Благодарности

Несколько человек проявили большую заинтересованность и оказали мне огромную помощь в работе над рукописью. Анатоль Калецкий выступил в роли моего фактического редактора, оказав мне помощь в организации и придании большей доступности материала; Роман Фридман помогал в разработке концепции; Леон Ботстайн поднял многие интересные вопросы, по которым у нас состоялись живые дискуссии; Энтони Джидденс предоставил свои комментарии по нескольким вариантам рукописи; Билл Ньютон-Смит прояснил для меня ряд философских проблем; по настоянию Джона Грея я перечитал труд Карла Поланьи "Великое преобразование" (GreatTransformation).

Также необходимо упомянуть сделавших ценные комментарии Роберта Каттнера, Джона Саймона, Джеффри Фридмана, Марка Маллока-Брауна, Арминио Фрага, Тома Глесснера, Ари Найера, Даниеля Канемана, Байрона Виена и Ричарда Медли. Приношу извинения тем, кого я забыл здесь упомянуть.

Книга не могла быть так молниеносно быстро напечатана без неустанной помощи моего секретаря Ивонны Шир. Хотите верьте, хотите нет, я впервые связался с моим издателем Питером Осносом 22 сентября 1998 года, а первые книги были отправлены 18 ноября 1998 года. Джеф Шандлер работал сверхурочно в качестве моего постоянного редактора. Снимаю шляпу перед Питером и его коллективом, а также выражаю большую благодарность Крису Далю, рекомендовавшему мне его.

Предисловие

Первоначальной целью написания книги было разъяснение философии, которой я руководствовался всю свою жизнь. Я стал известен как преуспевающий финансист, а позднее и филантроп. Иногда я чувствовал себя гигантским желудком, поглощающим деньги с одного конца и проталкивающим их к другому концу, но на самом деле между двумя этими этапами было много умственной и эмоциональной работы. Концепции, сформированные в студенческие годы, задолго до того, как я стал заниматься финансовыми рынками, определяли как мою финансовую, так и филантропическую деятельность.

На меня оказал огромное влияние Карл Поппер, доктор наук, чья книга «Открытое общество и его враги» (OpenSocietyandIt'sEnemies) объяснила смысл нацистского и коммунистического режимов, силу которых я испытал на себе еще подростком в Венгрии. Оба режима имели общую черту: они претендовали на знание высшей истины и навязывали миру свои представления силой. Поппер предложил другую форму общественной организации – форму, признающую, что никто не имеет доступа к высшей истине. Наше понимание мира, в котором мы живем, – несовершенно по своей сути, а совершенное общество – в принципе недосягаемо. Мы должны довольствоваться тем лучшим, что мы можем иметь. Однако несовершенное общество может постоянно совершенствоваться. Поппер назвал такое общество открытым. Тоталитарные режимы были врагами такого общества.

Меня увлекли идеи Поппера о критическом мышлении и научном методе. Но я воспринял его идеи критически и позднее разошелся с ним по одному важному вопросу. Поппер утверждает, что одни и те же методы и критерии не могут применяться как к естественным, так и к общественным наукам. Меня же поразило необыкновенно важное различие: в общественных науках мышление является частью предмета самой науки, в то время как естественные науки рассматривают явления, происходящие независимо от того, что думает любой субъект о предмете. В силу этого к естественным наукам, в отличие от общественных, применима модель научного метода Поппера.

Я разработал концепцию рефлексивности: механизм двусторонней обратной связи между мышлением и реальностью. В то время я изучал экономическую науку, и рефлексивность не вписывалась в экономическую теорию, оперировавшую тогда концепцией, заимствованной из Ньютоновской физики, а именно концепцией равновесия.

Концепция рефлексивности оказалась очень полезной, когда я начал заниматься финансами. В 1979 г., когда я заработал больше денег, чем мне было необходимо, я создал фонд, названный «Отрытое общество». Я решил тогда, что его целью должно стать оказание помощи открытым обществам в том, чтобы они стали более жизнеспособными и могли сформировать внутри себя критический способ мышления. Через данный Фонд я был тесно вовлечен в процесс дезинтеграции советского общества.

