В гостиной было пусто и темно. Она не стала зажигать свежей, а прошла сразу в узкий коридорчик, ведущий в кабинет отца. Слышны были два голоса, один отцовский, громкий, другой глухой, невнятный. Оба спорят, вернее сказать ругаются, о чем - не разобрать, Мария проследовала по коридорчику дальше, зашла в крохотную отцовскую спальню, которая граничила с кабинетом и отделялась от него узкой, в тонкую доску, дверью. Вот здесь уже можно было расслышать каждое слово.
      Ах, как жалко, как глупо, что она не догадалась прийти сюда сразу ч услышать начало разговора. Сейчас ясно одно, поручик грозит отцу шпагой, а тот кричит: негодяй, позову слуг, я не ростовщик, а честный ремесленник!
      Вдруг стало тихо... Раздался шум отодвигаемого стула, кто-то из них сел, наверное, поручик, отец погрузнее.
      - Если вы честный ремесленник,- сказал вдруг четко и очень спокойно поручик,-то не взяли бы в счет долга чужой вексель.
      - С паршивой козы хоть шерсти кусок,- огрызнулся звонким голосом отец.
      Мария невольно улыбнулась, отец так и не смог выучить ни одной русской пословицы, и при его акценте они удивительно смешно звучат. Однако поручику было явно не до смеха. Он заурчал что-то тревожно. О! Показалось ли ей, или он впрямь упомянул имя Гольденберга? Вначале она услышала это имя от Софьи, но запомнила его вовсе не потому, что какого-то там купца убили, а потому, что Никита обнаружил его убитым. Со временем имя немецкого купца приобрело новое, ужасное значение - в убийстве обвиняют ее любимого! Какой бред, какая нелепица! Ненавистный ей Гольденберг даже снился по ночам, он был маленький, кривоногий и, к ужасу Марии, имел бычьи рога. Это большой грех, видеть покойника рогатым. После страшного сна Мария пошла в храм и поставила за упокой души убиенного немца свечку. Имя Гольденберга слышалось в бое часов, в цокоте копыт, этакое звонкое имя, а сейчас оно позвякивало за дверью, словно ложечкой по стакану. А может, это шпага лязгает в ножнах? И с чего им вздумалось перейти на шепот? Не поймешь толком, кто говорит.
      - Позвольте предложить настоящую цену...- и по нисходящей та-та-та... Это отец.
      - Но я требую у вас не брильянты в плохой оправе!- крик поручика, а потом бу-бу-бу...
      - Да говори ты громче, дьявол тебя побери!- прошептала Мария, она с трудом поборола в себе желание приоткрыть дверь и на всякий случай спрятала руки за спиной.
      Тут, видно, у отца иссякло терпение, и он закричал в полный голос. Мария от удивления вытаращила глаза и даже присела. Подумать только, как все оборачивается! Оказывается, отец стал обладателем векселя Гольденберга, а поручик требует его назад. Но отец почему-то не отдает...
      Тут - о, счастье!- чернявому посетителю вздумалось подойти к двери. Очевидно, он даже привалился к дверному косяку; каждое его слово было не только слышно, но, кажется, и видно, как божью коровку на руке.
      - Я вас в последний раз предупреждаю,-угрюмо сказал он.-У вас будут крайние, непредсказуемые неприятности. Надеюсь, вы помните оба имени, которыми подписан сей документ? Канцлер России не позволит, чтобы честь его семьи находилась в руках какого-то ювелирщика!
      - Вот именно!-в голосе отца послышалось удовлетворение.- И передайте графу Антону Алексеевичу, что если он так печется о своей чести, то пусть найдет подобающую сумму, а то его заграничные подвиги в сей же миг станут известны его отцу.
      Дверной косяк вздрогнул, раздался вопль: "Негодяй!" Дальнейший грохот в кабинете был подобен тому, который возникает при землетрясении или обвале где-нибудь в горах. Мария с силой толкнула дверь, но, к ее удивлению, она оказалась запертой. Девушка бросилась в коридор звать на помощь слуг,
      Когда она в сопровождения камердинера и двух мастеровых ворвалась в кабинет, он был уже пуст.
