- Игорь, ты это, извини, но я в принципе не местная. Из Харькова по трассе пришла. Ты не знаешь, где сейчас можно на ночь вписаться?
      - А, пошли ко мне в студию. Это рядом. На Малой Бронной. - к этому времени я для себя решил, что домой не потащусь - далеко, лениво, и вообще, с утра на работу, а это, опять же, в этом районе.
      - Кайф! А... а это не стремно?
      - Абсолютно. Более того, я не злобный урел какой, и все будет о'кей.
      Утро застало меня скорчившимся на суррогате кровати, наспех изготовленном в ночи из старого кресла и двух табуреток. Тело затекло, башка гудела. И никакого желания работать - доползти бы до дома, принять душ и поспать в комфорте еще часиков пять-шесть... Ящерку я, помнится, положил на диване. Диван тоже не бог весть какой, но, как говорится, дареному коню слезами не поможешь. Впрочем, на диване моей ночной знакомой не оказалось, а обнаружилась она перед зеркалом, совсем голая. Она старалась принимать всякие эффектные позы, типа как в разных там западных журналах, потом рассмеялась, показала язык собственному отражению и встала в совершенно естественную расслабленную позу. И именно в этот момент я, уже минуты три увлеченно ее рассматривавший, понял, до чего же красива эта девочка. Кресло заскрипело подо мной, она резко обернулась, инстинктивно прикрывая грудь. Потом, видимо вспомнив, какая она свободная и раскрепощенная, и вообще "Make love not war", опустила руки и посмотрела на меня с вызовом.
      - Хочешь, фак-сейшн устроим? - спросила она, впрочем, без особого энтузиазма.
      - Нет, не хочу. Я со своими моделями не сплю.
      - А разве я - твоя модель? - удивленно спросила Ящерка.
      - Нет, так сейчас станешь, я надеюсь. - усмехнулся я, встал и потянулся, с наслаждением похрустывая суставами. - Фотографироваться будем?
      - Будем, будем! - она захлопала в ладоши, глаза загорелись. Ну, в точности как моя шестилетняя племянница, когда я ей "Барби" подарил.
      Подготовка к съемке заняла пять минут - я настроил свет, зарядил камеры.
      - Только давай, не строй из себя Джейн Сеймур или Амбер Смит, ладно? В естественном виде, если не будешь косить под крутую стейтсовую гирлу, получится значительно лучше. О'кей? Ну, начали.
      Ее тело ни в коем случае нельзя было назвать эталоном: чуть пухловата, ноги не совсем, я бы сказал, правильной формы, грудь великовата, шея короткая, и, на мой притязательный взгляд, совсем заурядная... Но как-то так получилось, что она производила впечатление совершенной красоты, только, в отличие от той куклы в "Бегемоте", красоты одушевленной. Четыре пленки я отснял, потом пришлось нам спешно прощаться: я опаздывал на работу. Тем же вечером я проявил и отпечатал всю серию. До утра возился. . Но я готов поклясться, что лучших фотографий я в жизни не делал! Даже та замужняя обладательница шикарной шеи получилась не так классно. Вот эти снимки.
      Вообще, Илья, это здорово, что мы соседи. Работаем на пару, живем рядом. После работы вполне можно вместе поехать домой и вместе же расслабиться, как вот сейчас. Главное, это проделывать такие штуки не слишком часто, чтобы не надоесть друг другу. Так, разливай это и пора переходить ко второй бутылке. Что? На кой хрен мне журналистика при таком таланте? Спасибо, польщен. А в газету пошел, потому что там - напряжение, ритм, бешеный пульс, постоянный адреналин. И, потом, иногда ведь и сенсации случаются, и очень приятно поприсутствовать в эпицентре... Кстати, о сенсациях: помнишь снимок лох-несского чудовища? Сам знаю, что липовая лажа. Но шея, какова шея, а?
      УДАВ.
