Сорокин Владимир
Свободный урок
Владимир Сорокин
Свободный урок
Черныш догнал хохочущего Геру у раздевалки, схватил за ворот и поволок назад:
- Пошли... пошли... не рыпайся... ща все ребятам расскажу...
Гера, не переставая смеяться, вцепился в деревянный барьерчик:
- Караул! Грааабят!
Его пронзительный голос разнесся по пустому школьному коридору.
- Пошли... - шипел Черныш, срывая с барьера испачканные в чернилах руки Геры. - Ща Сашку позову... стырил и рад...
- Ка-ра-ул!
Гера запрокинулся, тюкнул затылком Черныша по подбородку и захохотал.
- Во, гад... - Черныш оторвал его от раздевалки и поволок.
Темно-синий форменный пиджак полез Гере на голову, ботинки заскребли по кафелю:
- Ладно, хватит, Черный... хорош... слышишь...
- Не рыпайся...
Сзади послышались звонкие шаги.
- Чернышев! - раздалось по коридору.
Черныш остановился.
- Что это такое? - Зинаида Михайловна быстро подошла, оттянула его за плечо от Геры. - Что это?! Я тебя спрашиваю!
Отпущенный Гера поднялся, одернул пиджак.
Чернышев шмыгнул носом, посмотрел в стену.
Гера тоже посмотрел туда.
- Почему вы не на занятиях? - Зинаида Михайловна сцепила руки на животе.
- А у нас это... Зинаид Михална... ну, отпустили... свободный урок...
- У кого это? У пятого Б?
- Да.
- А что такое? Почему свободный урок?
- Светлана Николаевна заболела.
- Ааа... да. Ну и что? Можно теперь на головах ходить? Герасименко! Что это такое? Почему вы орете на всю школу?
Гера смотрел в стену.
- Нам Татьяна Борисовна задачи задала и ушла.
- Ну и что? Почему же вы носитесь по школе? А?
- А мы решили, Зинаид Михална...
- А домашние уроки? У вас нет их? Нет? Где вы находитесь?
Ребята молчали.
Зинаида Михайловна вздохнула, взяла Чернышева за плечо:
- Герасименко, иди в класс. Чернышев, пошли со мной...
- Ну, Зинаид Михална...
- Пошли, пошли! Герасименко, скажи, чтоб не шумели. Я скоро зайду к вам.
Гера побежал прочь.
Завуч с Чернышевым пошли в противоположную сторону.
- Идем, Чернышев. Ты, я вижу, совсем обнаглел. Вчера с Большовой, сегодня Герасименко по полу возит...
- Зинаид Михална, ну я не буду больше...
- Иди, иди. Не упирайся. Вчера Большова плакала в учительской! А, кстати, почему ты не зашел ко мне вчера после уроков? А? Я же просила тебя?
- Ну, я зашел, Зинаид Михална, а вас не было.
- Не было? Ты и врешь еще нагло. Молодец.
Зинаида Михайловна подошла к своему кабинету, распахнула дверь:
- Заходи.
Чернышев медленно вошел.
Зинаида Михайловна вошла следом, прикрыла дверь:
- Вот. Даже здесь я слышала, как вы кричали. По всей школе крик стоял.
Она бросила ключи на стол, села, кивнула Чернышеву:
- Иди сюда.
Он медленно побрел к столу и стал напротив.
Зинаида Михайловна сняла очки, потерла переносицу и устало посмотрела на него:
- Что мне с тобой делать, Чернышев?
Чернышев молчал, опустив голову. Мятый пионерский галстук съехал ему на плечо.
- Тебя как зовут?
- Сережа.
- Сережа. Ты в пятом сейчас. Через каких-то два года - восьмой... А там куда? С таким поведением, ты думаешь, мы тебя в девятый переведем? У тебя что по поведению?
- Тройка...
- А по алгебре?
- Четыре.
- Слава богу... а по литературе?
- Тройка.
- А по русскому?
- Три...
- Ну вот. Ты в ПТУ нацелился, что ли? Чего молчишь?
Чернышев шмыгнул носом:
- Нет. Я учиться дальше хочу.
- Не видно по тебе. Да и мы тебя с такими оценками не допустим. С поведением таким.
- Зинаид Михална, но у меня по геометрии пять и по рисованию...
Зинаида Михайловна уложила очки в футляр:
- Поправь галстук.
Чернышев нащупал узел, сдвинул его на место.
- Кто у тебя родители?
- Папа инженер. А мама продавец. В универмаге "Москва"...
- Ну? Так в чем же дело? Ты что, решил с Куликова пример брать? Но он-то в детдоме воспитывался, а у тебя и папа и мама. Ему подсказать некому, а тебе-то? Неужели родителям все равно, как ты учишься?
- Нет, не все равно...
