Матвей и люди

      - Спокойно, бабы. - проговорила княгиня Б. - Бузить в своем доме я, вашу мать, никому не позволю. Вот лучше давайте покурим чуть-чуть. Мне тут дочка прислала кой-чаво из Чимкента... Первый сорт, в общем. Глашка, ко мне! - прибежала служанка. - возьми у секретаря князя папиросу, и неси сюда.- Глашка принесла.- А теперь вместо табака забей вот это... не так, а... да, правильно. Молодец, давай сюда. Ступай. Ну что, бабоньки, курнем? с бесподобным французским акцентом произнесла княгиня Б., прикуривая косяк от свечки.
      В курительной к тому часу, когда обкуренные дамы только начинали хихикать, все уже было более чем плачевно. После пятнадцати сыгранных подряд мизеров джентльмены выпили столь много, к тому же постоянно перемежая легкие напитки тяжелыми, что профессор Воскресенский упился вусмерть. В буквальном смысле: сердце старика не выдержало и остановилось. Что ж, выпили раза три за упокой души. Прошка расчертил новую пульку - на троих, и игра продолжилась. Спустя полчаса опростоволосился граф: с пьяных глаз он перепутал даму с валетом и недобрал взятку на десятерной.
      - Валет для дамы, дама для короля, валет для дамы, дама для короля, бубнил он себе под нос как заклинание, все более и более впадая в прострацию. Еще через четверть часа из рукава фабриканта выпало два трефовых туза, и князь Б. огрел его по голове массивным канделябром, причем с таким энтузиазмом, что убил наповал. Помянули и Крутогорова. И еще помянули. Хотели было сыграть в польский гусарский преферанс с болваном, но мозги уже явно были не те, и князь Б. предложил для просветления ума выпить коньячку. Выпили и коньячку. Потом граф вспомнил офицерскую молодость и предложил испытать судьбу в "Русской рулетке". Князю тоже сам черт был уже совсем не брат, и, оставив в револьвере один патрон, граф раскрутил барабан и приставил дуло к виску.
      " Боже мой, куда я попала? Что это? Кто они все? - думала графиня Медведева, томно раскинувшись на диване и равнодушно наблюдая, как госпожа Крутогорова и профессорша Женечка катаются по полу, таская друг друга за волосы и награждая порой увесистыми оплеухами.- Ведь тогда, двадцать лет назад, как все было чудесно! Андрей только что вышел в отставку, молодой флотский лейтенант, наследный граф, красивый как бог... Как было чудесно поехать с ним на конную прогулку, и большую часть этой прогулки провести в теплом душистом стоге, ощущая вокруг и внутри лишь теплое сильное и такое бесконечно любимое тело... И куда все это делось? И кем мы стали? Кем? Какими-то безумными декорациями в каком-то абсурдном театре... Абсурд. Сплошной абсурд..."
      Тем временем молодость взяла верх: Женечка основательно приложила госпожу Крутогорову виском об угол камина, и, дернувшись раз пять-шесть, фабрикантша затихла. Но в самой юной профессорше тоже почти не осталось сил, и, вставая, она не удержала равновесия, покачнулась и упала назад, все на тот же камин, насадившись затылком на здоровенный чугунный крюк, назначение которого все давно позабыли. Смерть наступила мгновенно. Княгиня Б., выкурив, пожалуй, больше всех, давно уже сидела в полном трансе. И, присмотревшись к ней повнимательнее, Екатерина Андреевна поняла, что княгиня тоже мертва. "Ну, что ж,- подумала она, вставая,- видно, такова судьба, ничего не попишешь". Она взяла с каминной полки невесть как там оказавшийся револьвер и пошла в курительную.
      Судьба сегодня явно настроилась скептически по отношению к семейству Б., и пуля в висок досталась князю. Граф помянул его парой ласковых слов и вернулся к своим нелегким раздумьям: "Валет - для дамы, дама - для короля. А для кого король? Для туза? А кто такой туз? Туз - карта абстрактная. У него нет лица. Неизвестно, совершенно неизвестно, кто это. Может быть, Бог? Или Отечество? Или еще какая-нибудь высшая справедливость? Кто, кто скрывается за этой странной картой с одним лишь значком масти посередине? Единица? Просто единица, первое целое число после нуля? Бред. Кто, что же это?...". Дверь открылась, в курительную вошла Екатерина Андреевна. В руках у нее был большой американский револьвер "Кольт".