      Сергей Николаевич проснулся в шесть утра, принял душ и долго царапал дряблые щёки старым "жиллетом". Когда он закончил терзать своё лицо, настроение его, и без того не радужное, испортилось окончательно. Шкворчащая яичница из двух яиц и заветренных останков докторской колбасы не способствовала прояснению, и, проглотив напоследок стакан остывшего чаю, Сергей Николаевич облачился в свой ещё какие виды видавший костюм и в пресквернейшем настроении отправился на службу в свой институт. Конечно же, лифт не работал, пришлось спускаться с пятнадцатого этажа пешком. Он шел, убеждая себя, что это всё неспроста, что это кому-то нужно, чтобы он, хороший, в общем-то человек, немолодой уже, правда, в это солнечное утро спускался по лестнице пешком в отвратительном состоянии духа.
      Самое же удивительное было в том, что он ни капли не заблуждался, и кое-кому это действительно было нужно, в чём инженер Сергей Николаевич Чистотелов и убедился менее, чем через минуту. На площадке между седьмым и шестым этажами, свернувшись спиралью, возлежал здоровенный удав, и голова его покачивалась на уровне головы обалдевшего инженера, в полуметре от него.
      - Чего это вы так на меня уставились, дражайший Сергей Николаевич? Вы никогда не видели удава?
      - Н-н-ник-когда... - признался инженер.
      - Тогда я охотно вас извиняю, тем более. что я и сам не успел толком с вами поздороваться, а так же представиться. Итак, доброе утро, почтеннейший Сергей Николаевич, позвольте представиться: Франциск Восемьдесят девятый, профессиональный .... удав. Вас я знаю, так что можете не тратить время на представление. Лучше пожелайте мне доброго утра, это, мне кажется, ещё не кому не вредило....
      - Доброе утро... - механически, безжизненным голосом произнёс Сергей Николаевич, и Франциск тут же заметил эту механичность и безжизненность.
      - Э-э, так не годится, друг мой. Да вы боитесь меня, я же вижу. Ай-ай, нехорошо. Я пока что не собираюсь вас есть. Скажу вам по секрету - только умоляю вас, никому ни слова! - я, на самом деле, очень голоден. Но с вами я хочу лишь поговорить, поговорить немного, ву компране? Не спрашивайте, с чего это вдруг с утра пораньше непьющему инженеру является на лестнице здоровая такая змеюка и вполне нормальным русским языком просит уделить немного времени для беседы. Объяснения последуют в процессе нашей беседы, в которой заинтересованы мы оба, уверяю вас. Посему предлагаю сразу перейти к делу. Вы со мной согласны?
      - Да.
      - Великолепно! Превосходно! Тогда начнем прямо вот сейчас. Да, кстати, вы можете присесть. Да, на ступеньку. Вот и газетка валяется... Разговор у меня совершенно личный. Я немного высокопарен, согласен, но это от волнения. У змей, знаете ли, нервы тоже есть. Не так много, как у вас, но все же... Дело в том, что я очень одинок. Также, как и вы. И я просто подыхаю от того, что у меня нет никого, с кем можно было бы обсудить последний роман Марининой или хотя бы в шахматы поиграть вечерком...