      - Бегите, догоните!-крикнула она.-Он только что был здесь, неужели этот черный крикун похитил отца?
      - Я здесь,- раздался стонущий голос.- Вытащите меня отсюда. Тучный Луиджи был плотно вбит в узкое пространство между стеной и шкафом. Рука его была украшена неглубокой, но обильно кровоточащей раной; очевидно, поручик пустил в ход шпагу. Немалого труда стоило вытащить ювелира из его неудобного заточения.
      - Отец! Какое счастье, ты жив! Я случайно оказалась подле двери. Кто этот ужасный человек? Что ему от тебя нужно? И зачем он разломал твое кресло?
      - Это не он разломал. Это я разломал. Об его голову.- Луиджи подмигнул дочери и, довольный, захохотал.-Больше господина Бурина на порог не пускать!- крикнул он слуге.- А теперь пойдем ужинать.
      - Но твоя рана? Нужен лекарь!
      - Не лекарь, а портной. Такой камзол, каналья, испортил! За столом Мария пыталась вытянуть что-нибудь из отца относительно ужасного визитера, но ей это не удалось. Конечно, она могла бы прямо спросить: "Какое право имеет господин Бурин на вексель покойного Гольденберга?" Но таким образом ей пришлось бы сознаться, что она подслушивала, а это Луиджи считал смертным грехом, сродни воровству или распутству. Но даже сознайся она в своем грехе, у нее не было никакой уверенности, что она получит у отца ответ, а то, что нареканий и обещаний отослать ее к тетке в Венецию будет достаточно, в этом уверенность была полная.
      О, только не тетка! Заподозри Луиджи излишний интерес дочери к делам князя Оленева, он немедленно бы привел свою угрозу в исполнение. Оставалось только хвалить мясо, хорошо прожаренное, и восхищаться сиропом из морошки, до которого отец был большой охотник.
      Сразу после ужина Мария бросилась к Софье. Разговор с подругой должен прояснить что-либо в столь запутанном деле с векселем. Софья слушала очень внимательно, потребовала пересказать все еще раз, сама себе задавала вопросы, а итог был тот же -"ничего не понимаю". Больше всего ее поразило, что поручик Бурин был у Луиджи в тот самый вечер, когда на маскараде был убит Гольденберг.
      - Возможно, это простое совпадение,-утешала она себя.-Кабы Алеша был дома, Саша на свободе, кабы Никита был здоров!
      - Вексель принадлежит сыну канцлера. Анастасия не может нам помочь? Ты говорила, что она свой человек при дворе. Она может знать что-то такое, о чем мы и не догадываемся.
      - Нет, Анастасия не поможет,- грустно сказала Софья.- Я видела ее после ареста Саши. Она не выходит из дома, плачет, молится. Анастасия говорит, что это возмездие. Есть один человек.- Софья пытливо взглянула на Марию.
      - Я знаю, о ком ты говоришь.
      В этот же вечер Софья послала казачка с запиской к Лядащеву. В записке значилось, что она может сообщить нечто весьма важное относительно покойного купца Гольденберга, что готова принять господина Лядащева, когда он пожелает, и просит уведомить, что послание ее получено.
      Удивительно, как в иные поворотные минуты уплотняется время! Правда, это касается только людей деятельных, а не тех особ, которые в ответственный момент, руководствуясь глупыми понятиями этикета или сомнительной мудростью "утро вечера мудренее" откладывают решение важнейших проблем на завтра, на послезавтра или на месяц.
      Лядащев ничего Софье писать не стал, а несмотря на поздний час явился сам. Достаточно было нескольких минут, чтобы понять - необходима длительная беседа с Луиджи. В старые добрые времена* беседу эту было бы вести куда проще, потому что называлась бы она допрос, и добропорядочный ювелир выложил бы все без утайки. Теперь же предстояло играть некую роль, чтобы каплю за каплей вытрясти из этой непроливайки все сведения. Здесь хороши были лесть, притворство, даже угрозы.