Отчасти в результате этого опыта, а также частично на основании своего опыта и знаний капиталистической системы я пришел к заключению, что концептуальные рамки, в которых я работал до этого, стали уже тесными. Я попытался изменить формулировку концепции открытого общества. По определению Поппера, открытому обществу противостояли закрытые общества, основанные на тоталитарных идеологиях, однако недавние события научили меня тому, что угроза открытому обществу может также исходить из другого источника: отсутствия общественного согласия и отсутствия правильного руководства.

Я изложил свои взгляды в статье «Капиталистическая угроза», опубликованной в февральском номере The Atlantic Monthly. Данная книга, к написанию которой я приступил вскоре после публикации статьи, замышлялась как более развернутое и тщательное изложение этих идей. В моих предыдущих книгах я излагал эту концепцию в приложениях или в связи со своими личными воспоминаниями. Теперь же я решил, что ей необходимо уделить особое внимание. Мне всегда очень хотелось понять мир, в котором я живу. Верно это или нет, но я почувствовал, что добился определенного прогресса, и мне захотелось поделиться своими достижениями.

Однако первоначальный план этой книги был нарушен всемирным финансовым кризисом, который начался в Таиланде в июле 1997 г. Я изучал недостатки мировой капиталистической системы, но делал это не спеша. Я был хорошо осведомлен о событиях Азиатского кризиса, моя компания по управлению финансами по существу предсказала кризис за шесть месяцев до его наступления, но я не имел понятия о серьезности его последствий. Я объяснял, почему система мирового капитализма была не достаточно надежной, но вплоть до «черного» августа 1998 г. в России я не осознавал, что эта система фактически разваливалась. Неожиданно моя книга приобрела новый актуальный смысл. В ней я изложил концепции, в рамках которых можно было бы понять причины быстро развившегося мирового финансового кризиса. Я решил тогда, как можно скорее сдать книгу в набор.

Мое представление о финансовой ситуации было кратко изложено в выступлении в Конгрессе США 15 сентября 1998 г., где я, в частности, сказал:

«Система мирового капитализма, которой мы обязаны необыкновенным процветанием нашей страны в последнее десятилетие, трещит по швам. Сегодняшний спад на фондовых рынках США является всего лишь симптомом, к тому же запоздалым, говорящим о более глубоких проблемах, поражающих мировую экономику. Некоторые фондовые рынки Азии испытали более серьезные спады, чем крах на Уолл-стрит в 1929 г., кроме того, их национальные валюты упали до незначительной доли их стоимости в тот период, когда они были привязаны к американскому доллару. За финансовым крахом в Азии последовал экономический крах. В Индонезии, например, исчезли все предшествующие завоевания уровня жизни, которых удалось добиться за 30-летний период правления Сухарто. Остались современные здания, фабрики, инфраструктура, но осталось и население, ранее занимавшееся сельским хозяйством. В настоящее время Россия пережила полный финансовый крах. Этот крах представляет собой поистине ужасное зрелище, он будет иметь неисчислимые человеческие и политические последствия. Эта инфекция распространилась также и на Латинскую Америку».

Прискорбно, если мы будем оставаться самодовольными, думая, что большинство проблем происходят вне наших национальных границ. Мы все являемся частью системы мирового капитализма, которая характеризуется не только свободой торговли, но и – что гораздо важнее – свободным движением капитала. Система создает благоприятные условия для движения капитала и ведет к быстрому росту мировых финансовых рынков. Ее можно представить в виде гигантского круговорота, всасывающего капитал в финансовые рынки и институты в центре и перекачивающего капитал на периферию – либо непосредственно – с помощью кредитов и инвестиционных портфелей, либо косвенно – через многонациональные компании.