      Родился я сорок два года назад в Амазонии. Еще в младенческом виде был отловлен жадными до денег змееловами и продан в серпентарий Нью-Орлеана. Оттуда для каких-то научных экспериментов, смысл которых непостижим для меня и поныне, был переведен в Европу, в Бельгию. Десять лет назад был подарен московскому зоопарку в рамках программы поощрения перестройки, но в зоопарке было уже не менее трех моих соплеменников, и оттуда меня определили в живой уголок одной из средних школ. Да, той, что во дворе этого дома. Знали бы вы, Сергей Николаевич, каким адом были для меня эти десять лет! Я страшно голодал, потому что эти дети кормили меня редко и мало, так, чтобы совсем не загнулся. Они постоянно издевались надо мной, а я был настолько слаб, что, даже основательно рассердившись, не мог ничем им ответить. Они постоянно вытаскивали меня из неуютного и тесного террариума, бывшего моей тюрьмой, и носились со мной по всей школе. А иногда брали за хвост и долго-долго крутили над головой, изображая из себя "ковбойцев", как они выражались... Так что полет в космос мне теперь вполне по силам. Но самый ужас настал позавчера, когда по телевидению начали показывать бесконечный мультфильм, где главный злодей - гигантский удав. Они уже строили планы кровавой расправы надо мной, а я терял последние остатки мужества. Не выдержал, и, собрав остатки сил, удрал. Целый день я прятался во дворе. Каюсь, сожрал двух собак - очень уж голоден был. Да и сейчас еще мне далеко до сытости... Теперь о том, почему мы с вами можем объясняться на вашем родном языке. Это вовсе не значит, что все змеи могут говорить. Просто так получилось, что я от рождения получил паранормальные способности, причем очень сильные. Мне подвластны гипноз, ясновидение, чтение и передача мыслей на расстоянии, возможность угадывать выигрышные номера в лотереях (представляете, как мы с вами можем разбогатеть?), и, наконец, человеческая речь. Я свободно изъясняюсь по-испански, по-английски, по-французски и по-русски. Немножко знаю фламандский. И, лежа во дворе, вечером я просто методично считывал мысли всех жильцов этого дома. Крайне занимательно, должен вам сказать! Я мог бы стать профессором психологии, с таким-то глубинным проникновением в души людей! И вот в один, как мне кажется, прекрасный момент, я добрался до вас. Я узнал, что вы всю свою жизнь такой же одинокий, как и я. Что вы любите детективы с лихо закрученным сюжетом и шахматы - я тоже большой любитель интеллектуальных загадок. Вот я и предлагаю: давайте дальше жить вместе, а? На жизнь себе я заработать смогу теми же лотереями. - Франциск явно начинал терять самообладание. - Сергей Николаевич, прошу вас, - заныл он, нежно обвивая инженера четырьмя кольцами, - будьте моим другом! Вы себе просто не представляете, каково это - быть никому на хрен не нужным старым удавом без перспективы вернуться на родину! Взгляните в мои глаза - это глаза честного пресмыкающегося. Я не обманываю вас, мне так плохо, так плохо...
      Сергей Николаевич послушно посмотрел в глаза змеи и больше уже не мог отвести взгляд. Он с замиранием сердца чувствовал, как по всему телу растекается оцепенение, какое-то приятное, затягивающее, спокойное... Поэтому он даже не ощутил, как огромный удав его задушил и съел.
      " Чертов рефлекс! - думал Франциск, сворачиваясь поудобнее для послеобеденного сна. - только контакт установил, и тут - на тебе! Против природы не попрешь, все правильно, в полном соответствии с наукой. Ладно. Сейчас надо отдохнуть, а потом выползу наружу и займусь следующим домом. Здесь почему-то больше одиноких нет".
      ПРОГОЛОСУЙ, ИЛИ ПРОТРЕЗВЕЕШЬ!
      Возле коммерческих ларьков стояла машина. Старая, битая-латанная "Копейка" канареечного цвета. Внутри курили и беседовали двое.
      - Префект все сделал?
      - Выйди да посмотри, я уже проверял. Все в ажуре.
      - Что-то я страждущих не вижу.
      - Наберись терпения. Только приехали, а ему уже клиентов подавай! Ишь!
      - Во, гляди, легки на помине. По-моему, типичные хроники.
      - Они, родимые. Ну, начинаем работать...
      Антон Павлович, дворник, матерясь, в десятый за день раз сгреб с Закрепленного Участка агитационные листовки, плакаты и брошюры. И когда эта канитель закончится? Одни клеят, другие срывают, клеят свои плакаты, третьи опять срывают и так по кругу. До голосования еще неделя, а от этой клятой наглядной агитации деваться некуда. И по телевизору: "голосуй, голосуй, голосуй"... Так, вроде бы все. На сегодня хватит. Пора идти с Афоней за поллитрой и начинать досуг.
      Алкоголик с полувековым стажем Афоня как раз проспался после утреннего опохмела и был вполне готов к вечернему возлиянию. Голова слегка шумела, желудок удалось успокоить двумя бутербродами с колбасой и стаканом чая. Антон Павлович пришел точно в семь, как по расписанию, и пошли они потихоньку к ларьку. Потихоньку - чтобы не упасть на скользкой дороге. Третья неделя жестокого гололеда - суровое испытание на прочность для людей, предпочитающих алкогольно-расслабленный стиль жизни!
