если же не хотите, то нам нечего больше делать: зажжем город и уйдем в Греческую землю". Святослав отвечал им: "Мы пошлем к брату: если пойдет с ляхами губить вас, то мы пойдем против него ратью, не дадим изгубить отцовского города; если же хочет придти с миром, то пусть приходит с малою дружиною". Киевляне утешились, а Святослав и Всеволод послали сказать Изяславу: "Всеслав бежал; так не води ляхов к Киеву, противника у тебя нет; если же не перестанешь сердиться и захочешь погубить город, то знай, что нам жаль отцовского стола". Выслушавши речи братьев, Изяслав повел с собою только Болеслава да небольшой отряд поляков, а вперед послал в Киев сына своего Мстислава. Мстислав, вошедши в город, велел избить тех, которые освободили Всеслава, всего семьдесят человек, других ослепить, некоторые при этом погибли невинно. Когда сам Изяслав приблизился к городу, то киевляне встретили его с поклоном, и опять сел он на своем столе (2 мая). Поляки Болеслава II подверглись такой же участи, как и предки их, приходившие в Русь с Болеславом I: их распустили на покорм по волостям, где жители начали тайно убивать их, вследствие чего Болеслав возвратился в свою землю. С известием о возвращении Изяслава летописец, по-видимому, связывает известие о том, что этот князь перевел торг с Подола на гору.
      Казнивши тех киевлян, которые вывели из тюрьмы Всеслава, Изяслав не медлил вооружиться против последнего: выгнал его из Полоцка, посадил там сына своего Мстислава, а когда тот умер, то послал на его место другого сына, Святополка.
      Всеслав, сказано в летописи, бежал, но не прибавлено, куда; впрочем, это объясняется из следующего известия, что Всеслав в 1069 году явился перед Новгородом с толпами финского племени води, или вожан, среди которых, следовательно, нашел он убежище и помощь. В это время в Новгороде княжил Глеб, сын Святослава черниговского, которого мы видели в Тмутаракани. Новгородцы поставили против вожан полк, и бог пособил новгородцам: они задали вожанам страшную сечу, последних пало множество, а самого князя Всеслава новгородцы отпустили ради бога. И после этого поражения Всеслав не отказался от борьбы; к храброму князю отовсюду стекались богатыри; он успел набрать дружину, выгнал Святополка из Полоцка и, хотя был побежден другим Изяславичем у Голотичьска, однако, как видно, успел удержаться на отцовском столе. Изяслав завел с ним переговоры - о чем, неизвестно; известно только то, что эти переговоры послужили поводом ко вторичному изгнанию Изяслава, теперь уже родными братьями. Это вторичное изгнание необходимо имеет связь с первым: Изяслав возвратился в Киев под условиями, которые предписали ему братья; в городе не могли любить Изяслава и в то же время не могли не питать расположения к Святославу, который сдержал гнев брата, который с горстью дружины умел поразить толпы половцев, очистить от них Русь. Сын Изяслава, Мстислав, казнил киевлян, освободивших Всеслава, виновных вместе с невинными, но тем дело еще не кончилось; гонения продолжались, и гонимые находили убежище в Чернигове у Святослава. Так св. Антоний, основатель Печерского монастыря, подвергнувшийся гневу великого князя, как приятель Всеслава, был ночью взят и укрыт в Чернигове Святославом. Если бы даже Святослав делал это единственно из любви и уважения к святому мужу, то Изяслав с своей стороны не мог не оскорбиться приязнию брата к человеку, в котором он видел врага своего. Эти обстоятельства должны были возбуждать в Святославе властолюбивые замыслы, питать надежду на их успех, а в Изяславе возбуждать вражду к брату; и вот между Ярославичами началась вражда: они не ходят уже вместе в походы, как ходили прежде; Изяслав один воюет с Всеславом, один вступает с ним в переговоры; по самой природе отношений между князьями последний поступок Изяслава должен был возбудить негодование и подозрение в братьях; Святослав начал говорить Всеволоду: "Изяслав сносится с Всеславом, на наше лихо; если не предупредим его, то прогонит он нас", - и успел возбудить Всеволода на Изяслава. Летописец обвиняет во всем Святослава, говорит, что он хотел больше власти, обманул Всеволода; как бы то ни было, младшие братья вооружились против старшего; Изяслав в другой раз принужден был выйти из Киева, где сел Святослав, отдавши Всеволоду Черниговскую волость; что в Киеве все были за Святослава, доказывает удаление Изяслава без борьбы; летописец говорит, что Святослав и Всеволод сели сперва на столе в селе Берестове и потом уже, когда Изяслав выехал из Киева, Святослав перешел в этот город.