Вплоть до кризиса в Таиланде в июле 1997 г. центр активно всасывал и перекачивал деньги, росли масштабы и значимость финансовых рынков, а страны на периферии могли получать вполне достаточно капитала – для этого им надо было только открыть свои рынки. Наблюдался быстрый подъем деловой активности во всем мире, на его фоне особенно активно росли развивающиеся рынки. В 1994 г. был момент, когда более половины всех поступлений во взаимные фонды США направлялись в фонды развивающихся рынков.

Азиатский кризис изменил направление движения капитала. Капитал начал уходить с периферии. Сначала изменение направления потока принесло выгоду финансовым рынкам в центре. Экономика США была на грани перегрева, и Федеральная резервная система рассматривала вопрос о повышении учетной ставки. Азиатский кризис сделал увеличение ставки весьма нежелательным, и снова фондовый рынок воспрянул. Экономика оказалась в очень выгодной ситуации: дешевый импорт сдерживал внутренние инфляционные давления, а фондовый рынок взлетел на новую высоту. Активность в центре давала основания для надежд, что периферия тоже может оправиться; и действительно, с февраля по апрель 1998 г. большинство азиатских рынков восстановили примерно половину своих потерь. Это был классический пример рынка с понижающейся конъюнктурой.

Затем наступил момент, когда бедственное положение на периферии не могло быть выгодным для центра. Я полагаю, что мы достигли этого момента во время краха в России. У меня есть три причины так думать.

Одна из них заключается в том, что кризис в России вскрыл определенные недостатки в международной банковской системе, которыми ранее пренебрегали. Помимо риска потенциальных убытков, отраженного в собственных балансовых отчетах, банки занимаются покупкой иностранной валюты в обмен на национальную с последующим ее выкупом, форвардными операциями и операциями с производными ценными бумагами на межбанковском рынке, т.е. между собой – и с клиентами. Эти операции не отражаются в балансовых отчетах банков. Они постоянно соотносятся с состоянием рынка, и любая разница между себестоимостью и рыночной стоимостью компенсируется переводом наличных средств. Это, как предполагается, должно свести на нет риск невыполнения финансовых обязательств по кредитам, или дефолта. Масштабы рынков свопа, форвардных и производных ценных бумаг – огромные, а маржа – крайне незначительная, т.е. суммы, с которыми совершаются операции, во много раз превышают капитал, реально используемый в коммерческой деятельности. Операции образуют цепочку со многими посредниками, и каждый посредник имеет обязательства перед своими партнерами, не зная того, кто еще вовлечен. Риск операций с конкретными партнерами ограничен путем установления кредитных линий.

Эта сложная система пережила сильное потрясение после развала российской банковской системы. Российские банки отказались выполнять свои финансовые обязательства, но у западных банков остались обязательства перед их собственными клиентами. Не было найдено никаких путей зачета обязательств одного банка против обязательств другого банка. Многие страховые фонды понесли такие большие потери, что их были вынуждены ликвидировать. Разницы между ценами продажи и предложения были нарушены, и многие профессионалы, занимающиеся арбитражными операциями с различными производными ценными бумагами, также понесли значительные убытки. Схожая ситуация возникла вскоре после того, как Малайзия закрыла свои финансовые рынки для иностранцев, а руководящие денежно-кредитные учреждения Сингапура в сотрудничестве с другими центральными банками предприняли немедленные ответные действия. Была определена нетто-позиция по неоплаченным контрактам, убытки были поделены. Удалось избежать потенциального обвала всей системы.

Эти события заставили большинство участников рынка ограничить риск потенциальных убытков. Банки лихорадочно пытались ограничить риск потенциальных убытков, уменьшить внешнее финансирование и свои риски. Упал курс банковских ценных бумаг. Начали формироваться уже мировые кредитные проблемы. Эти проблемы уже сегодня ограничивают поток средств на периферию, но они также начали затруднять доступность кредитов и для национальных экономик. Например, уже закрылся рынок высокодоходных, но высокорисковых «бросовых» облигаций.