      - По решению префекта... торговля спиртными напитками... только в магазинах. - прочел вслух Антон Павлович. - Вот дерьмо-то! В магазине она на полтора рубля дороже!
      Афоня высказался по этому поводу совершенно непечатно. В этот момент их окликнул один из сидящих в стоящей рядом машине людей:
      - Что, мужички, водочку не продают? А в магазине дорого? Да, дела. - он помахал поллитровкой и насмешливо поцокал языком. - Просто беда!
      - И что дальше? - насупившись, спросил дворник. - Продаешь, что ли? Почем?
      - А за так! На халяву! - рассмеялся человек из машины.
      - С чего бы это? - спросил Антон Павлович еще более недоверчиво.
      - Ну, не совсем за так, конечно. Просто очень нужно, чтобы через недельку вы пришли на выборы и проголосовали за кого надо. А мы вам за это бутылочку. Каждый день. Ну, как?
      - А за кого надо-то? Если за этого таракана со свастикой, то шли бы вы ребята да ехали, а мы в магазине отоваримся. - проявил знание политической ситуации Афоня, крепко удивив этим друга.
      - Зачем за фашиста? За хорошего человека, независимого кандидата, бывшего генерала.
      - А, за этого? Да, нормальный парень.
      - Ну так как? Согласны?
      - Согласны. - дождавшись Афониного кивка, произнес Антон Павлович, и тут же получил две бутылки "Русской".
      Домой шли очень медленно, чтобы не упасть и не разбить дармовую водку. Оба молчали, предвкушая. Засели дома у Афони - в подсобке дворника было холодно, да и комфорта там ноль. Афоня расчекрыжил луковицу и порезал остатки черного хлеба и колбасы.
      - Ничего, Антон, через недельку - пенсия, тогда селедочкой закусим!
      - Да и мне должны получку выдать, так что и огурчики сможем себе позволить. Как тебе это, Афанасий: водку на халяву дают! И ладно бы "йогуртами" или чекушками, а то по полкило на рыло! Подозрительно мне это.
      - А вот мы сейчас проверим. Если фуфло - пойдем и морды им набьем! кровожадно раздул ноздри Афоня, разливая по маленькой - всего по полстакана. - Ну, давай?
      - Давай! - оба синхронно выпили, удивленно посмотрели друг на друга. Она!
      - Она, родимая! - Афоня вытаращил глаза и запустил пятерню в засаленные редкие седые волосы. - Что ж это делается, Антон?! Богатый мужик он, этот генерал, если в состоянии поить кого хошь на халяву!
      - Да уж, не бедный. - кивнул Антон Павлович, сочно хрустя луком. - Эх, ядреный лучок у тебя, Афанасий! Слезы так и брызжут!
      - На овощной базе брал. Там он дешевле, кстати. А с выборами что делать? Идти и голосовать? Ты как считаешь, Антон?
      - Вообще, эти выборы у меня уже давно во где сидят - дворник чиркнул себя по горлу большим пальцем. - толку от них - пшик, а дерьма много. Это я тебе как дворник говорю. И мне глубоко до такой-то матери, кто там пролезет. Но вот теперь - совсем другое дело. Приехали ребята, молодые, с понятием, водки дали и денег не взяли. "Проголосуй", - говорят, и ничего больше не просят. И назавтра еще водку обещают. Если б я эту водку не взял, то и на выборы не пошел бы - на хрена они мне сдались. Но теперь не могу. Бутылку взял, так что, если не пойду, то гадом буду. С совестью-то у меня все нормально, Афанасий. И потому я пойду и буду голосовать за генерала.
      - Я тоже пойду. Я ж не падла какая, у меня тоже совесть есть. Еще с тех, коммунистических времен осталась. Выпьем, что ли?
      Они выпили еще, и еще, и еще, потом Афоня включил телевизор, и друзья до полуночи смотрели разные интересные фильмы, иногда отвлекаясь, чтобы снова выпить. О выборах в этот день больше не говорили.