      _______________
      * Будь они прокляты старые, добрые (прим. автора)
      _______________
      Однако вышеозначенные приемы не производили на Луиджи серьезного впечатления. Естественно, он не отказался принять для частного разговора господина Лядащева, коли об этом его попросили милейшая Вера Константиновна и невестка ее Софья Георгиевна. Для позднего гостя зажгли камин и принесли бутылку старого бургундского. Что, кажется, дождь пошел? В такую погоду особенно приятно глядеть на живой огонь, потягивать доброе винцо и морочить голову странному гостю. "Что это за вопросы он задает?-сам себе говорил Луиджи, потирая ноющую руку.- И с чего сей господин взял, что я буду на них отвечать? Моя родина Венеция, а не крепость Петра и Павла!"
      Вот что удалось узнать Лядащеву после часовой беседы. С господином Гольденбергом хозяин дома отнюдь не знаком, никогда его не видел, что было чистейшей правдой. С господином Буриным он имел дело. Это тоже было правдой. С молодым графом Антоном Бестужевым он знаком не очень коротко, зато жена его, очаровательная Авдотья Даниловна, в девичестве Разумовская, является одной из его постоянных заказчиц. Видится он с ней часто, потому что сия прелестница совершенно неумеренно любит драгоценности, предпочитая изумруды,, которые менее всего идут к ее изнуренному, простите, зеленому лицу, но... О вкусах не спорят! Не желаете ли еще вина, сударь? Хотя бургундское не в пример всем прочим французским винам излишне горячит кровь и никак не способствует засыпанию... а время сейчас позднее.
      Хозяин зевал, тер глаза, и разговор бы неминуемо кончился полным пшиком, если бы вдруг в комнату вихрем не ворвалась Мария. Видимо, в этот момент итальянский темперамент ее взял верх над спокойным русским. Она вначале воздела руки, повернулась к иконе и, призывая деву Марию в свидетельницы, прокричала:
      - Ну что ты такое говоришь?-Руки ее сжались в кулаки.- При чем здесь твоя Авдотья? Мы сами вызвали господина Лядащева, чтобы он помог нам во всем разобраться. У него такие связи! А ты сидишь пнем, мямлишь, греешь свои глупые ноги...
      От неожиданности Луиджи немедленно отодвинул башмаки от каминной решетки, а потом и вовсе подобрал ноги под себя.
      - Дочь моя, почему ты не спишь? Да и уместно ли девице вот так вбегать? Что о нас подумают люди?.
      - Люди подумают, что мы дураки.- Мария выразительно постучала себя по лбу.- Я сама слышала, как этот Бурин угрожал отрубить тебе голову! Я не подслушивала, нет1 Но вы оба кричали на весь дом! И ты бы видел, как посмотрел на меня этот Бурин. Он ни перед чем не остановится. Наш дом сожгут, а меня похитят. И не смотри на меня так! Изволь немедленно все рассказать господину Лядащеву!
      С этими словами Мария повернулась на каблучках, тряхнула головой и столь же стремительно, как появилась, выбежала из комнаты.
      Потрясенный Луиджи повернул к Лядащеву лицо:
      - Дело действительно столь серьезно?
      - Думаю, что да,- строго сказал тот. Во время только что увиденной сцены он не позволил себе даже намека на улыбку.- Купец Гольденберг убит, и дело приобрело политическую окраску.
      - Пресвятая дева Мария!- Луиджи сотворил католический крест.- И зачем я только связался с этим паршивцем? Не изволите ли пройти в кабинет?
      Разговор, тихий, почти шепотом, затянулся далеко за полночь. Вот главная мысль, которую Лядащев вылущил из эмоционального и зачастую бестолкового рассказа ювелира: поразительно, как страх оглупляет людей!