Это подводит меня ко второму моменту. Трудности, переживаемые на периферии мировой финансовой системы, столь велики, что некоторые страны стали выходить из мировой системы капитализма или просто оказываются выброшенными на обочине. Сначала Индонезия, а потом и Россия пережили почти полный крах, но то, что произошло в Малайзии и, в меньшей степени, в Гонконге, в некотором смысле еще более угрожающее событие. Крах в Индонезии и в России не был преднамеренным, но Малайзия сделала свой выбор сознательно. Ей удалось нанести значительный урон иностранным инвесторам, чтобы получить временное облегчение, если и не для экономики страны в целом, то для ее руководителей. Облегчение заключается в возможности снизить процентные ставки и оживить фондовый рынок путем изоляции страны от внешнего мира. Такое облегчение может быть только временным, поскольку границы ненадежны и деньги будут продолжать покидать страну незаконными способами; последствия будут катастрофическими для экономики, но местные капиталисты, имеющие связи с режимом, смогут спасти свои предприятия, если сам режим не будет сметен. Меры, предпринятые Малайзией, нанесут удар по другим странам, которые пытаются оставить свои рынки открытыми, поскольку эти меры приведут к утечке капитала В этом смысле Малайзия встала на путь политики «нищего соседа». Если это сделает рынок Малайзии более привлекательным по сравнению с рынком ее соседей, то у такой политики найдутся последователи, что еще больше затруднит попытки других стран поддерживать открытость своих рынков.

Третий основной фактор, способствующий дезинтеграции системы мирового капитализма, заключается в очевидной неспособности руководящих международных кредитно-денежных институтов удержать систему от распада. Очевидно, что программы Международного валютного фонда (МВФ) не работают, кроме того, у Фонда закончились средства. Реакция руководителей стран «Большой семерки» на кризис в России была прискорбно неадекватной, а потеря контроля над ситуацией просто приводила в ужас. В этом отношении финансовые рынки отличаются рядом особенностей: они не терпят никакого государственного вмешательства, но глубоко в сердце они лелеют надежду, что если условия серьезно ухудшатся, то власти все-таки вмешаются. Эта вера сегодня была поколеблена.

Все три фактора усиливают отток капитала с периферии в центр. Первоначальный шок, вызванный крахом в России, пройдет, но напряженность на периферии останется. Отток капитала затронул теперь и Бразилию, если Бразилию постигнет та же участь, то в опасности окажется и Аргентина. Показатели прогнозов мирового экономического роста постоянно снижаются, и я предполагаю, что они будут отрицательными и в дальнейшем. Если и когда спад затронет американскую экономику, мы, возможно, еще меньше захотим получать импорт, который необходим для поддержания обратного потока капитала, и развал мировой финансовой системы, возможно, будет сопровождаться развалом всей системы международной свободной торговли.

Такой ход событий может быть предотвращен только вмешательством руководящих международных финансовых органов. Перспективы пока остаются туманными, поскольку правительствам стран «Большой семерки» только что не удалось вмешаться в события в России, но последствия этой неудачи должны послужить предупреждением. Существует острая необходимость еще раз переосмыслить и реформировать систему мирового капитализма. Как показал пример России, чем дольше существуют проблемы, тем более трудноразрешимыми они становятся.

Переосмысление должно начаться с признания того факта, что финансовые рынки по своей сути нестабильны. Система мирового капитализма основана на убеждении, что если мы предоставим финансовые рынки самим себе, то они будут стремиться к естественному равновесию. Предполагается, что они будут двигаться подобно маятнику: т.е. они могут быть выведены из состояния равновесия под действием внешних сил, так называемых исходящих извне шоковых воздействий, но они будут стремиться вернуться в положение равновесия. Это утверждение оказалось ложным. Финансовые рынки склонны к эксцессам, и если быстрая смена подъема и спада деловой активности выходит за определенные границы, то равновесие уже никогда не вернется к прежнему уровню. Вместо маятникообразного движения в последнее время финансовые рынки действовали как брошенный камень, разрушая экономику одной страны за другой.