      На следующий день Антон Павлович, как только закончил работу, побежал за Афоней и с изумлением застал того в почти невменяемом состоянии. Путем многих ухищрений бывалый дворник вытянул из собутыльника, что тот день даром не терял, а обошел весь район, и у каждого ларька брал из машины по бутылке. Так что одиннадцать... нет, девять с половиной бутылок, прошу люббить и жжалловать. Антона Павловича возмутило такое отношение Афанасия к несомненному акту доброй воли бывшего генерала, и в этот вечер он пил в гордом одиночестве. И в следующий тоже. На четвертый день его упрямство чуть было не спасовало, но дворник сурово сказал себе: "Спокойно, Антон. Принципы - вот что отличает человека от обезьяны, а тебя от этого пройдохи Афанасия". И остался непреклонен до воскресенья. Афоня же вообще не просыхал всю неделю. Бродячий кот Ужас, вскормленный собакой, потеряв ежедневный харч от Афониных щедрот, снова прибился к дворнику, где был с радостью принят.
      Операция "Проголосуй, или протрезвеешь!" показала, что в Москве вообще, и на Закрепленном Участке в частности, живет гораздо больше любителей выпить, чем предполагалось. Поэтому реальные расходы от запланированных отличались едва ли не на порядок. В день выборов господа алкоголики все, как один, стройными рядами явились выполнять свой гражданский долг. И когда из стен полезли странные прозрачные фигуры, шепчущие, вздыхающие, стенающие и даже завывающие, члены избирательной комиссии поначалу подумали, что алкаши притащили с собой белую горячку. Алкаши тоже так подумали, один из них после этого даже бросил пить на целую неделю. Но все они ошибались: это были самые обыкновенные привидения.
      ВСЕ НА ВЫБОРЫ!
      Редакционное задание поначалу выглядело очень даже заманчиво: написать большой материал об осквернителях могил. Но когда выяснилось, что для этого придется самому идти на кладбище, да еще ночью, да в слякотную погоду, да в компании блюстителей порядка, Илья приуныл. Тем более, что на прошлой неделе удалось хорошо подхалтурить: выполнить за хорошие деньги пару заказов предвыборной команды одного бывшего генерала, и ребята дали понять, что на этой недели возможна еще халтура. Но отступать было поздно: с милицией уже договорено, Игорь, фотограф, тоже согласился. И, запасшись бутербродами, термосом с кофе и "Мерзавчиком" водки, пробормотав пару ритуальных ругательств, Илья вышел из дома. У подъезда он раскланялся с Антоном Павловичем, дворником. Отношения между ними завязались недавно и сразу стали очень теплыми: как-то, от махрового безделья, Илья взял у Антона Павловича интервью о нелегкой дворницкой жизни, а потом еще и угостил дорогой вкусной водкой. Интервью напечатали, и дворник с гордостью повесил газетную вырезку на стенку, предварительно ознакомив с нею всех приятелей.
      К тому времени, когда Илья добрался до кладбища, погода окончательно испортилась. Мелкий густой снег, сильный ветер, под ногами чавкало... Стоящий у ворот "газик" призывно мигнул фарами. Илья подошел.
      - Ты, что ль, корреспондент будешь? - спросили из глубины машины.
      - Ну, я...
      - Документы, пожалуйста. - Илья протянул в окошко редакционное удостоверение и, на всякий случай, паспорт. Сидящие внутри долго и скрупулезно проверяли оба документа, затем вернули.
      - Мне нужен капитан Панкратов. - сказал Илья.
      - Здесь я, не вибрируй. Значит, так. С тобой пойдет сержант Перегончук. На месте вас встретит старшина Заливайло. Ты, Перегончук, поступаешь в его распоряжение. - послышалось бравое "есть!" - встретите клиентов, примете, как положено, и сюда. Отвезем их в отделение, а что написать, я сам скажу. А то знаю я вас, вольных борзописцев... - неприязненно произнес капитан. Перегончук, пошел.
      Дверца со скрипом открылась, и из "газика" вылез сержант. Было в нем без малого два метра ввысь и где-то полтора вширь. Впрочем, массивность его фигуры увеличивала теплая куртка и надетый поверх нее бронежилет. Автомат Калашникова, висевший на сержантском плече, казался детской игрушкой на фоне этого большого человека.
