Он слал и к Святославу, и к Рюрику, и к Давыду: "Половцы у меня, помогите мне!" Святослав слал к Давыду, а Давыд не трогался с места, потому что его смольняне собрали вече и толковали: "Мы шли к Киеву только; если б здесь была рать, то мы и стали б биться, а теперь нам нельзя искать другой рати, мы уже и так устали". Давыд принужден был идти назад с ними в Смоленск. Но Святослав с Рюриком сели на суда и поплыли Днепром вниз против половцев, которые, услыхав об этом, отошли от Переяславля, но по дороге осадил город Римов, римовичи затворились и взошли на стены биться, как вдруг две городницы (стенные укрепления) рухнули вместе с людьми прямо к половцам, ужас напал на остальных жителей, и город был взят; спаслись из плена только те из римовичей, которые вышли из города и бились с неприятелем по Римскому болоту.
      Таким образом половцы, благодаря медленности князей, дожидавшихся понапрасну Давыда смоленского, успели взять Римов и с добычею безопасно возвратились в свои степи; князья не преследовали их туда, но с печалью разошлись по волостям своим.
      Другие половцы с ханом Кзою пошли к Путивлю, пожгли села вокруг, острог у самого Путивля и возвратились с добычею.
      Игорь Святославич все жил в плену у половцев, которые, как будто стыдясь воеводства его, по выражению летописца, не делали ему никаких притеснений; приставили к нему 20 сторожей, но давали ему волю ездить на охоту, куда хочет, и брать с собою слуг своих, человек по пяти и по шести; да и сторожа слушались его и оказывали всякую честь: куда кого пошлет, исполняли приказ беспрекословно; Игорь вызвал было уже к себе и священника со всею службою, думая, что долго пробудет в плену. Но бог, говорит летописец, избавил его по христианской молитве, потому что многие проливали слезы за него. Нашелся между половцами один человек по имени Лавор; пришла ему добрая мысль, и стал он говорить Игорю:
      "Пойду с тобою в Русь". Игорь сперва не поверил ему, по молодости своей держал он мысль высокую, думал, схвативши Лавора, бежать с ним в Русь; он говорил: "Я для славы не бежал во время боя от дружины и теперь бесславным путем не пойду".
      С Игорем вместе были в плену сын тысяцкого и конюший его, оба они понуждали князя принять предложение Лавора, говорили: "Ступай, князь, в Русскую землю, если бог захочет избавить тебя"; Игорь все медлил, но когда возвратились половцы от Переяславля, то думцы его начали опять говорить: "У тебя, князь, мысль высокая и богу неугодная, ты все ждешь случая, как бы схватить Лавора и бежать с ним, а об том не подумаешь, какой слух идет: говорят, будто половцы хотят перебить вас, всех князей и всю Русь, так не будет тебе ни славы, ни жизни". На этот раз Игорь послушался их, испугался половецкого прихода и стал искать случая к бегству; нельзя было бежать ни днем, ни ночью, потому сторожа стерегли его, только и было можно, что на самом солнечном закате. И вот Игорь послал конюшего своего сказать Лавору, чтоб тот переехал на ту сторону реки с поводным конем.
      Наступило назначенное время, стало темнеть, половцы напились кумыса, пришел конюший и объявил, что Лавор ждет. Игорь встал в ужасе и трепете, поклонился спасову образу и кресту честному, говоря: "Господи сердцеведче, спаси меня, недостойного", - надел на себя крест, икону, поднял стену и вылез вон. Сторожа играли, веселились, думая, что Игорь спит, а он уже был за рекою и мчался по степи; в одиннадцать дней достиг он города Донца, откуда поехал в свой Новгород Северский, а из Новгорода сперва поехал к брату Ярославу в Чернигов, а потом к Святославу в Киев просить помощи на половцев; все князья обрадовались ему и обещались помогать.
