15

Мария… где они? Я имею в виду Лайза с Китти. И все остальные. Гробы пусты. Кажется, я говорил…

Обложить гробы чесноком, мастер Тимоти. Да. И распятия. Да, вы говорили.

Так почему они встали?

А вы бы долго смогли выносить их жалобные стоны, мастер? Каково бы вам было слушать, как они вопят от голода? Они как беспомощные младенцы… новорожденные в вашем жестоком мире, где есть только одно по-настоящему сильное чувство — жажда крови… разве можно было их не отпустить, мастер Тимоти?

Но, Мария… тебе обязательно нужно быть доброй мамой для всего выводка вампиров? Меня одного тебе недостаточно?

Конечно, мой мальчик, конечно, достаточно… ты у меня единственный…

Тише. Я чувствую… за нами кто-то наблюдает. Я слышу его дыхание… там, за воротами, за стеной.

Он увидит только старуху и волка.

Я чувствую, как нагревается его кровь, Мария. Я боюсь за него.

Мастер…

Держи их, Мария. Держи.

Но они кровь от крови твоей, ты их сам укусил, и они пробудились к холодной вечности по твоему капризу…

Значит, они должны меня слушаться как хозяина.

Ты их любишь?

Я пытаюсь не забыть, что такое любовь.

Бедный мальчик.

Да, мама. Да.

Ты очень красивый, когда волк.

Мне хочется выть на луну.

Тебе незачем помнить, что такое любовь, мой мастер, мой мальчик, любовь моя. Ты — чистый, ты — сила. Любовь тебя только испортит и запятнает. У меня хватит любви на двоих. На нас с тобой. И на все поколение вампиров.

Я хочу выть на луну, когда ее бледный лик серебрится среди неподвижных сосен…

…выть на луну до конца дней своих…

…дрожа на ночном ветру.

— Они точно не вернутся? Предки твои… точно?

— Точно-точно. Пива мне принеси, ага? Слушай, Хелен, ты горячую воду еще не выключила… а то что-то уже припекает.

Хелен стояла на открытой террасе, что выходила на патио в доме Лулу, ее лучшей подруги. Она хотела попробовать воду пальцем, но тут заметила промельк движения за досками…

— Ой. — Что это было? Кошка? Черная кошка… она просто лежала там, за досками и смотрела. Клубок черной шерсти с двумя сверкающими глазами. — Кис-кис-кис. Иди сюда, кисочка.

От воды поднимался пар. Хелен подошла к выключателю водоворота и включила его на полную мощность.

— Я и не знала, что у тебя есть кошка, Лулу! — крикнула она.

Никакого ответа. Наверное, Лулу была занята. Потом из глубины дома донесся какой-то звон… тихий вскрик. Наверху — чистое небо. Ясные звезды, яркий полумесяц.

Кошка — или кто там был черный, пушистый — выскочила из-под досок террасы и рванула в дом.

Хелен тоже вошла в дом и открыла дверь в ванную, где джакузи. Замечательно!

— Просто классно! — Она вошла и опустила руку в наполненную до краев ванну. Поводила рукой туда-сюда, и тут ей в ладонь ткнулось что-то мягкое и вязкое… что? Она попробовала эту штуку на ощупь… вроде бы водоросли или что-то типа. Или мокрые волосы. Или, может быть, что-то из этих интимных штучек, которыми натираются, чтобы было приятнее трахаться… черт его знает, чем там занимаются предки Лулу…

Она схватила непонятную штуку и вытащила ее из воды. Что-то типа резиновой банной игрушечки, чтобы было нескучно купаться в ванной… только она была вся в какой-то черной и липкой слизи и в ошметках скользких водорослей.

— Идиотская шутка, — сказала она, тупо глядя на полусваренную голову своей лучшей подруги… И только потом она закричала.

Она перестала кричать, когда из бурлящей воды поднялась фигура, закутанная в туман. Мертвая девушка с глазами цвета огненного опала. Кровавые отметины по всему телу, запеленатому в мягкие водоросли. Она улыбалась. Пластины у нее на зубах были темными от крови, ее клыки…

Голова Лулу падает в воду, вертится в искусственном водовороте, длинные завихрения крови медленно растворяются в горячей воде. Руки в липких водорослях хватают ее за запястья и тянут в воду. Вода горячая, так приятно… Тугие струи массируют кожу, и это тоже приятно… мертвая девочка обнимает ее, и запах моря поглощает все остальные запахи, и мертвая девочка приоткрывает губы, она не дышит, изо рта пахнет гнилью и несвежим мясом, глубокие раны на плечах и груди сочатся кровью, кровь расплывается мутным маревом, и…

