Положение вещей таково, каким оно было всегда, следовательно оно не может быть иным. Это утверждение следует считать центральной догмой традиционного способа мышления. Его логика несовершенна. Более того, она содержит встроенную ошибку, которую мы ожидали найти в наших моделях. Тот факт, что ее центральная догма не является ни истинной, ни логичной, раскрывает важный принцип традиционного способа мышления: оно не является ни столь критическим, ни столь логичным, как нас тому учили. Это и не нужно. Логика и иные формы рассуждении полезны, только когда необходимо выбирать между различными вариантами.
      Общество, в котором отсутствуют изменения, характеризуется отсутствием вариантов. Существует лишь один набор обстоятельств, с которым должен иметь дело человеческий разум: существующее положение вещей. Варианты можно вообразить, они похожи на сказку, поскольку отсутствует способ их воплощения.
      При таких обстоятельствах лучше принять вещи такими, какими они кажутся. Спектр размышлений в принципе ограничен. Задача мышления заключается не в споре, а в том, чтобы принять данную ситуацию, – задача, которая может быть выполнена с использованием обобщений лишь весьма примитивного характера. Это спасает людей от многих неприятностей. В то же время это лишает их более сложных инструментов мышления. Их взгляд на мир остается примитивным и искаженным.
      Как преимущества, так и недостатки станут очевидными, если мы рассмотрим гносеологические проблемы. Взаимоотношение мышления и реальности не представляет проблемы. Не существует мира идей, отдельного от мира фактов. И что еще важнее, кажется, что не существует ничего субъективного или личного в мышлении; оно твердо основано на традициях, заложенных поколениями. Его истинность не ставится под вопрос. Существующие идеи воспринимаются как сама реальность, или, точнее, различия между идеями и реальностью просто не проводится.
      Это можно увидеть, если взглянуть на способ использования языка. Давая название некоторому объекту, мы как будто прикрепляем к нему ярлык. Когда мы мыслим в конкретных терминах, всегда существует «нечто», чему соответствует некоторое название. И имя и предмет мы можем заменить один другим: мышление и реальность сосуществуют. Только когда мы мыслим в абстрактных терминах, мы начинаем давать названия явлениям, которые не существуют независимо от данных нами наименований. Нам может казаться, что мы все еще «прикрепляем ярлыки» к «вещам», но на самом деле эти «явления» стали существовать благодаря нашим «ярлыкам»; ведь эти «ярлыки» прикреплены к тому, что было создано нашим разумом. Именно в этот момент мышление и реальность расходятся.
      Ограничиваясь конкретными терминами, традиционный способ мышления избегает этого разделения. Но ему дорого приходится платить за эту величайшую простоту Если не проводить различия между мышлением и реальностью, то каким образом можно отличить истину от лжи? Единственное утверждение, от которого можно отказаться, – это утверждение, не согласующееся с существующей традицией. Традиционные взгляды должны приниматься автоматически, поскольку не существует критерия для отказа от них. Кажущееся положение вещей является существующим: традиционный способ мышления не может взглянуть глубже. Он не может установить причинные взаимосвязи между различными событиями, поскольку они могут оказаться истинными или ложными. Если бы они были ложными, значит, существовала бы реальность, отличная от нашего мышления, и само основание традиционного способа мышления было бы подорвано. А если мышление и реальность должны считаться идентичными, то всему должно быть объяснение. Существование вопросов без ответа разрушило бы единство мышления и реальности точно так же категорически, как существование верных и неверных ответов.
      К счастью, возможно объяснять мир, не обращаясь к законам причинности. Все действует согласно своей природе. Поскольку не существует различий между естественным и сверхъестественным, все вопросы могут быть разрешены путем одушевления объектов, дух которых влияет на все события. Это влияние все объясняет и снимает возможность внутренних противоречий. Большинство объектов окажется под властью подобных сил, поскольку в отсутствие причинно-следственных законов их поведение представляется неоднозначным.
      Когда отсутствует различие между мышлением и реальностью, объяснение является одинаково убедительным, независимо от того, основа-ноли оно на наблюдении или на иррациональном убеждении. Дух дерева существует точно так же, как и само дерево, если мы в него верим. У нас также нет причин сомневаться в своей вере: наши предки верили в то же самое. Таким образом, традиционный способ мышления с простой гносеологией может привести к убеждениям, которые вообще не соответствуют реальности.