      Праздношатающийся поручик Бурин, человек негодный, ненадежный и крикливый, но со связями и деньгами, еще год назад заказал якобы для невесты драгоценный убор - ожерелье и серьги. При этом он оставил нацарапанный на бумаге дрянной рисунок- макет будущего ожерелья - и велел следовать ему неукоснительно. Даже один из брильянтов у застежки должно было вставить в оправу надтреснутым, а спереди все камни должны быть чистейшей воды. Убор был готов в срок и с указанным дефектом, однако заказчик его не выкупил. Это уже потом Луиджи узнал, что он игрок и мот. Убор следовало продать, однако Луиджи из-за обилия заказов все никак не мог собраться поменять надтреснутый камень на целый.
      Однако месяца полтора назад, а может, и более, точного срока Луиджи не упомнит, но если надо, сверится с книгой, Бурин явился к нему в глухое время и предложил в качестве залога весьма ценный документ. О, если бы в этот момент руку Луиджи держал ангел, то постыдная сделка никогда бы не состоялась, потому что он никогда не занимался ростовщичеством. Но, видно, в этот момент не иначе как бес подтолкнул его в спину, потому что он немедленно принес убор и взял вексель. Сумма, в нем указанная, была значительно больше стоимости убора. Уговор был таков: как только Бурин приносит деньги за драгоценности, Луиджи тут же возвращает вексель. В ночи была составлена бумага за подписью обоих, Бурин спрятал ее в карман, и они расстались.
      Не корысть руководила ювелиром, о нет! Не последнюю роль в сделке сыграла подпись на векселе, а именно - Бестужев. Проживая в России в качестве иностранца, Луиджи никогда не мог считать как себя, так и свое дело в полной безопасности. А здесь благодаря бесовским козням он возомнил, что вексель будет в его руках как бы охранной грамотой. Каждый хочет жить там, где творил непревзойденный Тициан, где витают прекрасные мелодии Вивальди, но многие вынуждены жить на грешной земле, которая называется Россия. Кроме того, он был убежден, что Бурин никогда не соберет нужной суммы для выкупа векселя.
      - Однако Бурин нашел деньги?-полюбопытствовал Лядащев.
      - Отнюдь нет. Он выложил передо мной половину стоимости драгоценностей, обещая принести недостающую сумму через неделю. Понятно, я ему сказал, что, мол, через неделю и будем говорить. На это он начал кричать, что он русский дворянин и не позволит, чтобы итальяшка - ювелирщик не верил ему на слово. Глаза у него были бешеные, алчущие, устрашающие, весьма противные были глаза, и он все время дергал свою шпагу.
      - А потом и вытащил ее из ножен?
      - Вот именно. Она описывала в его руке страшные круги. Он кричал: "Я тебя заарестую, и Антон Бестужев мне в этом поможет. А уж если сам граф возьмется за это дело, то мы тебя, негодника венецкого, в одночасье изрубим в мелкие куски!" И называл при этом какие-то странные, неведомые мне оружия... Это и услыхала моя дочь, простите.
      - Вы могли бы показать мне документ?
      Луиджи замялся, заерзал в кресле. Покажет, если угодно, почему не показать вексель человеку, который желает защитить его дом от разбойников? Но документ спрятан в надежном месте, достать его оттуда сложно, это требует труда, .
      - Вот и потрудитесь, а я выйду ненадолго,- сказал Лядащев, понимая, что ювелир остерегается выдать тайну своего хранилища.- Бургундское не только возбуждает и отгоняет сон,-добавил он со смехом,- но, очевидно, способствует... э... Куда пройти?
      Был позван слуга, который немедленно препроводил Лядащева в нужное ему место. Когда Василий Федорович вернулся, вексель лежал на столе. Рядом сидел Луиджи, придерживая пальцем бумагу, словно птицу держал за лапку, опасаясь, что она улетит. Уважая опасения хозяина, Лядащев пододвинул ближе свечу и, не беря в руки вексель, углубился в его изучение.
      Вексель был составлен год назад в Вене между купцом Гольденбергом, с одной стороны, и графом Антоном Бестужевым, с другой. Означенный купец выдал под проценты 20 000 золотых дукатов означенному Бестужеву с условием, что деньги, включая проценты, будут возвращены купцу через год, а именно в мае 1748 года.