      Послышался электронный писк. Сержант напрягся.
      - Это что? - спросил он с подозрением.
      - Пейджер. - поморщился Илья, извлекая средство связи из кармана. Сообщение гласило: "Извини, что запаздываю, дружище. Встретил потрясающую шею, сейчас тащу ее в студию. Присоединюсь к тебе в отделении. Игорь". Халявщик, блин, ценитель прекрасного...
      - Выключить немедленно! - приказал Перегончук. - Еще что-нибудь в этом духе есть?
      - Нет.
      - Тогда пошли.
      Ни один фонарь на кладбище не горел. Илья едва поспевал за мощным милиционером. Тот, похоже, в темноте видел не хуже кошки. "Самое главное это не отстать. А то бродить по этому кладбищу до самого утра... Удовольствие ниже среднего!" - думал Илья, поспешая за сержантом. Через бесконечно долгую четверть часа, наполненную лавированием между могилами, откуда-то сбоку послышался негромкий окрик:
      - Стой, кто идет?
      - Сержант милиции Перегончук с газетчиком. - ответил мой проводник.
      - А, это ты, сержант. Идите сюда. Затаиться и сидеть тихо, как мыши в посудной лавке!
      - Есть, товарищ старшина.
      И потянулось бесконечное ожидание. Когда Илья начал склоняться к мысли, что тот паренек, который заложил своих дружков, собравшихся вовсю повеселиться этой ночью на кладбище , просто пошутил, а ночь перевалила за полночь, со стороны, противоположной воротам, послышались шаги и громко матерящиеся голоса подвыпивших подростков.
      - Приготовиться. - шепнул старшина и заорал: - Всем стоять! Милиция! Вы окружены!
      - Атас!!! Здесь менты!!! - пискнул кто-то из подростков, послышался удаляющийся топот. Милиционеры, общим числом шесть человек, - остальные прятались за соседними могилами, - рванули следом. Илья, естественно, побежал за ними. Но того он не рассчитал, что его физическая форма сильно отличалась от формы блюстителей порядка. И отстал. Шум все удалялся и удалялся от него, видимость по-прежнему была на нуле. И в тот момент, когда Илья понял, что напрочь потерял ориентировку и, скорее всего заблудился, он споткнулся обо что-то и упал, стукнувшись головой о чье-то надгробие.
      Трудно сказать, как скоро он пришел в себя. Было ужасно холодно - вот уж это точно. Голова почти не болела. Вспомнив про свои запасы, Илья попытался согреться водкой и кофе. На короткий момент ему это удалось. "Да, попал. И что теперь делать? Задание, считай, профукал. Оказался в центре кладбища, да еще ночью. Бр-р! Ладно, попробуем найти обратную дорогу." - с этой мыслью он встал. И тут же плюхнулся обратно, раскрыв от удивления глаза: массивная могильная плита, о которую он ударился, засветилась вдруг мягким зеленоватым светом. Илья отпрянул. На память тут же пришли все известные страшные истории, начиная с тех, что рассказывают друг другу в пионерском лагере дрожащими голосами мальчишки, и заканчивая опусами Стивена Кинга. Соседние могилы тоже начинали светиться. Илья вскочил и побежал, не выбирая дороги, лишь бы подальше от этого потустороннего свечения. Но, куда бы не устремлялся он, спасения не предвиделось: светились практически все могилы. Наконец, он вломился в заиндевевшие остатки некогда пышного куста, и, тяжело дыша, притаился там, затравленно озираясь.
      Тем временем события продолжали развиваться. Зеленый свет приподнимался над могилами, концентрировался и образовывал человеческие фигуры. Получившиеся таким образом призраки покидали свои территории и собирались в аллее, около которой засел в кустах Илья. Минут за двадцать собрались, видимо все. Они толпились, шелестом переговариваясь между собой. "Интересно, о чем они говорят? - подумал Илья. - О том, как кому лежится? О том, кто к кому и по сколько раз в год приходит?". Почему-то эти размышления несколько успокоили его и даже развеселили.