      Вера в духов и их магическую силу – это то же самое, что согласие с тем, будто все окружающее находится за пределами нашего контроля. Такой подход полностью соответствует обществу, в котором отсутствуют изменения. Поскольку люди не имеют возможности изменить мир, в котором они живут, их задача состоит в том, чтобы смириться со своей судьбой. Покорно принимая власть духов, которые как раз и управляют миром, люди могут смягчить их; но попытки разгадать тайны вселенной не принесут ничего хорошего. Даже если бы люди открыли причины некоторых явлений, знание не принесет никаких практических преимуществ, если оно не может изменить условий их существования, о чем нельзя даже и подумать. Единственным мотивом таких исследований остается простое любопытство; и сколь сильным бы ни было побуждение удовлетворить его, боязнь рассердить духов полностью его охлаждает. Следовательно, поиск причинно-следственных объяснений, вероятно, не будет присутствовать в мышлении людей.
      В неизменяющемся обществе социальные условия неотличимы от природных явлений. Они определяются традицией, а она точно так же находится вне сферы влияния людей, как и остальное их окружение. Разница между общественными и природными законами не может быть распознана с помощью традиционного способа мышления. Следовательно, от людей требуется то же самое отношение пассивного подчинения обществу, что и природе.
      Мы видели, что традиционный способ мышления не может провести различия между мышлением и реальностью, истиной и ложью, общественными и природными законами. Если мы будем изучать его и дальше, то найдем и другие пробелы. Например, традиционный способ мышления очень нечетко относится к пониманию времени: прошедшее, настоящее и будущее сливаются. Эти категории имеют для нас огромную ценность. Оценивая традиционный способ мышления, с нашей точки зрения, мы находим его неадекватным. Однако в тех условиях, в которых он существует, он таковым не является. В обществе, живущем на основе устной традиции, например, он прекрасно выполняет свою функцию: он содержит всю конкретную информацию, избегая ненужных усложнений. Он представляет простейший возможный способ взаимодействия с простейшим возможным миром. Его основная слабость-это не отсутствие тонких категорий, а тот факт, что содержащаяся в нем конкретная информация хуже той, которая может быть получена при ином подходе. Нам это ясно, поскольку мы обладаем более высоким уровнем знания. Это не может беспокоить тех, кто не имеет никакого иного типа мышления, кроме традиционного, но это делает всю структуру чрезвычайно уязвимой по отношению к внешним влияниям. Конкурирующая система мышления может разрушить монополистическое положение существующих убеждений и сделать их предметом критической оценки. Это будет концом традиционного способа мышления и началом критического способа мышления.
      Возьмем медицину. Человек, исполнявший функции врача в племени, имел абсолютно ложное представление о работе человеческих органов. Длительный опыт подсказывает ему полезность определенных процедур, но он совершает правильные поступки по неверным причинам. Тем не менее на него с восхищением смотрит все племя; его неудачи считаются делом рук тех духов, с которыми он довольно близок, но за действия которых он не несет ответственности. Только когда современная медицинская наука вступает в прямую конкуренцию с примитивной медициной, превосходство правильной терапии над неправильной становится очевидным. Невзирая на слухи и подозрения, племя в итоге вынуждено принять медицину, принесенную белыми, поскольку она работает лучше.
      Традиционный способ мышления может также столкнуться с созданными им самим трудностями. Как мы уже видели, по меньшей мере частично, доминирующие убеждения являются ложными. Даже в простом и неизменяющемся обществе происходят некоторые необычные события, которые требуют объяснений. Новое объяснение может противоречить общепринятому, и борьба между ними может разрушить прекрасную и простую структуру традиционного мира. Тем не менее традиционный способ мышления не обязательно терпит крах каждый раз, когда происходят изменения в условиях существования. Традиция является чрезвычайно гибкой, пока ей не угрожают возможности. По определению, она объединяет в себе все существующие объяснения. Как только возникает новое объяснение, оно автоматически становится традиционным, и, поскольку различия между прошлым и настоящим смазаны, будет казаться, что оно существовало с древних времен. Поэтому даже изменяющийся мир может казаться неизменным в довольно широких пределах. Например, примитивные племена Новой Гвинеи смогли адаптироваться к пришествию новой цивилизации, введя культ перевозимого судами груза.