      - Очень интересная бумага,- задумчиво сказал Лядащев.
      - Да, но как мне с ней теперь поступить? Я не могу, да и не хочу требовать вексель к оплате у Бестужева.
      - Понятно, у вас нет купчей, и вы приобрели его не за 20 000 золотых дукатов, а Бурин вправе потребовать вексель назад, если оплатит стоимость драгоценностей. Вы не знаете, как вексель попал к Бури ну?
      - Конечно, нет!- пылко воскликнул Луиджи.- Он мог его на улице найти, в карты выиграть, убить мог, поверьте моему слову. Темный человек, очень темный!
      - А это что такое?- Лядащев поскреб ногтем бурый уголок бумаги.
      - Уж не кровь ли?-свистящим от волнения голосом прошептал ювелир.
      - Скорее красным вином кто-то облил,- беспечно сказал Лядащев, наклонился к самой бумаге, понюхал и стал серьезен.- Слушайте меня внимательно. Как только Бурин появится у вас, а это будет непременно, тут же дайте мне знать. И задержите его у себя под любым предлогом, не будет возможности - разбейте еще один стул. Очень хочется поближе познакомиться с этим господином.
      Однако встреча Бурина и Лядащева произошла не в кабинете венецианца, а в другом, куда менее приятном месте.
      -18
      В достопамятные времена дуэли Саши Белова одним из секундантов молодого Бестужева был некто Яков Бурин, поручик Щ-ского полка. Отношения дуэлянта и секунданта многие обозначали словом дружба, и не без основания.
      Как ни прекрасно это слово, оно связывает узами не только добропорядочных людей: граф Антон и поручик Бурин почитались в обществе порядочными негодяями. Определение "порядочный" в данном случае не усиливает понятие, а ослабляет его, но автор употребил его намеренно. Например, некто говорит в порыве: я счастлив!- и в этом полнота ощущения. Но стоит этому же человеку и в этих же условиях сказать: я очень счастлив!и картина счастья как бы уже размыта, состояние человека сразу приобретает какой-то бытовой привкус, являясь как бы уже и не счастьем, а вежливой отговоркой. Поэтому понятие "порядочный негодяй" несет в себе куда меньше отрицательной нагрузки, чем просто негодяй.
      А где их взять - подлинных, дистиллированных негодяев, чтобы с рождения - и уже видно на детском челе: негодяй! Сразу ведь вспоминается и трудное детство, и дурное влияние среды, и общий нравственный упадок в государстве. Трудное детство случается не только в крайней бедности, в семье нищих и каторжан. У Ивана Грозного, например, было трудное детство, и всю жизнь он люто мстил за него всей России. Упрощаю, конечно, но такая точка зрения бытует среди историков. Или, скажем, будущая Екатерина II- наша прелестная Фике. У нее было нищее детство. Этим хотя бы частично объясняется необычайная пышность ее двора. И не будем забывать, что для сохранения своего положения эта блистательная женщина убила вначале мужа, а потом сына, естественно, чужими руками. Граф Антон был пьяница, и отец канцлер не раз пенял ему за это. А где младший Бестужев выучился пить, как не в собственном доме? И кто был его первый учитель в искусстве двурушничать и лицемерить, как не папенька. Но лицемерие отца называлось "политика" и клалось на алтарь отечества, потому думалось, что в своей сердцевине канцлер как бы и чист. Граф Антон же занимался политикой со своими ближними, и это сразу приобретало вид порока.
      Во хмелю в отличие от отца граф Антон был буен, непредсказуем, буйства его носили самый низменный характер, а у канцлера Алексея Петровича воспитание и долгая жизнь в Европах буйство это приглушили, оно всегда умещалось в берегах, но не потому что поток слаб, а просто берега высоки.