      Но только через год (1187 г.) Святослав с сватом своим Рюриком собрались на половцев, хотели напасть на них внезапно, получивши весть, что половцы у Татинца на днепровском броде. Владимир Глебович приехал к ним из Переяславля с дружиною и выпросился ехать наперед с черными клобуками, Святославу не хотелось было отпустить Владимира впереди своих сыновей, но Рюрик и все другие хотели этого, потому что переяславский князь был смел и крепок в битве, всегда стремился на добрые дела. В это время черные клобуки дали знать сватам своим, половцам, что русские князья идут на них, и те убежали, а князьям нельзя было их преследовать, потому что Днепр уже трогался, весна наступала. По возвращении из этого похода разболелся и умер знаменитый защитник украйны от половцев переяславский князь Владимир Глебович, плакали по нем все переяславцы, говорит летописец, потому что он любил дружину, золота не собирал, имения не щадил, но раздавал дружине, был князь добрый, мужеством крепким и всякими добродетелями исполненный. Украйна много стонала об нем и недаром, потому, что немедленно половцы начали воевать ее.
      Зимою Святослав стал опять пересылаться с Рюриком, звать его на половцев, Рюрик отвечал ему: "Ты, брат, поезжай в Чернигов, сбирайся там с своею братьею, а я здесь буду сбираться с своею". Все князья собрались и пошли по Днепру: иначе нельзя было идти, потому что снег был очень велик; у реки Снопорода перехватали сторожей половецких, и те объявили, что вежи и стада половецкие у Голубого леса.
      Ярославу черниговскому не хотелось идти дальше, и стал он говорить брату Святославу: "Не могу идти дальше от Днепра: земля моя далеко, а дружина изнемогла". Рюрик начал слать к Святославу, понуждая его продолжать поход. "Брат и сват! - говорил он ему, - исполнилось то, чего нам следовало у бога просить, пришла весть, что половцы только за полдень пути от нас; если же кто раздумывает и не хочет идти, то ведь мы с тобою вдвоем до сих пор ни на кого не смотрели, а делали, что нам бог давал". Святославу самому хотелось продолжать поход, и он отвечал Рюрику: "Я, брат, готов, но пошли к брату Ярославу, понудь его, чтоб нам всем вместе поехать". Рюрик послал сказать Ярославу: "Брат! Не следовало бы тебе дело расстраивать; к нам дошла верная весть, что вежи половецкие всего от нас на полдень пути, велика ли эта езда? Прошу тебя, брат, поезжай еще только полдня для меня, а я для тебя десять дней еду". Но Ярослав никак не соглашался: "Не могу поехать один, - говорил он, - полк мой пеш; вы бы мне дома сказали, что так далеко идти". Князья завели распрю: Рюрик понуждал Всеволодовичей идти вперед, Святослав хотел идти дальше, но вместе с братом, и когда тот не согласился, то все возвратились ни с чем домой. В конце года, зимою, Святослав с Рюриком отправили черных клобуков с воеводою Романом Нездиловичем на половцев за Днепр; Роман взял вежи и возвратился домой со славою и честью великою, потому что половцев не было дома - пошли к Дунаю. Под 1190 годом читаем в летописи, что Святослав с Рюриком утишили Русскую землю и половцев примирили в свою волю, после чего поехали на охоту вниз по Днепру на лодках к устью Тясмины, наловили множество зверей и провели время очень весело. Но мир с половцами не был продолжителен. Осенью того же года Святослав по доносу схватил Кондувдея, торцкого князя; Рюрик вступился за торчина, потому что был он отважен и надобен в Руси, по словам летописца, Святослав послушался Рюрика, привел Кондувдея к присяге и отпустил на свободу. Но торчин хотел отомстить за свой позор и ушел к половцам, которые обрадовались случаю и стали с ним думать, куда бы поехать им на Русскую землю; решили ехать на Чурнаев (город князя Чурная); взяли острог, зажгли княжий двор, захватили имение князя, двух жен, множество рабов; потом, давши отдохнуть коням, пошли было к другому городу, Боривому, но, услыхав, что Ростислав Рюрикович в Торческе, возвратились к своим ватагам и отсюда стали часто наезжать с Кондувдеем на места по реке Роси.