      Традиционные убеждения могут сохранять свое превосходство даже в конкуренции с современными идеями, особенно если они поддерживаются необходимой степенью принуждения. В этих обстоятельствах, однако, способ мышления больше не может считаться традиционным. Декларация принципа, согласно которому вещи должны быть такими, какими они были всегда, и вера в его истинность – это не одно и то же. Для того чтобы поддерживать подобный принцип, необходимо правильно изложить некоторую точку зрения и отвергнуть все остальные. Традиция может служить основой для определения того, что приемлемо, а что нет, но она больше не может быть тем, чем она была для традиционного способа мышления, то есть источником знания. Для того чтобы отличить псевдотрадиционный способ мышления от собственно традиционного способа, я называю его догматическим способом мышления. О нем я поговорю отдельно.

      Как мы уже видели, традиционный способ мышления не признает различий между общественными законами и законами природы: общественные рамки считаются столь же неизменными, как и остальная часть окружения человека. Следовательно, исходной точкой в неизменном обществе всегда является социальное целое, а не члены общества, которые его составляют. В то время как общество полностью определяет порядок существования его членов, члены общества не имеют права голоса в определении природы общества, в котором они живут. Эта природа была определена для них традицией. Однако это не значит, что существует конфликт интересов между индивидом и социальным целым, в котором индивид всегда проигрывает. В неизменном обществе индивид как таковой вообще не существует; более того, социальное целое не является абстрактной концепцией, противоречащей концепции индивида. Оно является неким жестким единством, объединяющим всех членов общества. Дихотомия между социальным целым и индивидом, как и многие другие, является результатом нашей привычки использовать абстрактные понятия. Для того чтобы понять единство, которым характеризуется неизменяющееся общество, мы должны отказаться от некоторых привычек, внутренне присущих нашему способу мышления, в особенности нашей концепции индивида.
      Индивид – это абстрактная концепция, и она как таковая не имеет места в неизменяющемся обществе. Общество имеет членов, каждый из которых способен мыслить и чувствовать; но вместо того, чтобы быть по сути равными, они фундаментальным образом отличаются друг от друга своим жизненным статусом.
      Точно так же индивид как абстракция не существует, социальное целое существует не как абстракция, а как конкретный факт. Единство неизменяющегося общества сравнимо с единством организма. Члены такого общества подобны органам живого организма. Они не могут жить за рамками общества, но в его рамках они могут занимать лишь одну позицию:
      как раз ту, которую они занимают. Выполняемые ими функции определяют их права и обязанности. Крестьянин отличается от священника столь же явно, как желудок от мозга. Люди способны мыслить и чувствовать, но, поскольку их общественное положение строго фиксировано, итоговый эффект не очень отличается от того, который был бы, если бы они вообще не имели сознания.
      Термин «органическое общество» применим только к такому обществу, в котором невозможна даже мысль об аналогии и где она становится ложной, как только мы пытаемся ее использовать. Тот факт, что Менений Агриппа счел необходимым предложить эту концепцию, означает, что существовавший порядок переживал трудности. Единство в органическом обществе противоположно единству иного рода – единству человечества. Поскольку традиционный способ мышления не использует каких-либо абстрактных концепций, любое взаимоотношение является конкретным и частным. Фундаментальное сходство одного человека с другим и права человека – это идеи иного времени. Сама принадлежность к человеческому роду еще не дает никаких прав: раб абсолютно не отличается от другого вида собственности в глазах закона. Привилегии принадлежат более положению, чем лицу. Например, в феодальном обществе земля была важнее самого землевладельца. Последний получает свои права лишь благодаря земле, которой он владеет.
      Права и титулы могут быть наследственными, но это не превращает их в частную собственность. Мы склонны к тому, чтобы считать частную собственность чем-то очень конкретным; в действительности же все наоборот. Разделение взаимоотношений на права и обязанности уже является абстракцией; в конкретной форме такое разделение подразумевает и то и другое. Концепция частной собственности идет даже дальше; она подразумевает абсолютное владение безо всяких обязанностей. И в этом качестве она противоположна принципам органического общества, где каждое владение влечет за собой соответствующие обязанности. Более того, частное владение средствами производства не приемлемо в органическом обществе, поскольку это позволило бы накапливать капитал и тем самым вводить потенциальный источник изменений. Общественное владение, наоборот, гарантирует отсутствие источника изменений, поскольку каждый раз, когда человек вкладывает свои время и энергию, он несет все издержки, но получает лишь малую часть выгод. Нет ничего удивительного в том, что захват общинных земель ознаменовал собой начало современного сельского хозяйства.