      Яков Бурин происходил из мелкопоместных, голодных дворян, мать его была существом забитым и довольно жалким, но сын почитал ее образцом святости и рядом с нательным крестом на голбтане* всегда носил ладанку с ее изображением. Отец был бражник, бабник, но жил весело, азартно: и все бы ничего, если бы не вспыхивала вдруг в нем запредельная жестокость, которую он вымещал на сыне. Бил он его зверски- И тем еще усиливалась его жестокость, что мальчишка, весь уже исполосованный кнутом, все равно смотрел в глаза отцу едким, непокорным взглядом. Эх, что говорить... Без малого пятнадцать лет прошло, как покинул Бурин отеческий дом, да и родителей давно Господь прибрал, но и по сию пору вскрикивает от ненависти, если привидится вдруг во сне покойный папенька.
      _____________
      *Голбтан - шнурок, на котором носят крест.
      _____________
      Карьеру Яков Бурин сделал себе сам, то есть если у него и были радетели, то отнюдь не из родственников. В регенстве Анны Леопольдовны был он на хорошем счету и будущее имел вполне ясное, поскольку грелся у Брауншвейгской фамилии и всей ее грибницы. И вдруг все разом изменилось. На трон взошла Елизавета, Брауншвейгское семейство было сослано в Ригу, затем в Холмогоры, сразу все горизонты Бурина затянуло мглой, надежд на будущее не стало никаких.
      И не потому, что Россия не нуждалась в его службе, ей как всегда необходимы были энергичные люди (нужны-то нужны, только не всегда ценила их по достоинству горькая моя Родина). Беда Бурина в том, что главную ставку в жизни он делал на немцев. Он и дружбу с ними водил и благодеяния из их рук получал, и, что главное, преданно любил и уважал все курляндское, голштинское, прусское, одним словом -, не отеческое. Тут и уважение к образу жизни, и к одежде, и к чистоте, и к умеренному пьянству - сам он не любил и боялся пьяниц. Эта любовь к иноземщине не им придумана. На всю жизнь поразила царя Петра немецкая слобода. Уж как ему хотелось, чтобы и в России улицы были чисты и шпалерные розы цвели в палисадах. Но если людей кнутом с утра до вечера полосовать, подгоняя их к своему счастию, розы в палисадах не вырастут. И еще помнить надо, что половина нашего отечества занята вечной мерзлотой, на полгода вся страна засыпана снегом, а за ним - то весенняя распутица, то осенние хляби.
      С приходом к власти Елизаветы настала мода всех немцев ненавидеть. Это наша российская особенность - шарахаться из одной крайности в другую. То учились у немцев, набирались европейской премудрости, и много достойных людей с нерусскими именами составили славу России, а то вдруг стали сажать их в крепость, устраивать мнимые казни, а потом расселять по необозримым просторам Сибири. И каждый раз - та государыня, которая сейчас правит, во всем права, а все прочие до нее суть ошибка, обман. Забыть, выбелить при Елизавете Петровне, государыне мягкой и неглупой, все связанное с правлением Анны Леопольдовны старались не только из книг и календарей, но и из памяти народной.
      Вот здесь и попал Бурин в разряд "праздношатающихся". Более того, угодил в крепость, в которой, однако, не задержался надолго, поскольку "заложил" со зла всех прежних благодетелей. Обретя свободу, он, как в омут, бросился в новую жизнь, главными составляющими которой стали интриги, карты и драки.
      Дружба с графом Антоном возникла почти случайно. Они не служили вместе. Бурин был на семь лет старше Бестужева. Они очень разнились и по достатку. Граф Антон по смерти отца становился одним из самых богатых людей в России, а Бурин жил на офицерское жалованье, кабы не карты,, коня приличного не купишь. Познакомились они в гостиной у иностранного вельможи и, как говорится, сразу сошлись. Знакомство их случилось еще до женитьбы графа Антона и ознаменовалось тем, что Бурин привез в стельку пьяного графа на убогую свою квартиру и до утра приводил в чувство. Ехать домой Бестужев отказался категорически: папенька назиданиями изведет. Никому другому Бурин не оказал бы подобной услуги, но здесь - сын канцлера, и этим все сказано.