      Святослава этою осенью не было в Киеве, он поехал за Днепр к братьям на думу; Рюрик также поехал в Овруч по своим делам, оставив на всякий случай сына Ростислава в Торческе: он знал, что Кондувдей станет воевать Русь из мести Святославу. С этою же мыслию он послал сказать Святославу: "Мы вот свои дела делаем, так и Русской земли не оставим без обороны; я оставил сына своего с полком, оставь и ты своего". Святослав обещал ему послать сына Глеба и не послал, потому что ссорился с Мономаховичами, но, к счастию, князья скоро помирились. Между тем зимою лучшие люди между черными клобуками приехали в Торческ к Рюриковичу и сказали ему: "Половцы этою зимою часто нас воюют, и не знаем, подунайцы что ли мы? Отец твой далеко, а к Святославу нечего и слать: он сердит на нас за Кондувдея". Ростислав после этого послал сказать Ростиславу Владимировичу, сыну Владимира Мстиславича: "Брат! Хотелось бы мне поехать на вежи половецкие; отцы наши далеко, а других старших нет, так будем мы за старших, приезжай ко мне поскорее".
      Соединившись с черными клобуками, Ростислав Рюрикович внезапно напал на половецкие вежи, захватил жен, детей и стад множество. Половцы было услыхав, что вежи взяты, погнались за Ростиславом и настигли его; Рюрикович не испугался, что половцев было много и велел молодым стрельцам своим начать дело, половцы начали было с ними перестреливаться, но когда увидали знамена самого Ростислава, то ударились бежать, причем русские стрельцы и черные клобуки взяли 600 человек пленных; черные клобуки взяли, между прочим, половецкого хана Кобана, но не повели его в полк, опасаясь князя Ростислава, а тайком договорились с ним о выкупе и отпустили. Тою же зимою половцы с двумя ханами въехали в Русь Ростиславовою дорогою, но, заслышав, что сам Святослав киевский стоит наготове, бросились бежать, побросавши знамена и копья. Святослав после этого поехал в Киев, оставив сына Глеба в Каневе, и вот половцы, услыхав, что Святослав поехал домой, возвратились с Кондувдеем, но были встречены Глебом, побежали и обломились на реке Роси: тут их много перехватали и перебили, другие потонули, а Кондувдей ушел.
      В следующем 1191 году ходил Игорь северский опять на половцев и на этот раз удачно; на зиму пошли в другой раз Ольговичи в степи, но половцы приготовились встретить их, и русские не решились биться с ними, ночью ушли назад. В 1192 году Святослав с Рюриком и со всею братьею стояли целое лето у Канева, уберегли землю свою от поганых и разошлись по домам. Потом Святослав и Ростислав Владимировичи с черными клобуками пошли было на половцев, но черные клобуки не захотели идти за Днепр, потому что там сидели их сваты и, поспоривши с князьями, возвратились назад. Наконец, Рюрику удалось перезвать к себе от половцев Кондувдея: он посадил его в своей волости, дал ему город на Роси Дверен.
      Помирившись с Кондувдеем, захотели договориться и с прежними союзниками его, половцами; в 1193 году Святослав послал сказать Рюрику: "Ты договорился с половцами лукоморскими, а теперь пошлем за остальными, за бурчевичами". Рюрик послал за лукоморскими, за двумя ханами, а Святослав за бурчевичами, также за двумя ханами. На осень Святослав с Рюриком съехались в Каневе, лукоморские ханы пришли туда же, но бурчевичи остановились на той стороне Днепра и послали ска!зать князьям: "Если хотите договориться с нами, то приезжайте к нам на эту сторону". Князья, подумавши, велели отвечать им: "Ни деды, ни отцы наши не езжали к вам; если хотите, то приезжайте сюда к нам, а не хотите, то ваша воля".