- Отец дневник твой смотрит?
- Смотрит.
- Ну и что?
- Ругает...
- А ты?
- Ну... я не буду больше так себя вести, Зинаид Михална...
- Ну что ты заладил, как попугай! Ты же пионер, взрослый человек! Дело не в том, будешь ты или не будешь, а в том, что из тебя получится! Понимаешь?
- Понимаю... я исправлюсь...
Зинаида Михайловна вздохнула:
- Не верю я тебе, Чернышев.
- Честное слово...
- Да, эти честные слова твои... - усмехнувшись, она встала, подошла к окну, зябко повела полными плечами. - Что у тебя вчера с Большовой вышло?
Чернышев замялся:
- Ну... я просто...
- Что, просто? Просто обидел девочку? Так просто - взял и обидел!
- Да я не хотел... просто мы догоняли друг друга... - играли...
- Игра, Чернышев, слезами не кончается...
- Но я не хотел, чтоб она плакала.
- Поэтому ты ей юбку задирал?
- Да я не задирал... просто...
Зинаида Михайловна подошла к нему:
- Ну, зачем ты это сделал?
- Ну она щипала меня, Зинаид Михална, по спине била...
- А ты юбку задрал? Ты, пионер, задрал юбку?! Чернышев? Если бы уличный хулиган вроде Куликова задрал бы, я б не удивилась. Но - ты?! Ты же в прошлом году на городскую олимпиаду по геометрии ездил! И ты - юбку задирал?
- Но я один раз...
- Но зачем? Зачем?
- Не знаю...
- Но цель-то, цель-то какова? Ты что, хотел посмотреть, что под ней?
- Да нет...
- Ну а зачем тогда задирал?
- Не знаю...
- Сказка про белого бычка! Зачем же задирал? Что, нет смелости сознаться? Будущий комсомолец!
- Но я просто...
- Просто хотел посмотреть, что под юбкой? Ну-ка по-честному! А?!
- Да...
Зинаида Михайловна засмеялась:
- Какой ты глупый... Что у тебя под штанами?
- Ну, трусы...
- У девочек - тоже трусы. А ты что думал - свитер? Ты разве не знаешь, что девочки тоже носят трусы?
- Знаю... знал...
- А если знал, зачем же задирал?
- Ну, она ущипнула меня...
- Но ты же только что говорил мне, что хотел посмотреть, что под юбкой!
Чернышев молчал.
Зинаида Михайловна покачала головой:
- Чернышев, Чернышев... Зачем же ты врешь мне. Не стыдно?
- Я не вру, Зинаид Михална.
- Врешь! Врешь! - она наклонилась к нему. - Неужели правду так тяжело сказать? Врешь! Тебя не трусы интересовали и не юбка! А то, что под трусами!
Чернышев еще ниже опустил голову.
Зинаида Михайловна слегка тряхнула его за плечи:
- Вот, вот, что тебя интересовало!
- Нет... нет... - бормотал Чернышев.
- И стыдно не это, не это. Это, как раз, естественно... Стыдно, что ты не можешь сказать мне правду! Вот что стыдно!
- Да я могу... могу...
- Нет, не можешь!
- Могу...
- Тогда скажи сам.
Зинаида Михайловна села за стол, подперла подбородок рукой.
Чернышев шмыгнул носом, поскреб щеку:
- Ну я...
- Без ну!
- Ну... меня интересовало... просто так интересовало...
Зинаида Михайловна понимающе покачала головой:
- Сколько тебе лет, Чернышев?
- Двенадцать.
- Двенадцать... Взрослый человек. У тебя сестра есть?
- Нет.
Зинаида Михайловна повертела в руках карандаш:
- Нет... Слушай! А на прошлой неделе ты дрался с Ниной Зацепиной! Ты тоже хотел посмотреть, что у нее под трусами?!
- Да нет, нет... это я... там совсем другое было...
- Ну-ка, посмотри мне в глаза. Сейчас хоть не ври.
Чернышев опустил голову.
- Ведь тоже хотел посмотреть. Правда? А?
Он кивнул.
Зинаида Михайловна улыбнулась:
- Чернышев, ты только не думай, что я над тобой смеюсь, или собираюсь наказывать за это. Это совсем другое дело. Тебе двенадцать лет. Самый любопытный возраст. Все хочется узнать, все увидеть. Я же помню, я тоже была когда-то двенадцатилетней. Или ты думаешь, завуч так и родился завучем? Была, была девчонкой. Но у меня был брат Володя. Старший брат. И когда пришла пора, он мне все показал. Чем мальчик отличается от девочки. И я ему показала. Вот. Так просто. И никому не потребовалось юбки задирать. А выросли нормальными людьми. Он летчик гражданской авиации, я завуч школы. Вот.
Чернышев исподлобья посмотрел на нее.