      - Валет для дамы, это точно, милый. Как приятно целоваться с трепетным юношей где-нибудь на Литейном в августовскую ночь! Получать букеты роз, с замиранием сердца смотреть, как этот безумец лезет по отвесной стене к твоему окну, ощущать сладкое томление и страстное желание в его объятиях! Что может быть прекраснее для дамы? Да ничего! А вот для короля ли дама, дружок? Зачем даме нужен толстый, плешивый, вечно ноющий, вечно пьющий импотент, думающий только о себе? Зачем? И куда девался пламенный валет? вздохнула графиня и подняла револьвер.
      Она погибла три часа спустя под колесами автомобиля, на котором ее сын примчался в панике из Петрограда, чтобы сообщить о большевистском перевороте. Сам он успел, собрав наиболее ценное, дать дёру и мирно окончил дни свои на скромной ферме в штате Пенсильвания в 1964 году.
      Так, безо всякой помощи со стороны большевиков, нелучшая половина российского высшего общества вымерла за какие-нибудь три месяца. С остальной, лучшей половиной, большевики разбирались сами, долго и со вкусом. Но это - совершенно другая история.
      Особого ажиотажа этот литературный опыт Матвея в обществе не вызвал по той причине, что никто так и не решился его напечатать, ссылаясь на некоммерческий характер произведения. Друзья и приятели снисходительно поулыбались, восторгов не было. Крупной ошибкой Матвея стало то, что он показал рассказ Кате. Тогда они в первый раз крупно поссорились. Катя обозвала Матвея манерным пошлым графоманом, а он забыл сделать поправку на ее взвинченность после госэкзаменов и критические дни, и грудью встал на защиту своего детища...
      Но по-настоящему рассорились они лишь через две недели, причем по совсем другому поводу. И вот это уже действительно абсолютно иное повествование.
      Лотерея.
      "Открыть дверь. Всего лишь - открыть дверь. Что за ней? Две бешеные бродячие собаки? Или непохмелившийся сосед-милиционер с дубиной и табельным оружием наготове, страдающий, в довершение к похмелью, еще и мизантропией? Или бациллы какого-нибудь неизлечимого заболевания? Или старые, давно забытые страхи?" Совершенно неизвестно почему, но Матвею очень не хотелось открывать дверь. Он был уверен, что за дверью его ждет нечто ужасное. Хотя на самом деле это была лишь дверь его подъезда. Сомнения разрешил соседский мальчик, вышедший поиграть в мяч. За его хрупкой фигуркой в полумраке подъезда не угадывалось ничего опасного, и Матвей, растерянно улыбнувшись, медленно взошел по ступенькам. Конечно же, ничего с ним не случилось.
      "Первая утренняя сигарета всегда как-то странно действует на мозг думал Матвей, поднимаясь в лифте на свой этаж.- Но все равно, такие пироги явно не к добру". Придя домой, он, прежде всего, встал под душ и тщательно смыл липкий холодный пот. Потом, натянув джинсы, прошлепал босыми ногами на кухню, сварил кофе. С чашкой кофе и сигаретой вышел на балкон, медленно оглядел ровные ряды одинаковых семнадцатиэтажных коробок и жалкие останки леса на горизонте. Да. Не тот самый пейзаж, который нужен для успокоения нервов. Ну, что ж, для нервов существует кофе. И никотин. Вторая сигарета прошла без побочных эффектов, и Матвей успокоился. А успокоившись, решил подбить баланс, чтобы выяснить, сколько средств в его распоряжении осталось после впечатляющей череды пирушек и загулов.