      Бурчевичи не согласились и уехали прочь, тогда Святослав не захотел мириться и с лукоморцами: "Нечего нам мириться с одною половиною", говорил он Рюрику, и таким образом князья разъехались по домам, ничего не сделавши. Рюрик после этого, подумавши с боярами своими, послал сказать Святославу: "Вот, брат, ты мира не захотел, так нам уже теперь нельзя не быть наготове, станем же думать о своей земле: идти ли нам зимою? - так ты объяви заранее, я велю тогда братьям и дружине готовиться; если же думаешь только стеречь свою землю, то объяви и об этом". Святослав отвечал: "Теперь, брат, нельзя нам идти в поход, потому что жито не родилось у нас; теперь, дай бог, только свою землю устеречь". Тогда Рюрик велел сказать ему: "Брат и сват! Если в поход мы не пойдем на половцев, то я пойду на литву по своим делам". Святослав с сердцем отвечал ему: "Брат и сват!
      Если ты идешь из отчины по своим делам, так и я пойду за Днепр по своим же делам, а в Русской земле кто останется?", и этими речами он помешал Рюрику идти на литву. Но зимою лучшие люди между черными клобуками приехали к Ростиславу Рюриковичу и стали опять звать его на половцев: "Князь! - говорили они, - поезжай с нами на вежи половецкие, теперь самое время; прежде мы хотели было просить тебя у отца, да услыхали, что отец твой сбирается идти на литву, так, пожалуй, тебя и не отпустит, а уж такого случая, как теперь, после долго ждать".
      Ростислав согласился и прямо с охоты поехал в Торческ, не сказавшись отцу, а к дружине послал сказать: "Время нам теперь вышло удобное, поедем на половцев, а что отец мой идет на литву, так еще успеем съездить до его похода". В три дня собралась дружина, Ростислав послал и в Треполь за двоюродным братом Мстиславом Мстиславичем (Удалым), тот немедленно поехал с боярином своим Сдеславом Жирославичем и нагнал Ростислава за Росью. Соединившись с черными клобуками, князья перехватали половецких сторожей, от которых узнали, что половцы стоят с вежами и стадами своими на западной, русской, стороне Днепра за день пути; по этим указаниям русские князья отправились ночью, на рассвете ударили на половцев и взяли бесчисленную добычу. Услыхав об этом, Святослав послал сказать Рюрику:
      "Вот уже твой сын затронул половцев, зачал рать, а ты хочешь идти в другую сторону, покинув свою землю; ступай лучше в Русь стеречь свою землю". Рюрик послушался и, отложив поход в Литву, поехал со всеми своими полками в Русь.
      Долго стоял Святослав с Рюриком у Василева, сторожа свою землю, половцы не показывались, но только что Святослав уехал за Днепр в Корачев, а Рюрик - в свою волость, то поганые стали опять воевать Украйну.