Зинаида Михайловна продолжала улыбаться:
- Как видишь, все очень просто. Правда, просто?
- Ага...
- Ну, у тебя есть какая-нибудь родственница твоего возраста?
- Нет. У меня брат двоюродный есть... а сестер нет...
- Ну, а подруга, настоящая подруга есть у тебя? Подруга в лучшем смысле, друг настоящий? Которой можно доверить все?
- Нет. Нет...
Зинаида Михайловна отложила карандаш в сторону, почесала висок:
- Жалкое вы поколение. Ни сестер, ни подруг... В восемнадцать опомнятся, наделают глупостей...
С минуту помолчав, она встала, подошла к двери, заперла ее двумя поворотами ключа. Потом, быстро пройдя мимо Чернышева, задернула шторы на окне:
- Запомни, Чернышев, заруби себе на носу: никогда не старайся узнать что-то нечестным путем. Это знание тебя только испортит. Иди сюда.
Чернышев повернулся к ней.
Она отошла от окна, подняла свою коричневую юбку и, придерживая ее подбородком, стала спускать колготки, сквозь которые просвечивали голубые трусики.
Чернышев вобрал голову в плечи и попятился.
Зинаида Михайловна стянула колготки, сунула обе ладони в трусы и, помогая задом, спустила их до колен.
Чернышев отвернулся.
- Стой! Стой же, дурак! - придерживая юбку, она схватила его за руку, повернула к себе. - Не смей отворачиваться! Для тебя же стараюсь, балбес! Смотри!
Она развела полные колени, потянула за руку Чернышева:
- Смотри! Кому говорю! Чернышев!
Чернышев посмотрел и снова отвернулся.
- Смотри! Смотри! Смотри!
Она надвигалась на него, растопырив ноги.
Губы Чернышева искривились, он захныкал.
- Смотри! Ты же хотел посмотреть! Вот... вот...
Она выше подняла юбку.
Чернышев плакал, уткнув лицо в рукав.
- Ну, что ты ревешь, Чернышев. Прекрати! Замолчи сейчас же. Ну, что ты испугался? Замолчи... да замолчи ты...
Она потянула его к стоящим вдоль стены стульям:
- Садись. Садись и успокойся.
Чернышев опустился на стул и зарыдал, зажав лицо руками.
Зинаида Михайловна быстро опустила юбку и села рядом:
- Ну, что с тобой, Чернышев? Что с тобой? Сережа?
Она обняла его за плечи.
- Хватит. Слышишь? Ну, что ты - девочка? Первоклашка?
Чернышев продолжал плакать.
- Как не стыдно! Ну, хватит, наконец. Ты же сам хотел этого. А ну-ка, замолчи! Так распускаться! Замолчи!
Она тряхнула его.
Чернышев всхлипнул и смолк, съежившись.
- Ну вот... вытри слезы... разве можно реветь так... эх ты...
Всхлипывая, Чернышев потер кулаком глаза.
Зинаида Михайловна погладила его по голове, зашептала:
- Ну, что ты? Чего ты испугался? А? Ответь. Ну-ка ответь! А? Ответь.
- Не знаю...
- Ты что, думаешь, я расскажу всем? Глупый. Я же специально окно зашторила. Обещаю тебе, честное слово. Я никому не расскажу. Понимаешь? Никому. Ты веришь мне? Веришь?
- Верю...
- Чего ж испугался?
- Не знаю...
- И сейчас боишься? Неужели боишься?
- Не боюсь... - всхлипнул Чернышев.
Зинаида Михайловна зашептала ему на ухо:
- Ну, честное партийное, никому не скажу! Честное партийное! Ты знаешь, что это такое - честное партийное!
- Ну... знаю...
- Ты мне веришь? А? Говори. Веришь? Я же для тебя стараюсь, глупый. Потом спасибо скажешь. Веришь, говори?
- Ну... верю...
- Не - ну, верю! А - верю, Зинаида Михайловна.
- Верю, Зинаида Михайловна.
- Не будешь реветь больше?
- Не буду.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Дай честное пионерское, что не будешь реветь и никому не скажешь!
- Честное пионерское.
- Что, честное пионерское?
- Не буду реветь и никому не скажу...
- Ну вот. Ты наверное думал, что я смеюсь над тобой... думал, говори? Думал? Ведь думал, оболтус, а? - тихо засмеялась она, качнув его за плечи.
- Немного... - пробормотал Чернышев и улыбнулся.
- Глупый ты, Чернышев. Тебе что, действительно ни одна девочка это место не показывала?
- Неа... ни одна...
- И ты не попросил ни разу по-хорошему? Посмотреть?
- Неа...
- А хотел бы посмотреть? Честно скажи - хотел бы?
Чернышев пожал плечами:
- Не знаю...