      Изяслав с сыновьями отправился опять в Польшу; как видно, на этот раз он вышел из Киева не торопясь, успел взять с собою много имения; он говорил: "С золотом найду войско", позабывши слова деда Владимира, что с дружиною добывают золото, а не с золотом дружину. Изяслав роздал польским вельможам богатые подарки; они подарки взяли, но помощи не дали никакой, и даже выслали его из своей страны.
      Чтоб объяснить себе это явление, мы должны бросить взгляд на состояние западных славянских государств в это время. Мы видели, что вмешательство Болеслава Храброго в дела Богемии кончилось так же неудачно для него, как и вмешательство в споры между русскими князьями. Поляки были изгнаны из Богемии, родные князья - Яромир и Олдрих стали княжить в стране, но недолго княжили мирно. Олдрих, по словам старой чешской песни, был "воин славный, в которого бог вложил и мочь и крепость, в буйную голову дал разум светлый". В 1012 году он выгнал Яромира, за что - не знает ни песня, ни летопись. Императору Конраду II не нравилось, однако, единовластие у чехов: не раз вызывал он Олдриха к себе, и когда тот, наконец, явился к нему, то был заточен в Регенсбург. Яромир начал опять княжить в Богемии сообща с племянником Брячиславом, сыном Олдриховым, а между тем император предложил своему пленнику возвратиться на родину и княжить там вместе с старшим братом; Олдрих присягнул, что уступит брату половину земли, но как скоро возвратился домой, то велел ослепить Яромира. По смерти Олдриха единовластителем земли стал сын его Брячислав I. Мы видели, как этот деятельный князь воспользовался невзгодою Польши по смерти Болеслава Храброго и расширил свои владения на счет Пястов, за что и слывет восстановителем чешской славы. По смерти Брячислава I в Богемии мы встречаем такие же явления, какие видим и у нас на Руси с того же самого времени, именно с 1054 года, со смерти Ярослава I: мы видим, что и в Богемии начинает владеть целый род княжеский с переходом главного стола к старшему в целом роде. По смерти Брячислава I великим князем, т. е.