      Перед толпой привидений возник еще один призрак. Этот имел вид исключительно величественный и торжественный: высокий полный старик с благородным лицом, обрамленным бородой а-ля Лев Толстой. Одет он был в призрачный фрак, и Илья про себя окрестил его дирижером.
      - Приветствую вас, о собратья мои по смерти! - довольно высокопарно начал дирижер, но потом перешел на почти нормальный язык: - Я собрал вас здесь для решения вопроса, не терпящего более отлагательства. Суббота кончилась полтора часа тому назад, и сейчас уже воскресенье. День выборов. "При чем тут мы?" - спросите вы, и я отвечу: очень даже при чем. Потому что некий господин Чичиков, кандидат в депутаты Государственной Думы от N-цатого избирательного округа - это наш кандидат. "Как такое может быть?" - спросите вы опять, и здесь я вынужден развести руками, потому, что я не знаю, как такое могло случиться. Но факт остается фактом: подписной лист кандидата, в котором стоят наши паспортные данные, адреса, и, что самое главное и непостижимое, подписи, давно уже принят избирательной комиссией. Так что теперь нам надо решить, что делать: продолжать поддерживать кандидата, которого мы выдвинули, или пустить это ответственное дело на самотек. Какие ваши мнения? Пойдем голосовать?
      - А кто он такой, этот Чичиков?
      - А в чем суть его программы?
      - А на хрена он нам сдался?!
      - Он что, родственник кого-то из нас?
      - А не пошел бы он сам?!! - посыпались со всех сторон вопросы и возгласы. Дирижер поднял руки, призывая всех к тишине.
      - Мне думается, что мы сможем получить ответы на все интересующие нас вопросы. Сегодня среди нас находится живой. И я не могу себе представить, кто бы это мог быть, как не господин Чичиков, пришедший наконец-то на встречу со своими избирателями. Даже если это и не так, все равно предлагаю априори считать этого господина нашим кандидатом Чичиковым. - дирижер повернулся в сторону кустов, где Илья щелкал зубами от холода, удивления и страха. - Прошу вас, господин Чичиков!
      Собрание разразилось призрачными аплодисментами. Не совсем ясно соображая, что делает, Илья вылез из кустов и на негнущихся ногах подошел к толпе привидений.
      - Но... но я действительно не Чичиков! - пролепетал он. Толпа угрожающе зашумела. Илья подумал, что теперь уж точно, каюк. Тут от общего собрания отделился призрак явно адвокатской наружности и подплыл к нему.
      - Послушайте, молодой человек, нам совершенно не важно, являетесь ли вы де-факто Чичиковым. Важно то, что де-юре мы вас таковым признали. И поэтому, будьте любезны, не тяните время. Вы же замерзнете. Ну что, Чичиков, вы согласны?
      - Согласен. - буркнул Илья.
      - Господа, господа! Он согласен! Он признал себя Чичиковым! - вскричал адвокат. Толпа зашумела теперь уже вполне одобрительно. - Я предлагаю, чтобы не затягивать собрание и пощадить нервы нашего уважаемого кандидата, просто дать ему наши гражданские наказы, а потом взять с него торжественную клятву. Все мы теперь знаем истинную силу клятв, так что... Возражения есть? Нет? Прекрасно. Тогда прошу.
      - Пусть могилы наши в порядке содержат! Даже могилы одиноких, тех, у кого никого на земле не осталось! - наказал призрак тучной женщины.
      - Ввести смертную казнь за осквернение могил! Пусть сами в земле полежат и узнают, каково это, когда над твоей головой памятник разбивают, а кости твои перетряхивают в поисках ценных вещей... - если бы у него было тело, этот старый полковник наверняка вовсю брызгал бы сейчас слюной.
      - И чтобы это, слышь, братан, - а это призрак молодого человека, хорошо одетого, с массивной призрачной золотой цепью на шее и дырой во лбу. - чтобы кладбища, типа, охранялись. А то шпана молодая стрелки забивает, разборки там... Не дело это. Я этой байды еще при жизни во как накушался. В натуре, надоело. Покойникам - покой! Ты меня понял?