      Тем временем Катя, пышущая утренней свежестью, примеряла перед зеркалом новое платье. Облегающее темно-синее шелковое платье шло ей просто обалденно. Оно настолько выгодно подчеркивало все контуры ее соблазнительного - ведь чего греха таить, я же чертовски сексапильная девчонка, правда? - тела. Повертевшись и так и этак и придя к более чем удовлетворительному для себя выводу, Катя с сожалением сняла эту красотищу, и, снова закутавшись в халат, пошла на кухню почаевничать и покурить. Первая же затяжка подвигла ее на новый подход к зеркалу: отложив сигарету, она опять сняла халат и на сей раз появилась перед зеркалом в чем мать родила. "Да, пожалуй, это то, что надо. Только вот эта маленькая складочка - но это фигня. Две недели шейпинга. И куда только Матвей смотрит? И вообще, что это за дурацкие отношения? Почти шесть лет встречаемся, а живем до сих пор порознь. Как пионеры. И эти его вечные путешествия... Пропадет на три недели, а я жди его. А вот хрен тебе - тут она показала язык своему голому отражению и рассмеялась от того, как нелепо это выглядело: такая взрослая красивая девчонка, а кривляется, как первоклашка. - и, потом, совершенно неизвестно, с кем он там, в этих командировках? Один, всегда один. Да я его и не знаю толком. А этот Эдик, брат машкиного Валерки, ничего себе парень, да? Пожалуй, чересчур смазлив, но торс вполне атлетический. А задница! Боже мой, какая у него аппетитная задница! И как на меня смотрит, особенно, если сделать вот так - тут Катя вполне эффектно потянулась - надо прикинуть, сколько я еще буду делать вид, что не замечаю его взглядов. А папа у них крутой, из администрации президента. Если туда раз попасть, всю жизнь потом безбедно проживешь...".
      Матримониальные раздумья голой красотки прервал звонок в дверь. Катя вскинулась, заметалась по квартире, наконец, нашла свой халат на кухне, запахнулась, подбежала к двери. Заглянула в глазок. За дверью стояла обычная почтальонша с толстой сумкой на ремне. Катя открыла.
      - Громова Екатерина здесь проживает? - сурово вопросила преклонных лет письмоносчица.
      - Да... это я... - Катя слегка растерялась от такой суровости, и начала подозревать что-то нехорошее.
      - Телеграмма вам. Распишитесь. - получив желаемую подпись, бабка немедленно удалилась. Катя захлопнула дверь и осталась один на один с телеграммой не совсем понятного содержания:
      " О ЗПТ КАК ПРЕКРАСЕН СОЛНЦА ЛУЧ ЗПТ ЛАСКАЮЩИЙ НАГОЕ ТЕЛО ВОСКЛ ПУСТЬ Я НЕ ПРИНЦ ЗПТ НО Я УЧУСЬ ТЧК ЧТО ЗПТ ЛЕГКОЙ ЖИЗНИ ЗАХОТЕЛА ВОПР МИЛЛИОН УЛЫБОК И ПОЦЕЛУЕВ ТЧК АПОСТОЛ"
      - Сукин сын! - вскричала Катя, чувствуя, что краснеет. Этот мерзавец и впрямь поймал ее на горячем. И в обнаженном виде. И что с того, что последний стих о легкой жизни Матвей вписал скорее всего оттого, что не нашел другой рифмы? Слово произнесено. Более того, воплощено в письменном виде. - Ну, я тебе сейчас устрою легкую жизнь, апостол недоделанный! - с этим боевым кличем Катя бросилась к гардеробу, напрочь забыв и про чай, и про сигарету, от которой остался лишь обгоревший фильтр.
      Как же так? Вчера денег было больше тысячи, это точно. А осталось всего пятьдесят рублей с какой-то мелочью. И что делать? Надо же, пятнадцать тысяч рублей и тысячу долларов он умудрился просадить всего... ну-ка, посчитаем... ага, ровно за полтора месяца. Скромнее надо жить, Матвей...
      В дверь позвонили. Недоумевая, кто бы это мог быть, Матвей открыл, даже не спрося "кто там?". В квартиру ворвалась разъяренная Катя. Которая за те полчаса, что длилась дорога от дома до дома, накрутила себя до крайней степени.
      - Да, я захотела легкой жизни! Мне надоело ждать тебя месяцами, чтобы после трехдневных мимолетных встреч снова ждать! Мне уже не семнадцать, я замуж хочу! Я хочу нормальной, спокойной семейной жизни, а не каких-то пионерских чаепитий урывками!
      - О'кей, выходи за меня замуж. - улыбнулся Матвей. Настроение его пока еще позволяло улыбаться.