      старшим в роде (Dux principalis), становится старший сын его Спитигнев II; остальные Брячиславичи были: Вратислав, Конрад, Яромир и Оттон. Как у нас Ярославичи, так и в Богемии Брячиславичи недолго жили в согласии: второй Брячиславич, Вратислав, должен был сначала искать убежища в Венгрии от преследований старшего брата; однако после, помирившись с последним, возвратился на родину и в 1061 году наследовал в старшинстве Спитигневу. По смерти Вратислава II, по известному обычаю, мимо сыновей его, наследовал старшинство брат его Конрад I, но княжил только восемь месяцев: это был последний из Брячиславичей, и по смерти его, в 1092 году, выступает второе поколение, внуки Брячислава I. В Польше Казимиру Восстановителю (Restaurator) наследовал в 1058 году сын его Болеслав II Смелый. За два года перед тем умер император Генрих III; смуты, последовавшие во время малолетства сына и преемника его Генриха IV, потом борьба этого государя с немецкими князьями и с папою надолго освободили Польшу от влияния Империи, и Болеслав Смелый, пользуясь этою свободою, имел возможность с честью и выгодою для Польши установить свои отношения к соседним странам. Мы видели, что с его помощью Изяслав получил опять Киев; с помощью же Болеслава успел овладеть престолом и венгерский король Бела, сыновья которого удержались в Венгрии также благодаря польскому оружию. С чехами Болеслав вел почти постоянную войну: в то время как наш Изяслав вторично явился к польскому двору (1075 г.), Болеслав воевал с Вратиславом чешским, который находился в тесном союзе с императором Генрихом IV; очень вероятно, что эти обстоятельства не позволяли Болеславу подать помощь русскому князю, который, будучи принужден оставить Польшу, принял совет деда, маркграфа саксонского, и поехал в Майнц просить заступления у врага Болеславова, императора Генриха IV. Таким образом, княжеские междоусобия на Руси доставляли случай немецкому императору распространить свое влияние и на эту страну: но, во-первых, благодаря отдаленности Руси это влияние не могло никогда быть очень сильно; во-вторых, обстоятельства, в которых находился теперь император, были такого рода, что помогли даже и Польше высвободиться из-под его влияния. Приняв от Изяслава богатые дары, Генрих IV послал к Святославу с требованием возвратить Киев старшему брату и с угрозою войны в случае сопротивления. Разумеется, что дело должно было и ограничиться одною угрозою. Летописец говорит, что когда немецкие послы пришли к Святославу, то он, желая похвастать перед ними, показал им свою казну, и будто бы послы, увидав множество золота, серебра и дорогих тканей, повторили старые слова Владимира Святого: "Это ничего не значит, потому что лежит мертво: дружина лучше, с нею можно доискаться и больше этого". Летопись прибавляет, что богатство Святослава, подобно богатству Езекии, царя иудейского, рассыпалось розно по смерти владельца. Из этих слов летописца можно видеть, что современники и ближайшие потомки с неудовольствием смотрели на поведение старших Ярославичей, которые не следовали примеру деда и копили богатства, полагая на них всю надежду, тогда как добрый князь, по господствовавшему тогда мнению, не должен был ничего скрывать для себя, но все раздавать дружине, при помощи которой он никогда не мог иметь недостатка в богатстве.
      Если Изяслав обратился за помощью к императору Генриху IV, врагу Болеслава Смелого, то Святослав по единству выгод должен был спешить заключением союза с польским князем, и точно мы видим, что молодые князья - Олег Святославич и Владимир Всеволодович ходили на помощь к полякам и воевали чехов, союзников императорских.
      Изяслав, не получив успеха при дворе Генриха, обратился к другому владыке Запада, папе Григорию VII, и отправил в Рим сына своего с просьбою возвратить ему стол властию св. Петра: как в Майнце Изяслав обещал признать зависимость свою от императора, так в Риме сын его обещал подчиниться апостольскому престолу. Следствием этих переговоров было то, что Григорий писал к Болеславу с увещанием отдать сокровища, взятые у Изяслава. Быть может, папа уговаривал также польского князя подать помощь Изяславу против братьев, которую тот, наконец, и действительно подал. Для объяснения этого поступка мы не нуждаемся, впрочем, в предположении о папских увещаниях: есть известие, которое одно объясняет его совершенно удовлетворительно. По этому известию, чешский князь Вратислав, узнав о союзе Болеслава с младшими Ярославичами, о движении Олега и Владимира к чешским границам, прислал к Болеславу просить мира и получил его за 1000 гривен серебра. Болеслав послал сказать об этом Олегу и Владимиру, но те велели отвечать ему, что не могут без стыда отцам своим и земле возвратиться назад, ничего не сделавши, пошли вперед взять свою честь и ходили в земле Чешской четыре месяца, т. е. опустошали ее: Вратислав чешский прислал и к ним с предложением о мире; русские князья, взявши свою честь и 1000 гривен серебра, помирились. Нет сомнения, что этот поступок рассердил Болеслава, который потому и решился помочь в другой раз Изяславу. Между тем умер Святослав в 1076 году.