      - А еще, командир, сделай, чтобы выпивку с закуской на могилах не оставляли. Нам ни к чему. А бомжи уже в печенках сидят со своим говном, прости, Господи. - пролетарского вида привидение было задумчиво и печально.
      - А еще...
      - И вот чтобы...
      - И чтоб непременно... - наказы сыпались со всех сторон. Когда поток иссяк, адвокат подвел итог:
      - Вот, господин Чичиков, наши гражданские наказы. Клянетесь ли вы приложить все усилия, чтобы, находясь на ответственном посту депутата Государственной думы, обеспечить решение всех вышеизложенных проблем?
      - Клянусь! - воскликнул Илья, ничего так не желающий, как поскорее убраться с этого запредельного собрания. Толпа возликовала.
      - Так я опять спрашиваю вас, - вновь взял слово дирижер, - голосовать сегодня пойдем?
      - ДА!!!!! - ответил ему хор привидений.
      Утро уже было где-то неподалеку, когда Илья, замерзший и промокший окончательно, добрался, наконец, до ворот. Там его ждал все тот же сержант Перегончук.
      - О, нашелся, журналюга! Эк тя... Башкой, что ль, шарахнулся? Эт ничего, эт бывает. Поехали скорее, капитан заждался. И коллега твой, мордограф. Вот кто профессионал! Пьяный вдрызг, но дело знает: пока всю шпану не заснял во всех видах, даже не закурил ни разу! Ну уж а потом сморило его...
      Такова подлинная предыстория массовых паранормальных явлений, наблюдавшихся в день голосования на избирательных участках N-цатого округа.
      УЖАС НА ТРОПЕ ВОЙНЫ
      Холодным зимним утром Ужас выбрался из подвала, где ночевал на теплой трубе, и направился привычным маршрутом в свой - он давно привык считать его своим - подъезд. В этом подъезде жили сразу два великих человека. На первом этаже обитал сам Антон Павлович, дворник, очень могущественное существо. Царь и бог всего Закрепленного участка. Его боялись все. И пришлые коты, и собаки, и крысы, и даже дети. Великий Дворник всегда покровительствовал Ужасу, подкармливал, и даже пускал к себе в самые лютые холода, когда в подвале существовать становилось невыносимо. На втором этаже жил алкоголик Афоня, друг и, видимо, заместитель Антона Павловича. Добрейшей души человек, у которого даже в самую лихую годину можно было достать что-нибудь поесть. Питаться на помойке кот всю жизнь считал ниже собственного достоинства. Беспокоить Самого Ужас не решился, и потому сперва пошел к заместителю, к Афоне. Поднимаясь по лестнице, он брезгливо поморщился и даже подергал лапкой - мерзостно воняло кобелями. Опустившимися, не следящими за собой, гадкими, глупыми, отвратительными кобелями. Самое обидное, что великий Антон Павлович ничего не делал, чтобы как-то исправить ситуацию. Тут требуется пояснить, отчего это в подъезде постоянно присутствовал этот столь раздражающий Ужаса запах. На третьем этаже, прямо над Афоней, жил-был еще один алкоголик, некто Ферапонтыч. Только, если Афоня под благоприятным влиянием дворника еще сохранял в себе что-то человеческое, то Ферапонтыч, с которым дворник был в давней глубокой ссоре, мало того, что напрочь утратил связь с реальностью и бредил день-деньской, так еще по жизни был большой сволочью. Один раз он пнул Ужаса, причем довольно сильно. Задние лапы после этого два дня болели. Помимо прочих недостатков, у Ферапонтыча еще была собака Белка. Большая, старая и тупая. Полгода назад что-то разладилось в ее организме, и с тех пор она почти беспрерывно текла, к полному восторгу всех окрестных кобелей. А их было немало. Откуда берутся бродячие собаки? Этого Ужас не знал. Знал только, что та, что вскормила его, в свое время убежала от жестокого хозяина. И еще он твердо знал, что во времена его детства бродячие собаки были другими. Они были добрее, мудрее, спокойнее. Или это ему только казалось? Не важно. В общем, в подъезде теперь постоянно ошивалась орава Белкиных поклонников, они гадили где попало и вообще, вели себя по-хамски.