Судя по отсутствующему ботинку, располосованным на ленты брюкам и забрызганной кровью рубашке, чудом уцелевший при взрыве. Подпрыгивая на месте, он куда-то звонил по мобильному телефону. Ветер трепал дым, как собака тряпку. Казалось, он сейчас подхватит и этого жирного испачканного кровью "качка" и унесет куда-нибудь за соседние дома. Полукругом стоявшая толпа - это было видно - в основном следила за охранником. Сергеев поймал себя на том, что его глаза тоже не хотят задерживаться на изуродованных телах, угадывающихся среди обломков.
-- Да птица, птица это была! - орал охранник в телефон. - Шварк об стекло и готово! Дальше не помню... Я один, да, я один! Подмогу пришлите, подмогу!
Дом, где жил Сергеев, был чуть дальше за перекрестком. Задерживаться не было времени. Он обогнул толпу и поспешил к себе.
Еще ночью у него возник план, как проще всего достать необходимые деньги. Прихватить одну из родительских кредитных карточек. Коды некоторых были ему известны. У него был цепкий взгляд и хорошая память на числа.
Код в парадной был четырехзначный. Затем четырехзначный код в лифте. На двери квартиры имелась пластинка, к которой надо было прижать палец. После этого можно было воспользоваться ключами.
Оказавшись в холле, Сергеев огляделся. Сигнализация была выключена. Судя по вещам на плечиках, родители были дома. Прислушавшись, можно было уловить голоса.
Похоже, его приход остался незамеченным.
Стараясь не шуметь, Сергеев прошел к себе в комнату. Голоса доносились с кухни. Снял ботинки, куртку. Прежде, чем он успел принять какое-нибудь решение - объявить, что он вернулся, попытаться подслушать, о чем может идти речь в его отсутствие, разговор выкатился в коридор.
-- Я еду с тобой.
-- Послушай, это бессмысленно.
-- C тобой там что-нибудь может случиться.
-- Нам прежде всего нужна оперативность.
-- А со мной здесь.
-- Ты знаешь, я просто должен лично все проконтролировать, причем в очень сжатые сроки.
-- Я тоже.
-- Ты мне до такой степени не доверяешь?
-- Знаешь сам. На то есть причины.
-- Одни фантазии.
-- В таком случае, о чем тебе беспокоиться? Мы партнеры, в равных долях, и такими и останемся. Билеты уже взяты. Сам говоришь, нужна оперативность. Я вызвала машину.
-- А визы?
-- Готовы.
Судя по всему, отец смирился. Голоса удалились по направлению к родительским покоям. Через некоторое время отчаянно прислушивавшийся Сергеев уловил щелчок входной двери. На всякий случай выждал минут десять и направился на родительскую половину.
Комнаты были не заперты.
Быстрота казалась и ему важнее всего остального. Торопливо обыскав обе спальни и кабинет отца (он не слишком старался замести следы), Сергеев нашел две карточки - материнскую "визу" Промстройбанка, на которую перечислялась ее официальная зарплата, и финскую "мастер-кард", которую отец обычно брал во время поездок в Хельсинки. Код "визы" он знал, код "мастер-кард" был вписан среди телефонов в старой записной книжке отца. Когда-то в редком у него воспитательном порыве отец объяснил этот способ и даже показал Сергееву книжку. В ней обнаружилось еще три пятидесятидолларовых бумажки. Кроме того, поколебавшись, Сергеев взял из шкатулки, стоявшей на тумбочке у кровати матери, серьги с бриллиантами и кольцо.
Рассовал все по карманам.
Надо было спешить, но уходить не хотелось - Сергееву подумалось, что, может быть, он сюда уже не вернется.
Прошел на кухню. Чай оказался еще теплый - он налил себе полчашки. Достал из кармана клочок бумаги - на нем был записан городской номер, оставленный Леной. На холодильнике стоял телефон. Сергеев взял трубку, набрал. На том конце раздался голос сухорукого брата.
-- Лену... можно? - робко попросил Сергеев.
Брат разразился длинной матерной тирадой.
-- Ты тот сосед, что ли?
-- Да.
-- Ломка у нее, знаешь такое слово?
-- Слышал.
На этом связь прервалась.