      - За тебя? Замуж?! Ой, не смеши меня. Интересно, как ты себе это представляешь? Ты будешь опять носиться по всей стране, а я буду сидеть здесь с во-от таким брюхом и стирать твои носки?
      - А почему с брюхом? - поинтересовался Матвей все еще несколько рассеянно.
      - Потому что я детей хочу. Потому что мне уже двадцать три года, и мне пора стать матерью. А что ты мне можешь предложить? Вечные тусовки, редкие походы в театр, а в остальное время - ожидание, ожидание, ожидание?! Да на хрена мне такая семейная жизнь?! Почему у всех как у людей, а мне...
      "Да, это серьезно".- подумал Матвей. О детях он пока не думал и думать не хотел. Как-то не вписывались пока никакие дети в его представления о собственной жизни. И от сознания того, что он не в состоянии погасить эту неприятную ситуацию разумными доводами - Катерина завелась, и ничего теперь не поделаешь, - и оттого, что проснулась старая обида за "пошлого графомана", и вообще потому, что высокие резкие звуки неприятны к восприятию - а Катя почти визжала - Матвей начал закипать.
      - ... а мне по жизни выпадает проигрышный лотерейный билет! Подруги давно замужем, при детях, а мой жребий - до седых волос встречаться с самовлюбленным эгоистом с претензией на элитарность! Философ, понимаешь! Мне надоело быть емкостью для твоей застоявшейся спермы! Ведь я же тебе больше ни для чего и не нужна! Я больше не хочу...
      - Не хочешь - не надо. - сказал Матвей как мог спокойно. - Я тебя не неволю.
      - Ну и прекрасно! Прощай! - она резко повернулась и ушла, громко хлопнув дверью. В самый последний момент Матвей с удивлением заметил на лице своей бывшей подруги торжествующую улыбку. "Ну и денек сегодня. А ведь я с утра чувствовал, что что-то должно произойти. И что теперь делать? Наверное, выпить. За избавление от угрозы семейных оков".
      Решив, что последняя мысль вполне здравая, Матвей сгреб скудные остатки своих средств и пошел в ларек за водкой. После покупки бутылки "Смирновской" и двухлитрового баллона "Кока-колы" у него осталось десять рублей с мелочью. Купив за двадцать копеек пластиковый стаканчик, он расположился на лавочке у подъезда. Смешал коктейль, спрятал бутылки в рюкзак и курил, прихлебывая. Пара алкашей со стажем пыталась было навязаться в компаньоны, но Матвей недвусмысленно дал им понять, что предпочитает одиночество.
      "И действительно, что делать? Ну, напиться - дело решенное. Уже исполняется. И не впервые. А дальше-то? Нет, какова, а? Холил ее, лелеял, цветы дарил, по театрам водил... раза два или три. На юг возил три года подряд. И вообще, чтоб кого еще так любили! Так ведь нет, подавай ей тихую семейную жизнь на блюдечке с голубой каемочкой! Ну, на хрена она ей сдалась, эта семейная жизнь?! А, ну да, конечно, чтобы "как у всех"! Чтобы не выделяться! Ну, вот уж хрен! В лотерею ей, видишь ли, выиграть приспичило... Кстати. А не сыграть ли мне в лотерею? Все равно денег осталось - ни туда, ни сюда. Сигарет навалом, жратва вроде тоже есть...". Допив коктейль, Матвей бережно спрятал стаканчик в рюкзак и направился к дальнему выходу из метро, где располагался ближайший лотерейный киоск. Через пять минут он стал обладателем пяти билетов разных лотерей, каждый стоил ровно два рубля. Оставшуюся мелочь, чтобы не мешалась, Матвей тут же отдал какому-то бродяге.
      Самое интересное, что все билеты оказались выигрышными. Два билета выиграли скромненько - по сто рублей, которые Матвей получил в этом же ларьке. На трех остальных под защитным слоем скрывались более чем впечатляющие суммы со многими нулями. " Во как бывает!"- ошеломленно подумал Матвей, записывая адрес конторы, где выдавали столь крупные выигрыши.
