараскин еще раньше не надавал этому Валечке по шее? И почему Валечка не подозревает, что Тараскин его терпеть не может?
Огурцов помолчал.
– М-да! Это, конечно, вопрос! – пробормотал он, и тут к ним подбежал Демьян.
– Э!.. – захрипел он. – У меня знаете какое предложение? Давайте Тараскину это сделаем... Ну, это... Ну, как это называется? Во! Суприз!
– Какой тебе еще сюрприз? – спросил Миша.
– А такой: Тараскин вернется с вокзала, а мы Вальку уже сделали, он уже избитый весь...
От такого предложения трудно было не оторопеть. После некоторой паузы Оля медленно проговорила:
– Знаешь, что я тебе советую? Не вмешивайся ты в дела старших.
– Значит, потом его будем, когда Тараскин придет?
– Потом, потом! – отмахнулся Миша. – А сейчас вали отсюда! – Он и не подозревал, к каким последствиям его реплика приведет.
От Оли с Мишей Демьян деловым шагом направился к Красилиным. Нюра в это время говорила брату:
– Если он и правда тот самый Альфред, то я эту Тамару очень даже понимаю. Перед ней нормальный культурный человек, так на черта ей в Тараскина влюбляться, в охламона такого!
– Ага, – согласился Федя, и в этот момент перед ними возник Демьян.
– Олька с Мишкой говорят, чтобы сейчас Вальку не бить. Чтобы Тараскина подождать... Чтобы сообща, значит...
Нюра сузила глаза.
– Слушай-ка, ты! Иди ты знаешь куда?!
– Па-анятно! – протянул Демьян, и все тем же деловым шагом вернулся к Оле с Мишей.
– Федька с Нюркой тоже сказали, чтобы погодить, чтобы вместе с Тараскиным... – быстро проговорил он и, не добавив ни слова, устремился к Русико, Матильде и Зурабу.
Здесь никто не сомневался, что Валя – это легендарный Альфред, но мнения о нем разделились. Русико по-прежнему настаивала на том, что виновата во всем неверная Тамар, за что она и получила по заслугам, Зураб уверял, что Альфред поступил непорядочно, отбивая возлюбленную у товарища. Но когда подошел Демьян и сказал, что старшие будут бить Валентина только вместе с Тараскиным, он неожиданно сказал:
– А я нэ буду. Ни бэз Тараскина, ни при Тараскинэ.
– Почему? – опешив, спросил Демьян.
– Нэ благородно: столько человэк на одного. Пуст дэрутся одын на одын.
Демьян приблизил приплюснутый нос к острому носу Зураба.
– Ты понимаешь, гад, что Тараскин сделает за такое?
– За что такое?
– Ну... что ты не хочешь помогать. Он тебе морду набьет!
– Пуст бьет. У мена свой голова на голова ест (от волнения Зураб забыл, что ему следовало сказать: "У меня своя голова на плечах есть").
– Матильда, ужинать! – крикнула из окна Мария Даниловна.
– Иду-у! – ответила Матильда и, взглянув на одиноко стоявшего Валю, ушла.
Это напомнило Оле, Мише и Красилиным, что им и в самом деле пора ужинать, и Валя увидел, как они разошлись по своим подъездам. Через минуту мимо него прошагал Демьян.
– Я тоже пошел. Значит, это... ужинать. Ты тут погоди, никуда не уходи.
Во дворе, кроме Вали, остались только Зураб и Русико, стоявшие в некотором отдалении. Они пошептались, оглянулись по сторонам и вдруг направились к Рыжову.
– Дай честный слово, что никому нэ скажешь, что я тебэ говорил, сказал Зураб.
– Н-ну... Даю честное слово, – с запинкой ответил Валя.
– Быстро уходы отсюда. Тараскин придот – тэба бит будут.
– Кто бить будет?
– Всэ! – Зураб обвел маленькими черными глазками подъезды, куда удалились Красилины, Оля с Мишей и Матильда. – Я всо тэбэ сказал. Пойдом, Русудан!
Теперь Валя остался один.
Уже совсем стемнело. Включились дворовые фонари. Вроде бы Валя был готов ко всяким неожиданностям, а все-таки предупрждение Зураба ошеломило его. Вместо того чтобы последовать совету Григошвили и поскорей убраться отсюда, он сел на скамью и предался весьма сумбурным размышлениям.
– Ничего себе внедрился! – пробормотал он вслух.