8
С каждой карточки Сергееву удалось снять эквивалент 300 евро. Слишком поздно он вспомнил об ограничениях на скорость получения денег. Но снова возвращаться домой он не рискнул.
Несколько раз возникало желание включить мобильный телефон и попытаться еще раз позвонить Лене, но из осторожности он решил этого не делать - за включенным мобильником, говорят, вполне можно проследить.
По дороге к тете Маше он старался вспомнить все способы избавления от слежки, о которых слышал или читал. Остановиться перед витриной, всматриваясь в отражения. В метро дождаться, пока все сядут в поезд, и только после этого сесть - или, наоборот, не садиться, а дождаться следующего - главное, сохранять обзор, и чтобы твои дейтствия было трудно предсказать.
Уверенности в достигнутых результатах у него не было.
За время его отсутствия тетя Маша созвонилась со знакомым хирургом.
-- Какой это был хирург... Ты не представляешь! - тетя Маша затянулась сигаретой, окуталась облаком дыма. - Стал пить, его лишили права оперировать. Людей то есть. Подрабатывает как ветеринар. Золотые руки!
-- А он... сможет?
-- Сможет. Если держать его под контролем.- Было ясно, что эту часть операции тетя Маша берет на себя.
-- Где договорились?
-- Надо ехать к нему.
-- Где он живет?
-- Ну... тут у нас небольшая проблема. Понимаешь, он продал городскую квартиру и переехал. За город, но недалеко. Около Песочной.
-- Как туда добираться?
-- Лучше бы машиной...
Сергееву всюду виделись угрожающие знаки. Ловить машину на улице он наотрез отказался. К счастью, один из соседей по лестнице у тети Маши подрабатывал извозом. Он оказался дома и, поторговавшись, согласился свезти куда надо за какие-то двадцать долларов.
Тетя Маша, как знающая дорогу, села рядом с водителем. Сергеев, с клеткой, прикрытой платком, на заднее сиденье. Все же, со своей стороны, он оставил просвет, чтобы общаться с Птицей.
Мокрый асфальт шелестел под колесами. Скрипели "дворники". Старый "жигуль" потрескивал на поворотах, угрожая развалиться. Минутами Сергеев жалел, что не взял одну из родительских машин.
-- Не жалей, - глаз Птицы насмешливо смотрел на Сергеева. - Представь-ка свою машину получше, чтоб я видела. Ну точно, маячок GPS. Ее отследить ничего не стоит. На этой у нас больше шансов.
Гаишник с коротким автоматом через плечо у поста на выезде из города проводил их оловянным взглядом, но останавливать не стал.
Дождь шел все сильнее. Рыжие листья слетали на дорогу.
-- Осеннее недержание, - сказал водитель.
Сергеев промолчал. Несмотря на дождь, на низко нависшее небо, была в проносящихся мимо осенних пейзажах, какая-то отчаянная, хватающая за душу красота -хотелось выпить водки (он пробовал ее раз или два с однокурсниками), добавить к дождю и свою слезу. Он подумал, что больше не будет писать стихов. Началась совершенно другая, серьезная, новая и отчаянная жизнь. Тетя Маша тоже молчала. Непонятно, о чем она думала.
9
"Жигуль" замедлил ход, съехал на узкую, покрытую лужами дорогу и осторожно направился вглубь поселка.
Здесь тетя Маша время от времени давала указания: "Направо... налево...". Наконец остановились у серого, потерявшего цвет от непогод деревянного дома за разношерстой - частью штакетник, частью ржавая металическая сетка - оградой.
Расплатились.
Пока шли по дорожке к крыльцу, с деревьев сорвалась целая стая ворон и с карканьем скрылась за соседними домами.
- Двоюродные полетели, - Птица казалась больной, но старалась бодриться.
-- Здесь живет кто-нибудь? - Сергеев с недоверием смотрел на заколоченные окна.
-- Он дома. Просто он один, боится. Дача когда-то принадлежала его родителям. Там даже телефон есть.
Сергееву подумалось, что в свое время этот неуклюжий запущенный дом принадлежал к той же категории, что сейчас - дача его собственных родителей или соседние с ней виллы.