      Всеволод сел на его место в Киеве зимою, а на лето должен был выступить против Изяслава, который шел с польскими полками; на Волыни встретились братья и заключили мир: Всеволод уступил Изяславу старшинство и Киев, а сам остался по-прежнему в Чернигове. Помощь поляков не могла быть бескорыстна, и потому очень вероятны известия, по которым Изяслав поплатился за нее Червенскими городами.
      Мир между Ярославичами не принес мира Русской земле: было много племянников, которые хотели добыть себе волостей. Всеслав полоцкий не хотел сидеть спокойно на своем столе, начал грозить Новгороду, как видно, пользуясь смертию Святослава и предполагаемою усобицею между Изяславом и Всеволодом. Сын последнего, Владимир, ходил зимою 1076 года к Новгороду на помощь его князю Глебу, без сомнения, против Всеслава. Летом, после примирения и ряда с Изяславом, Всеволод вместе с сыном Владимиром ходил под Полоцк; а на зиму новый поход: ходил Мономах с двоюродным братом своим, Святополком Изяславичем, под Полоцк и обожгли этот город; тогда же Мономах с половцами опустошил Всеславову волость до Одрьска; здесь в первый раз встречаем известие о наемном войске из половцев для междоусобной войны.
      На северо-западе нужно было постоянно сторожить чародея Всеслава; а с юго-востока начали грозить новые войны, и не от одних степных варваров, но от обделенных князей, которые приводили последних. Мы видели, что, кроме Владимира новгородского, умерли еще двое младших Ярославичей, Вячеслав и Игорь, оставя сыновей, которым, по обычаю, отчин не дали и другими волостями не наделили; изгои подросли и стали сами искать себе волостей. В то время как Святослав умер, а Всеволод выступил против Изяслава, Борис, сын Вячеслава смоленского, воспользовался удалением дяди и сел в Чернигове; но мог держаться там только восемь дней и убежал в Тмутаракань, где княжил один из Святославичей, Роман, После Святослава осталось пять сыновей: Глеб, Олег, Давид, Роман, Ярослав. При жизни отца Глеб сидел в Новгороде, Олег - во Владимире-Волынском, Роман - в Тмутаракани, о Давиде неизвестно, Ярослав был очень молод. Роман тмутараканский принял Бориса Вячеславича, но за ним должен был дать убежище и родным братьям, потому что Изяслав не хотел дать волостей детям Святославовым. Глеб был изгнан из Новагорода; Олег выведен из Владимира; Глеб погиб далеко на севере, в странах чуди заволоцкой; Олег ушел сначала было в Чернигов, к дяде Всеволоду, от которого мог ждать больше милости, чем от Изяслава; но и Всеволод или не хотел, или не мог наделить Святославича волостью, и тот отправился к братьям в Тмутаракань, известное убежище для всех изгнанников, для всех недовольных.
      Выгнавши племянников, Ярославичи распорядились волостями в пользу своих детей:
      Святополка Изяславича посадили в Новгороде, брата его Ярополка - в Вышгороде, Владимира Всеволодовича Мономаха - в Смоленске. Но изгнанные князья не могли жить праздно в Тмутаракани: в 1078 году Олег и Борис привели половцев на Русскую землю и пошли на Всеволода; Всеволод вышел против них на реку Сожицу (Оржицу), и половцы победили Русь, которая потеряла много знатных людей: убит был Иван Жирославич, Туки, Чудинов брат. Порей и многие другие. Олег и Борис вошли в Чернигов, думая, что одолели; Русской земле они тут много зла наделали, говорит летописец. Всеволод пришел в брату Изяславу в Киев и рассказал ему свою беду; Изяслав отвечал ему: "Брат! не тужи, вспомни, что со мною самим случилось!