Сейчас идет много разговоров о внедрении дисциплины на рынках, но если введение дисциплины на рынках означает введение нестабильности, то какой уровень нестабильности общество может принять? Дисциплина на рынках должна быть дополнена еще одним видом дисциплины – поддержание стабильности на финансовых рынках должно стать целью государственной политики. Это именно тот общий принцип, который мне бы хотелось теперь предложить.

Несмотря на господствующую веру в свободные рынки, этот принцип был уже принят и осуществлен в национальном масштабе. В США действуют Федеральная резервная система и другие руководящие кредитно-финансовые органы, задачей которых является предотвращение распада внутренних финансовых рынков и, если это понадобится, исполнение роли кредитора, к которому обращаются в самом крайнем случае. Я уверен, что эти органы способны выполнить возлагаемые на них задачи. Но, к сожалению, у нас нет адекватных руководящих кредитно-финансовых органов на международной арене. У нас есть институты, созданные в соответствии с решениями, достигнутыми в Бреттон-Вудсе – Международный валютный фонд и Всемирный банк, которые героически пытались приспособиться к быстро меняющимся условиям. Необходимо признать, что программы Международного валютного фонда оказываются неэффективными в период мирового финансового кризиса; поэтому необходимо пересмотреть функции и методы их работы. Я полагаю, что, возможно, придется создать дополнительные институты. В начале этого года я предложил создать Международную корпорацию для страхования кредитов, но в то время было еще не совсем понятно, что обратное движение капитала станет такой серьезной проблемой, и мое предложение не нашло поддержки. Я думаю, что сейчас пришло время для его осуществления. Нам также необходимо установить определенный международный надзор над национальными контролирующими органами. Кроме того, нам всем необходимо переосмыслить механизмы работы международной банковской системы, а также функционирования рынков свопа и производных ценных бумаг.

Книга состоит из двух частей. Первая часть содержит основные идеи и концепцию. Я не буду даже пытаться кратко излагать эту часть здесь, но в наше время ключевых слов концепцию можно представить тремя ключевыми терминами: ошибочность, рефлексивность и открытое общество. Эта часть содержит критический обзор общественных наук в целом и экономической науки в частности. Я рассматриваю финансовые рынки с точки зрения рефлексивности, а не равновесия, и пытаюсь развить теорию рефлексивности для истории, рассматривая финансовые рынки как лабораторию, где можно испытать правильность этой теории.

Во второй части я делаю попытку применить концепции и идеи, описанные в первой, к текущему моменту истории. Хотя финансовый кризис принимает угрожающие размеры, что и понятно, дается еще более глубокий анализ ситуации. Я рассматриваю несоответствие между мировой экономикой и ее общественной организацией, которая по-прежнему остается в основном национальной по своему характеру и масштабам. Я исследую неравноправные отношения между центром и периферией, а также неравный подход к должникам и кредиторам. Я рассматриваю нездоровую замену подлинно человеческих ценностей – денежными. Я подхожу к мировому капитализму как к незавершенной и искаженной форме открытого общества.

Определив основные черты системы мирового капитализма в главе б, я пытаюсь в главе 7 предсказать будущее мирового капитализма в плане быстрой смены фазы подъема деловой активности -фазой спада. Глава 8 содержит некоторые практические предложения по предотвращению финансовой дезинтеграции системы мирового капитализма. В главе 9 я обсуждаю перспективы менее искаженной и более полной формы открытого общества, в главе 11 изложен ряд практических шагов, которые могут быть предприняты для создания такой формы общества.

Я задумывал эту книгу как четкое изложение моей философии. Однако в результате вмешательства истории получилась книга, которую я считаю настоятельно необходимой, необходимой именно сейчас.

Вступление

Эта книга представляет собой попытку изложить основы мирового открытого общества. Мы живем в системе мировой экономики, но политическая организация нашего мирового сообщества является прискорбно неадекватной. Мы лишены возможности сохранять мир и противодействовать эксцессам финансовых рынков. Без осуществления контроля над этими процессами мировая экономика потерпит крах.