- Не ври! Мы же на чистоту говорим! Хотел бы? По-пионерски! Честно! Хотел бы?!
- Ну... хотел...
Она медленно приподняла юбку, развела пухлые ноги:
- Тогда смотри... смотри, не отворачивайся...
Чернышев посмотрел исподлобья.
Она поправила сползшие на сапоги колготки и трусы, шире развела колени:
- Смотри. Наклонись поближе и смотри...
Шмыгнув носом, Чернышев наклонился.
- Ну, видишь?
- Вижу...
- А что же сначала испугался? А?
- Не знаю... Зинаид Михална... может не надо...
- Как тебе не стыдно! О чем ты только что говорил? Смотри лучше!
Чернышев молча смотрел.
- Тебе видно хорошо? - наклонилась она к нему. - А то я встану вот так...
Она встала перед ним.
Чернышев смотрел в ее густо поросший черными волосами пах. Над ним нависал гладкий живот с большим пупком посередине. На животе ясно проступал след от резинки.
- Если хочешь, можешь потрогать... потрогай, если хочешь... не бойся...
Зинаида Михайловна взяла его еще влажную от слез руку, положила на лобок:
- Потрогай сам... ну... потрогай...
Чернышев потрогал мохнатый холмик.
- Ведь нет же ничего странного, правда? - улыбнулась покрасневшая Зинаида Михайловна. - Нет? А? Нет, я тебя спрашиваю?
Голова ее покачивалась, накрашенные губы нервно подрагивали.
- Нет.
- Тогда потрогай еще.
Чернышев поднял руку и снова потрогал.
- Ну, потрогай еще. Вниз. Вниз потрогай. Не бойся...
Она шире развела дрожащие ноги.
Чернышев потрогал ее набухшие половые губы.
- Потрогай еще... еще... что ты боишься... ты же не девочка... пионер все-таки...
Чернышев водил ладонью по ее гениталиям.
- Можно сзади потрогать... там ближе даже... смотри...
Она повернулась к нему задом, выше подняла юбку.
- Потрогай сзади... ну, потрогай...
Чернышев просунул руку между нависающими ягодицами и снова наткнулся на влажные гениталии.
- Ну вот... потрогай... потрогай побольше... теперь снова спереди потрогай...
Чернышев потрогал спереди.
- Теперь снова сзади... вот так... потрогай посильнее... смелее, что ты боишься... там есть дырочка... найди ее пальцем... нет, ниже... вот. Просунь туда... вот...
Чернышев просунул палец во влагалище.
- Вот. Нашел... видишь... дырочка... - шептала Зинаида Михайловна, сильнее оттопыривая зад и глядя в потолок. - Нет... побудь еще там... вот... встань... что ты сидя.
Чернышев встал.
- Одной рукой сзади пощупай, а другой спереди... вот так...
Он стал трогать обеими руками.
- Вот так. А хочешь и я у тебя потрогаю? Хочешь?
- Не знаю... может не надо...
- А я знаю, что хочешь... я потрогаю только... ты же у меня трогаешь... мне тоже интересно...
Она нащупала его ширинку, расстегнула и пошарила рукой:
- Вот... вот... видишь... у тебя маленький такой... и когда ты подрастешь... то есть когда он вырастет... вот... то ты уже... потрогай еще, не бойся... вот... и ты можешь в дырочку войти... вот... а сейчас еще рано... зачем ты руку убрал... еще потрогай...
Зазвенел звонок.
- Ну хватит... - она выпрямилась, быстро подтянула трусы с колготками, поправила юбку. - Хватит... ну, ты никому не скажешь? Точно?
- Нет, не скажу...
- Честное пионерское?
- Честное пионерское.
- Ведь это наша тайна, правда?
- Ага.
- И ребятам не скажешь?
- Не скажу.
- И маме?
- И маме.
- Поклянись. Подними руку и скажи - честное пионерское.
Чернышев поднял надо лбом липкую ладонь:
- Честное пионерское.
Зинаида Михайловна повернулась к висящему над столом портрету Ленина:
- Честное партийное...
Звонок снова зазвенел.
- Это что, на перемену или на урок? - пробормотала завуч, трогая ладонью свою пылающую щеку.
- На перемену... - подсказал Чернышев.
Зинаида Михайловна подошла к окну, отдернула шторы, потом повернулась к Чернышеву:
- Я не очень красная?
- Да нет...
- Нет? Ну, беги, тогда. И постарайся больше не хулиганить...
Она стала отпирать дверь:
- Беги... постой! Ширинку застегни.
Отвернувшись, он застегнул ширинку.
- У вас что щас?
- Природоведение...
- В восемнадцатой?
- Да, наверху там...
- Ну иди.
Она распахнула дверь.
Чернышев шагнул за порог и побежал прочь.