      Святославу и Рюрику даже во время мира не под силу были наступательные движения на половцев: если они и ходили в степи, то озираясь на Переяславль; удалые северские князья вздумали было пойти подальше, но дорого заплатили за свою отвагу. Сила, которая давала Мономаху и сыну его Мстиславу возможность прогонять поганых за Дон, к морю, эта сила теперь перешла на север, и вот под 1198 годом встречаем известие, что Великий Всеволод с сыном Константином выступил в поход на половцев, каким путем, неизвестно. Половцы, услыхавши об этом походе, бежали с вежами к морю; великий князь походил по зимовищам их возле Дона и возвратился назад. Скоро потом на юге явился сильный князь, который мог напомнить половцам времена Мономаховы, - то был Роман волынский и галицкий. В 1202 году зимою он ходил на половцев, взял их вежи, привел много пленных, отполонил множество христианских душ, и была радость большая в земле Русской. Но радость эта переменилась в печаль, когда в следующем году Рюрик и Ольговичи со всею Половецкою землею взяли и разграбили Киев, когда жителей последнего иноплеменники повели к себе в вежи. Потом Всеволод и Роман умирили было на время всех князей; южные князья в 1208 году, в жестокую зиму, отправились на половцев, и была поганым большая тягость, говорит летописец, и большая радость всем христианам Русской земли; в то же время рязанские князья ходили также на половцев и взяли их вежи. Но скоро опять встали смуты между князьями, знаменитый Роман умер, половцам некого стало бояться на юге, и в 1210 году они сильно опустошили окрестности Переяславля. В 1215 году половцы опять отправились к Переяславлю; тамошний князь Владимир Всеволодович вышел к ним навстречу с полками, но был разбит и взят в плен.
      В то время как Русь, европейская Украйна, вела эту бесконечную и однообразную борьбу с степными народами, половцами, в дальних, восточных степях Азии произошло явление, которое должно было дать иной ход этой борьбе. Исстари китайские летописцы в степях на северо-запад от страны своей обозначали два кочевых народа под именем монгкулов и тата; образ жизни этих народов был одинаков с образом жизни других собратий их, являвшихся прежде в истории, - скифов, гуннов, половцев. В первой четверти XIII века среди них обнаружилось сильное движение: один из монгольских ханов, Темучин, известный больше под именем Чингисхана, начал наступательные движения на других ханов, стал покорять их: орда присоединялась к орде под одну власть, и вот образовалась огромная воинственная масса народа, которая, пробужденная от векового сна к кровавой деятельности, бессознательно повинуясь раз данному толчку, стремится на оседлые народы к востоку, югу и западу, разрушая все на своем пути. В 1224 году двое полководцев Чингисхановых, Джебе и Субут, прошли обычные ворота кочевников между Каспийским морем и Уральскими горами, попленили ясов, обезов и вошли в землю Половецкую.
      Половцы вышли к ним навстречу с сильнейшим ханом своим Юрием Кончаковичем, но были поражены и принуждены бежать к русским границам, к Днепру. Хан их Котян, тесть Мстислава галицкого, стал умолять зятя своего и других князей русских о помощи, не жалел даров им, роздал много коней, верблюдов, буйволов, невольниц; он говорил князьям: "Нашу землю нынче отняли татары, а вашу завтра возьмут, защитите нас; если же не поможете нам, то мы будем перебиты нынче, а вы - завтра".
      Князья съехались в Киеве на совет; здесь было трое старших: Мстислав Романович киевский, Мстислав Святославич черниговский, Мстислав Мстиславич галицкий, из младших были Даниил Романович волынский, Всеволод Мстиславич, сын князя киевского, Михаил Всеволодович - племянник черниговского. Мстислав галицкий стал упрашивать братью помочь половцам, он говорил: "Если мы, братья, не поможем им, то они передадутся татарам, и тогда у них будет еще больше силы". После долгих совещаний князья наконец согласились идти на татар; они говорили: "Лучше нам принять их на чужой земле, чем на своей".
      Татары, узнавши о походе русских князей, прислали сказать им: "Слышали мы, что вы идете против нас, послушавшись половцев, а мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел, на вас не приходили; пришли мы попущением божиим на холопей своих и конюхов, на поганых половцев, а с вами нам нет войны; если половцы бегут к вам, то вы бейте их оттуда, и добро их себе берите; слышали мы, что они и вам много зла делают, потому же и мы их отсюда бьем". В ответ русские князья велели перебить татарских послов и шли дальше; когда они стояли на Днепре, не доходя Олешья, пришли к ним новые послы от татар и сказали: "Если вы послушались половцев, послов наших перебили и все идете против нас, то ступайте, пусть нас бог рассудит, а мы вас ничем не трогаем". На этот раз князья отпустили послов живыми.