      во-первых, разве не выгнали меня и именья моего не разграбили? потом в чем я провинился, а был же выгнан вами, братьями своими? не скитался ли я по чужим землям ограбленный, а зла за собою не знал никакого. И теперь, брат, не станем тужить: будет ли нам часть Русской земле, то обоим, лишимся ли ее, то оба же вместе; я сложу свою голову за тебя". Такими словами он утешил Всеволода и велел собирать войско от мала до велика; другого не оставалось больше ничего делать, потому что Святославичи, конечно, не оставили бы в покое Изяслава, главного врага своего. Изяслав выступил в поход с сыном своим Ярополком, Всеволод - с сыном Владимиром. Последний находился в Смоленске, когда узнал о вторжении изгнанных князей; поспешил на помощь к отцу и оружием проложил себе путь сквозь половецкие полки к Переяславлю, где нашел Всеволода, пришедшего с битвы на Сожице. Ярославичи с сыновьями пошли к Чернигову, жители которого затворились от них, хотя Олега и Бориса не было в городе; есть известие, что они ездили в Тмутаракань собирать новое войско. Чернигов имел двойные стены; князья приступили к внешней ограде (городу); Мономах отбил восточные ворота, и внешний город был сожжен, после чего жители убежали во внутренний. Но Ярославичи не имели времени приступить к последнему, потому что пришла весть о приближении Олега и Бориса; получивши ее, Изяслав и Всеволод рано утром отошли от Чернигова и отправились навстречу к племянникам, которые советовались, что им делать? Олег говорил Борису: "Нельзя нам стать против четырех князей; пошлем лучше к дядьям с просьбою о мире"; Борис отвечал: "Ты стой - смотри только, я один пойду на них на всех". Пошли и встретились с Ярославичами у села на Нежатине Ниве; полки сошлись, и была сеча злая: во-первых, убили Бориса, сына Вячеславова; Изяслав стоял с пешими полками, как вдруг наехал один из неприятельских воинов и ударил его в плечо копьем: рана была смертельная. Несмотря на убиение двух князей с обеих сторон, битва продолжалась; наконец, Олег побежал и едва мог уйти в Тмутаракань (3 октября 1078 года). Тело Изяслава взяли, привезли в лодке и поставили против Городца, куда навстречу вышел весь город Киев; потом положили тело на сани и повезли; священники и монахи провожали его с пением; но нельзя было слышать пения за плачем и воплем великим, потому что плакал по нем весь город Киев; Ярополк шел за телом и причитал с дружиною: "Батюшка, батюшка! не без печали ты пожил на этом свете; много напасти принял от людей и от своей братьи; и вот теперь погиб не от брата, а за брата сложил голову". Принесли и положили тело в церкви Богородицы, в гробе мраморном. По словам летописца, Изяслав был красив лицом, высок и полон, нравом незлобив, кривду ненавидел, правду любил; лести в нем не было, прямой был человек и не мстительный. Сколько зла сделали ему киевляне! самого выгнали, дом разграбили, а он не заплатил им злом за зло; если же кто скажет: он казнил Всеславовых освободителей, то ведь не он это сделал, а сын его. Потом братья прогнали его, и ходил, блуждал он по чужой земле; а когда сел на своем столе, и Всеволод прибежал к нему побежденный, то Изяслав не сказал ему: "А вы что мне сделали?" и не заплатил злом за зло, а утешил, сказал: "Ты, брат, показал ко мне любовь, ввел меня на стол мой и назвал старшим: так и я теперь не помяну первой злобы: ты мне брат, а я тебе, и положу голову свою за тебя", что и случилось; не сказал ему: "Сколько вы мне зла сделали, а вот теперь пришла и твоя очередь", не сказал: "Ступай, куда хочешь", но взял на себя братнюю печаль и показал любовь великую. Смерть за брата, прекрасный пример для враждующих братий, заставил летописца и, может быть, всех современников умилиться над участью Изяслава при господстве непосредственных чувств. Однако и летописец спешит опровергнуть возражение насчет казни виновников Всеславова освобождения и складывает всю вину на сына Изяславова, Мстислава: значит, это возражение существовало в его время; монах Киевопечерского монастыря должен был знать и о последующих гонениях, например на св. Антония; Всеволоду Изяслав простил, потому что и прежде, как видно, этот Ярославич был мало виноват, да и после загладил свою вину; наконец, собственная безопасность принуждала Изяслава вооружиться против племянников; но детям Святославовым, конечно, невинным в деле отца, Изяслав не мог простить и отнял у них волости, себе и Русской земле на беду.