      Вечером, устав таращиться на большой чемодан, полный хрустящих банкнот, он, наконец, вспомнил о недопитой водке в рюкзаке. Снисходительно поставив ее в холодильник, вытащил пару купюр. Спустился к магазину и купил виски и содовую. " Воистину, - думал он, - ежели откуда чего убудет, то в другом месте непременно прибудет. Элементарная физика!"
      На одну часть этой гигантской суммы он на следующий день приобрел коттедж в ближайшем Подмосковье. Вторую вложил в известный банк. Третью же часть... Впрочем, то, как Матвей распорядился третьей частью, заслуживает отдельного рассказа.
      Танец каннибалов
      Песни умолкли.
      В воздухе - тишина.
      Лето уже ушло...
      За замызганным окном неспешно брел типичный серый октябрьский дождь. Шествовал он уже третью неделю, и конца-края этому процессу не предвиделось. Матвея терзала скука. Жестокая скука от вынужденного безделья. Уже третью неделю не представлялось возможным заработать хоть копейку, а резервы были близки к истощению. Банковский вклад, похоже, приказал долго жить вместе с банком. На работу не брали. Куда податься курьеру на дальних побегушках, изредка не брезговавшим и презренным коммивояжерством, в условиях экономической депрессии, когда большинство фирм сократили свой штат до директора и главбуха? Что делать? По универсальному рецепту пить водку, пока остались хоть какие-то гроши? А что дальше, Матвей, дружище? Неизвестность, неопределенность.
      Допив остывший кофе, Матвей наполнил ванну и погрузился в горячую пресную воду и обычные раздумья и воспоминания.
      ...Немилосердно жарило солнце. Расслабившись, распластавшись по рассолу озера Чедер, Матвей неспеша дрейфовал по поверхности вместе с зарослью вонючих, но, по слухам, целебных, как и все в озере, водорослей. Иногда он словно приходил в себя, не без труда - велико сопротивление пересоленной воды! - вставал на ноги и брел, увязая в грязевом дне, в поисках места поглубже. Отдалившись от берега метров на пятьсот, можно было зайти хотя бы по грудь. Найдя такую колоссальную глубину, он приседал так, чтобы только голова торчала над густой зеленой водой, кишевшей странными красными головастиками, жутко напоминавшими раскормленных до невероятных габаритов сперматозоидов, покрасневших от стыда за свое обжорство. Понежившись так минут десять, Матвей снова намазывался черной грязью, превращаясь в негра с белым лицом, снова расслаблялся и ложился на воду, и, закрыв глаза, снова погружался в сладкую дрему. Развлекался он подобным образом уже четвертый час, изредка выходя на берег, чтобы попить минералки и покурить.
      ...Послышался тихий всплеск, на лицо легла тень. Матвей нехотя вынырнул из сладкой реки дум и мечтаний и открыл глаза. Прямо рядом с ним покачивалась на воде старая лодка неопределенного цвета. А над лицом Матвея нависло плосковатое, но симпатичное девичье лицо. Раскосые глаза, чуть курносый носик, тонкий рот. Длинные прямые волосы, черные, как антрацит. "Все тайские красотки могут пойти и смело утопиться в Тихом океане!" мелькнула восторженная мысль в расслабленной голове Матвея. Тем временем девушка молча разглядывала его голое черное тело, будто первый раз в жизни видела что-то подобное. "Как бы прервать затягивающуюся паузу?". Внезапно рассмеявшись, лицо исчезло. Лодка качнулась, послышался громкий "плюх!". Пока Матвей боролся с рассолом, пытаясь встать на ноги, попутно отмечая, что глубина удовлетворительная - по пояс, - девчонка оттолкнула лодку и подошла к нему. Стряхнув последние осколки грез, Матвей вдруг вспомнил, что уже довольно давно (по его меркам) вынужден обходиться без женской ласки. А странная чедерская русалка мало того, что была хороша собою, так еще и имела, похоже, однозначные намерения. Матвей улыбнулся, предвкушая...
      ... и на сей раз очухался на самом деле. На самой середине этого лечебного болота. Никакой лодки, никакой девушки. "Ну и славно!" - с некоторым облегчением подумал Матвей, вспомнив статистику венерических заболеваний в этом волшебном краю. И вообще, боги с ними, с этими красотками, потом можно наверстать. Самолет только через три дня, так что самое время расслабиться после этого дурацкого приключения. А начиналось так необычно и многообещающе...