Все тускнеет, и смутные звуки… мягкий топот маленьких лапок, и далеко-далеко — еще один крик, еще один ужас, и…

Он заехал в супермаркет и купил дюжину метел с деревянными ручками и два фунта чесноку. В пропыленной книжной лавке, где продавали христианскую литературу, он приобрел пару уцененных пластмассовых распятий. Уже ближе к вечеру он зашел в первую попавшуюся католическую церковь — обветшалое здание из ярко-оранжевого кирпича с высокими шпилями в стиле мультяшных диснеевских замков. Там он украдкой наполнил две небольшие пластиковые бутылочки из-под минералки святой водой из каменной чаши под кротколиким Иисусом в окружении каменных агнцев.

Так, что еще? Может быть, аконит? В каком-то вампирском фильме вроде бы было, что вампиры боятся этого самого аконита… но он понятия не имел, как выглядит это растение. Он даже не знал, есть такое на самом деле или это лишь вымысел сценариста.

Ладно, должно хватить и того, что есть.

Вернувшись в отель, Брайен переоделся в бирюзовую гавайку в «пальмы и попугаи». Он ненавидел эту рубашку, но в ней было много карманов.

Потом он сел на постель, отвернул ручку с первой метлы и принялся заострять конец.

Часа через два колья были готовы. Брайен рассовал по карманам чеснок и распятия. Хотел положить в карманы и бутылочки со святой водой, но они уже не вошли. Черт! Надо найти тару поменьше.

Он пошел в ванную, где на стекле над раковиной стояли крошечные пластиковые пузыречки с шампунем, какие обычно дают постояльцам в гостиницах. Он вылил их содержимое в унитаз, ополоснул и наполнил святой водой. Рассовал их по карманам, взял под мышку свои импровизированные колья и направился было к выходу…

Ничего не забыл?

Колья, чеснок, распятия, святая вода… может быть, серебро? У него браслет на часах серебряный… но настоящее это серебро или просто подделка? Он положил колья на пол и снял с запястья часы. Прищурился, чтобы прочесть слова на металлических пластинах… нержавеющая сталь… нет, нет. Подождите минуточку. Обратная сторона часов… она из какого металла? Она вроде поярче и больше похожа на серебро, хотя раньше Брайен об этом как-то не задумывался. Часы ему подарили… давным-давно… ага! Серебро установленной пробы… на крайний случай сойдет. Может быть. А как же…

Чем он собирается вбивать колья? Наверное, нужен какой-нибудь молоток деревянный или что-то по типу того.

Он подобрал колья, спустился к машине и выехал со стоянки. Молоток…

Выехал на шоссе. Съехал наудачу через пару-другую развязок. Может быть, в «7-11»? Молотков нет. Еще один придорожный супермаркет… Дальше. Торговый центр. Он уже начал отчаиваться. Большой магазин игрушек… Брайен долго ходил по бесконечным рядам портативных видеоигр, конструкторов и солдатиков и

наконец набрел на секцию принадлежностей для подвижных игр. И там был набор для крокета.

Брайен купил его, расплатившись по кредитной карточке и молясь про себя, чтобы их компьютер не обнаружил, что кредит у него давно вышел.

Уже в машине он распаковал пакет, достал два молоточка, а остальное забросил на заднее сиденье.

Потом снова выехал на шоссе.

А пару минут спустя…

Веревка! Как я туда заберусь без веревки?!

Обратно к торговому центру, где был магазин инструментов. Спустя пятнадцать минут — опять на шоссе.

А вдруг я не вспомню дорогу, мелькнула дикая мысль. А вдруг мне все это почудилось… Но съезд был на месте. И извилистая дорога к вершине холма.

Слишком поздно, — подумал он.

Лайза говорила, что через несколько дней она изменится уже полностью и навсегда, что ее новая сущность поглотит прежнюю… может быть, она его даже и не узнает.

Он доехал до того места, где раньше прятал машину, под прикрытием деревьев. Как только он загнал фургончик в заросли и заглушил двигатель, железные ворота особняка Валентайна открылись, и оттуда выехал черный лимузин. Брайен попытался разглядеть пассажиров, но стекла были затемнены. Ему удалось рассмотреть только водителя: лицо как череп, обтянутый кожей, руки в белых перчатках на черном руле. Интересно, он тоже — один из них? Наверное, нет. Они же боятся солнца, правильно? Вот почему стекла…

Ворота по-прежнему были открыты. Может быть, у него получится добежать и проскользнуть в сад, а там дальше — посмотрим по обстановке. Он подхватил свои инструменты и рванулся к воротам. На лужайке, провожая глазами отъезжающий лимузин, стояла старуха в черном. Та самая. Интересно, удастся ему пройти мимо нее, или ему придется ее связать, или что-нибудь в этом роде.