      Когда собрались все полки русские и половецкие, то Мстислав Удалой с 1000 человек перешел Днепр, ударил на татарских сторожей и обратил их в бегство; татары хотели скрыться в половецком кургане, но и тут им не было помощи, не удалось им спрятать и воеводу своего Гемябека; русские нашли его и выдали половцам на смерть. Услыхав о разбитии неприятельских сторожей, все русские князья переправились за Днепр, и вот им дали знать, что пришли татары осматривать русские лодки; Даниил Романович с другими князьями и воеводами сел тотчас на коня и поскакал посмотреть новых врагов; каждый судил об них по-своему: одни говорили, что они хорошие стрельцы, другие, что хуже и половцев, но галицкий воевода Юрий Домамерич утверждал, что татары - добрые ратники. Когда Даниил с товарищами возвратились с этими вестями о татарах, то молодые князья стали говорить старым: "Нечего здесь стоять, пойдем на них". Старшие послушались, и все полки русские перешли Днепр; стрельцы русские встретили татар на половецком поле, победили их, гнали далеко в степи, отняли стада, с которыми и возвратились назад к полкам своим. Отсюда восемь дней шло войско до реки Калки, где было новое дело с татарскими сторожами, после которого татары отъехали прочь, а Мстислав галицкий велел Даниилу Романовичу с некоторыми полками перейти реку, за ними перешло и остальное войско и расположилось станом, пославши в сторожах Яруна с половцами. Удалой выехал также из стана, посмотрел на татар, возвратившись, велел поскорее вооружаться своим полкам, тогда как другие два Мстислава сидели спокойно в стане, ничего не зная: Удалой не сказал им ни слова из зависти, потому что, говорит летописец, между ними была большая распря.
      Битва началась 16 июня; Даниил Романович выехал наперед, первый схватился с татарами, получил рану в грудь, но не чувствовал ее по молодости и пылу: ему было тогда 18 лет и был он очень силен, смел и храбр, от головы до ног не было на нем порока. Увидавши Даниила в опасности, дядя его Мстислав Немой луцкий бросился к нему на выручку; уже татары обратили тыл перед Даниилом с одной стороны и пред Олегом курским с другой, когда половцы и здесь, как почти везде, побежали пред врагами и потоптали станы русских князей, которые, по милости Мстислава Удалого, не успели еще ополчиться. Это решило дело в пользу татар: Даниил, видя, что последние одолевают, оборотил коня, прискакал к реке, стал пить, и тут только почувствовал на себе рану. Между тем русские потерпели повсюду совершенное поражение, какого, по словам летописца, не бывало от начала Русской земли.
      Мстислав киевский с зятем своим Андреем и Александром дубровицким, видя беду, не двинулся с места, стоял он на горе над рекою Калкою; место было каменистое, русские огородили его кольем и три дня отбивались из этого укрепления от татар, которых оставалось тут два отряда с воеводами Чегирканом и Ташуканом, потому что другие татары бросились в погоню к Днепру за остальными русскими князьями.
      Половцы дали победу татарам, другая варварская сбродная толпа докончила их дело, погубив Мстислава киевского: с татарами были бродники с воеводою своим Плоскинею; последний поцеловал крест Мстиславу и другим князьям, что если они сдадутся, то татары не убьют их, но отпустят на выкуп; князья поверили, сдались и были задавлены - татары подложили их под доски, на которые сели обедать.
      Шестеро других князей погибло в бегстве к Днепру и между ними - князь Мстислав черниговский с сыном; кроме князей, погиб знаменитый богатырь Александр Попович с семидесятью собратиями, Василько ростовский, посланный дядею Юрием на помощь к южным князьям, услыхал в Чернигове о Калкской битве и возвратился назад.