      Как бы ни было, первый старший или великий князь после Ярослава пал в усобице.
      Все усобицы, которые мы видим при старшинстве Изяслава, происходили оттого, что осиротелые племянники не получали волостей. При отсутствии отчинного права относительно отдельных волостей дядья смотрели на осиротелых племянников как на изгоев, обязанных по своему сиротскому положению жить из милости старших, быть довольными всем, что дадут им последние, и потому или не давали им вовсе волостей, или давали такие, какими те не могли быть довольны. Но если дядья считали для себя выгодным отсутствие отчинного права, то не могли находить для себя это выгодным осиротелые племянники, которые, лишась преждевременною смертию отцов надежды на старшинство в роде, хотели по крайней мере достать то, чем владели отцы, или хотя другую, но более или менее значительную волость, чтобы не быть лишенными Русской земли. Таким образом, мы видим, что первые усобицы на Руси произошли от отсутствия отчинного права в отдельных волостях, от стремления осиротелых князей-изгоев установить это право и от стремления старших не допускать до его установления. Князьям-изгоям легко было доискиваться волостей:
      Русь граничила со степью, а в степи скитались разноплеменные варварские орды, среди которых легко было набрать войско обещанием добычи; вот почему застепный Тмутаракань служит постоянным убежищем для изгоев, которые возвращаются оттуда с дружинами отыскивать волостей.
      Мы видели деятельность изгоя Ростислава, сына Владимирова; у него остались сыновья в том же положении, следовательно, с теми же стремлениями; мы видели судьбу изгоя Бориса Вячеславича; у него, как видно, не было ни братьев, ни сыновей; но были сыновья у Игоря Ярославича - тоже изгои; к числу их Изяслав захотел присоединить еще и детей Святославовых, тогда как последние имели основание не считать себя изгоями: их отец был старшим, умер на главном столе.
      Если Изяслав мог считать это старшинство незаконным и мстить детям своего гонителя отнятием у них волостей, то Всеволод не имел на это никакого права:
      Изяслав был изгнан не одним Святославом, но Святославом и Всеволодом вместе; Всеволод признавал изгнание Изяслава справедливым, признавал старшинство Святослава до самой смерти последнего; на каком же основании он мог считать сыновей Святославовых изгоями, лишить их волостей? Несмотря на то, Всеволод, враждуя с Святославичами за недавнее изгнание и пользуясь правом победы, не думал приглашать их в Русь, и тем готовил для себя и для потомков своих новую усобицу.
      Всеволод сел в Киеве, на столе отца своего и брата, взял себе все волости русские, посадил сына своего Владимира в Чернигове, а племянника Ярополка Изяславича - во Владимире-Волынском, придав к нему Туров. Но обделенные князья не могли долго оставить его в покое. В 1079 году явился Роман Святославич с половцами у Воина, Всеволод вышел навстречу, стал у Переяславля и успел заключить мир с половцами, разумеется, давши им верное вместо неверного, обещанного Романом. Половцы не только не сделали для Романа того, за чем пришли, но даже убили его на возвратном пути вследствие ссоры, которую завел Роман с их князьями за обман, как говорит одно очень вероятное известие. Впрочем, из последующих известий летописи видно, что виновниками убийства Романова были собственно не половцы, а козары, знак, что Романове ополчение было сбродное из разных народов и что козары после разрушения своего царства существовали еще как особый народ и играли некоторую роль на степных берегах Черного и Азовского морей. Убив Романа, козары и половцы, разумеется, не могли жить в мире с братом его Олегом, и потому, как сказано в летописи, они заточили его за море, в Царьград, откуда его отправили на остров Родос, нет сомнения, что козары и половцы могли сделать это не иначе, как с согласия императора, для которого, вероятно, русские изгои были также опасными соседями: это ясно видно из судьбы Ростиславовой; очень вероятно, что заточение Олега произошло и не без ведома Всеволода, который воспользовался им и послал в Тмутаракань своего посадника Ратибора.