Дверь отворилась до того, как успели постучать. Вероятно, хозяин успел разглядеть через какую-нибудь щель, что к крыльцу идут именно те, кого он ждал. На вид ему было лет пятьдесят. Высокий, сутулый, небритый, с мышиного цвета волосами. Сергеева поразили его руки - большие, с желтыми жесткими пальцами, со следами ожогов. Пахло от него какой-то химией, к которой примешивался слабый запах перегара. На нем был ватник и брюки, заправленные в валенки.
-- Привет, Машенька. Проходите. - Он махнул рукой по направлению к темной глубине дома.
Когда дверь захлопнулась, наступила почти полная темнота. Свет в передней пробивался только через щели между досками щитов, закрывающих окна. За второй дверью было еще темнее, но хозяин прошел первым и открыл третью, в конце короткого коридора. Там под потолком горела лампочка без абажура, свече й на 60.
В центре комнаты стоял стол, накрытый потертой клеенчатой скатертью.
Кроме него, в комнате были только массивный буфет и два стула.
Хозяин по-прежнему обращался только к Маше.
-- Ну где тут наш пациент. Показывайте. - Он махнул рукой в сторону стола.
Сергеев поставил клетку на стол и снял платок. Птица больше не казалась сонной. Слегка вытянув шею и откинув назад голову, она смотрела на хозяина дачи. В глазах ее зажглось красноватое сияние. Он тоже выпрямился и даже немного отшатнулся назад.
-- Машенька... Как зовут мальчика?
-- Я же тебе говорила... Это мой племянник. Саша.
-- Понятно. Саша, Машенька, вы бы не могли нас на некоторое время оставить? Посидите на кухне. Можно даже приготовить чаю. Свет там есть. Я вас провожу.
10
-- Я полжизни знаю Дмитрия. - Перед тетей и племянником дымились фаянсовые кружки с крепким чаем без сахара. На кухне горела такая же голая шестидесятисвечовая лампочка, как и в комнате, было холодно, затхло и пахло мышами. - Он работал в моем институте, только я на кафедре, а он в клинике. - Тетя Маша обхватила чашку руками, Сергеев последовал ее примеру. - Он всегда был такой добрый и отзывчивый. Помогал всем, кто нуждался. Пока мог.
-- Тебе тоже?
-- Пару раз... когда больше не к кому было обратиться...Ты же знаешь... младшие братья не помогают старшим сестрам. Потом, наверное, у него нервы не выдержали, слишком много горя вокруг. Да еще личные проблемы. Тяжелый развод...Зависть. Ошибки, которые десять раз прощали другим, ему никто не хотел прощать. Уезжать он не хотел, даже не пытался.
-- У него были дети?
-- Двое... Остались с бывшей женой. С посещением теперь проблемы. Особенно с тех пор когда начались перебои с заработком.
-- Ты думаешь, он сможет помочь Птице?
-- Если это вообще возможно. У нее ведь вживлены электроды в мозг. Передатчик. Приемник. И кто знает, что там есть еще.
-- Когда я ездил домой, на перекрестке был взорванный автомобиль. И охранник кричал что-то про птицу.
-- Такую, как наша?
-- Может быть. Какую еще?
Тетя Маша допила чай и закурила. - Хочешь? - Она протянула пачку Сергееву. - Потом. - Курить он никогда раньше не пробовал, и не хотел проверять на себе сейчас эффект первой сигареты.
В углу скреблась мышь.
-- Сколько времени?
-- Седьмой час.
-- Как долго они уже разговаривают?
-- Очень долго.
Наконец доктор вышел к близким пациента.
-- Машенька, дай пожалуйста сигарету... Будем оперировать. Ситуация критическая. Она убедила меня, что у нас другого выхода нет... Теперь так. Операционную надо заэкранировать, по крайней мере сверху и с боков. Для этого можно использовать металлическую сетку с забора. Лучше в два слоя, надеюсь, что ее хватит. Пойдемте.
11
Было около 11, когда закончили оборудовать комнату. Сетки еле-еле хватило на потолок и стены.
Вокруг стола были установлены все переносные осветительные приборы, которые удалось найти в доме - торшер, лампа с жестяным рефлектором.