      Органическое общество также не признает права как абстрактного принципа. Право существует только в виде набора конкретных прав и обязанностей. Тем не менее исполнение закона включает определенного рода обобщения. За исключением обществ столь неизменных, что они могут считаться мертвыми, каждый случай несколькими деталями все же отличается от предыдущего, и прецедент необходимо обобщить, чтобы сделать применимым. Поскольку в таких обществах нет опоры на абстрактные принципы, оно всецело зависит от того, как конкретный судья выполняет свою задачу. Существует по крайней мере вероятность того, что новое решение будет конфликтовать с предыдущим. К счастью, это не обязательно должно вызывать сложности, поскольку новое решение само по себе немедленно становится прецедентом, которым уже можно руководствоваться при принятии дальнейших решений.
      В результате такого процесса возникает так называемое общее право в противоположность законодательным актам. Оно основано на невысказанном предположении, согласно которому принятые в прошлом решения могут применяться бесконечно. Строго говоря, это предположение ложно, но оно настолько полезно, что может существовать в течение длительного времени после того, как общество перестает быть органическим. Эффективное применение права требует, чтобы правила были известны заранее. Принимая во внимание несовершенство человеческого знания, законодательство не может предвидеть все возможные случаи, и прецеденты необходимы для дополнений законодательных актов. Общее право может функционировать вместе с законодательными актами, поскольку, невзирая на лежащее в его основе предположение об отсутствии изменений, оно может незаметно приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам. По той же самой причине органическое общество не может пережить кодификации своих законов, поскольку они потеряли бы свою гибкость. После кодификации изменений видимость отсутствия изменений уже не может поддерживаться, и органическое общество распадается. К счастью, потребность в кодификации законов, составлении контрактов или записи традиций каким-либо постоянным способом не является столь насущной, пока традиции не угрожают возможности.
      Единство органического общества означает, что его члены не имеют выбора и могут лишь принадлежать ему. Дело идет еще дальше. Это подразумевает, что единственное желание членов такого общества состоит в том, чтобы принадлежать этому обществу, поскольку их интересы и интересы общества идентичны: они отождествляют себя с обществом. Единство – не принцип, провозглашенный властями, а факт, принимаемый всеми участниками. Никаких значительных жертв не приносится. Место человека в обществе может быть ничтожным или тягостным, но это-его единственно возможное место; без него у человека вообще нет места в мире.
      Тем не менее всегда находятся люди, не подчиняющиеся доминирующему способу мышления. То, каким образом общество поступает с такими людьми, является лучшим способом проверки его гибкости. Репрессии, как правило, не дают результатов, поскольку провоцируют конфликты и могут вызвать развитие других способов мышления. Терпимость в сочетании с недоверием является, вероятно, наиболее эффективным методом. Эксцентричность и сумасшествие во всем их разнообразии могут быть особенно полезны в отношениях с людьми, мыслящими не так, как все, и примитивные общества отличаются чрезвычайной терпимостью к душевнобольным.
      Только значительное ослабление традиционных связей позволит людям серьезно изменять свое положение в обществе благодаря собственным усилиям, и тогда они перестают связывать свои интересы с интересами социального целого. Когда это происходит, единство органического общества распадается и каждый стремится следовать собственным интересам. Традиционные взаимоотношения могут сохраняться и в этих обстоятельствах, но только с помощью принуждения. Такое общество уже больше не является действительно органическим, оно превращается в общество, которое искусственно сохраняется неизменным как советская система. Различие здесь то же, что и между традиционным и догматическим способами мышления. Для того чтобы подчеркнуть это различие, я буду называть такое положение дел закрытым обществом.

      Пока люди верят в то, что мир является неизменным, они могут счастливо пребывать в убеждении, что их взгляды на мир являются единственно возмож­ными. Традиция, как бы далеко она ни отстояла от реальности, руководит людь­ми, и мышлению никогда не требуется заходить дальше рассмотрения конкрет­ных ситуаций.
      В изменяющемся мире, однако, настоящее не всегда в точности копирует прошлое. Вместо хода событий, фиксированного традицией, люди сталкивают­ся с бесконечным спектром возможностей. Для внесения некоторого порядка во вселенную, которая иначе была бы абсолютно непонятной, они вынуждены при­бегать к упрощениям, обобщениям, абстракциям, причинно-следственным зако­нам и иного рода мыслительным инструментам.