      Но Тмутаракань недолго оставалась без изгоев; через год бежали туда из владимиро-волынских волостей сын Игоря Ярославича, Давыд, и сын известного уже нам Ростислава Владимировича, Володарь; они выгнали Ратибора и селя в Тмутаракани; но сидели недолго: чрез год возвратился туда из изгнания Олег, схватил Давыда и Володаря, сел опять в Тмутаракани, перебил козар, которые были советниками на убиение Романа и на его собственное изгнание, а Давыда и Володаря отпустил. Лишенные убежища в Тмутаракани, эти князья должны были думать о других средствах - как бы добыть себе волостей. В 1084 году Ростиславичи, по словам летописи, выбежали от Ярополка, следовательно, ясно, что они жили у него во Владимире без волостей; выбежали, не сказано куда, потом возвратились с войском и выгнали Ярополка из Владимира. С кем возвратились Ростиславичи, откуда взяли дружину, как могли безземельные князья выгнать Ярополка из его волости? На все эти вопросы не дает ответа летопись; но и ее краткие известия могут показать нам, как легко было тогда добыть дружину; ясно также, что Ростиславичи не могли выгнать Ярополка, не приобретя себе многочисленных и сильных приверженцев во Владимире. Всеволод послал против Ростиславичей сына своего Мономаха, который прогнал их из Владимира и посадил здесь опять Ярополка. В летописи об этом сказано так, как будто бы все сделалось вдруг; но из собственных слов Мономаха видно, что борьба с Ростиславичами кончилась нескоро, потому что он ходил к Изяславичам за Микулин, в нынешнюю Галицию и потом два раза ходил к Ярополку на Броды, весною и зимою. Счастливее Ростиславичей был Давыд Игоревич: он ушел с своею дружиною в днепровские устья, захватил здесь греческих купцов, отнял у них все товары; но от греческой торговли зависело богатство и значение Киева, следовательно, богатство казны великокняжеской, и вот Всеволод принужден был прекратить грабежи Давыда обещанием дать волость и, точно, назначил ему Дорогобуж на Волыни, Но этим распоряжением Всеволод не прекратил, а еще более усилил княжеские распри: Ярополк Изяславич, князь волынский, в отдаче Дорогобужа Давыду видел обиду себе, намерение Всеволода уменьшить его волость, и потому начал злобиться на Всеволода, собирать войско, по наущению злых советников, прибавляет летописец. Узнав об этом, Всеволод послал против него сына своего Владимира, и Ярополк, оставя мать в Луцке, бежал в Польшу. Луцк сдался Мономаху, который захватил здесь мать, жену Ярополкову, дружину его и все имение, а во Владимире посадил Давыда Игоревича. Вероятно, в это время Червенские города, область последующего Галицкого княжества, были утверждены за Ростиславичами, потому что после мы видим старшего из них - Рюрика князем в Перемышле; очень вероятно также, что эта область была отнята Ростиславичами у поляков, союзников Ярополковых, не без согласия Всеволода. Но в следующем году Ярополк пришел из Польши, заключил мир с Мономахом и сел опять в Владимире; вероятно, такому обороту дел много содействовала прежняя дружба Мономаха к Ярополку, благодарность старого Всеволода к отцу его, Изяславу, и нежелание ссориться с сыновьями последнего, из которых старший должен был получить старшинство по смерти Всеволодовой. Ярополк, однако, недолго пользовался возвращенною волостию:
      посидев несколько дней во Владимире, он поехал в Звенигород, один из городов галицких; когда князь дорогою лежал на возу, то какой-то Нерадец, как видно, находившийся в дружине и ехавший подле на лошади, ударил его саблею; Ярополк приподнялся, вынул из себя саблю и громко закричал: "Ох, этот враг меня покончил!" Нерадец бежал в Перемышль к Рюрику Ростиславичу, а Ярополк умер от раны; отроки взяли его тело и повезли сперва во Владимир, а потом в Киев, где и погребли его в церкви св. Петра, которую сам начал строить. В Киеве сильно плакали на похоронах Ярополка; летописец также жалеет об этом князе, говорит, что он много принял бед, без вины был изгнан братьями, обижен, разграблен и, наконец, принял горькую смерть; был он, по словам летописца, тих, кроток, смирен, братолюбив, давал каждый год десятину в Богородичную киевскую церковь от всего своего имения и просил у бога такой же смерти, какая постигла Бориса и Глеба; бог услышал его молитву, заключает летописец. О причине убийства летописец говорит глухо: Нерадец, по его словам, убил Ярополка, будучи научен от дьявола и от злых людей; вспомним сказанное нами прежде, что Ростиславичи могли овладеть Владимиром только с помощью приверженцев своих, следовательно, людей неприязненных Ярополку; люди, желавшие прежде его изгнания, теперь не могли охотно видеть его восстановление. Но убийца бежал к Ростиславичу в Перемышль:
      это одно обстоятельство могло заставить современников сильно заподозрить Ростиславичей, если они и не были совершенно убеждены в действительном участии последних в деле Нерадца; после Давыд Игоревич прямо говорил, что Ярополк был убит Ростиславичами. С первого разу кажется, что Ростиславичи или один из них, Рюрик, не имели достаточного основания решиться на подобное дело; скорее, казалось бы, можно было заподозрить Давыда Игоревича, и по характеру последнего, да и потому, что он больше всех терял с восстановлением Ярополка на владимирском столе. Но об участии Давыда нет ни малейшего намека в летописи, сам Давыд после, говоря Святополку об убиении брата его, не мог выдумать об участии Ростиславичей и объявить об этом Святополку за новость; если бы современники подозревали Давыда, то и летописец сам, и Святополк Изяславич, и киевляне на вече, и князья на съезде не преминули бы упомянуть об этом по случаю злодейства Давыдова над Васильком. Если летописец не указывает прямо на Ростиславичей то это доказывает, что у современников не было достаточных улик против них; но не без намерения летописец выставляет бегство Нерадца к Рюрику в Перемышль. Что касается до побуждений, то мы не знаем подробностей: знаем только то, что Ростиславичи жили у Ярополка, приобрели средства выгнать его из Владимира, но потом сами были выгнаны в его пользу; здесь очень легко могло быть положено начало смертельной вражды; Ростиславичи могли думать, что никогда не будут безопасны в своей волости, тюка враг их будет сидеть во Владимире; обратим внимание еще на одно обстоятельство: посидевши мало времени во Владимире, Ярополк отправился к Звенигороду; мы не знаем, зачем предпринял он это путешествие? мы не знаем еще, кому принадлежал в это время Звенигород? очень вероятно, что Ростиславичам; очень вероятно, что выражение летописца: "Иде Звенигороду", означает поход воинский. Наконец, что касается до характера Рюрика Ростиславича, то мы знаем об нем только то, что он выгнал Ярополка из Владимира и потом принял к себе его убийцу: эти два поступка нисколько не ручаются нам за его нравственность.
      В том же 1046 году Всеволод сам предпринимал поход к Перемышлю на Ростиславичей, и поход этот не мог быть без связи с предшествовавшими событиями. Но с Ростиславичами, как видно из последующих событий, трудно было воевать: поход кончился ничем, потому что Ростиславичи остались по-прежнему в своей волости.