— Меня пригласили… тут починить нужно… — пробормотал он.

— Проходите, — рассеянно отозвалась она, словно обращаясь к кому-то другому. Такое впечатление, что его тут чуть ли не ждали.

До захода солнца оставалось чуть больше часа. Брайен взглянул на дом, являвший собой причудливое смешение стилей: испанского, елизаветинского и индустриального модерна. Войду туда и осмотрюсь, решил Брайен.

Теперь старая женщина смотрела на него с нескрываемым любопытством. Он попытался придумать еще какую-нибудь причину своего здесь присутствия, но в голову не пришло ничего подходящего.

Мало того — он не мог выдавить из себя ни слова.

Наконец старуха сказала, пародируя голос и интонации Бела Лугоши:

— Ужин будет на закате. Вы поэтому и пришли, правильно? Вот дерьмо, подумал Брайен. А на ужин у них буду я… Он рванулся к дому, нащупывая в кармане распятие. Уже на крыльце он обернулся и увидел, что старуха по-прежнему наблюдает за ним. Крошечная черная фигурка на фоне сочной зеленой травы. Ее голос звучал едва слышно, хотя она, похоже, кричала.

— Вы умрете, молодой человек! Но может быть, вам удастся забрать с собой на тот свет и их тоже… хотя бы нескольких, сколько получится. Они такие все неаккуратные, не то что мастер… убираться за ними — такая морока…

Он влетел в дом.

— Слушайте! — с жаром прошептала Мьюриел Хайкс-Бейли. В хижине царил полумрак, дрожащие свечи почти не давали света. Фрэнсис Локк вздрогнул и заморгал; кажется, он задремал. Снаружи доносился мягкий и медленный бой барабанов. Потом вступил старческий голос — надрывный, скрипучий. Потом другие голоса — молодые — подхватили речитатив. Вскоре стало казаться, что голоса доносятся отовсюду. Периодически в хор вступали и женские голоса. Пронзительные вопли на грани срыва.

— Господи, — выдохнул Локк. Они сидели полукругом, на неудобных деревянных табуретах. Только Мьюриел вернули ее инвалидное кресло. Они сидели лицом к алтарю, на котором стояла Мьюриелская половина идола. Вторая его половина стояла тут же. Но их еще не соединили вместе.

В хижине было душно от опиумного дыма. Стивену казалось, что этот дурманящий запах пропитал его насквозь. На стенах плясали тени и отблески тусклых свечей. Окон не было. Единственный вход закрывала черная занавеска, расшитая серебряными монетами. Стивен увидел, что Локк поднялся с табурета. Кроме Богов Хаоса, в хижине не было никого. Перед алтарем стоял стул с высокой спинкой, к которому было привязано тело убитого Арчибальда Стрейтона. Из раны на голове все еще текла кровь и мозги. Под двумя половинками огненного божка стояло несколько ведер с… водой? Или кровью?

Стивен смотрел на ту половинку идола, которая была злой и темной, и сравнивал ее со светлой. Там, где губы у благой половины были приоткрыты в мягкой полуулыбке, у темной половины они кривились в надменной усмешке. Глаз как будто горел диким и злобным светом. Тело было покрыто змеиной чешуей. В руке у темной ипостаси дуалистического божества был пылающий трезубец. Бог огня…

Пение снаружи не затихало. Теперь в пронзительные вопли женщин вплелись новые звуки — глухие удары плоти о плоть.

— Омерзительные создания, — скривился Пратна. — Они бьют кулаками по трупам убитых. Мой двоюродный брат говорит, что они едят печень врагов сырой.

— Милые люди, — заметила Мьюриел.

— Я вот чего не понимаю, — жалобно протянул Лайонел Терренс, — зачем они посадили тут, с нами, тело нашего Стрейтона. Он был славным парнем. С неба звезд не хватал, но человек был хороший. Но запах, конечно… м-да.

— Мне кажется, — сказал Пратна, — что они посадили его здесь, с нами, в знак извинения. Они же не знали, что мы привезли их бесценного идола.

— И что теперь? — спросил Стивен. Но он уже знал, что они будут делать. Он чувствовал силу, исходившую от бога огня. Притягательную силу… Неужели Боги Хаоса не понимают, что у него — особые отношения с этим древним огнем? Нет. Кажется, нет. Для них это только игра.

— Они будут петь всю ночь напролет. А утром устроят очередной набег на какое-нибудь враждебное племя, — сказал Пратна. — У них мало кто говорит по-тайски, но общий смысл я уловил.