Пока мужчины возились с сеткой, тетя Маша растопила печку-голландку обломками досок. В комнате стало заметно теплее - от печки и от ламп - но по ногам все равно тянуло ледяным холодом.
Дмитрий достал из буфета саквояж с хирургическими инструментами, несколько стеклянных бутылок.
Дверцу клетки открыли, Птица выбралась на стол, расправила и сложила крылья.
-- Я бы хотел подготовить операционное поле, - сказал Дмитрий. Голос его звучал не совсем уверенно. - Будет еще проблема, как вас зафиксировать, ни в коем случае нельзя шевелиться во время операции. - Он обращался к Птице. - Наркоз можно дать эфирный, это наиболее универсальный вариант. У меня есть немного эфира.
-- Что значит - подготовить операционное поле?
-- Людям обычно выбривают волосы.
-- А мне, значит, перья.
-- Бритвой, наверное, опасно, - вмешался Сергеев. Он был в тревоге от непредвиденных сложностей. Дмитрий как хирург не вызывал у него доверия.
-- У меня есть маленькая машинка. Английская. Для собак подходит. У них шерсть жесткая, может и для перьев на голове сгодится.
-- Я буду похожа на стервятника. Давайте ...
- А как вы собираетесь меня фиксировать?
-- Понадобятся кожаные ремешки, доска, гвоздики - чтобы ремешки прикрепить.
-- Понятно. Крылья в плечах, шея, клюв. Ноги на всякий случай зафиксируйте тоже.
- Я хочу наблюдать за операцией.
-- Нужно же обезболивание!
-- Мозг не чувствует боли. Сделайте местное обезболивание, пока будете работать снаружи. Кроме того, понадобятся зеркала. Одно сбоку, возьмите например вон то, со стены, другое сзади.
-- У меня в косметичке есть зеркальце, - сказала тетя Маша.
-- Да, еще. Я должна вас предупредить. Я не знаю, что там еще установили, кроме передатчика и батарейки. Возможно, взрывное устройство. Маломощное - на большое нет места. Скорее всего, работает от телекоманды, от которой мы экранировались. Так что прикосновение не должно быть опасным. Согласны ли вы оперировать при этих условиях?
-- Да...
-- Тогда просьба. Я не хочу, чтобы во время операции младший из вас был рядом.
12
Все время, пока продолжалась предоперационная подготовка, в которой Сергеев принимал участие, горло его перехватывало от обиды.
Когда подошло время оставить комнату, он хотел спорить, но взгляд птицы - даже в этом положении, - распластанной на доске, прижатой к ней ремешками, с обритой головой, - в его сторону смотрел всего один глаз, - вытолкнул его из комнаты.
Тетя Маша вышла за Сергеевым в коридор. - Давай деньги. Не все, доллары оставь на всякий случай. Лучше показать Дмитрию сейчас, он будет лучше себя чувствовать.
Сергеев попросил у тети Маши несколько сигарет.
Она вытряхнула их ему в руку, дала зажигалку. Приобняла за плечи, поцеловала в щеку. Подтолкнула прочь.
Последнее, что он видел через приоткрытую дверь комнаты, прежде чем выйти на улицу - Дмитрия со шприцом в руке, склонившегося над Птицей.
Сначала ему показалось, что на улице - угольная чернота. Дождь кончился, только капало с деревьев.
Где-то вдалеке хрустнул выстрел.
Затем он заметил, что в тучах появились разрывы и в них светят редкие звезды. Появилось искушение включить мобильник и попытаться позвонить Лене, но усилием воли он удержался. Задумался...
Это была классическая ситуация выбора. Выбор судьбы: обыкновенной, возможно, по-обыкновенному трагической, или трагической, но не обыкновенной. Достоевская любовь к прекрасной наркоманке, окруженной не менее достоевскими персонажами, обыденная достоевщинка русской жизни, или трагическое безумие птичьей свободы.
Осознавал он ее, эту ситуацию, или нет?
Не до конца.
Так или иначе, выбор должен был совершиться.
Свобода выбора у него еще была. Свободы отказа от выбора он был лишен.
Какой бы выбор они ни совершил, он уже не будет тем Сергеевым, про которого написан этот рассказ. Мимолетной его юности пришел конец...