Мировая экономика характеризуется не только свободной торговлей товарами и услугами, но также еще более свободным движением капитала. Процентные ставки, обменные курсы и котировки ценных бумаг в различных странах тесным образом связаны между собой, мировые финансовые рынки оказывают огромное влияние на экономические условия. Учитывая решающую роль, которую мировой финансовый рынок играет в судьбах отдельных стран, стоит поговорить о системе мирового капитализма.

Финансовый капитал оказывается в привилегированном положении. Капитал более мобилен, чем другие факторы производства, а финансовый капитал – еще более мобилен, чем прямые инвестиции. Финансовый капитал движется туда, где он получает наибольшие выгоды; поскольку он является предвестником процветания, независимые страны борются за его привлечение. Благодаря этим преимуществам капитал аккумулируется в финансовых институтах и многонациональных компаниях, ценные бумаги которых продаются на биржах; а посредником в этом процессе являются финансовые рынки.

Развитие мирового сообщества отстает от развития мировой экономики. Основной единицей политической и общественной жизни по-прежнему остается государство. Международное право и международные институты, в такой форме, в которой они существуют сегодня, еще не достаточно сильны, чтобы предотвратить войну или крупномасштабные нарушения прав человека в отдельных странах. Не уделяется должного внимания решению экологических проблем. Мировые финансовые рынки находятся в основном вне контроля национальных или международных органов.

Я утверждаю, что текущее положение дел является нездоровым и непрочным. Финансовые рынки по своей сути являются нестабильными, кроме того, существуют общественные потребности, которые не могут быть удовлетворены путем предоставления полной свободы рыночным силам. К сожалению, эти недостатки не признаются. Вместо этого существует широко распространенное убеждение в том, что рынки являются саморегулирующимися, а мировая экономика может процветать без вмешательства мирового сообщества. Утверждается, что общественный интерес удовлетворяется наилучшим образом путем предоставления всем возможности удовлетворять собственные интересы, а попытки защитить общественный интерес путем принятия коллективных решений нарушают рыночный механизм. В XIX веке эта идея называлась «свободным предпринимательством» (внедрялась доктрина невмешательства государства в экономику), возможно, в наши дни это уже не такое удачное название, поскольку оно происходит от французских слов laissezfaire. Большинство людей, верящих в чудеса рынка и достоинства неограниченной конкуренции, не говорят по-французски. Я нашел более подходящее название этой идее – «рыночный фундаментализм» (marketfundamentalism).

Именно рыночный фундаментализм сделал систему мирового капитализма ненадежной. Однако такое положение дел возникло сравнительно недавно. В конце второй мировой войны международное движение капитала было ограничено, в соответствии с решениями, принятыми в Бреттон-Вудсе, были созданы международные институты с целью облегчения торговли в условиях отсутствия движения капитала. Ограничения были сняты постепенно, и только когда примерно в 1980 г. к власти пришли Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, рыночный фундаментализм стал господствующей идеологией. Именно рыночный фундаментализм предоставил финансовому капиталу управляющее и руководящее место в мировой экономике.

Конечно же, мы не впервые наблюдаем систему мирового капитализма. Ее основные черты были впервые определены, скорее в форме предсказаний, Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в «Манифесте коммунистической партии», опубликованном в 1848 г. Система, господствовавшая во второй половине XIX века, была в некоторой степени более стабильной, чем ее современный вариант. Во-первых, существовали имперские державы во главе с Великобританией, которая получала достаточно большие выгоды от того, что находилась в центре, и поэтому была заинтересована в сохранении этой системы. Во-вторых, существовала единая международная валюта – золото; сегодня существуют три основные валюты: доллар США, германская марка, которая вскоре будет заменена европейской единой валютой евро, и иена. Эти мировые валюты трутся друг о друга как тектонические пласты, зачастую вызывая землетрясения и подрывая другие валюты стран мира. В-третьих, и это важнее всего, существовал ряд убеждений, которые разделяли многие, и этические стандарты, которые не всегда применялись и соблюдались на практике, однако они были приняты в качестве вполне универсальных и рассматривались как наиболее желательные способы взаимодействия. Эти ценности объединяли веру в разум и уважение к науке с иудейско-христианской этической традицией и в целом представляли более надежное руководство, объясняющее, что такое хорошо и что такое плохо, чем ценности, превалирующие сегодня. Денежные ценности и операционные рынки не предоставляют адекватного базиса для общественного единства. Возможно, это предложение в такой форме не имеет для читателя особого смысла, но данная идея будет развита в книге.