      Проматывая свой непомерный лотерейный выигрыш, Матвей кутил по всей России и ближнему зарубежью. Вечером надирался в Питере, утром похмелялся в Харькове, обедал в Сумах, а вечером закатывал оргию в Ростове-на-Дону, оттуда перемещался в Ялту, из Ялты... и так далее. Прервав свой увлекательный вояж, на пару дней заехал в Москву, там сдуру забрел в казино, и вынес оттуда денег в три раза больше, чем выиграл в лотерею. Все началось сначала. Матвей методично старался залить вином пустоту, образовавшуюся внутри после разрыва с Катей. Вино не помогало. Он мог купить дюжину дюжин проституток, но не хотел. Не тянуло его к ним.
      После широкомасштабной пьянки в Красноярске, Матвей нашел себя утром в самолете. Аэроплан оказался небольшой - "Як-40", и летел он над бесконечными лесистыми сопками и змеящимися меж ними реками. Разбудила Матвея стюардесса, разносившая минеральную воду. Возликовав от такой нечаянной радости, он схватил сразу две чашки и моментально вылил их в жаркую пустыню, царившую во рту и в глотке. Стюардесса оценила состояние и принесла ему целый полуторалитровый баллон. Напившись, Матвей принялся внимательно изучать этикетку. На ней нормальными русскими буквами значилось нерусское слово "Аржаан".
      - Должен заметить, что алкоголь сильно портит все стороны вашей жизни, не принося при этом ни малейшего, даже иллюзорного блага. - произнес сосед Матвея. Вынуждая обратить на себя внимание. Он обратил. Удивился: рядом сидел самый что ни на есть настоящий буддийский монах. Бритый наголо молодой человек, ровесник Матвея или чуть старше, закутанный в темно-красную хламиду и обутый в высокие армейские ботинки.
      - Я в курсе, спасибо. - через силу улыбнулся Матвей.
      - Просто я подумал, что вы находитесь в поиске истины, и хотел сказать лишь, что ошибочно искать ее на дне стакана или бутылки. - покачал головой монах и Матвей понял, что на самом деле буддист младше его года этак на три-четыре. Людям хоть чуть-чуть постарше такая категоричность в суждениях мало свойственна.
      - Еще раз спасибо, я учту ваш совет. - Матвей вернулся к иллюминатору и уставился на однообразный, но красивый пейзаж, медленно плывущий назад. "Интересно, куда это я лечу?" - спросил он сам у себя, и, не получив ответа, решил получше оглядеться. Свой рюкзачок он обнаружил рядом, в ногах. Быстрая ревизия показала, что все необходимое для дальнейших путешествий, включая толстую пачку денег, сохранилось. Наличествовали также белье, бритва, зубная щетка и книга. Откуда взялась книга, он не помнил. Приятным оказался факт, что автором книги являлся Фридрих Дюрренматт, а не какой-нибудь Майкл Муркок. Матвей открыл заложенную страницу и принялся читать, не имея представления о том, чем книга началась. А странная вода "Аржаан" оказалась вполне вкусной...
      - Граждане пассажиры! Наш самолет начал снижение. Просьба всем занять свои места, не курить и пристегнуть ремни. Ожидаемое время посадки одиннадцать часов пятнадцать минут. Температура воздуха в городе Кызыле тридцать два градуса. Благодарю за внимание.
      "Кызыл?! А где это?" - мучительно думал Матвей, проклиная пробелы в собственных географических познаниях. Подумав немного, он решил все же обратиться к своему соседу, который последние сорок минут был полностью погружен в себя. Теперь, однако же, хваленой невозмутимости буддиста как не бывало. Прижав руки к груди, он бурчал какие-то мантры, по всему было видно, что ему страшно.
      - Э-э-э... Простите... Послушайте, молодой человек... - ноль реакции. Тогда Матвей хорошенько тряхнул монаха за плечо. - Эй, братишка, не подскажешь, Кызыл - это где?
      Монаха этот вопрос удивил настолько, что он даже бояться перестал.
      - Как... как это где? В Туве...
      - Хм.. Хорошо. А Тува где?
      - Э-э-э... М-м... Вы помните, откуда вылетели?