      Мы забыли сказать, что у Бурина была сестра. Проживала она на руках у бездетной тетки, не очень богатой, но состоятельной. Скончавшись, тетка оставила несовершеннолетней племяннице вполне приличную сумму денег и кое-какие драгоценности. Брат был назначен опекуном сестры, примерной девицы, ни плохой, ни хорошей. Нельзя сказать, чтоб он ее любил, но считал себя, однако, обязанным устроить ее судьбу. Благими намерениями, как известно, мостят дорогу в ад. Бурин и опомниться не успел, как спустил скромное состояние сестры. Драгоценности ее тоже оказались заложенными. Тут и жених, как на грех, сыскался, а где взять приданое? Даже выкупить драгоценности не представлялось возможным. Ростовщик умер, а шустрый его наследник немедленно укатил за границу.
      Драгоценный убор, главное богатство сестры, можно заказать, но где взять денег на уплату? Граф Антон, хоть и клялся Бурину в вечной дружбе, ссудить нужную сумму не мог. Он сам был в долгах, как в шелках, и требовал у Бурина самого- горячего участия в своих крайне запутанных делах.
      Будучи в Вене по случаю рождения эрц-герцога Леопольда, Бестужев-младший занял под векселя большую сумму денег. Занять было тем более легко, что некий Гольденберг, то ли купец, то ли ростовщик из именитых, предлагал любую сумму на весьма выгодных условиях. Вена далеко, обеспечением служил большой пост отца. Граф Антон и думать забыл об этих деньгах. Появление Гольденберга в Петербурге собственной персоной было воистину громом среди ясного неба.
      Встретились, поговорили... Разговор был вежливым, кратким и крайне неприятным. Гольденберг говорил об огромном уважении, которое он испытывает к фамилии Бестужевых, намекал, что может повременить с предъявлением векселей, если граф Антон окажет ему некоторые услуги. Словом, никаких точек над i поставлено не было, уговорились только о второй встрече.
      Все это произошло в то самое время, когда приключилась дуэль с Беловым, и как только разгневанный канцлер произнес: "Я тебя, негодяя, в ссылку отправлю!", граф Антон немедленно отбыл на дальнюю мызу "Воробьи". Уж в загородном-то имении Гольденберг должника никак не достанет! Однако достал, разыскал и прислал с нарочным записку весьма категоричного содержания. Деньги должны были быть возвращены в начале мая, в противном случае Гольденберг грозил большим скандалом.
      Вот тут и измыслил граф Антон, что на свидание с оным Гольденбергом пойдет не он сам, а верный друг его Яков Бурин. Так часто бывает в дружбе: один заботится, другой принимает заботу. Первый совершенно искренне уверен, что его дела значительнее, неприятности серьезнее, раны больнее, а второму, если ума достанет, ничего не остается, как соглашаться с этим. Ума поручику Бурину было не занимать, а что со временем его дела станут наиважнейшими и Антон Бестужев будет делать ему карьеру, - он в том не сомневался. А пока... Почему бы не поехать на маскарад и не потолковать с Гольденбергом?
      Бурин вовсе не собирался убивать купца, так получилось... Уж кажется, он-то умел разговаривать с немцами, но немец немцу рознь, этот был насмешлив, едок и вспыльчив.
      - Что? Вы хлопочете об отсрочке платежей? Под ваше обеспечение? Ах, нет... Я сразу понял, что не под ваше. А почему граф Бестужев не явился сам, а послал столь бестолкового поверенного?
      Ошибка Гольденберга состояла в том, что он вытащил из кармана вышеозначенные бумаги и, тыча в них пальцем, стал объяснять Бурину условия денежного договора.
      Рассказывая обо всем графу Антону, Бурин особо упирал на то, что у них на маскараде была честная дуэль. Вот он, вексель, бери, и дело с концом.
      - А второй?- обеспокоился граф Антон.- Векселей было два.
      - Я не знаю, где второй,- равнодушно отозвался Бурин и стрельнул глазами-углями куда-то в угол.