      Мстиславу галицкому с остальными князьями удалось переправиться за Днепр, после чего он велел жечь и рубить лодки, отталкивать их от берега, боясь татарской погони; но татары, дошедши до Новгорода Святополчского, возвратились назад к востоку; жители городов и сел русских, лежавших на пути, выходили к ним навстречу со крестами, но были все убиваемы; погибло бесчисленное множество людей, говорит летописец, вопли и вздохи раздавались по всем городам и волостям.
      Не знаем, продолжает летописец, откуда приходили на нас эти злые татары Таурмени и куда опять делись? Некоторые толковали, что это, должно быть, те нечистые народы, которых некогда Гедеон загнал в пустыню и которые пред концом мира должны явиться и попленить все страны.
      Обозрев главные явления, характеризующие стосемидесятичетырехлетний период от смерти Ярослава I до смерти Мстислава Мстиславича торопецкого, скажем несколько слов вообще о ходе этих явлений. Сыновья Ярослава начали владеть Русскою землею целым родом, не разделяясь, признавая за старшим в целом роде право сидеть на главном столе и быть названным отцом для всех родичей. Но при первых же князьях начинаются уже смуты и усобицы: вследствие общего родового владения, по отсутствию отдельных волостей для каждого князя, наследственных для его потомства, являются изгои, князья-сироты; преждевременною смертию отцов лишенные права на старшинство, на правильное движение к нему по ступеням родовой лестницы, предоставленные милости старших родичей, осужденные сносить тяжкую участь сиротства, эти князья-сироты, изгои, естественно, стремятся выйти из своего тяжкого положения, силою добыть себе волости в Русской земле; средства у них к тому под руками: в степях всегда можно набрать многочисленную толпу, готовую под чьими угодно знаменами броситься на Русь в надежде грабежа.
      Но сюда присоединяются еще другие причины смут: отношения городского народонаселения к князьям непрочны, неопределенны; старший сын Ярослава, Изяслав, должен оставить Киев, где на его место садится князь полоцкий, мимо родовых прав и счетов. Последний недолго оставался на старшем русском столе, Изяслав возвратился на отцовское место, но скоро был изгнан опять родными братьями; возвратился в другой раз по смерти брата Святослава, но это возвращение повело к новым усобицам, потому что Изяслав включил в число изгоев и сыновей Святославовых Изяслав погибает в битве с племянниками-изгоями, княжение брата его Всеволода проходит также в смутах. При первом старшем князе из второго поколения Ярославичей прекращаются усобицы, от изгойства происшедшие и на восточной и на западной стороне Днепра, прекращаются на двух съездах княжеских:
      Святославичи входят во все права отца своего и получают отцовскую Черниговскую волость; на западе вследствие испомещения изгоев, кроме давно отделенной Полоцкой волости, является еще отдельная волость Галицкая с князьями, не имеющими права двигаться к старшинству и переходить на другие столы, образуется также отдельная маленькая волость Городенская для потомства Давыда Игоревича.
      Казалось, что после родовых княжеских рядов при сыне Изяславовом смуты должны были прекратиться, но вышло иначе, когда по смерти Святополка киевляне провозглашают князем своим Мономаха, мимо старших двоюродных братьев его, Святославичей. Благодаря материальному и нравственному могуществу Мономаха и он, и старший сын его Мстислав владели спокойно Киевом; родовая общность владения между тремя линиями Ярославова потомства и, следовательно, самая крепкая связь между ними должна была рушиться: Святославичи черниговские должны были навсегда ограничиться восточною стороною Днепра, их волость должна была сделаться такою же отдельною волостию, каковы были на западе волость Полоцкая или Галицкая; между самими Святославичами дядя потерял старшинство перед племянником, он сам и потомки его должны были ограничиться одною Муромскою волостью, которая вследствие этого явилась также особною от остальных волостей черниговских; старшая линия Изяславова теряет также старшинство и волости вследствие неуважения Ярослава Святополковича к дяде и тестю. Впоследствии она приобретает волость Туровскую в особное владение.