      - Это смотря когда вылетел.
      - Сегодня утром.
      - Не, не помню. Помню, что на днях, вроде бы, в Красноярске был.
      - Вот, правильно. Оттуда и летим. От Красноярска до Кызыла - восемьсот километров на юг.
      - Ага. О'кей. Посмотрю, куда это меня занесло. А там водку продают? Похмелиться бы.
      - А где ее не продают? - усмехнулся монах, но тут самолет заложил крутой вираж, и он забоялся с новой силой и снова забубнил свои спасительные мантры.
      Аэропорт оказался островком в голой степи. На горизонте виднелся город, а дальше, за ним - довольно высокие горы. Гостиница же в городе Кызыле ничем не отличалась от гостиниц во многих десятках провинциальных городов, которые Матвей осчастливил своим присутствием за последние несколько лет. Он уединился в номере с двумя бутылками абаканского пива, чтобы обдумать стратегию своих дальнейших действий. Было совершенно ясно, что в этом степном городке, гордо несущем столичный статус, у Матвея нет ни единого знакомого, так что рассчитывать придется только на себя. Ну, да ладно. Не в первый раз.
      Час спустя Матвей спустился вниз, взял в баре еще парочку бутылок пива и вышел на набережную Енисея, чтобы размяться и осмотреться. Пройдя всего метров двести, он обнаружил высокий монумент, после изучения которого выяснилось, что Матвей находится точнехонько в самом центре Азии. Оценив всю прелесть этого факта, он присел на скамейку, и, попивая самое лучшее средство как от похмелья, так и для поддержания запоя, принялся ломать свою лохматую голову в поисках ответа на извечный русский вопрос: "Что делать?".
      - Привет, дружище! Ты-то что потерял в этих степях? - рядом на скамейку присел некто, и, сфокусировав уже порядком поплывшее зрение, Матвей с бесконечным удивлением узнал своего закадычного приятеля Василия.
      - Привет... Пиво вот пью. - мысли путались, от неожиданности он совсем растерялся.
      - Вот это да! - восхитился Василий. - Ты прилетел в Туву пивка попить?! Ну ты даешь, Матвей... Ой, не могу... Да за эти деньги ты, не напрягаясь, мог в Прагу съездить! Вот уж где пива - залейся, причем несравнимо лучшего качества.
      - Да не мог я в Прагу, на мне "семь-бэ" висит, невыездной я...
      - Да ну, брось. Дал кому надо на лапу - и катись хоть в Аргентину. Да и в России-матушке куда как много более пивных местечек... Впрочем, хозяин барин.
      - Кстати, Вася, а ты-то как тут оказался?
      - Бизнес, дружище. Бизнес и любовь к собственной жене. У меня в гостинице стоит пятнадцатилитровая канистра чистейшего медицинского спирта. Полная, под завязку. Улавливаешь тему?
      - Не вполне...
      - У местного населения - не в городе, конечно, - этот спирт можно обменять на несколько ценных шкурок. По моим расчетам, Вике на шубу должно хватить.
      - Одну минуту. - Матвей пошарил по карманам, вытащил ворох авиабилетов. С удивлением обнаружил неиспользованный билет "Москва - Владивосток" недельной давности. Переворошив всю эту кучу, отложил "Москва - Красноярск" и "Красноярск - Кызыл". Посчитал сумму, удвоил ее, добавил примерную стоимость спирта и ориентировочные накладные расходы. Получилось, что, если добавить еще совсем немного денег, можно было купить вполне приличную шубу, вообще не выезжая из Москвы.
      Василий угадал смысл его вычислений.
      - Но ведь так интереснее, правда?
      - Правда. - был вынужден признать Матвей, бродяга с большим стажем.
      - Завтра я отправляюсь. Может, компанию составишь?
      - До пятницы я совершенно свободен, - с улыбкой процитировал Матвей, так что...
      - Отлично! - улыбка Василия застилала горизонт. - Спасибо, Дружище. Теперь и скучно не будет.
      - Надеюсь! А не выпить ли нам за встречу?
      - А что, за полдень перевалило - можно. Только учти, водка, которую тут можно пить - это дорогая водка.
      - Фигня, прорвемся, - отмахнулся Матвей. - А, может, лучше в кабак?