      Будь Бестужев меньше пьян, он непременно заметил бы, что равнодушие друга показное, что возбужден он больше обычного, руки дрожат, а сам все играет со старинным кортиком - то в стол его воткнет, то в стену бросит.
      Граф Антон отнял у друга кортик, он не любил эти игрушки, и сказал уверенно:
      - Я знаю, где второй вексель - у Белова. Этот каналья с дружком своим первым труп обнаружил. Стерво поганое, безродное... Со света сживу!
      Он еще долго бесновался, призывая на голову Белова всевозможные кары, потом затих и сказал тускло:
      - Все. Поехали в Красный кабак.
      -19
      На фонтанной речке в первом проулке от Семеновского моста в домике с красными ставнями и огромной, грубо размалеванной вывеской, на которой лихой кавалерист целился прямо в солнце, размещалась оружейная мастерская господина Ринальдо. Место было бойкое, хозяин был знаток в своем деле, однако мастерская не пользовалась популярностью среди знати. Может быть, виной тому было соседство с апартаментами Ушакова, сурового стража Тайной канцелярии, не исключено также, что хозяина больше помнили под именем Ивана Поддевкина, а никакого не Ринальдо - трудно сказать. Скромный труженик был близок к разорению, однако судьба пожалела его, Ушаков преставился, а у Семеновского моста вырос постоялый двор под звучным названием Казачье подворье. Вот тут клиент с поломанным холодные и горячим оружием потек рекой. Дела Ринальдо пошли на лад, в дневные часы у него было полно народу. Со временем оружейник стал не только чинить, клепать и править, но и подторговывать оружием.
      Как-то вечером, хороший выдался вечерок, теплый и безветренный, у вывески с кавалеристом остановился франтоватого вида;
      господин с черным футляром под мышкой. Прежде чем войти, он зачем-то заглянул в окно, внимательно осмотрел помещение и только после этого толкнул дверь. В мастерской, кроме хозяина и чернобрового, страстного клиента, никого не было. Последний доказывал Ринальдо, что сабля его плохо выправлена. В чем был изъян, понять было трудно, потому что чернобровый рубил саблей воздух перед самым носом хозяина, приговаривая капризно: "Видишь, как плохо ходит? Нет, ты не отворачивайся! Ты сюда смотри!" В сцене этой было что-то жутковатое, казалось, что клокочущий клиент намеревается отсечь хозяину его круглый шишковатый нос и не делает. этого только потому, что неисправная сабля не может справиться дажес такой простой задачей.
      При появлении нового лица оба отшатнулись друг от друга. Хозяин повернулся к вошедшему, а горячий господин отошел в сторонку и принялся внимательно рассматривать лубочную картинку на стене, изображавшую битву галерного русского флота со шведами.
      - Чего изволите, сударь?
      Сударь изволил отдать в починку богато изукрашенный пистолет с выпавшим курком и стершимся колесцовым механизмом, который давно отказался выбивать искру и воспламенять порох. Ринальдо взял пистолет, не только осмотрел его, но и ощупал, потом в нерешительности поцокал языком.
      - Дешевле купить новый... Франт вроде смутился.
      - Но новые пистолеты непомерно дороги, а моя нужда в них крайне редка, знаете ли... Я человек невоенный. Может быть, у вас найдется пара приличных пистолетов за умеренную цену?
      - У него одна рухлядь! Не верьте ему,- раздался голос чернобрового, который уже стоял рядом, опираясь на саблю и заглядывая через плечо франта.- Он пистолеты знаете как собирает? От одного ствол, от другого кремневой винт, скобу ставит черт знает из чего...
      Ринальдо добродушно рассмеялся, видно, он не относился всерьез к критике чернобрового.
      - Грех вам, Яков Пахомыч. Уж сколько я вам всего перечинил, и пистолеты, и шпаги, и фузеи. Этот человек знает толк в оружии,- обратился Ринальдо к франту. - У него и кистени разных видов имеются, и перначи, и буздыганы!
      - Откуда у вас такое богатство? Сейчас это уже экзотика. Яков Пахомыч небрежно улыбнулся.