      Но вот по смерти Мстислава Великого и в самом племени Мономаховом начинается усобица между племянниками от старшего брата и младшими дядьми, что дает возможность Ольговичам черниговским добиться старшинства и Киева и восстановить таким образом нарушенное было общее владение между двумя линиями Ярославова потомства. По смерти Всеволода Ольговича вследствие всеобщего народного нерасположения к Ольговичам на западной стороне Днепра они лишаются старшинства, которое переходит к сыну Мстислава Великого мимо старших дядей; это явление могло быть богато следствиями, если б Изяславу Мстиславичу удалось удержать за собою старшинство; благодаря исключению из старшинства и из общего владения Ольговичей, с одной стороны, и младшего Мономаховича Юрия, с другой, главные, центральные владения Рюриковичей распадались на три отдельные части: Русь Киевскую, Русь Черниговскую и Русь Ростовскую или Суздальскую. Но крепкие еще родовые понятия на юге, в старой Руси, и другие важные характеристические черты ее древнего быта, неопределенность в отношениях городского народонаселения и пограничных варваров помешали разделению, нарушению общего родового владения между князьями: когда дядя Юрий явился на юге, то племянник его Изяслав услыхал с разных сторон: "Поклонись дяде, мирись с ним, мы не пойдем против сына Мономахова", и вот Изяслав, несмотря на все свои доблести, на расположение народное к нему, должен был покаяться в грехе своем и признать старшинство дяди Вячеслава, вступить к нему в сыновние отношения.
      Изяслав умер прежде дядей, брат его не был в уровень своему положению, и вот представление о старшинстве всех дядей над племянниками торжествует, а вместе с тем торжествует представление об общности родового владения: Юрий умирает на старшем столе в Киеве; после него садится здесь черниговский Давыдович, последний изгоняется Мстиславом, сыном знаменитого Изяслава Мстиславича; Мстислав призывает в Киев из Смоленска дядю Ростислава, по смерти которого занимает старший стол, но сгоняется с него дядею - Андреем Боголюбским.
      Андрей дает событиям другой ход: он не едет в Киев, отдает его младшему брату, а сам остается на севере, где является новый мир отношений, где старые города уступают новым, отношения которых к князю определеннее, где подле городов, живших по старине, нет и черных клобуков, которые не привыкли ни к чему государственному. В силу поступка Андреева Южная, старая, Русь явственно подпала влиянию Северной, где сосредоточилась и сила материальная и вместе нравственная, ибо здесь сидел старший в племени Мономаховом; все эти отношения, существовавшие при Андрее, повторяются и при брате его, Всеволоде III. Таким образом, поколение младшего сына Мономахова, Юрия, благодаря поселению его на севере усиливается пред всеми другими поколениями Ярославичей; и в этом усилении является возможность уничтожения родовых отношений между князьями, общего родового владения, является возможность государственного объединения Руси; но какая же судьба предназначена доблестному потомству старшего Мономаховича, Мстислава Великого? Мы видели, что Изяслав Мстиславич и сын его Мстислав потерпели неудачу в борьбе с господствовавшим представлением о старшинстве дядей над племянниками; Мстислав Изяславич по изгнании своем из Киева войсками Боголюбского должен был удовольствоваться одною Волынью, и здесь он сам и потомки его обнаруживают наследственные стремления, обнаруживая притом и наследственные таланты; обстоятельства были благоприятны: Волынь была пограничною русскою областью, в беспрерывных сношениях с западными государствами, где в это время, благодаря различным условиям и столкновениям, родовые княжеские отношения рушатся: в ближайшей Польше духовные сановники рассуждают о преимуществе наследственности в одной нисходящей линии пред общим родовым владением; в Венгрии давно уже говорили, что не хотят знать о правах дядей пред племянниками от старшего брата:
      все это как нельзя лучше согласовалось