      - Тоже идея. Попробуем.
      Они закатились в кабак, где и просидели до вечера, истратив всего лишь три тысячи рублей. Наутро поправились пивом и на попутках отправились одному Василию, да еще, может быть, Тувинским богам и шаманам, ведомым маршрутом. Вечеряли в степи. Самой большой трудностью оказался поиск и сбор дров. Справились за пару часов. Особой удачей явилась находка старого телеграфного столба. Он-то и согревал друзей до утра, хотя ночи трудно было назвать холодными.
      - Наливай, что ли. Я пока закуску приготовлю. - сказал Василий, нарезая вареную колбасу и вскрывая рыбную консерву. Правда, вместо уместной в такой ситуации кильки в томатном соусе, оказалась осетрина. Матвей тем временем разлил "Смирновскую" по прихваченным из гостиничного номера граненым стаканам и достал из рюкзака бутылку с водй из источника, попавшегося им по дороге.
      - Давай, Матюха, тяпнем по маленькой за нас, бродяг, ибо мы - вечные вши на земной лысине!
      Матвей не вполне был согласен с таким определением, но тост поддержал. Выпили, закусили колбаской да осетринкой.
      - Вась, а о чем ты думаешь, глядя на огонь? - спросил Матвей, подкладывая в костер очередной фрагмент столба.
      - Ну... Африку себе представляю. Саванну. Отдаленный рык льва и вой гиен. Большой такой костер, а вокруг - толпа людоедов, отплясывающих свои ритуальные танцы под гром тамтамов...
      - Здорово! А я почему-то всякий раз вижу в огне цветок, который постоянно видоизменяется, всякий раз показывая мне что-то новое. То это тонкая девочка-балерина, то птица, то змея, но всякий раз это прежде всего цветок.
      - У, тоже красиво. Повторим?
      - Давай.
      Повторили. Посидели, помолчали. Вокруг степь пела мириадами цикад. Иногда шумный полувздох-полустон издавала какая-нибудь ночная птица. Россыпь звезд и почти полная луна придавали этому вечеру романтический шарм, и Матвей подумал, что с большим удовольствием сидел бы сейчас здесь не с Василием, а с Катей. Но с Катей они страшно разругались, и, похоже, навсегда. Потом, конечно, он найдет себе красивую скромную девочку, без лишних запросов и далеко идущих планов. Но для этого сначала придется выйти из запоя. А начать всегда легче, чем закончить.
      - Вась, а чем здесь хуже, чем в Африке? - спросил Матвей.
      - Да ничем, вроде. Только львов нет, гиен и каннибалов. А так, кажется, все нормально.
      - Вот и я так думаю. Так что предлагаю считать, что мы в Африке. А что? За льва у нас сойдет какой-нибудь тушканчик, их тут пруд пруди. Гиен нет, так и ну их на фиг, и без них хорошо.
      - Ну-ну, - ухмыльнулся Василий, - а людоедов ты из кого слепишь? Из ящериц?
      - Зачем из ящериц? А нам что, сплясать слабо?
      - Во заморочился! - с уважением покачал головой Василий. - А ведь не слабо! Только хряпнем граммов этак по семьдесят, и исполним! Поддерживаешь?
      - А то!
      Хряпнули, запили минералкой, закусили, покурили.
      -Ну, что? Давай?
      - Давай! Только как тамтам изображать будем, Матвей?
      - А голосом! Вот так: бум-бум-бум-бум...
      - Та-та-та-та-бум! Та-та-та-та-бум!
      Постепенно удалось отрегулировать ритм, сделать его вполне "плясабельным". И приятели, оголившись по пояс, закружили вокруг костра в странном танце, выкидывая нелепые коленца, мотая головами и размахивая руками с энтузиазмом киношных людоедов. На какой-то исчезающе малый миг Матвею почудилось, что они с Василием достигли единения душ в этом странном танце. Такого единения, какое бывает лишь когда занимаешься любовью с любимой женщиной... Но нет, нет, никакого слияния душ двух пляшущих в тувинской степи московских пьяниц не произошло - уж слишком разными они были людьми. И потому, наплясавшись, они решили подшлифовать друг друга, как-то притереться, прийти к общему знаменателю. И напились.