— А мы что, пленники? — спросил Локк.

— Пленники! — фыркнул Пратна. — Скорее почетные гости. Нам посчастливится своими глазами увидеть последнюю и сокрушительную победу Ай Тоня. По идее, когда песня достигнет своей кульминации, должно случиться что-то из ряда вон выходящее…

— Надо отсюда бежать, — заметила Мьюриел.

— И как можно скорее. Наш «лендровер» стоит аккурат посреди деревни. То есть нам надо забрать этого твоего огненного божка и потихонечку смыться отсюда.

— Главное, чтобы не с боем прорваться, — проговорил Терренс, глядя на мертвое тело своего дородного друга.

— Слушайте! — прошептала Мьюриел.

Локк вскочил и принялся нервно ходить взад-вперед. Ну и пусть себе ходит! — подумал Стивен. Дрожащие отблески пламени от свечей плясали на двух половинках идола, на стенах подрагивали жутковатые тени. Завитки желтого света как будто растворялись в дымном полумраке. Пение снаружи нарастало волной.

Все громче и громче…

Стивен поднялся со стула, подошел к выходу и слегка приоткрыл занавеску. Море согнутых спин… люди стоят на коленях и простираются ниц. Рваный свет смоляных факелов. Грязные хижины, крытые соломой… ни одной прямой линии, ни одного правильного угла… на ступенях одной из хижин — портативный телевизор на батарейках. Идет какая-то энная серия «Пути к звездам». Но никто не глядит на экран. А вот и «лендровер», буквально в двадцати ярдах от входа. Водитель-охранник стоит на страже. У него даже не отобрали его автомат.

— Смотри! — кричит Мьюриел.

Он оборачивается посмотреть.

Теперь уже все Боги Хаоса поднялись со стульев и стояли полукругом перед алтарем с двумя половинками огненного божка. И они светятся странным голубоватым светом… и чем громче становится пение снаружи, тем ярче становится этот свет… или ему это только кажется? То, что они сейчас делают, — это же полное сумасшествие… так что вовсе не удивительно, что ему мерещится всякий бред, который воспринимается как реальность. И не только ему, но и всем остальным. Сумасшествие заразительно. Может быть, это старость и близость смерти… может быть, это вина за содеянное в ту ночь, шестьдесят лет назад… вина, которая все-таки проявилась спустя столько лет и повергла их всех в бездну безумия?

Две половинки идола…

Излом синей молнии прошел от одной половинки к другой… яркая линия света… еще одна, и еще… теперь все пространство между двумя половинами было прошито стежками синего огня… половинки божка задрожали и, казалось, придвинулись чуть ближе друг к другу… Мьюриел издала пронзительный вопль извращенного злобного экстаза, и все остальные тоже закричали: кто — удивленно, кто — в страхе, кто — в ликовании… Стивен почувствовал, как огонь из его детства вновь разгорелся внутри и оживил его своим жаром.

— Быстрее! Пока они не соединились! — выдохнул он и шагнул к алтарю, протянув руку к идолу. Но Терренс оказался проворнее. Он рванулся вперед и сбил по пути стул с телом Стрейтона, который тяжело опрокинулся на пол. Терренс схватил левую половинку божка, заорал от боли и выронил ее…

— Возьми тряпку какую-нибудь, идиот! — Мьюриел подкатила на своей инвалидной коляске к упавшей половинке божка и попыталась поднять его через подол платья. Подол загорелся мгновенно. — Вон там вода… — закричала Мьюриел, тыча пальцем в ведра у алтаря. Фрэнсис схватил ближайшее ведро и вылил его содержимое на горящую юбку Мьюриел. Бурлящая жидкость тут же зашипела и превратилась в алый пар. В воздухе расплылись завитки опиумного дыма. Мьюриел нагнулась, подняла половинку идола из липкой жижи, разлившейся по полу, и завернула его в подол платья в кровавых разводах. Сэр Фрэнсис схватил правую, светлую половину…

— Она ледяная! — крикнул он. У него тряслись руки.

— Быстрее, — заорал Пратна, — пока они заняты…

Он рывком отодвинул черную занавеску, закрывавшую выход.

Они вышли в душную ночь. Терренс шел первым, Фрэнсис — последним. Пратна сделал знак шоферу, который тут же вскочил с земли, чтобы открыть дверцы.

Пение вздымалось волной мощного звука…

Стивену казалось, что все происходит как будто в замедленной съемке. Он двигался, невольно подстраиваясь под ритм барабанов. Он бежал следом за Фрэнсисом, который прижимал к груди половинку идола, завернутого в задранную рубашку. Они забрались на заднее сиденье. Барабаны гремели, гремели, гремели…