Система мирового капитализма, существовавшая в XIX веке, несмотря на ее относительную стабильность, была разрушена первой мировой войной. После окончания войны была предпринята слабая попытка ее реконструировать. Эта попытка привела к краху 1929 г. и последующей Великой депрессии. Какова же вероятность того, что современная система мирового капитализма также придет к пропасти, учитывая отсутствие элементов стабильности, которые существовали в XIX веке?

Но все же катастрофы можно избежать, если мы вовремя признаем и исправим слабые стороны этой системы. Как возникли эти недостатки и как они могут быть исправлены? Я предлагаю обратиться к этим вопросам. Я утверждаю, что система мирового капитализма является искаженной формой открытого общества и ее эксцессы могут быть исправлены, если более полно понять и широко поддержать принципы открытого общества.

Термин «открытое общество» получил распространение после публикации книги Карла Поппера «Открытое общество и его враги» (OpenSocietyandIt'sEnemies). В момент выхода книги в 1944 г. открытому обществу угрожали тоталитарные режимы нацистской Германии и Советского Союза, использовавшие власть государства для навязывания своей воли людям. Концепцию открытого общества можно легко понять, сравнив его с закрытыми обществами, взлелеенными тоталитарными режимами. Они оставались реальностью вплоть до распада советской империи в 1989 г. Открытые общества мира, обычно называемые обобщенно Западом, продемонстрировали сплоченность перед лицом общего врага. Но после распада советской системы открытое общество с акцентом на свободу, демократию, главенство закона в значительной степени потеряло привлекательность в качестве. организационного принципа, победителем оказался мировой капитализм. Капитализм, опирающийся исключительно на рыночные силы, представляет другую опасность открытому обществу. Центральное утверждение этой книги состоит в том, что рыночный фундаментализм представляет сегодня большую опасность для открытого общества, чем тоталитарная идеология.

Такое утверждение может шокировать. Рыночная экономика является неотъемлемой частью открытого общества. Фридрих Хайек, величайший идеолог экономики «свободного рынка» XX века, был твердым сторонником концепции открытого общества. Каким образом рыночный фундаментализм может угрожать открытому обществу?

Позвольте мне объяснить мою точку зрения. Я не заявляю, что идея рыночного фундаментализма диаметрально противоположна идее открытого общества, как фашизм или коммунизм. Совсем наоборот. Концепции открытого общества и рыночной экономики тесно связаны, а рыночный фундаментализм можно рассматривать как простое искажение идеи открытого общества. Но это не делает его менее опасным. Рыночный фундаментализм представляет угрозу открытому обществу непреднамеренно, поскольку он неверно трактует механизм работы рынков и придает им чрезмерно важное значение.

Мой критический взгляд на систему мирового капитализма основывается на двух основных моментах. Один из них касается недостатков рыночных механизмов. Здесь я имею в виду в основном неустойчивость, присущую финансовым рынкам. Другой момент связан с недостатками того, что я вынужден назвать, в силу отсутствия лучшего названия, нерыночным сектором (nonmarketsector). Здесь я имею в виду прежде всего несостоятельность политики и распад нравственных ценностей как на национальном, так и на международном уровнях.

Я всегда утверждал, что провалы в политике являются всепроникающими, они подрывают экономику гораздо сильнее, чем неудачи рыночного механизма. Принятие решений отдельными лицами через рыночный механизм является гораздо более эффективной системой, чем коллективное принятие решений, – система, которая распространена в политике.