С грустью Валя вспомнил слова отца о том, что его сын привык сначала действовать, а потом думать, что из этого получится. И ведь правда: ну что ему стоило сначала немножко поразмыслить, прежде чем так глупо откликаться на голос парня в белой кепке? Тогда бы, поняв, что это не Тараскин его зовет, он ответил бы, что его имя не Валентин, а какое-нибудь еще, и все пошло бы по намеченному им плану. Ну а теперь? Если он останется торчать здесь, то ему действительно могут накостылять. А главное, он Лешку подведет, ведь тот сказал, что его самого могут прикончить, если он откажется участвовать в избиении своего гостя.
Обдумав все, Валя понял, что его первоначальный замысел, ночевать где-нибудь в подвале или на чердаке, был верен. Он пожалел о выброшенных газетах и посмотрел на Лешкин подъезд: может быть, там есть нормальная лестница, ведущая на чердак? А собственно говоря, зачем ему там ночевать? Он может лишь переждать какое-то время, потом спуститься к Тараскиным и жить у них как бы на конспиративной квартире.
Он встал со скамьи, но тут к площадке с песочницей подошла девчонка в широченных брюках и в тельняшке под распахнутым жакетиком. Она посмотрела в одну сторону, в другую и какими-то крадущимися шажками приблизилась к Вале.
– Вы знаете, – тихо сказала она, – мне надо с вами поговорить. Почему-то Матильде было неловко обращаться к Вале на "ты".
– Пожалуйста! – так же тихо ответил Валя. При свете фонарей на площадке он заметил, какими расширенными и неподвижными глазами Матильда смотрит на него.
– Мне нужно задать вам один вопрос.
– Слушаю.
– Вот... ваше имя – Валентин... А... а в школе вас за что-то прозвали Альфредом?
Голова у Вали заработала со скоростью электронно-вычислительной машины. Альфред! Что это еще за Альфред? А может быть, это имя или прозвище – ключ к разгадке какой-то тайны? И, помедлив немного, Валя ответил:
– Н-ну... предположим.
При этих словах Матильду сильно качнуло. Валя даже испугался, что она сейчас упадет, но она удержалась на ногах и спросила, глядя еще пристальней:
– Нет... нет, скажите: вы точно Альфред?
– Ну, совершенно точно, а кто же еще? – уже уверенно и довольно громко сказал Валя.
Матильда плюхнулась на скамейку, откинула голову на ее спинку и закрыла глаза. "Все! – подумала она. – Теперь сомнений нет: во мне э т о сидит!"
– Что с тобой? – спросил Валя.
– Так... ничего... – сказала она слабым голосом и нашла в себе силы встать. – Альфред! Я, конечно, с риском для жизни вам это говорю, но вам надо бежать отсюда, спасаться!
Снова в голове у Вали заработала ЭВМ. Значит, Альфред – это действительно ключ! Теперь как бы опять не сделать какую-нибудь глупость, как бы поосторожней быть со своими вопросами, как бы заставить эту девчонку открыть всю тайну!
– Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?
– Матильда. Только вы моего имени никому не называйте.
– Хорошо. Я прекрасно знаю, какая опасность мне грозит. А ты сама-то знаешь?
Матильда вскинула плечи.
– А чего тут знать?! Лешка Тараскин хочет рассчитаться с вами за все.
– За все?
– За все! – Матильда кивнула, мрачно глядя на собеседника. – И за Тамару эту самую, и за колонию для несовершеннолетних... я просто не понимаю, как вы могли сюда приехать, если между вами такое произошло. Ведь у него здесь целая банда!
Валя почувствовал, что у него отвисает челюсть, но он справился с этим. Как бы не сглупить! Как бы не задать вопроса, который даст Матильде понять, что он никакой не Альфред!
– За колонию, значит... – пробормотал он и, помолчав, спросил: – Ну а как эта... Тамара? Как она сейчас?
– Ну, вы же знаете: жива осталась. Нож только немножко до сердца не достал. А теперь вот Леша хочет с вами счеты свести.
Валя вынул носовой платок, вытер им взмокший лоб и продолжал разговор:
– Понятно! Ну а как он сам теперь поживает? Я Лешку имею в виду.
– Как всегда. Дерется, пьянствует со взрослыми алкоголиками... Недавно мальчишку ограбил, велосипед отнял. Антонина Егоровна прямо с ним извелась.
Валя сел, хотя врожденная вежливость никогда не позволяла сидеть, если с ним разговаривают стоя.
Его ЭВМ отказала из-за перегрузки. Где тут правда, а где ложь? Скорее всего, Лешка что-то наплел сам на себя... А вдруг он и в самом деле что-то такое наворотил? Но когда же он все это успел? Как он умудрился за два с половиной месяца из благоразумного малого превратиться в бандита? Валя понял, что в этих вопросах ему сейчас не разобраться. Он вдруг вскочил и в упор уставился на Матильду.
